Puppet On A String

— Ты не девственник, Сатору, — говорит Сугуру, кажется, в тысячный раз с тех пор, как эта тема была поднята. — У меня буквально нет причин лгать тебе, — отвечает Сатору. — У меня никогда раньше не было секса. Сугуру открывает рот, чтобы снова сказать какой-нибудь бред, но останавливается прежде, чем слова срываются с его губ. Дело в том, что Сатору никогда не лжет. Он мастер в уклонении от правды, но не лжёт, по крайней мере, если может. «Он слишком умён, чтобы прибегать к лжи», — говорит Сёко, и Сугуру предполагает, что это правда. Это одна из причин, почему Сугуру находит его таким занимательным — его сказочная честность. — Хм... — размышляет он. — Ты... хранишь себя до брака? — Не-а. — Ты асексуален? Сатору качает головой. Сугуру склоняет голову набок. — Это... ну... ладно. — Он откашливается, слегка покачивая головой. — Извини, я просто... у меня какие-то проблемы с осмыслением этого. — Я заметил, — усмехается Сатору. — Я знаю, о чём ты думаешь. Как может такой харизматичный и великолепный человек, как я, быть девственником? — Ну, я имею в виду, да. — Сугуру обычно не тешит чувство собственного величия Сатору подобным образом, но он в достаточной степени сбит с толку, чтобы в этот раз сделать исключение. — Ты это ты. Ты выглядишь именно так. Сатору лукаво ухмыляется, небрежно бросая очки на кофейный столик, чтобы подчеркнуть свои невероятные сапфировые глаза. — Спасибо тебе, Сугуру, — он произносит его имя медленно, словно пробуя по отдельности каждый слог на вкус, и разум Сугуру на секунду отключается. — Это что-то религиозное или что-то вроде того? — спрашивает Сугуру. — Я даже не думал, что ты религиозен, но... — Нет, это не то. — Сатору откидывается на диване, вытягивая перед собой свои длинные ноги. — Я думаю, мне просто не представилась такая возможность. Сугуру усмехается. — Бред сивой кобылы. — Что ты имеешь ввиду, «бред»? — обиженно возникает Сатору. — Я серьёзно! — Куда бы мы не пошли, мужчины, женщины и все кто только можно, бросаются к твоим ногам. — отвечает он. — В день рождения Сёко шесть человек попросили у тебя номер телефона, а парочка предложила тебе секс втроём. — Оу, ты считал? — отвечает Сатору слащаво и дразняще. — Это заставило тебя ревновать? — Не меняй тему. — Я просто делаю небольшой крюк. — Сатору тянется за банкой клубничной газировки и делает глубокий глоток. Кладя её обратно, он проводит языком по своим розовым губам, делая их блестящими и очаровывающими. — В любом случае, меня никто из них не интересовал. Я не собираюсь трахаться с кем-то просто потому, что они уделили мне немного внимания. Чтобы привлечь меня, нужно нечто большее. — Значит, ты просто разборчив. — заключает Сугуру. — Понятно. Просто чтобы ты знал: ты умрешь девственником, если будешь ждать, пока появится кто-то твоего уровня. Сатору довольно усмехается. — У меня очень специфический типаж, вот и всё. Больше меня ничего не привлекает. — Это называется придирчивость, Сатору. — Это называется стандарты, Сугуру, — парирует он. — Я бы предложил тебе заиметь и себе чутка. Сугуру щурится. — И что это значит? — У тебя весьма сомнительный вкус, — говорит Сатору, не теряя ни секунды. — Каждая сука, которую ты тащишь домой, уродливее предыдущей, клянусь. Челюсть Сугуру отвисает. — Это пиздецки грубо, даже для тебя. — Я просто высказываю своё скромное мнение. — он пожимает плечами, и Сугуру считает, что делать это столь элегантно, как это делает он, должно быть вне закона. — В последний раз, когда из твоей спальни выходил парень, я чуть не пошёл за спреем от насекомых. Сугуру рассмеялся, удивив своей реакцией даже себя, и покачал головой. — Иногда ты такой жестокий. Сатору очаровательно склоняет голову набок. — Не веди себя так, будто тебе это не нравится. — Я никогда не говорил, что мне это не нравится. — вздыхает он. — Ты уверен, что ты девственник не потому, что у тебя не крошечный член и ты неуверен в себе? — А тебе не хотелось бы узнать, большой мальчик? — Сатору подмигивает ему. Сугуру что-то мычит себе под нос. — В целом, как вариант. Ты держишь целибат, потому что думаешь, что тебя никто