Времени не существует

На лестнице было темно. Неверный свет факела помогал мало, но споткнуться Ашера не боялась. Ей вообще не нужен был источник света, она знала здесь каждую ступень. Их было двести пятьдесят шесть, она спускалась и поднималась по ним бесчисленное количество раз. Агнет молчала. Она шла чуть позади, держа над головой факел, ее дыхания совсем не было слышно, и только громко в ее руке бряцали массивные ключи. — Хорошо, что ты не взяла с собой своего рыцаря, — сказала Ашера. — Он бы с вами и не пошел, — сказала она, не выбирая слишком осторожных выражений. Их время подошло к концу, и никто из выживших ее поколения уже не чувствовал себя обязанными Ашере за свою жизнь, хотя все они и сохраняли дистанцию и видимость уважения. Даже Басана, ее огненного рыцаря, плевавшегося ненавистью и ядом, останавливал удушливый суеверный страх. А Агнет просто понимала, что Ашере просто ничего не стоит размазать их всех по станке. Она знала, что никогда не была ее любимицей. Ашера любила всех воплощений своей разделенной души, к каждой и каждому она относилась с небывалым трепетом, и ей печально было делать им так больно. Агнет она любила тоже, но гораздо, как они обе понимали, меньше, чем всех остальных. Так сложилось. Ашера обожглась о того, кто был запрятан теперь глубоко под дворцом, сокрытым в магических тенях, и оттолкнула Агнет от себя слишком сильно, и когда пришло время, ее схема, работавшая тысячелетиями, дала еще больше трещин. И теперь ее тело продолжало неизбежно стареть, а душа истончаться. Так это работало испокон веков, сколько Ашера себя помнила: она делила свою душу на три неравных части еще до того, как научилась говорить. Одна оставалась в теле, вторая доставалась огненному рыцарю, а третья, способная видеть будущее, провидцу. И тогда третья должна была убить сначала вторую, а потом первую — и тогда первая занимала тело третьей. И все это повторялось, повторялось, повторялось, как временная петля, разъединившаяся в спираль. Они, наконец, спустились до нужного этажа. Агнет вставила в факел в держатель и включила электрический свет. На лестнице он проведен не был. Ашера не зажмурилась и не прищурилась, ее глаза привыкли моментально. Перед ними была огромные резные двери, точно врата в иное царство. От них веяло холодом. — Я надеюсь, он получает должный уход? — осведомилась Ашера. — Разумеется, — отозвалась Агнет. — Все ваши предписания выполняются, — она сделала задумчивую паузу, будто размышляя, стоит ли говорить дальше. — Вам стоит знать, что пару дней назад у него был долгий приступ. Он едва не переломал себе все кости. — Он сказал, что видел? — Нет. Он сказал, что расскажет только вам. — Ты можешь быть свободна, — сказала Ашера. — Дальше я сама. Агнет поклонилась ей, но далеко не таким глубоким поклоном, как делала когда-то. Она передала ей ключи и ушла. Ее шаги еще какое-то время было слышно, все выше и выше. Ключ проворачивался туго и громко, оповещая о приходе. Помещение, в котором Ашера оказалась, было достаточно большим. В десяти широких шагах от огромной двери начиналось жилое пространство, оно было отгорожено защитным барьером, не заметным, если не подходить слишком близко. Комната за ним была большой и можно было бы назвать ее даже уютной, если бы не отсутствие окон и то, где она находится. Забита комната была всем, чего только ни пожелал ее хозяин. Ашера исполнять любые его желания, за исключением разве что опасных, которые могли бы помочь ему выбраться. Или убить себя. — Я вас почувствовал. Голос прозвучал неприятно, но Ашера все равно любила его. Обладатель голоса стоял у широкого кресла, на его подлокотнике небрежно лежала раскрытая книга, брошенная будто впопыхах. — Здравствуй, Анкэль, — сказала Ашера. Анкэль