Я не могу найти дорогу домой,
но она пролегает через тебя, и я знаю,
на что готов пойти,
чтобы снова оказаться в твоих руках.
Мы сидели в обнимку и разговаривали ещё несколько часов подряд. Мы долго сидели молча, плечом к плечу, слушая размеренное тиканье старых часов на стене. Здесь, в этой сырой подвальной качалке, пропитанной воспоминаниями, мы чувствовали себя в безопасности. — Я так скучал, — признался он, и эта простая фраза пробрала меня до мурашек. — Каждую секунду, когда я был в сознании, я как-то невольно думал о тебе. Я даже не знал, насколько сильно в тебе нуждался, пока не остался один. — А я не знал, что мир может потерять краски и свести с ума, если тебя рядом не будет, — у меня перед глазами сразу всплыл тот момент, когда я вонзил в себя нож, надеясь избавиться от душевной боли. — Я рад, что ты рядом, — я посмотрел на него и выдохнул. В тёмно-карие глубины его глаз словно хлынула вся боль, которую он носил в себе всё это время. В этот момент меня словно током прошибло. Я почти физически ощутил, как чувство вины течёт по моим венам. Я не смог его защитить. Я же мог что-нибудь предпринять, вразумить его, у меня ведь наверняка где-то был какой-то шанс не допустить ничего из того, что с ним произошло, но я не смог ни на что повлиять! — Прости меня, — прошептал я, и голос мой был хриплым от подступивших слез. — Я должен был… — Тише, — Вахит положил свою руку на мою, и тепло его ладони немного успокоило жгучую боль. — Ты же ни в чём не виноват… — Я тебя не уберёг… Надо было настоять, чтобы ты тогда не шёл на тот замес с «Хадишевскими»… Всё бы нормально было, — я продолжал давиться словами, пересказывая придуманную мной идеальную цепочку событий, которая могла быть правдой, но не стала. — Ты не мог знать, — мягко настаивал Вахит, успокаивающе поглаживая меня по волосам, а я просто сжал его холодную ладонь. Мне так страшно и противно на душе. Больше всего на свете я хочу, чтобы всё произошедшее с нами оказалось всего лишь кошмаром, следы которого можно легко смыть с себя тёплым душем. Когда мы обретём свободу от самих себя и наших воспоминаний? Обретём ли мы её вообще? Меня пугает мысль о том, что раньше я без зазрения совести называл жертв насилия вафлёршами, а их партнёров — помазками. Я никогда не думал о том, что это может произойти с моим любимым человеком, никогда даже вообразить себе не мог, насколько это страшно. Я снова обнял Вахита покрепче, дав ему понять, что я на его стороне и я рядом. Я за него отомщу. Даже если Зима против насилия и мести, я позабочусь о том, чтобы этот главврач до конца своей жалкой жизни меня вспоминал. Если сделать всё правильно, Вахит даже не узнает. — А как твои родители вообще узнали, что ты в больнице был? — поинтересовался я, пытаясь как-то сменить тему. — Им позвонили, — пояснил Вахит. — Да, я совершеннолетний, но в психбольницах, оказывается, они обязаны сообщить родственникам в любом случае. — И они специально за тобой приехали? Где они вообще были? — задал я вопрос, который уже давненько меня интересовал. — Они уже пару лет в Москве живут и обо мне не думают, — произнёс он с едва уловимой ноткой грусти. — Но у них там бизнес какой-то, они уважаемые люди типа, вот и не хотели, чтобы я их позорил, а то там слухи какие-то уже ползти начали. Немного обидно, что они просто считают меня ошибкой и забрали меня только для того, чтобы статус свой не пошатнуть, но я рад, — грустно улыбнулся Вахит. — Только представь, как долго бы меня там держали и ебли при каждом удобном случае. Это слово заставило меня поморщиться и снова напрячься. Ранил, ранил, убил. Нет, я не хочу даже верить в то, что