***
Когда на пост Пятой Хокаге пришла Тсунаде Сенджу, на Коноху было совершенно одно из крупнейших нападений. Крупнейших, потому что даже разруха Кьюби оставила в живых куда больше человек. А дать отпор Пейну смогли лишь три легендарных Саннина, величие которых затмило все угрозы. Пепел смерти стал сильнейшим потрясением не только для Тсунаде, но и для совсем еще маленького ростка, чьи яркие лепестки так и тянулись к ней. Среди груды обломков, трупов и камней, спаленными бессмертным пламенем, она, своими трясущимися от страха и боли руками, цепляется за крохотное чудо. Чудо, потому что она не могла объяснить то, что она одна выжила здесь, в эпицентре ада, где подле зеленых глаз виднелись лишь две пары рук, заваленных горящими балками. Тсунаде хватается за нее как за надежду, за будущее, которое ей предстоит отстроить в одиночку. На грязном помятом лице, полном ссадин и ран, не видно бесконечных горячих слез — оно и к лучшему, ведь Хокаге плакать нельзя. Она прижимает росток прямо к сердцу, они, теперь, бьются в унисон. С беспокойством в душе она не знает как поступить и куда идти, поэтому усаживается прямо на рыхлой земле подле резиденции. Тучи рассеялись, а солнце выглядывало будто бы с опаской, отчего окружение все также казалось мрачным. Но даже так Сенджу поняла — все позади. Поэтому, и потому, что отправила своего лучшего убийцу за сбежавшими последователями Пейна. Сейчас будет неспокойной время, знает она, и окутает всю Коноху белой пеленой фарфоровых масок. Ведь теперь это необходимость. Ведь теперь ей есть что защищать. Женщина проводит пальцем по засаленным розовым волосам, такими отличающимися от всего этого хаоса цвета пепла. На самом деле Сенджу находила некую красоту этой розовой прелести в серой разрухе — удивительно, но факт, думает она. А в какой-то момент она начинает слышать, возможно, звон в ушах пропал только сейчас, и она понимает происходящее куда ярче. Хотя пожалуй в чувство ее больше привело детское хныканье, нежели острая боль в спине или крики подчиненных. А прижатая к груди розовая прелесть с ярко зелеными, совершенно весенними, как подумала Тсунаде, глазами, вдруг заерзала и уткнулась лицом в теплое сердце побитой Сенджу. — Тсунаде-сама, мы доставляем выживших в госпиталь, — неясно звучит рядовой шиноби, чье имя женщина сейчас навряд ли бы назвала. Ниндзя, ошеломленный тем, как очарована суровая Пятая выразительными зелеными глазками, повторяет свое замечание, после чего сразу же получает на себе озлобленную пару янтарных глаз. До госпиталя они добрались быстро, но максимально осторожно, ведь прижатая к ней малышка до сих пор не отрывалась от груди. Сенджу казалось, она уже видела последствия недавней битвы, но только сейчас, в забитых стенах полуразрушенной больницы поняла — не видела. Всюду лежали накрытые белой простынью тела, а выжившие с завистью глазели на мертвых. На мгновенье и с колом в сердце, Сенджу вспомнила сердечный давний страх, особенно когда ко лбу подступил пот. Нехотя Пятая отрывает от себя малышку и удаляется вглубь прожорливых белых стен больницы. На самом же деле она считает, что мало чем поможет, ведь в дрожащих руках совсем не осталось сил и чакры, а в сердце так и застыла звенящая тревога. Пятая Хокаге пребывала в забвении, пока через пелену хлопот и крови ее не находят маленькие ручки, словно бы освещенные ярким солнечным светом, словно бы все это страшный сон. А когда она возвращается домой, все также крепко прижимая а себе малышку, то понемногу успокаивается. Это чувствует и малышка, ведь больше не слышит тревожного стука сердца женщины. Остатками чакры она осматривает девочку, и та чудом оказывается в полнейшем порядке. Отчего-то Сенджу