вздрогнул, услышав его голос, улыбнулся тонко и сладко. Он отмер и медленно подошел к барьеру, который тут же засветился голубоватым, реагируя на приближение узника. Вместе с барьером на его шее проявился металлический ошейник, на руках — кандалы, и все это, скрепленное одной цепью, уходило к массивному креплению у противоположной стены. Оковы были сотворены так, чтобы цепь, держащая руки, укорачивалась, стоило оказаться у барьера, и удлинялась так, чтобы становилось удобно двигаться, стоило отойти. Сейчас Анкэль не мог развести запястья дальше, чем на одну пятую метра. Вот он — скелет богини в подвале. Скелет, любивший ее настолько сильно, что он выпотрошил своего огненного рыцаря, не моргнув и глазом, а потом, улыбаясь, преподнес ей его сердце в подарок. И отказался ее убивать. И ее схема перерождений, схема получения новых молодых тел взамен старых и дряхлеющих, схема ее вечной жизни сломалась и никак больше не могла вернуться на круги своя. Анкэль улыбался, и в голубых глазах проявился знакомый жуткий нездоровый ледяной огонек. Ашеру он не пугал, она знала, что в ее глазах был такой же. Анкэль был ею на две трети. Она практически смотрела в зеркало. Анкэль же протянул руку и положил ее на барьер, который тут же расцвел морозными узорами, расходящимися от пальцев Анкэля. Ашера подняла руку, коснулась его руки и без труда прошла сквозь барьер. Ее обдало страшным холодом. Анкэль был самым холодным местом во всех известных мирах. Он убил своего огненного рыцаря и больше никогда не мог почувствовать тепло. В нормальных условиях это сводило провидцев с ума, этого было достаточно, чтобы они винили Ашеру во всех своих бедах и бросались на нее с заточенными палками, кинжалами, мечами, стрелами, пистолетами, с голыми руками. Они убивали ее старое тело — она забирала их новое и свежее, сливалась с частями своей души в единое целое, существовала вот так и делилась снова. Сначала Анкэль не дал ей желаемого результата, и она оттолкнула Агнет — и Агнет отказалась убивать своего огненного рыцаря. И теперь душа Ашеры была поделена не на три части… и даже не на пять, уже на все семь. Она отчаянно пыталась исправить свою оплошность. — Мне сказали, у тебя было видение, — сказала Ашера. Она никогда не упоминала чужих имен рядом с Анкэлем, он ненормально на них реагировал. Особенно когда слышал что-то про Агнет, ведь именно ее он воспринимал своей главной тюремщицей. А если он случайно слышал про ее огненного рыцаря Басана, то и вовсе превращался в ярость во плоти, и в нем не оставалось никаких желаний кроме добраться и уничтожить. Рука у Анкэля была невозможно холодной. — Было, — сказал он, улыбнувшись. — Проходите, не стойте на пороге. Ашера прошла вслед за ним. Вместе они присели на не застеленную постель. Цвет магических цепей истончился, но это не значило, что они перестали на Анкэля давить. Он не жаловался, никогда не жаловался. Только печально улыбался и жаловался Ашере, что она навещает его слишком редко. Она не могла отпустить его. Если он убьет себя — она лишится самого большого куска своей души. Если он убьет Агнет и Басана — она лишится пусть меньших, но все же своих частей. А Анкэль несомненно сделает все это, оставив Ашеру ни с чем. Он был теперь ядерной ракетой, ненасытной черной дырой, пылающим солнцем, беспросветной пучиной океана и волнами, бьющими о скалы, на его поверхности. Он мог бы стирать в порошок миры щелчком пальца и взмахом ресниц заставлять вселенную, ахнув, сжиматься до сингулярности и взрываться опять и опять и опять. Все это он забрал, не выбирая этого, у Ашеры, и теперь сидел, запертый на тысячи магических замков. — У вас будет другая, — сказал Анкэль и посмотрел на нее внимательным, но на удивление спокойным взглядом. — Вы забудете про