это действительно с ним происходило! Это же просто кошмар! Я невольно представил себе эту сцену и стиснул зубы. Гнев с новой силой начинал закипать во мне, как лава в жерле вулкана. Как же можно было так поступить с Вахитом? С этим добрым, беззащитным мальчиком, который просто нуждался в помощи… Как мне залечить его душу? Я отдал бы всё, что у меня есть, если бы это хоть чем-то помогло, но ведь не поможет. Он выглядит так измученно и нездорово, что моё сердце просто сжимается от боли. Его кожа кажется тоньше и прозрачнее пергаментной бумаги, а взгляд его абсолютно пустой, как у брошенной куклы. Я хотел бы быть сильнее, хотел быть для Вахита горой, за которую можно укрыться от всех несчастий, но я никогда не справлялся с задачей защитника. Неприятности присходят быстрее, чем я успеваю предпринять меры, и они абсолютно не поддаются контролю. Головой я понимаю, что не виноват. Понимаю, что не должен нести ответственность за действия других, но каждый такой случай воспринимается мной как моя личная неудача. — О чём задумался? — выдернул меня из мыслей Вахит, я даже встрепенулся от неожиданности. — Да так, о жизни просто, — поверхностно ответил я и снова глянул на настенные часы. — Может, спать ляжем? — предложил я, хотя я даже не представляю, как смогу заснуть после того, что сегодня узнал. — Да, неплохая мысль, — согласился Вахит. — Только мне нужно будет вернуться домой до того, как родители проснутся. Блин, а вот это проблема. Будильника здесь нет. Ну что ж, придётся мне взять эту задачу на себя. — Не переживай, я разбужу тебя часов в восемь, — успокоил я, укрывая Вахита пледом. Я всё равно уже смирился с тем, что не засну сегодня. — Ты что, спать не хочешь? — Вахит посмотрел на меня с лёгким недоверием. — Не думай об этом, — настоял я и хлопнул его по плечу. — Спокойной ночи, — пожелал я ему и выключил свет. Я думал, что он как обычно уткнётся лицом в подушку или отвернётся к стене, но он лежал лицом ко мне, позволяя мне разглядывать его под тусклым светом, пробивающимся через высоко расположенное окошко, половина которого утонула в земле. Этот утренний свет казался грязным, словно отфильтрованным через пыль. Но в его лучах, падающих на Вахита, была какая-то странная магия. Он выглядел, словно фарфоровая кукла. Ресницы, как черные стрелы, отбрасывали тени на бледную, нежную кожу. В этом моменте была некая хрупкость, которую хотелось сохранить навечно, взять с собой в карман, унести и спрятать. В моей груди переплелись тревога и легкость. Тревога за то, что всё это может исчезнуть в один миг, что я могу спугнуть его от спокойного сна простым шевелением. И легкость от того, что я могу наслаждаться этим моментом, могу впитать в себя каждую деталь, каждый оттенок его лица. В воздухе танцевала пыль. Её частички вращались в лучах света, словно маленькие звезды в небесном пространстве. И я видел, как она падает на щёку Вахита, на его ресницы, как невесомо оседает на нём. И от этого мира пылинок, от этого несовершенства его лицо становилось еще красивее, еще живее. Я не мог отвести взгляда. Я был заворожён. Я знал, что этот момент не вечен. Что скоро он проснется, и всё вернется в прежнюю колею. Но сейчас он спал, и я мог просто смотреть на него, на его спокойное лицо, на его расслабленные плечи, и думать о том, как мне повезло, что я могу видеть его сейчас таким хрупким, беззащитным, но таким прекрасным. Неприятное осознание будто прошибло всё моё тело токовым разрядом. В последний раз я видел его таким умиротворённым на кафельном полу в луже крови. Перед моими глазами снова всплыла эта картина. Он ведь и сейчас, скорее всего, надеется, что не проснётся…***
