04.04.1964. Штат Миннесота, город Рокфорд. 27 миль от Миннеаполиса.
Раннее утро.
На столе в летней кухне лежало письмо. Оно было написано вручную, мягким, волнистым почерком, и запечатано в конверт из простой почтовой бумаги. С виду это, пожалуй, было самое обычное письмо, которое только можно было себе представить. Даже марка у письма была стандартная, из тех, которые на заправке купишь за пять пенни, что непременно найдутся в заднем кармане потёртых брюк. Тем не менее само письмо было самой странной вещью, которую Джону приходилось читать, а его содержание не давало ему покоя вот уже вторые сутки. Начать следовало с того что письмо доставила группа народных дружинников из отряда самого Полковника-Президента Саймона Айнселя, исполнявших в недавно образованном Минеапольском Союзе одновременно обязанности военных и национальной гвардии. Эти бравые ребята и сейчас находились в его доме, любезно согласившись дать ему три дня на раздумья, в то время как сами они будут “охранять безопасность лица всесоюзного значения”. По мнению самого Джона это больше походило на домашний арест строгого режима, чем на почётную охрану, но вслух сказать об этом он, конечно же, не решился. Продолжить следовало тем, что с письмом так же шёл соответствующий документ, на котором стояла дюжина неизвестных доселе ему печатей, а также подписи людей, о большинстве из которых он никогда раньше не слышал. Сам документ, в отличие от письма, был помещён в водонепроницаемый конверт и помечен пожалуй лучшим оксюмороном который ему когда-либо доводилось видеть: “частично совершенно секретно”. Все эти странности, ровно, как и содержание документа, сполна компенсировались содержанием письма, которое вызывало в Джоне одновременно желание рассмеяться во весь голос и ударить себя рукой по лбу, припоминая при этом все прелести южного сленга, которые он подхватил от своих южных сокурсников в бытность студентом ещё в DC. “Дорогой Джон! Прошло уже порядочно времени с тех пор как мы списывались в последний раз. Тогда ты только окончил институт и только начал работать дипломатом, а Страна-которой-уже-нет, ещё не потеряла своего последнего президента. С тех пор многое произошло. Я искренне соболезную твоей потере, как и тому что не смог присутствовать на похоронах. Твоя мать была хорошим человеком, привнёсшим в этот мир много добра. Нам всем будет её не хватать. Но увы, я вынужден писать тебе, чтобы просить твоей помощи. Отечество в опасности, Джон. Наш Союз смог восстановить порядок и спокойствие, а так же успешно провёл выборы, однако это не означает что угрозы испарились. Нация всё ещё погружена в хаос, а множество фракций стремятся отхватить себе кусок пожирнее, ссылаясь на старые прецеденты, историческую справедливость и бог знает что ещё. Ты нужен своей родине. Президент Айнсель формирует правительство, дабы окончательно восстановить законную власть на территории Миннеапольского Союза и предотвратить анархию. Волею судеб туда вошёл и я, заняв пост Министра внутренних дел. Пока всё происходит несколько скомкано, по причине того что действовать нужно быстро, однако одно ясно точно - нам нужен полноценный министр иностранных дел, а ты подходишь на эту роль лучше всего. Я попросил Президента придержать это место для тебя и выдал хорошие рекомендации, но я не могу принять решение за тебя. Что бы ты не ответил, знай, я всегда приму твой выбор. Жду твоего скорейшего ответа. Искренне твой друг Жоан Бирькюн.” Джон вновь перечитал письмо и перевёл взгляд на телефон. Связь перестала работать ещё в декабре, когда какие-то мародёры под шум демонстраций и стычек местных с гвардией попросту стырили провода на металлолом. Тогда о таком ещё писали местные газеты, стараясь хоть как-то отвести взгляд от очевидного скатывания нации в хаос гражданской войны. Помогало, откровенно говоря, слабо. Потом правда их несколько раз чинили, обещая что такого произвола больше никогда не повториться и что это какая-то роковая случайность. Столько же раз провода, в итоге, и воровали. В марте в округе поставили столбы повыше и сейчас бригада электриков в четвёртый раз за последние полгода натягивала телефонный провод, закрепляя его на столбах с помощью бога и неожиданных признаний в половых связях со строителями и архитекторами. Сам Джон не был склонен к всякого