чувствует облегчение и со спокойной душой укладывает малышку на жесткий грязный футон, ведь и у самой в доме полнейший хаос. Розовое чудо быстро засыпает на неудобном футоне, а сама же Тсунаде — на полу подле, едва касаясь хрупкого детского тельца. Дрожь перестала, думает она, но затем вновь вспоминает Шизуне — как на ее глазах убили верную ученицу. Ей следовало бы заглушить свой дурацкий материнский инстинкт, и больше не привязываться ни к кому, уверена она, но не может не смотреть с любовью на розовые локоны. Шизуне она бы точно понравилась — уверена она и засыпает.***
Густой лес заслонял абсолютно любую возможную видимость, в глаза лезли бесконечные ветки и листва, а он словно бы и не замечал — не моргал алым оком вот уже сколько. Его задача, как молодого капитана со стажем в пять лет — выследить и убить. Поэтому он, преисполненный своей целью, напрягает свое чутье так, что даже сквозь бесконечные слои масок он точно чует запах добычи. Он — ее ищейка, ее личный инструмент для убийств. Так думает он, напоминает себе, как мантру, вот уже который год и продолжает преследовать цель. Он — ее ищейка, потому что слышит яркий запах серы и следует исключительно за ним. Всех остальных, уверен он, найдет также быстро и беспощадно, как нашел молодого нукенина в черном плаще. Быстро и беспощадно. За это он и известен, за этим его и боятся, ведь он — ищейка Пятой. В карманах кровавых облаков он находит запечатанную колбочку с ядом и вновь берет след. От колбочки несло песчаными бурями и гнилыми фруктами. Он — ее личная ищейка, повторяет себе шиноби, когда находит остатки страшных преступников. Ее личное орудие — на холодной фарфоровой маске пустота, на тканевой тоже, а внутри — бездонная яма закипающей темноты. — Все сделано, Тсунаде-сама, — разговаривает он только по ее команде и в штате, в остальное же время — немой ассасин. Алый шаринган цепляется за неизвестное тело, отчего-то прижимающееся к Пятой с такой силой, словно бы он — главная опасность. Седовласый шиноби позволяет себе удивление, поэтому недолго рассматривает маленькую незнакомку, все также скрывающей свое лицо в плечах Сенджу. Отчего-то его одолело любопытство, ведь от маленького человека пахло сладкой вишней, а это разнилось с бесконечной бурей крови, пепла и пота, которые он слышал последнее время. И отчего-то хотелось вдохнуть этот сладкий запах поглубже. — Узнай, кем были ее родители, — ему кажется он впервые слышит Тсунаде такой нежной и осторожной, как если бы с ним сейчас разговаривала настоящая мать ребенка. И он снова берет след, на этот раз уже приятный и непривычно сладкий, настолько, что на мгновенье он теряется в пространстве. Несвойственная ему мечтательность настигает волной, приятной такой, с оттенком весны, но тут же рассыпается, когда вишневый аромат все же мешается с пеплом и пылью. От этого почему-то становится больно, настолько, что в сердце колит незнакомое ранее чувство и неимоверное желание разделить эти запахи, ведь весна не должна ассоциироваться с пеплом, уверен он. Весна должна цвести в розовом поле, окутанным теплом и солнцем. Вот только к сожалению, от этого поля остался лишь один росток Сакуры. Последней, из маленькой семьи Харуно. Об этом он говорит Тсунаде, и они оба считают, что имя ей подходит, как никакое другое на свете. Сенджу приказывает ему оберегать Сакуру ценой собственной и чужой жизни и он беспрекословно повинуется ей. АНБУ — особенная работа, ведь за свои девятнадцать, он успел прославиться как лучший убийца, ныне охраняющий сокровище Пятой Хокаге. Он никогда не гордился своей работой, хотя в душе понимал, что больше ни на что и не годен, что только здесь его холод и тьму примут с почестями. И он также понимал, что задумываться о службе не стоит, ведь у АНБУ она заканчивается раз и навсегда. А другой жизни ему и не надо, думает он, и почему-то глазеет сквозь узкие прорези на зеленоглазое маленькое чудо.***
