Грязные словечки

Вова имел тенденцию болтать в постели. Он всегда разговаривал на русском, когда брал Филлипа, и того это, если честно, возбуждало. Ему нравилось думать, что его бойфренд, постанывая, с хрипотцой выдавал грязные словечки почти ему на ухо. Филлип не знал на русском ничего кроме «сука» и «блять», которые у Вовы в такие моменты частенько мелькали в речи, но был уверен, что тот помимо них говорил что-то еще, но более горячее. Может, Вова хвалил его тело? Не то чтобы Филлип прямо сильно старый, но он гордился тем, что в свои сорок с хвостиком поддерживал хорошую физическую форму. А может, он озвучивал свои желания? Вова любил придумывать всякое — взять хотя бы ту ужасно неловкую ситуацию с Коллинзом, — так что, мало ли, вдруг он в красках рассказывал, что сделает с Филлипом в следующий раз. Вова в очередной раз что-то прошептал и уткнулся лбом в подушку рядом с ухом Филлипа. Он медленно толкался в него, ужасно взмок и почти выдохся, но был уже на грани и в любой момент был готов кончить. Он предложил по-быстрому перепихнуться, потому что «на улице февраль, нужно согреться и мне плевать, что в доме работает отопление, а еще я хочу содрать с тебя эту толстовку, хотя ты очень хорошо в ней смотришься», и Филлип не возражал. Наоборот, он с охотой согласился, потому что Вова разрешил ему просто притвориться бревном и получать удовольствие — после беспрерывной десятичасовой работы за компьютером и правда хотелось просто лечь и лежать. Вова перехватил инициативу: помог раздеться, облобызал, расцеловал и, издевательски медленно разработав, натянул на свой член презерватив и плавно вошел. Навис сверху, почти лег, уперевшись крепкой грудью в спину, потерся кончиком носа о вихрастый затылок и принялся двигаться. И болтать. От его мягкого тона по телу шли мурашки и возбуждение с каждым новым словом все сильнее обжигало — до того приятно. Он неспеша входил и выходил, дразня, порой приподнимался, целовал шею или уши и комкал пальцами мятую простыню. Настоящий джентльмен. Видимо, он уж очень сильно изголодался, оттого и осторожничал. Хотя может, у него просто настроение такое: зима за окном, горы снега и ощущение сказки, хотя Рождество уже давно прошло. Филлип тихонько простонал и чуть сжался, проехавшись щекой по гладкой наволочке, от которой все еще пахло каким-то цветочным кондиционером для белья. Он кончил, зажмурившись, и Вова, что-то пробормотав напоследок, сдался следом. Но все же… что именно он говорил? Спросить напрямую? Филлип пошел дальше и взял курсы русского языка. Они недорого ему обошлись, и он готов был пройти их все целиком и полностью, чтобы потом сделать Вове сюрприз и обрадовать новыми знаниями. А что? Вполне себе мило. Вова очень хорошо знал английский, пусть и не учил его специально Филлипа ради, но нужно и ему сделать приятно. И вообще, век живи век учись, как говорится, потому он, вспомнив чудесные школьные годы, почти ежедневно после решения рабочих вопросов на базе «Шэдоу» заезжал в один из отдаленных районов города, где в основном жили выходцы из стран СНГ и где находился языковой центр. Учиться было тяжело, но весело. Филлип сразу понял, что букву «ы» сможет выговорить примерно никогда (слава Богу, ее нет в имени его благоверного), но старательно делал домашнее задание, по триста раз переслушивал файлы для заданий на аудирование и усердно учил основы вкупе с базовыми фразами для общения — таким образом он грыз гранит славянской науки несколько месяцев. Все это время Филлип также не оставлял Вову без внимания и периодически занимался с ним сексом (по большей части ради того, чтобы проверить свои знания, да… но и он просто хотел его, честно!), и спустя кучу времени вновь оказался с ним в постели. Ну, вообще, на диване. Узком и жуть каком неудобном. Впрочем, они оба умудрились на нем поместиться и не свалиться, и на этот раз Вова, даже несмотря на то, что из-за малейшего тычка мог полететь на пол или кофейный столик прямо рядышком, вколачивался очень активно, так, что с непривычки аж поджимались пальцы на ногах. Но Филлип не жаловался, наоборот, старался подмахивать и не стеснялся отзываться стонами на каждый глубокий толчок, глядя прямо в глаза, потому что ну очень хорошо. Вдвойне приятно стало, когда Вова заговорил, загнанно дыша. — Фил… Имя свое он без труда смог разобрать. — Бля-я… И это тоже. Филлип прикусил нижнюю губу и протянул руку вниз, чтобы стиснуть ей свой член. Он близко. Очень близко — еще пара толчков, еще несколько слов… — Опять посуду не помыл… а я ведь… — Вова опустил голову, войдя особенно глубоко. — Просил. Что? — Еще и еду мою выкинул, — пробормотал он, перейдя в конце на стон. — Я ж сказал… что съем ее. Филлип уставился Вове куда-то за плечо и почти ощутил, как от стыда у него начали краснеть уши. Он что… жаловался на него? Прямо во время секса? Серьезно?! Нет, Филлип ожидал услышать грязные словечки, но не настолько грязные же! Как так можно? А Вова тем временем продолжал. Он высказался на тему того, что Филлип в последнее время слишком много работал и стал забивать на отдых. Это было бы милым, если бы он не назвал его старым дураком, при этом еще и надрачивая ему!.. А еще высказал недовольство тем, что Филлип поимел наглость допить остатки кофе из банки и не купил новую. Это был самый странный оргазм в его жизни, честно. Слова Вовы сильно контрастировали с его действиями: его жалобы да поглаживания и поцелуи никак не смотрелись вместе, оттого Филлип кончил больше от стимуляции, чем от самого возбуждения, которое у него как-то поубавилось. Он не обиделся, нет, но он ведь не дурак! И не старый, подумаешь, в семидесятых родился… Вова почти рухнул на него, плавно выскользнув. Довольный, он прикрыл глаза и легко улыбнулся, почувствовав руку Филлипа в своих волосах. Ну ничего, он еще отыграется. На свадьбе клятву полностью на русском произнесет, чтобы неповадно было.