Ему удалось проспать около трёх часов, а я даже не заметил, как прошло время. Я разбудил его даже чуть раньше, чем обещал, мы попили чай и вышли на улицу, прихватив с собой оставленную со вчерашнего дня лестницу. На свежем воздухе жизнь уже ощущалась не так плохо, мне даже казалось, что я полон сил и энергии, несмотря на то, что я совсем не спал в последние сутки. Мы снова провернули этот трюк с лестницей, он быстро и незаметно ускользнул по ней вверх, с каждой перекладиной отдаляясь от меня всё дальше. Добравшись до нужного окна и ступив на твёрдый пол в своей комнате, он хихикнул, глядя на меня через окно, и помахал мне рукой. Мой принц снова в башне, а я снова так близко, но так далеко. Но самое худшее уже позади, не так ли? Мы можем бесконечно проворачивать эту схему, я буду красть его из дома каждую ночь, наслаждаться им и возвращать его домой под утро. А когда его родители уедут к себе в Москву, всё станет как прежде, даже лучше. Мы теперь связаны крепче, чем когда-либо. Я машу ему рукой в ответ и улыбаюсь во все тридцать два. Я никогда не любил так сильно, я никогда не чувствовал себя живее. Я хочу видеть улыбку на его лице как можно чаще, я сделаю всё для того, чтобы он становился счастливее с каждым днём. Мы махали друг другу минут пять, скорее всего, выглядя как полнейшие идиоты, ещё и с этой палевной лестницей под его окном. Лично меня ничего не смущало, но вот престарелая соседка Вахита, отодвинувшая шторы на своём первом этаже, не оценила вид на лестничные перекладины. Она приказала мне «прекратить этот беспредел» и убираться прочь. Я извинился перед ней, как настоящий джентльмен, и свалил оттуда настолько быстро, насколько мне позволяла трёхметровая лестница в моих руках. Я даже услышал, как Вахит снова захихикал, наблюдая за зрелищем из окна. Вот дурачина, я ради него рискую, а он смеётся! С горем пополам, я приволок злосчастную тяжеленную лестницу обратно на базу, а именно, оставил в качалке. Теперь пришло время для реализации долгожданного плана мести. У меня всю ночь чесались руки, стоило мне только подумать об этом омерзительном главвраче, надругавшимся над Вахитом. Я даже удивлён, что спокойно дожил до этого момента, а не пошёл мутузить его в одиночку в ту же секунду, как об этом узнал. Да и один бы я никак до него не добрался. В таких делах нужна командная работа, а у меня как раз имеется подходящая команда под боком. Этот ублюдок никогда не забудет наших лиц, даже если нас будет пятьдесят или сотня. Он будет видеть каждого из нас в своих кошмарах до конца своей жалкой жизни. «Универсам» станет для него адом, а Вахит сможет спать спокойно. Я сжал кулаки. Первым моим шагом было оповестить о своих намерениях Вову. — Адидас, — позвал я его через дверь, в которую оживлённо барабанил кулаком. Он незамедлительно открыл, смотря на меня, как на сумасшедшего. — Ты время видел? — прошептал он. — У меня спят ещё все, — он немного поворчал, но видимо сообразил, что я не стал бы так бесцеремонно врываться без причины. — Заходи. — Спасибо, — я благодарно кивнул и проследовал за ним внутрь квартиры. — Чего стряслось-то? — поинтересовался Вова, закурив сигарету прямо за кухонным столом. — Помнишь врача-взяточника из дурки? — осторожно начал я издалека. — Ну? — Вове не терпелось узнать, что я собирался ему сказать, но я не был полностью готов произнести это вслух. — Он… — я почувствовал, как в моём горле встал тяжёлый ком, а в носу начало щипать. — Ну, там, в больнице… Когда Вахит там лежал… Он его… — к моим глазам подступили слёзы, а Вова заметно напрягся. — Он Вахита там насиловал, — быстро произнёс