Так они живут еще год, а маленькая Сакура только-только учится говорить со своей новоиспеченной родительницей. Пятая зарекается сделать из нее свою наследницу и уберечь от мира, а маленькой Харуно интересен лишь серый жилет верного защитника, на котором отлично будут смотреться фломастеры и цветы. Так она живет, и в свои четыре года понимает, что за ней в тени всегда следует седовласый человек со звериной мордой. А то, что бояться его не стоит, она понимает уже позже, когда беломордый человек выводит ее из леса, где водились самые красивые бабочки. Так она живет, и иногда считает себя самой настоящей принцессой — не только потому, что добрая Тсунаде говорит ей так, но и потому, что за ней, разодетой в милые красивые юкаты, всюду следует ее самурай. Для себя же Сенджу выяснила то, что является отличной матерью, стократ лучше, чем Хокаге, уверена она, когда совет джонинов говорит ей, что она ушла в материнство. Пускай и так, считала она, пока не поняла, что женщина у власти сможет защитить Сакуру куда лучше, чем просто женщина. Отчасти она понимала беспокойства подчиненных — после смерти старейшин следовало бы заручиться поддержкой сильного союзника, вот только с другими Каге и Даймё она не в ладах. Единственным правильным и верным решением за этот год ей казалось усилить АНБУ до предела. С подозрительным стуком в сердце она занялась политикой АНБУ, к которым никогда ранее не имела отношений — по ее мнению было вернее управлять деревней в тени, где ее точно будут окружать верные псы. А самому верному из них она доверила свою новоиспеченную дочь и более чем уверена в ее сохранности. Какое-то время она пыталась держать в тайне какую-либо информацию о Сакуре, но к сожалению даже самые закрытые двери не помеха ушам Конохи. К ее счастью и сожалению, Сакура росла, становилась любопытнее и задорнее, отчего вечно молчаливый человек со звериной мордой злил ребенка. Вскоре Пятая дала разрешение Оками разговаривать с Сакурой. Вот только говорить он сам начал не сразу. В густой листве, там, в тени, едва виднелись глаза — один красный, светящийся, второй темный, как сама ночь, а подле, цветочное поле, полное распустившихся одуванчиков. Отчего-то зеленых взор привлекли именно эти сероватые пушистые семечки, окруженные разноцветным садом, отчего-то всегда яркая девочка, разодетая в красочные платья, всегда выбирала серые цвета. Оками не понимал, чем вызвана подобная тяга к серому, а потому просто продолжил наблюдать за юной Харуно. В своей попытке защитить девочку от всего мира, Тсунаде напрочь запретила другим детям приближаться к Сакуре, а ее вечным спутником стал одинокий Оками. И даже он, известный ледяным сердцем и стальным разумом, находил прелестным то, как резвилась и радовалась каждой мелочи Харуно. Он привык выслеживать и наблюдать с четырнадцати лет, однако же сейчас ему и в самом деле было интересно. Девочка с неистовой внимательностью тщательно просматривала каждый одуванчик в округе. А в ее детских глазах он увидел не детскую серьезность, когда она наконец таки нашла тот самый. Маленькие ручонки протягивали сорванный цветок самой высокой ветке дерева, на которой затаился Оками. И отчего-то сейчас, сидя в тени дерева, он почувствовал как загорает на солнце, рядом с маленькой Сакурой. Она стояла почти неподвижно, все протягивала ему одуванчик. А он, конечно же растаявший как снег весной, принял своей когтистой перчаткой милый презент. В этот момент, он кажется понял, почему одуванчики ей так нравятся.