не заслуживает. Боже, ты прямо противоположность инцела. — Ты продолжаешь придумывать что-то за меня, — тянет Сатору. — Я просто делаю выводы из того, что ты мне говоришь, я не виноват, что тебе не нравится, как это звучит. Сатору вздыхает. — Хорошо, можешь думать обо мне, как о противоположности инцела, если тебе станет от этого легче. — говорит он. — А теперь, если вы мне позволите, я потащу свою целомудренную задницу на кухню, потому что я хочу есть. — Это значит, что ты готовишь ужин? — спрашивает Сугуру с бессмысленной надеждой, на что Сатору отвечает лающим смехом. — Иногда ты такой милый. Вздохнув, Сугуру лезет в карман и достает пачку персиковых мармеладных колечек. — Захватил по дороге домой, — говорит он. — Я отдам их тебе, если ты пообещаешь мне, что не станешь делать это своим ужином. Сатору ничего не говорит, просто выхватывает конфеты из руки Сугуру, целует его в щёку и плюхается на диван, и теперь Сугуру приходится делать вид, что трепещущее касание не заставило его сердце выпрыгивать из груди. То, что Сатору девственник, не должно быть таким уж сюрпризом. Он никогда никого не приводит домой, смеётся над самой идеей скачать приложение для знакомств всякий раз, как кто-то поднимает эту тему, отшивает даже самых горячих людей своей харизматичной улыбкой, прежде чем те успевают договорить, и не упоминает о хоть каких-то своих прошлых отношениях все два года, которые Сугуру с ним знаком. Хм. У Сугуру нет шансов, не так ли? Если стандарты Сатору такие высокие, то ему конец. Он целиком и полностью облажался. Нет, Сугуру в курсе, что он привлекателен, ясно? Все те виды спорта, которыми он занимался в юношестве, оставили ему такое телосложение, ради которого другие убиваются в спортзале. Он может швырнуть все без малого два метра роста Сатору, не вспотев, но всё это ничего не значит, если Сатору бережёт себя ради какого-то благочестивого человека, который будет послан ему с небес во имя его величия. Подождите, разве у Сатору не безумно богатая семья? Возможно, его целомудрие как-то связано с... — Я почти слышу, как в твоём мозгу крутятся шестеренки, — говорит ему Сатору, останавливая ход его мыслей. Он перекатывает персиковые колечки между пальцами и облизывает их, когда кладёт конфету в рот. — Почему это для тебя так важно? — Это не имеет большого значения, я просто не понимаю, как кто-то может прожить двадцать один год без секса, — отвечает Сугуру. — Отдам тебе должное, у тебя безумная сила воли. Сатору глубоко вздохнул, отложив мармелад в сторону и отряхнув пальцы. — Если я скажу тебе настоящую причину, по которой у меня не было секса, ты успокоишься и приготовишь мне ужин? Сугуру закатывает глаза. — Я в любом случае приготовлю тебе ужин, засранец. — Тогда у меня нет причин рассказывать тебе. — Сатору-у-у. — Ах, ладно, но только потому, что ты милый, — усмехается он, но когда его взгляд останавливается на Сугуру, его лицо становится намного серьёзнее, чем раньше. — Прежде, чем я что-нибудь скажу, мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещал. Слегка нахмурив бровь, Сугуру отвечает. — Конечно. — Пообещай мне, что не будешь смотреть на меня по-другому после того, как я скажу тебе это, — говорит Сатору, прижимая колени ближе к груди. — Я не могу... я не... — он вздыхает. — Пожалуйста, пообещай мне это, Сугуру. Сугуру садится, скрестив ноги, изгибая губы в нежной улыбке. — Эй, — говорит он успокаивающе. — Ты не обязан говорить мне ничего, чего не хочешь. Прости, если я вызвал у тебя раздражение, у меня не было цели сделать тебе неприятно. — Нет, всё в порядке, я хочу тебе рассказать, — уверяет его Сатору. — Я давно хотел тебе сказать, но не знал, как это сделать. До сих пор не знаю. Сугуру хмурится Вот это уже беспокоит. — Тогда я весь внимание. — он кладёт руку на лодыжку Сатору, нежно сжимая. — Ты всегда можешь сказать мне всё, что угодно. Сатору на мгновение закусывает нижнюю губу, его молчание и застенчивость совершенно для него не характерны. Не в его правилах вести себя подобным образом или замалчивать события. Он всегда говорит то, что хочет, не заботясь ни о чём. Нанами говорит, что