я, тут же закашлявшись от слёз. Я закрыл глаза и не смог видеть реакцию Вовы, но почувствовал на себе его объятие. Я разрыдался ещё пуще прежнего, и едва ли сдерживал скулёж. Вова сел прямо напротив меня и похлопал меня по плечам, заставляя открыть глаза. — Мы разберёмся с уёбком, слышишь? — попытался утешить меня Вова. В коридоре скрипнула какая-то дверь. Как оказалось, из своей комнаты вышел опаздывающий в школу Марат. Он посмотрел на нас в полном замешательстве. — Чё такое? — поинтересовался младший Адидас. — Да ничё, — Вова не удостоил младшего брата ответом. — В школе пацанам передай, чтоб на сборах были в два часа дня. Марат кивнул и быстро ретировался прочь, по-прежнему выглядя растерянным, зато наш план уже потихоньку приходит в действие, и это заставляет меня успокоиться быстрее. — Ты спал сегодня? — обеспокоенно спросил Вова, глядя мне в глаза. — Нет, — выдохнул я и вытер слёзы. — Давай ты поспишь пока до сборов? — предложил он, а у меня даже не было сил сопротивляться. Я просто кивнул и проследовал за ним в сторону комнаты. — Давай, ложись, а я остальных пока предупрежу. Всё хорошо будет, — уверенно сказал он, и я ему даже поверил. «Да, наверное, теперь всё будет хорошо», — подумал я, кутаясь в одеяло. Я буду полностью в этом уверен, как только увижу одну окровавленную гадкую рожу под своими ногами, а этот момент настанет совсем скоро.***
Сон улетучился мгновенно, как дым от зажженной спички. Марат хлопнул меня по плечу, и я открыл глаза. — Вставай, Турбо. Сборы, — прошептал Марат, уже готовый и одетый. Он выглядел решительно, но, скорее всего, по-прежнему не знал, по какому поводу Вова всех сегодня собирает. Я потянулся, потерев глаза. В голове еще кружились остатки снов, но я чувствовал, как в груди вскипает не сонливость, а что-то ещё. Это была тревога, она перемешивалась с нетерпением и горячим желанием отомстить. Мы вышли на улицу. Холод ударил по лицу, заставив меня вздрогнуть. На клетке уже толпились пацаны, все напряжённые и шуршащие своими тёплыми куртками. Вова стоял особняком, его лицо было строгим, но в глазах горел огонь. — Слушайте сюда внимательно, — сказал Вова, и все тут же замолчали. — Один нехороший мужчина обидел нашего друга и нанёс ему тяжёлый моральный и физический ущерб. Зима неоднократно пострадал от действий этого человека, а также мы с Турбо лично оказались им обмануты. Я кивнул ему головой в благодарность за то, что он не стал вдаваться в подробности. По толпе пробежал шёпот. Я знаю, что им всем любопытно узнать больше, но также знаю, что причина им не так интересна, как возможность просто кому-нибудь навалять. Ну что ж, сегодня Вова лично даст им эту возможность, а вот детали этой истории уже явно не для лишних ушей и болтливых ртов. — Вечером, в шесть, когда у него закончится смена, мы подкараулим его у ворот и возьмём его в кольцо в определённом месте по моей команде, — дал ценные указания Вова, уже успевший собрать достаточно информации и продумать наиболее разумный план. У меня по телу пробежал холодный ручей восторга. Я чувствовал, как кровь стучит в висках. Я ждал этого момента. Я мечтал о нём. Я хотел отомстить за Вахита. — У него есть тачка, — продолжил Вова, подогревая всеобщий интерес. — Мы берём её и делаем так, чтобы она ещё долго у него не ездила. — А с ним-то что делать? — спросил кто-то из пацанов. — Не важно. Плюйте, пинайте, рвите одежду, очки сломайте, припугните. Главное, чтобы он нас больше не трогал и урок свой усвоил, — уверенно и величественно проговорил Вова с видом настоящего лидера. — Сегодня мы сделаем то, что должны сделать. Восстановим справедливость! — воскликнул он, раззадорив целую толпу, жаждущую хлеба и зрелищ. Я посмотрел на Вову, уловил его решительный взгляд, и в груди у меня кипела не только жажда мести, но и гордость. Мы были одним целым. Мы были семьёй, даже стаей, а значит, мы были непобедимы.***