рода конспирологиям и теориям заговора, однако когда в твой дом вваливаются военные с бумажкой от “правительства Минеапольского Союза” и письмом от “старого друга” с которым вы не виделись вот уже полгода, невольно начинаешь задумываться, а не перешёл ли ты кому-нибудь дорогу? Однако, как он ни старался, Джон так и не смог найти, кому же вдруг приспичило его убивать, да ещё и таким извращённым способом? В конце концов, учитывая времена, его можно было бы просто застрелить где-нибудь в тёмной подворотне или устроить дома “случайную утечку газа”. По итогу двух дней размышлений и попытки открыть в себе паранойю Джон всё же решил согласиться на предложение старого приятеля. В конце концов Жоан и впрямь любил попадать во всякие авантюры, так что пропасть на полгода без каких-либо вестей, а потом объявиться в качестве министра одной из враждующих фракций, было вполне в его духе. Правда вот нужно ли ввязываться в подобное самому Джону - вопрос открытый. — Аобыое утро, Господин Министр — в дом зевая вошёл Райн Ламберсон, один из четырёх солдат, имевших несчастье быть посланными, во всех смыслах, на задание по охране его тушки. Сегодня ночью именно он дежурил возле дома, больше привлекая внимание, нежели отпугивая подозрительных элементов. — И вам спокойной ночи, рядовой — машинально отозвался Джон. — Чем занимаетесь в такую рань? Неужто всё-таки решились принять предложение Президента и начать наконец вытаскивать нашу дипломатию из задницы, в которой находится вся нация? — Хех, ну скажешь тоже. Я вот думаю, а нужна ли мне подобная авантюра. — Боитесь? — Чего-же я по вашему должен бояться? — Да того же, что и все, Господин Министр. Сдохнуть так или иначе. Времена нынче такие, что сдохнуть порой бывает легче чем жить. — А вы оптимист, рядовой. Однако, смерть, пожалуй, волнует меня меньше всего. В конце концов все мы там будем… Гораздо больше меня заботит то, насколько быстро я заработаю геморрой, если всё-таки приму предложение нашего доблестного Министра внутренних дел — попытался с улыбкой отшутиться Джон. — Ну, знаете ли — лицо рядового резко помрачнело — У нас, между прочим, война. Достойнейшие люди… умерли. И продолжают гибнуть, чтобы мы могли вот так стоять и разговаривать здесь. А вы тут… — с этими словами солдат поднялся по лестнице и исчез на втором этаже, оставив почти-министра в недоумении. Какое-то время он ещё сидел на кухне и обдумывал ситуацию. Пареньку было на вид лет двадцать. Скорее всего потерял кого-то из близких, потому и вступил в дружину. Не следовало так шутить перед ним. Хотя это сейчас было второстепенно. Даже если судьба вновь сведёт его с этим рядовым, это явно будет нескоро. Он решился. Чему быть - того не миновать. Возможно сейчас Джон совершал главную ошибку всей своей жизни. Быть может даже вынес себе смертный приговор. Однако во всяком случае сейчас у него есть шанс что-то изменить, и шанс этот он намерен использовать. Слишком долго ему приходилось довольствоваться ролью наблюдателя, который был не в силах на что-либо повлиять. Сначала он смотрел за смертью президента. Потом он смотрел как его страна гниёт и разлагается на части. Потом он смотрел как чахнет и медленно умирает мать. С него было довольно. Всякое действие лучше бездействия, потому что действие есть возможность изменить мир в лучшую сторону, а не наблюдать как он медленно катится в бездну. Да и изменения этой стране… ну или её осколку, были очень нужны. — Утро доброе, господин Министр — поздоровался с ним командир дружинников, потомственный негр - Сэмюэль Блауман (владельцы его прадеда или прапрадеда явно не были лишены извращённого чувства юмора) — Как вы? Всё мнётесь аки студентка перед первым разом? Или это наш рядовой Райн к вам приставал, что у вас лицо как говна попробовали - проглотить противно, а выплюнуть - неприлично Ах-ха-ха-ха-ха — Джону в этот момент подумалось, что офицер дружинников, по всей видимости, унаследовал покладистый нрав от предков, а чувство юмора - от их хозяев. — Вам не хворать, сэр. Насчёт Райна не беспокойтесь. Бедняга стал жертвой моей сиюминутной бестактности. А насчёт выражения лица - смею вас порадовать. Ваш “почётный караул” - окончен. Мы едем в Миннеаполис.
***
Тем же днём. Штат Миннесота, город Миннеаполис. 4 Южная. Дом №202. Бывшее здание Федерального Суда.
