ill-fated

Горел свет. Цероба откинулась на спинку стула, наблюдая за происходящим. Очевидно, какой-то монстр, даже не с Дикого Востока, устроил там целый фестиваль, и как бы она это ни презирала, Старло, похоже, веселился, поэтому ей приходилось терпеть это. Какое-то мероприятие, связанное с танцами или что-то в этом роде. Старло сказал, что сначала принял парня за бандита, но убедился в обратном, когда увидел страсть в его глазах. В городе было больше монстров, чем она когда-либо видела, и солнце вдалеке сегодня был тусклым, поэтому огни, разбросанные по каждому зданию, горели намного ярче. Все они танцевали, болтали, выпивали, даже несколько ребят, которых она узнала из долины Оазиса, играли в пятнашки, спотыкаясь на песчаной земле и едва избегали толпы, когда они хихикали, раскинув руки. Цероба больше привыкла к тишине. Она привыкла к тому, что единственной жизнью в этом городе была Злющая пятерка. Ее собственные соседи по комнате казались менее оживленными, чем то, что происходило сейчас. Даже после ухода ведущего – как его звали? Эль Байладор? – монстры сохранили свою страсть к вечеринке. Нигде не видя Старло и не желая вмешиваться в это, Цероба была вынуждена сгорбиться над пустым столиком на веранде Салуна, наблюдая за хаосом издалека. Музыка была громкой, монстры – слишком болтливыми, а свет – слишком ярким. Она чувствовала себя единственным монстром, которому это не нравится. Она отчаянно хотела вернуться домой. Может быть, даже снова увидеть мужа и дочь, но она знала, что это невозможно. Цероба предполагает, что больше всего на свете она хотела покоя. Возможно, бегства, но, возможно, это место уже давно для неё закрыто. Ее плечи опускаются, когда она теребит пустой стакан в руке. От одной рюмки она могла только опьянеть, и все же ей неохота идти за другой, ей приходится преодолевать наплыв монстров и их страсть. – Цероба! Она вздрагивает и быстро поворачивает голову только для того, чтобы быстро расслабиться, увидев Старло, приближающегося к ней руками к небу, что является своего рода жестом дружелюбия. Как будто он выставлял ее напоказ, хотя, на удивление, за ним никто не следовал. — Привет, Старло. Цероба здоровается небрежно, пытаясь игнорировать тот факт, что она едва слышит собственный голос в шуме фестиваля. Она решает не спрашивать, где остальные его друзья, потому что ей просто все равно. — Ты смотришь вниз. Дольше, чем обычно, — небрежно комментирует Старло, засунув руки в карманы и покачиваясь на пятках. — Итак... Я хотел спросить... хочешь ли ты потанцевать со мной? – Нет, – Цероба отвечает мгновенно. — Ой, да ладно, подруга! – Старло дуется на нее, вынимая одну руку из кармана, чтобы жестикулировать, прежде чем протянуть ее ей. – Не долго! Пожалуйста? Это будет весело, клянусь! Цероба смотрит то на его лицо, то на руку в перчатке. Она ненавидела его расстраивать. Ей казалось, что это происходит слишком часто. Она не хотела разочаровывать его, говоря «нет». К тому же она мысленно рассуждала, что быть с ним будет гораздо лучше, чем быть одной. — Хорошо, — соглашается, осторожно кладя руку в его перчатку и ставя стакан обратно на деревянный стол. Его перчатка напоминала грубую кожу, но это было знакомое ощущение. Тот, кто почти заставил ее забыть, почему она вообще была расстроена, хотя бы на мгновение. Старло выглядит невинно и, не сказав ничего лишнего, осторожно утаскивает ее за собой от крыльца. Его надутые губы превратились в зубастую ухмылку, когда она без особых усилий пошла за ним. — Итак, что у тебя на уме? — спрашивает он, приближаясь к толпе, хотя Цероба мягко тянет обратно. Он поворачивается к ней, свет затемняет его лицо, отражаясь теперь от его спины. – Здесь слишком много монстров, — Цероба это считает лучшим ответом. Старло делает шаг вперед, а она отступает назад. Они танцуют, но это определенно медленно по сравнению с веселой музыкой, разносящейся в воздухе. – Мне достаточно компании и от Борзой пятёрки. Ты в том числе. – Тебе не так весело, как остальным, я понял, понял, — отвечает Старло, кивая. На мгновение ему становится немного неловко, но он продолжает двигаться вместе с ней. — Прости, эм... если это слишком для тебя, то Эйс в конюшне сказал, что там потише, если тебе...это нужно. Цероба обдумывала это, правда, но она не знает Эйса так хорошо, как Старло, и ей хочется... присмотреть за ним. Беречь от неприятностей. Она хочет остаться рядом со Старло и медленно танцевать, пока голова не запульсирует от предстоящей головной боли, потому что она хочет видеть его счастливым. Конечно, ей бы хотелось видеть его счастливым. Он ее лучший друг. Тот факт, что он даже предлагает такие места для решения ее проблем, заставляет сердце ныть. Она мягко качает головой, ее густой рыжий хвост покачивается позади нее. – Я в порядке, – она сказала, немного тверже, чем ей хотелось, но Старло не настаивает. Однако он ведет. Он молча ведет ее за собой в своем танце, двигаясь немного быстрее, хотя все еще слишком медленно для играющей песни. Старло взял ее другую руку в свою, и они оба покачивались взад и вперед. — Я полагаю, тогда ты просто хочешь потанцевать со мной, — наконец говорит Старло. На его глупом желтом лице все еще сияет непоколебимая улыбка. – И это хорошо! Не всякий монстр может потанцевать с Полярной звездой, знаешь ли. – Я