Вечерние сумерки опустились на город, и мы собрались у уже знакомых мне злосчастных ворот. В воздухе витал тяжелый аромат холода и ожидания. Я чувствовал, как в моем сердце бьется мощный ритм нетерпения и даже странноватой изощрённой радости. Я ждал этого момента так долго. И сейчас он настал. Момент моей мести. Как и ожидалось, чуть позже шести часов вечера, наша добыча вышла из здания больницы и направилась к своей чёрной тачке. — Погнали, — шепнул Вова, махнув нам рукой и призывая к действию. В тот же момент вокруг нашего врага сжалось кольцо. Мы окружили его тачку, не давая ему уехать. Парочка наших пацанов пробила все колёса его драгоценного «Москвича» складными ножами, а старый уёбок выглядел абсолютно сбитым с толку. Игра ещё не началась, говнюк. Я пилил взглядом омерзительное лицо главврача, и в моих глазах воспылала чистая ненависть. Я представлял, как он будет страдать от того, что я с ним сотворю, и чувствовал, как во мне разыгрывается предвкушение.АИГЕЛ — Пыяла
Я бросился на него, словно разъярённая гиена. В моей груди кипела ненависть, горячая и неумолимая, как лава из вулкана. Мои кулаки встретились с его гнусным ебалом. Удар. Ещё удар. И ещё один. Он падал, стонал, пытался прикрыть голову руками, но я не давал ему дышать, не давал ему ни шанса увернуться. Он был старше и слабее, но я не сдерживался. Я хотел, чтобы он чувствовал каждый мой удар, каждую каплю моей ненависти. Я видел, как кровь начинает течь из его носа и рта, и это доставляло мне удовлетворение. Я бил его до тех пор, пока не почувствовал, как вся моя злость вылилась наружу. Я остановился, тяжело дыша, и посмотрел на него, лежащего на земле. Он был сломлен и бессилен, прямо как Вахит, к которому этот «врач» не испытал ни капли сочувствия. Я увидел в его глазах страх, и от этого стало ещё слаще. Я отвернулся от него и увидел, как пацаны громят его чёрную тачку. Они кидали в неё камни, били ногами, выбивали стёкла и прикарманивали всё, что находили в бардачке и на сидениях. Я ухмыльнулся. Я уловил за своей спиной звуки смачных харчков и плевков. Я никогда бы не подумал, что они могут зазвучать так приятно. Я чувствовал себя сильнее, чем когда-либо, а сладкая месть вскружила мне голову. Враг понёс справедливое наказание, а у нас с Вахитом отныне всё будет в порядке. Никто больше не осквернит его честь, мы будем жить спокойной и счастливой жизнью, о которой так давно мечтали. Я разжал кулаки и облегчённо выдохнул. К происходящему я стоял спиной, закрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Неужели я всё-же получил свой заслуженный хороший конец? Я думал, что такое бывает только в сказках, но всё происходит здесь и сейчас. Мне даже дышать стало легче. В глубине моих мыслей проскользнул какой-то странный и неожиданный звук. Тихий, едва уловимый, но от чего-то тревожный. Я попытался отбросить его от себя, отмахнуться, сосредоточиться на приятном, но он упорно проникал в мой мозг. Звук стал немного громче и чётче. Я был уверен, что это лишь мои галлюцинации, что мои нервы на пределе и я просто сам себе его придумал. Но что-то явно было не так. Я нехотя открыл глаза, до последнего не желая расставаться со своим только что приобретённым душевным равновесием. Как оказалось, милицейские сирены выдумкой не были, хотелось мне этого или нет. Они были вполне реальны. Реальным был и срок, который мне теперь светил.