это потому, что он думает, что хлопая ресницами и покачивая бёдрами он получит всё, что хочет, но до сих пор у него это всегда получалось неплохо, даже с самим Нанами. — Я транс, — наконец говорит Сатору, не глядя Сугуру в глаза. — Ох, — бормочет Сугуру. — О, ты... ох. — Ага. — он тревожно почёсывает затылок. — Мне жаль, что я не сказал тебе об этом раньше, я просто не из тех парней, что ходят, размахивая транс-флагом, не то, чтобы в этом есть что-то плохое, но я бы не чувствовал себя в безопасности, если бы все об этом знали. — Нет-нет, я понимаю, — быстро успокаивает его Сугуру. — Некоторые люди абсолютно ёбнутые, я понимаю, почему ты предпочитаешь держать это при себе. Спасибо, что доверился мне, Сатору. И мне чертовски жаль, что я продолжал давить, мне следовало с самого начала держать рот на замке, твоя сексуальная жизнь меня не касается. Сатору пожимает плечами, жизнь возвращается к его лицу. Кажется, ему стало легче, думает Сугуру, даже сдавленный смешок, срывающийся с его губ, звучит легче. — Нет, всё в порядке, я понимаю, почему тебе было любопытно, — говорит он. — И, честно говоря, в некотором роде это было разочаровывающе. Я думал, ты захочешь меня выгнать или что-то вроде того. Сугуру вскидывает брови. — Чувак, зачем мне выгонять тебя за то, что ты транс? Я би, если ты вдруг забыл. Для меня было бы очень тупо быть трансфобом. — Я не знаю, наверное, я боялся, что у тебя какие-то странные предубеждения или что-то типо того, — говорит он. — Кстати, поэтому я не общаюсь с родителями. Они не отказались от меня или что-то в этом роде, у меня всё еще есть финансовая помощь и я точно знаю, что они вписали моё новое имя в своё завещание, но им нравится делать вид, что меня не существует. Все в нашей большой семье думают, что я вышел замуж за неподходящего американца и сбежал во Францию, и я почти уверен, что слухи пустила моя мама. — Мне очень жаль, — говорит Сугуру. — Это какой-то пиздец. — Что есть, то есть. — Сатору пожимает плечами. — Думаю, могло быть и хуже. — От этого ситуация не становится менее хреновой, — говорит он Сатору. — Как бы то ни было, моим родителям ты нравишься больше, чем я сам. — Понравился ли бы я им, если бы они знали, что у меня есть киска? — удивляется Сатору. — Абсолютно, — отвечает ему Сугуру. — Они раздражающе прогрессивны, ты в курсе. Сатору усмехается, нанизывая еще одно персиковое колечко себе на палец и поднося его ко рту. — Спасибо, что не отрегировал плохо. — Не благодари меня за элементарную человеческую порядочность, —Сугуру пихает ногу Сатору своей. — Знаешь, это объясняет некоторые вещи. — Да? — Сатору поднимает бровь. Он посасывает мармеладное колечко, не кусая его, наклонив голову на бок. — Например? — Ты никогда не снимаешь футболку, когда мы идём в бассейн с Рико, и никогда не переодеваешься у меня на глазах, — говорит он. — А еще визиты к врачу без объяснений, случай, когда я нашел фотографию маленькой девочки с косичками, и ты сказал, что это твоя умершая сестра-близнец... — Может быть, у меня была сестра-близнец, которая умерла, не груби, — вмешивается Сатору, но улыбка, тянущаяся из уголков его губ, выдает его. — У тебя была сестра-близнец, которая умерла? — Нет, но могла бы быть. Сугуру с нежностью закатывает глаза. — Ты единственный в своём роде, Сатору Годжо. — По крайней мере, мне так сказали, — вздыхает Сатору, наконец отправляя мармеладку в рот. Он хватает еще одну и предлагает Сугуру, его липкие пальцы и глаза полны озорства. Сугуру наклоняется вперед и ловит её зубами, позволяя языку и губам задержаться на пальцах Сатору на одну-две секунды дольше, чем необходимо, не разрывая зрительного контакта ни на мгновение, пока он жуёт конфету. — Теперь, когда я думаю о том, что ты не хотел, чтобы я знал, что ты транс, я также понимаю, что это объясняет, почему ты безжалостно флиртуешь со мной, но всегда отступаешь и сдаешь назад, как только я начинаю дразнить тебя в ответ, — говорит ему Сугуру. —Ты боялся, что всё станет слишком серьезным, не так ли? Глаза Сатору широко раскрываются, а затем лёгкий румянец растекается по его щекам и шее, он замирает, но