прекрасно знаю, — ровно отвечает Цероба с легкой улыбкой, которая начинает расцветать на ее лице. Но ее почти обрывают, когда Старло отпускает одну из ее рук и разворачивает ее. Она расширяет глаза, непроизвольно отпускает его руку и отшатывается назад, но как только он развернул ее, его рука вырывается вперед, чтобы схватить ее за запястье, пока она не встанет ровно на ноги. – Старло! – Цероба начинает ругаться, но в ее тоне не чувствуется никакого раздражения. Она отряхивается свободной рукой, когда Старло отпускает ее. – Не делай подобное, не предупредив меня! – Но мы танцевали. Не думал, что это требует предупреждения, – Старло снова протянул ей руку. – Плюс, ты улыбаешься. Я бы назвал это победой. Она и правда улыбалась. Свет был слишком ярким, шум – слишком громким. Монстров было так много, что казалось, будто она задыхается. У неё начинала болеть голова, но она улыбалась. Прямо здесь, со Старло. – Да, — подтверждает она, и ей также не нравится то, как она слышит это в своем голосе. Цероба снова берет его за руку, и они продолжают. Уже другое дело. Песня изменилась на что-то более подходящее для того, как они танцевали, и вместо того, чтобы обе их руки сплелись воедино, Старло положил левую руку ей на бедро. Она даже не осознала этого, рука просто была там, и в конце концов ее правая рука легла на его плечо. Это было странно романтично для двух лучших друзей. Это было до горького сладко. Они танцуют медленно, как и другие монстры, которые образовали пары, подражая им и их медленным движениям. Старло выглядит таким счастливым. Ей кажется, что именно она делает его счастливым. Слишком счастлив. Это было неправильно. Старло приближается к ней, притягивая ее ближе, его рука на ее бедре сжимается сильнее. Это было неправильно. Внезапно стало так холодно. Они находились так далеко от Снежнеграда, в пустыне, и ей всё равно стало холодно. Пусто. Это было неправильно. Старло наклоняется ближе. Чуджин пристально смотрит на нее в периферии. Цероба отшатывается назад, вырывая руки у Старло. Он выглядит немного испуганным, а Чуджин... исчез. Как будто его никогда не было рядом. Она сходит с ума. Несмотря на свет, лицо Старло все еще тусклое, но... она может различить неприятный румянец, покрывающий его щеки. Он краснеет. Ей внезапно становится плохо. Она хочет уйти. Ей не следовало соглашаться на танец. –Чт… Цероба. Я что, наступил тебе на ногу или что?.. – Старло заикается, искренне не обращая на это внимания. – Извини, если я это сделал! Я обещаю, что больше такого не повторится! Его искреннее беспокойство только усугубляло ситуацию. Муж судил ее из могилы. Она видит собственного мужа, который смотрит на неё осуждающе за то, что она чуть не позволила лучшему другу поцеловать ее. Цероба ничего не говорит. Она не может. В ее голове не формировались ни слова, ни объяснения ее импульсивному поведению. Она просто стояла, глядя на него, широко раскрыв глаза и дыша, как будто только что пробежала марафон. Монстры продолжали танцевать без них. Мир продолжался без них. – Ты… влюблен в меня, – Цероба выпаливает, тяжело сглатывая. Внезапно мир стал слишком тихим для фестиваля. Они уже мысленно были где-то далеко от всего мира. Старло выглядит озадаченным. – Что? – Ты влюблен в меня, – повторяет она и может поклясться, что видит, как румянец уходит с его лица. — Что… о чем ты говоришь, Цероба? – он усмехается. Это неловкий и, очевидно, вынужденный ответ. — Я знаю… Старло, я…я знаю это уже много лет. У Церобы перехватывает дыхание. Старло внезапно выглядит немного ошеломленно и быстро оглядывается по сторонам. Не похоже, чтобы какие-либо монстры вообще обращали на них внимание, все они были заняты своей собственной жизнью. — Я...я, я не думаю, что нам стоит говорить об этом прямо сейчас, – Старло бормочет, его привычный акцент колеблется. Цероба не могла сказать, было ли это подтверждением. Она не думает, что вообще хочет это знать. – Я домой, — Цероба поправляет кимоно, заставляя свое лицо выражать невозмутимое выражение вместо приглушенного ужаса, который был несколько секунд назад. У нее болит голова. Она начинает отворачиваться от Старло. В другую сторону от дома, который они вместе делили. — ...П-подожди, домой? Послушай, Цероба, я не имел в виду… Ей невыносимо слышать, как он звучит так расстроено. Она не могла вынести, когда он выглядел таким. Цероба снова все испортила. Ей хотелось бы ничего не говорить. Возможно, этих чувств можно было бы избежать, если бы она просто отвергла его чувства и продолжила танцевать. Старло, что удивительно, не следует за ней, когда она в спешке покидает фестиваль и идет обратно в Оазис-Вэлли, обратно в дом, который она когда-то делила с Чуджином. Цероба идет по тропинке в сторону, наконец, подальше от громкой музыки и других монстров. Она была одна возле могилы Чуджина, стоя на коленях, крепко сжав руки на коленях. Она была вдали от всего. Сюда не доносился даже шум мягко покачивающихся растений или песчаных бурь вдалеке. Так почему же это не было похоже на мир, которого она так жаждала? Почему она чувствовала себя ещё хуже, чем несколько мгновений до этого, когда чувства взяли над ней верх? – Прости, мне очень жаль, — говорит Цероба дрогнувшим голосом. – Я тебя люблю. Хоть она и смотрела на могилу Чуджина, она уже не знала кому именно это говорит.