Вид города навевал одновременно тоску и надежду. Он помнил, как ещё недавно здесь ликовали демократы и грызли локти республиканцы. Как на этих тихих улочках кипела жизнь, ездили новенькие “Форды” и “Мустанги” и ходили вечно спешащие по делам пешеходы. Сейчас же из окна Федерального Суда на него смотрели опустевшие и безжизненные дома, во многих из которых были выбиты окна. Через каждые несколько перекрёстков стояли блокпосты. Проверяли всех или почти всех кто решался показаться на улицу позже назначенного часа или просто выглядел подозрительно. Впрочем, несмотря на всё это (а может и наоборот - смотря на всё это), прохожие не исчезли с этих знакомых и родных ему улочек полностью. То тут, то там, виднелись признаки того что город постепенно вспоминает о том, что же такое жизнь без постоянной стрельбы на улицах, без национальной гвардии, рыскающей в посиках мнимых предателей, без бандитов, анархистов и прочих коммунистов, ищущих наживы или идейных врагов, что для них, в сущности, означало одно и то же. С тяжким вздохом он вновь посмотрел на часы. Часы всё так же показывали 6:17. Как и последние пару дней. По крайней мере Блауман сказал что два дня назад они тоже показывали 6:17 и с тех пор не сдвинулись ни на секунду. В царившем продуктивном, но выматывающем управленческом хаосе, неработающие часы в главном холле одного из административных зданий волновали чиновников, полицейских и дружинников (последние два типа публики за недолгое время независимости успели почти полностью смешаться), в последнюю очередь. Бирькюн опаздывал, это было точно. На сколько? Джон не знал. Карманные часы он продал ещё в феврале и, надо сказать, выручил с них достаточно неплохую сумму, чтобы дотянуть до смерти матери, пытаясь достать лекарства до самого последнего дня, когда придя домой обнаружил что всё уже кончено и всякая борьба потеряла смысл. Он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Тогда, после похорон, он ушёл в запой на неделю, отказываясь как-либо контактировать с внешним миром. Чтобы прийти в себя ему потребовалось… время. Но возвращаться к этим мыслям сейчас не было никакого желания. Жизнь двигалась вперёд и он должен был двигаться вместе с ней, если конечно ему не захочется вдруг прервать этот затянувшийся праздник сюрреализма. Неизвестно к чему бы его привёл дальнейший путь через чертоги разума, однако, вежливое покашливание сзади отвлекло его внимание. Обернувшись он увидел старого друга - француза, чьи родители переехали в Штаты из Канады за несколько десятилетий до того как это всё началось. — Жоан, сраный ты лягушатник — Джон не удержался от подколки при виде доброго друга — Опять втягиваешь меня в смертельно опасные авантюры на благо нации? — Джон, мамой клянусь, в этот раз мафии не будет! — поднял руки в знак капитуляции Жоан — Этих мы перебили ещё в первые дни. — О, на этот счёт я абсолютно спокоен. Уж ты-то найдёшь пару-тройку сотен добропорядочных граждан которые непременно захотят нас пристрелить — сказал Джон и старые друзья рассмеялись, обнимая друг-друга после долгой разлуки. — Как ты, старик? — спросил Жоан, когда оба отсмеялись — Я слышал ты совсем себя запустил после… ну ты знаешь. — Не дождёшься — отшутился Джон — Пивной живот у тебя всё равно будет в три раза больше чем у меня. — Это ты ещё министерством руководить не начал. Вот как увидишь ту груду документации, которую тебе заготовил шеф, так посмотрим, кто к концу года станет большей офисной жабой — и друзья вновь рассмеялись, каждый припоминая те передряги, которые они умудрялись находить на свои задницы ещё до того как всё скатилось в пропасть. Так, перешучиваясь и поминая былое, они дошли до одного из кабинетов на втором этаже здания. Джон был удивлён что это место не подверглось разграблению, как большая часть того, что было хоть как-то связано со старой властью. На его закономерный вопрос Бирькюн ответил что это всё - лишь счастливое стечение обстоятельств. Дружинники заняли Федеральный суд одним из первых и старались вести себя здесь цивилизованно, а потому из здания даже почти ничего не пропало. По крайней мере из того что было приколочено к полу. — Вот здесь тебе предстоит вырастить свои первые прыщи на заднице, друг мой — “друг” был не слишком прельщён подобными перспективами, однако же смиренно принял ключ от своей крохотной обители из рук Жоана. — А какая-нибудь церемония назначения будет? — наивно спросил Джон. Как в идеале должны проходить назначения министров он представлял себе плохо. Его профилем всё же была внешняя, а не внутренняя политика старой державы, да и работать по специальности до того как всё скатилось в пропасть он толком не успел. — А нафига? — спросил Жоан — Тратить бюджетные средства? Так есть области где они нужны в стократ больше. Знакомство с подчинёнными? Так у тебя их, прости конечно, полторы калеки. В случае надобности штат сам расширишь и гранты попросишь. Подписывать тонну бухгалтерии? Так все печати уже поставлены, а парламентарии всё это дело утвердили. В общем не нужна она тебе - церемония. Для работяг всё итак напишут в газетах. На какое-то время это заставило его задуматься. А ведь и вправду, зачем? Раньше он почему-то представлял дипломатию всё же больше нацеленной на официальные приёмы и бюрократию, чем на офисное планктонство с целью выискивания благоприятных возможностей. Хотя в сущности их учили и тому и другому. Всё же почти годовое отсутствие какой-либо практики подтёрло знания. Это ему ещё предстояло наверстать. — Скажи мне, Жоан — неожиданно для самого себя спросил он — А что случилось бы если бы я отказался? — Да ничего особенного — пожал плечами Бирькюн — просто нашли бы другого. Может без таких хороших рекомендаций, но не менее компетентного. Людей-то в конце концов хватает. Да и внешняя дипломатия у осколков сейчас сам видишь в каком состоянии. Идеальный рынок труда для нанимателей — он чуть помолчал, а потом продолжил — Незаменимых людей ведь нет. Есть те, чья замена будет большим убытком для компании или общества. Но всегда ведь найдутся те кто сможет выполнить за нас нашу работу… Оставил мысль витать в воздухе неоконченной его друг развернулся и вновь поспешил по своим делам, бросив на прощание стандартное “Удачи”. А Джон открыл дверь кабинета и испустил страдальческий стон, после того как понял - кондиционер в его будущем кабинете всё-таки стырили.