не совсем как олень в свете фар, а скорее как ребенок, пытавшийся достать печенье из банки и уронивший всё на полку. — Иногда меня пугает то, насколько хорошо ты меня знаешь, — размышляет он. Сугуру только смеётся. — Меня это дерьмо не волнует, чтоб ты знал, — говорит он. — Ты мне чертовски нравишься, Сатору, и я не просто играюсь, когда флиртую с тобой. — Действительно? — спрашивает Сатору с почти удивлённым голосом. Сугуру качает головой. — А ты? Для тебя это игра? — Нет, — быстро отвечает он. — Ты мне тоже чертовски нравишься, Сугуру. — Значит, всё так просто, — рассуждает Сугуру. — Так ты действительно не против? — Сатору поднимает бровь. — Ты можешь быть честным со мной и сказать мне, если... — У тебя буквально между ног могут расти щупальца, а я все равно буду так сильно хотеть тебя трахнуть, что буду выглядеть, как идиот, — обрывает он Сатору. Румянец Сатору становится еще ярче, распространяя ярко-розовый оттенок на фоне его бледных волос и небесных глаз. — Значит ли это, что тебе нравится какое-то стрёмное хентай-дерьмо с щупальцами? — прикалывается Сатору. — Мне нравятся горячие парни с длинными ногами и красивыми губами, — отвечает он Сатору. — Ты прекрасно подходишь под эти критерии. Сатору посмеивается, приближаясь к нему достаточно близко, чтобы Сугуру мог заметить несколько кристаллов сахара, оставшихся у него на верхней губе. — Разве я не везунчик? Сердце бешено колотится об грудную клетку, и Сугуру убирает волосы с глаз Сатору, обнимая его лицо. — Можно мне поцеловать тебя сейчас или... Сатору проглатывает оставшуюся часть предложения вместе с удивленным вздохом, который Сугуру не может сдержать, когда сталкивается с его губами. Поцелуй можно было бы считать сладким, если бы в их зубах не было столько голода, если бы они могли найти хоть какой-то способ перестать кусать и посасывать губы друг-друга, но Сугуру это нравится. Ему нравится, насколько Сатору требователен, как он, не задумываясь, оседлал бёдра Сугуру и вдавил его в себя, не давая места ни для лишнего вдоха, ни даже для размышлений. И, честно говоря, последнее, что Сугуру хочет сделать — это что-то из этого. Он хочет Сатору, хочет насладиться искусственным вкусом персика, прилипшим к его языку, хочет сожрать его целиком за один укус. Но не может этого сделать, поэтому довольствуется тем, что обхватывает тонкую талию Сатору своими руками и задаётся вопросом, точно ли это не всего лишь один из тех снов, которые заканчиваются лишь тем, что он в какой-то глубокий час ночи сует руку к себе в боксеры, пока Сатору спит прям в коридоре. Однако, это не похоже на сон. Сны далеко не так хороши на вкус. Сны бессвязны, как кусочки головоломки, которые никогда не складываются правильно. Но это не сон. Прямо здесь, прямо сейчас Сугуру может чувствовать всё, что происходит вокруг него: от пальцев Сатору, прочесывающих его волосы, до тепла его тела, вызывающего мурашки у Сугуру. Сатору не слабое создание, Сугуру прекрасно это знает, но он не ожидал, что почувствует, как эти напряжённые мышцы дрожат под тонкой футболкой для сна, которую он украл из шкафа Сугуру несколько месяцев назад. Сугуру всегда нравилось видеть его в ней, но теперь единственное, чего он хочет — это увидеть Сатору без неё. Медленно, Сугуру просовывает руку под изношенную ткань и сжимает талию Сатору, заставляя бёдра другого мужчины прижаться к своим. Эффект, который это простое движение оказывает на Сугуру, мгновенен, поэтому он мягко, но твёрдо сдерживает свой натиск, чтобы прощупать почву. Как и ожидалось, Сатору дрожит, но именно прерывистый стон, сорвавшийся с его губ, вызывает сбой в работе мозга Сугуру. Его почти не слышно, любой другой на его месте пропустил бы его мимо ушей, но не Сугуру, потому что он поставил перед собой целью всей жизни запечатлеть каждое слово и звук, которые издаёт Сатору, и этот, так уж получилось, один из самых красивых в его списке. Сатору издаёт его снова, и снова, и снова, и снова и вскоре они оба задыхаются, и Сугуру думает, что, возможно, он сходит с ума. — Как тебе ощущения? — Сугуру удивляется внезапным губам Сатору, а Сатору только