***
Будильник. Звук, возвращающий к суровой реальности. Руби Джейн распахивает глаза и смотрит в потолок, на котором отражается свет от экрана мобильника. Она подносит руки к лицу, ощущая на нем влагу, пальцами проводит по нижним векам, на которых она образовалась, и смахивает ее резкими одновременными рывками. Девушка принимает сидячее положение. Движения ее напоминали механические, будто каждый день ее был, как день сурка , что все успело дойти до некого автоматизма. Ноги опускаются на холодный пол. Джейн встает с кровати под звук трезвонящего будильника и подходит к зеркалу, стоящему подле спального ложа. — Опять ты ноешь во сне, какое блядство. Противно уже становится от тебя — глядя на отражение, говорит она сиплым голосом. Ким презирает себя за проявление чувств. Корит, когда грустит, ругается и винит себя, когда что-то болит, изводится, когда тоскует по прошлому. Слезами делу не поможешь, рыдать нужно было раньше, сейчас — время взять себя в руки, научиться жить с этой ношей и постепенно отпустить, как бы больно это не было. Здравое мышление должно оставаться всегда. Оно не позволяет погрузиться в тот туман и пучину терзающих душу мыслей, сумбурно блуждающих внутри. Перебирая ногами по полу, она плетется в ванную, желая смыть остатки сна, в котором она была счастлива. Тогда она была живой и окрылённой, но спустя несколько лет вовсе позабыла о значении слова счастье. Руби спотыкается об корзину с грязным бельем, из которой торчит окровавленный кусок ткани, громко ругается, потому что забыла о том, что она стоит не на своем месте, и подходит к раковине. Худощавое бледное лицо, темные круги под глазами, вместо щек впадины. Ким еще минуту рассматривает себя, поворачивая голову из стороны в сторону, а затем обдает лико холодной водой, чтобы быстрее прийти в норму. Закинув грязные вещи в стирку, она выходит из комнаты, направляясь на кухню. Дверца холодильника выглядит, как приложение заметок, по всей ее поверхности расклеены разного цвета стикеры, на каждом из которых написана различная информация. — Четверг, двадцать шестое октября. Посещение университета. — читает она, попивая ароматный кофе. Срывает бумажку и закидывает в мусорное ведро, уходя прочь. Дженни роется в шкафу, пытаясь выискать вещь, похожую на нормальную одежду. Большинство ее предметов гардероба порвано либо запятнанно неизвестной для нее жидкостью. Надев какой-то растянутый свитер и выцветшие штаны, девушка завязывает волосы, закидывает рюкзак на плечо и покидает свои покои. Руби Джейн предпочитает передвигаться по глухим закоулкам, желая избежать излишних встреч с людьми. Сегодня ей придется лицезреть их на протяжении нескольких часов. Посещение высшего учебного заведения никак не входило в ее жизненные планы, но это единственный способ казаться нормальной и ничем не отличающейся от других. *** Дженни проходит на место, ощущая на себе ненавистные взгляды одногруппников, заставляющие девушку ликовать, пугающе и самодовольно улыбаться. Ей нравилось чувство человеческого отвращения и злобы, нравилось, что ее боятся и недолюбливают. Почему эти люди к ней так неблагосклонны? Вероятно, из-за одного лишь внешнего вида. Ким находится в своем собственном мире, наполненном цифрами, графиками, чертежами, вычислениями и подсчетами. Дженни Руби Джейн — человек в футляре, в который никто не имеет права проникать без ее разрешения. Пары в университете — время для раздумий, изучения последовательности действий, внесения правок и корректировки всей добытой информации. Создание личной памятки. Дженни берет листок и ручку, начиная выводить какие-то каракули. Такой метод хоть и казался странным, но помогал сосредоточиться. Чернила заканчиваются, металлический шарик рвёт бумагу. Первое — выяснить, где чаще всего ошивается Рузвельт. Второе — изучить его досье. Внимательно и досконально! Третье — засечь время его