меня. — Нет, про тебя — никогда, — возразила Ашера. Она крепко держала его за руку. Она была богиней, и все же у нее немели от холода пальцы, и ей холодно было дышать. — Расскажи мне. — Обещаете? — спросил Анкэль. Его голос ревниво дрогнул. Ашера посмотрела ему в глаза. — Хорошо. Она еще не родилась. Его тонкие белые губы исказила болезная гримаса. — С ней будет ее огненный рыцарь, — прошептал он хриплым и страшным голосом, и его волосы встали дыбом, тело сотрясла нервная дрожь. Ашера крепче стиснула его руки, взяв обе их в свои ладони. Анкэль уставился на нее, не дыша. Опасно было спрашивать его имя огненного рыцаря. — Как будут звать эту провидицу? — спросила она тогда. — Аглая, — просипел он. — Аглая. Аглая. Я ненавижу будущее. Времени не существует. — Расскажи мне про эту Аглаю. Анкэль потерянным и печальным взглядом обвел комнату, страдальчески сведя седые брови к переносице. Он весь был седым, хотя на вид ему не дать было больше тридцати. На деле он, конечно, был много старше, он застал еще, как закладывался фундамент дворца, под которым его теперь сокрыли. — Она родится через девять лет, — сказал Анкэль. — А через двадцать два года вы встретите ее. Ее и ее огненного… — он выдохнул, голос стал тоньше, такое напряжение зазвенело в нем, словно Анкэль вот-вот переломится, — рыцаря. — Как я ее найду? — Разве это важно? — он вдруг развеселился и выдернул руки из рук Ашеры. — Вы встретите ее в любом случае. Она в любом случае будет вашей. Времени не существует. Ашера не видела будущего сама уже очень много лет, с тех самых пор, как разделила свою душу, чтобы создать Анкэля и его огненного рыцаря. Она уже и не помнила даже, как это, и забыла, что значит, что времени не существует. Для нее существовало прошлое, настоящее и будущее. — Спасибо, Анкэль. Ашера встала и поцеловала его в лоб. Ее губы на мгновение примерзли к нему, как будто она прикоснулась к металлу морозной зимой. Анкэль был зимой. — Мне пора уходить, — сказала Ашера, выпрямившись. Он смотрел на нее, не встав. Ашера повернулась к нему спиной, надеясь, что он набросится на нее, но этого делать Анкэль не стал. Вместо этого он окликнул ее, когда она уже пересекла барьер. — Ашера. И богиня вздрогнула и обернулась, не ожидав ни такой дерзости, ни уверенности. Анкэль смотрел на нее, сложив тонкие руки на острые колени, его голова была слегка наклонена вбок, длинные белые волосы струились по плечам, лицо ничего не выражало — он был прекрасен, как мраморная статуя, как скульптура изо льда, выставленная на главную площадь на зимний праздник. — Я ненавижу тебя, — сказал он нежно. — Так убей меня. Это не прозвучало, как просьба или предложение, скорее, как приказ, исполнения которого Ашера ждала уже очень и очень долго. Анкэль улыбнулся. Его лицо треснуло, как кракелюр, эта улыбка не была безумной, она была злой, злорадной даже, и столько ненависти и задушенной и совершенно не безумной ярости было в его голубых глазах. Разве не хватало этого, чтобы убить ее, наконец? — Я тебя не убью, — сказал он. — И Аглая не убьет тоже, ты знаешь. Они не принесут тебе спасения. Аглая не убьет своего огненного рыцаря, тебя она не убьет тоже. И я буду здесь, чтобы видеть, как ты истончаешься и умираешь. Как от тебя ничего не остается. — Но ведь времени не существует, — сказала Ашера. Она не разозлилась. Она никогда не злилась на Анкэля. Глупо злиться на саму себя же. — Значит, я никогда не умру. — Времени не существует, — согласился Анкэль. — И все же иллюзии его существования достаточно, чтобы мнимый ужас конечности, с которым ты ничего не можешь сделать, заставлял тебя дробить себя на части. Ашера ничего не ответила. — До свидания, Анкэль, — сказала она, наконец, спустя долгие минуты молчания. — Я еще вернусь к тебе.