нахождения вдали от толпящихся и кучкующихся людей. Под конец пары появилось всего три пункта — мало, чертовски мало. Остальное пространство было закрашено непонятными, даже для самой Дженни, узорами. Ким решает освежиться, выкурить сигарету и настроиться на рабочий лад. Нельзя раскисать до того, как всё еще не успело начаться. Она стоит, оперевшись на обшарпанную стену, оглядывает одногруппников, бегающих по траве. — Им уже за двадцать, а ведут себя, как малолетки. — плюётся ядом, выкидывая сигарету и уходит. Руби решает сходить на все пары, чтобы избежать вопросов о её дальнейшем отсутствии в этом гнилом месте. — Ким, ты в этой тряпке будешь заниматься? Девушка, в силу своего статуса, думает, что ей дозволено оскорблять и унижать других. Блондинка двумя пальцами берётся за вязанный свитер и тормошит его. Дженни поворачивается к нахалке, бьет ту по руке, хватает за плечи и наносит удар коленом в живот, от чего та падает на пол, закашливаясь. — Им, запомни, твое место в моих ногах. — пинает по дрожащим рукам, пытающимся поднять ноющее тело с пола, и плюет в волосы, выходя из раздевалки. *** Даже в коридоре Руби Джейн витает в облаках, не замечая тех, кто идет ей навстречу. Голова ужасно болит и кружится после нагрузки, полученной на занятии. Дженни врезается в кого-то, оборачивается для того, чтобы удостовериться, что человек упал наземь, насмехается над чужим горем, кричит что-то вслед и заходит в туалет. — Опять ты? — смотрит в зеркало, смывая запекшуюся возле губы кровь, — как думаешь, тебя уважают? — закрывает кран, разворачивается, опираясь на раковину, — или же ради личной выгоды лижут тебе задницу? — Ким не подбирает слов, говорит так, как считает нужным. — Мое положение куда выгоднее, чем твоё, нищенка. — Знаешь, — оскал появляется на ее лице, — я думала, что ты отделаешься гематомой на животе, — скидывает рюкзак, — но тебе, видимо, не хватило, — цепляется за волосы Наён, неуспевшей среагировать, стаскивает с подоконника, бросает на мокрый и грязный кафель, придавливая голову массивным ботинком, — у каждого человека есть право выбора, — наклоняется, слыша истошный стон, — так выбирай, блондиночка, ходить со сломанной рукой, ногой или же носом, — передвигает ногу, надавливая на позвонки. Им хрипит, закашливается, но продолжает молчать. — Ну и держи дальше свой язык за зубами, — с размаху пинает по нижней челюсти, слыша болезненный стон, после звонкого хруста. Делать здесь больше нечего. Она Выходит из уборной, подобрав рюкзак, обтияхивает руки и уходит домой.***
На рабочем месте царит полнейший хаос. Смятые бумаги разбросаны по столу, некоторые из них запятнаны остывшим кофе, волосы запутаны и взъерошены. Желудок отзывается в очередной раз, моля хозяйку отведать чего-нибудь. Дженни устала. Девушка обмякает на стуле, массируя виски. В комнате жарко и душно. Джейн открывает окно и уходит на кухню, чтобы приготовить лапшу, которую приходится есть уже четвертый месяц. Горячая вермишель обжигает сухие губы. Ким читает заметки, держа помятый лист в свободной руке. Первое — найти человека и заключить договор о неразглашении. Второе — изучить план помещения. Выяснить: где находятся камеры. Все камеры! Красный овал заключал последние два слова в свой плен. Нельзя ошибиться вновь. Дженни подрывается с места, едва не переворачивая ужин, забегает в комнату и начинает рыскать в рюкзаке. — Где этот блядский листок? — ругается себе под нос, выворачивая содержимое на кровать. Она облегченно выдыхает, находя порванный клочок бумаги, берет ручку и возвращается на кухню, переписывая содержимое с бумаги. Сил нет, пора бы отдохнуть. Джейн выключает свет, оставляя недоеденную лапшу на столе, и удаляется. Пальцы удерживают одеяло за уголки, встряхивают его, сбрасывая весь мусор, и отпускают. — Как бы хотелось не проснуться. — говорит сама с собой, устраиваясь в кровати, и закрывает глаза.