скулит в ответ еще один скулящий, ломанный звук, который Сугуру может добавить в свою постоянно растущую коллекцию. — Скажи мне, дорогой. Каково это? — Приятно, — шепчет Сатору, зажмурив глаза и прижавшись своим лбом ко лбу Сугуру. — Так хорошо, Сугуру... — Мне тоже приятно, — говорит он и сводит их бёдра вместе, чтобы Сатору почувствовал, насколько твёрдым становится его член. — Ты ощущаешься просто охуенно. Сатору зарывается лицом в его шею, его движения становятся всё более и более хаотичными. — Сугуру, — шепчет он. — Сугуру, пожалуйста... — Что «пожалуйста», детка? — спрашивает Сугуру, хотя он весьма хорошо представляет, что же Сатору может от него хотеть. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сатору прикусывает нижнюю губу, судорожно втягивая воздух. И поскольку Сугуру чертовски хорошо его знает, он знает, что Сатору обеспокоен и тревожится, возможно, потому, что он никогда раньше не был в такой ситуации и не знает, как попросить то, что он хочет. — Ты хочешь, чтобы мы остановились? — Сугуру задаёт вопрос, давая Сатору шанс передумать, прежде чем они двинутся дальше. Сатору качает головой. — Нет, — бормочет он, задыхаясь. — Нет, мне нравится. — Хорошо. — Сугуру улыбается ему, даже если Сатору не видит его, потому что решил притвориться страусом и спрятать своё лицо, словно голову в песок. — Ты хочешь просто вернуться к поцелуям? Или ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? Звук, срывающийся с губ Сатору, заставляет его член дёрнуться. — Пожалуйста, — выдыхает Сатору. Сугуру притягивает его ближе за поясницу. —Мне нужно, чтобы ты сказал мне, чего именно ты хочешь, детка. — Может показаться словно Сугуру поддразнивает его, но Сугуру стремится не к этому. Он следит за тем, чтобы между ними всё было ясно и по обоюдному согласию, и чтобы Сатору понимал, какими и должны быть интимные действия. Невероятно застенчивый для человека, который каждый час своего бодрствования представляет собой общественную угрозу, Сатору смотрит на Сугуру взглядом лани и говорит: — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, если ты не против. Сугуру кивает и целует его между бровей. — Конечно, всё в порядке, милый. — он дёргает подол рубашки Сатору двумя костяшками пальцев. — Ты не против, если мы снимем это? — У меня есть шрамы, — предупреждает его Сатору. — Они большие. — А у меня куча растяжек от пяти скачков роста подряд, обещаю, пара шрамов меня не напугает. Глубоко и медленно вдыхая, Сатору кивает и одновременно стягивает футболку через голову. Впервые Сугуру стакливается с обширной грудной клеткой и животом, молочно-белой кожей, совершенно безупречной, если не считать двух шрамов в виде полумесяца по обе стороны его груди. Сатору был прав: они большие и немного неровные, но Сугуру находит их столь же красивыми, как и весь Сатору сам по себе. Сугуру поднимает руку и проводит большим пальцем по розоватым тканям, ожидая, пока Сатору скажет ему остановиться, если он того захочет, но тот этого не делает. Вместо этого он позволяет Сугуру касаться своих шрамов, обводить их сначала кончиками пальцев, а затем губами. Когда Сугуру касается губами соска Сатору, тот дергается, рука, которую он держит в волосах Сугуру, сжимается, тупые ногти царапают затылок. — Чёрт, — выдыхает он. — Чёрт, Сугуру... — Думаю, тебе это понравилось, — шепчет Сугуру. — Они потеряли чувствительность на какое-то время после тяжелой операции, — неопределённо объясняет Сатору. — Но я думаю... я думаю, что ощущения, по большей части, вернулись. Ты можешь сделать это сно— блять! Сугуру смеётся, его язык скользит по маленькому ореолу и осторожно сосёт его, проводя рукой по поясу спортивных штанов Сатору. — Если ты захочешь остановиться, скажи мне. В любой момент. — говорит он. — Как будто я бы захотел, чтобы ты остановился, — стонет Сатору. Довольный этим заявлением, Сугуру поддевает пальцами мягкую ткань и позволяет им двигаться вниз, мимо аккуратно подстриженной дорожки волос, пока они не достигают клитора Сатору. Он немного крупнее, что, как предполагает Сугуру, является эффектом приёма тестостерона, который ему, должно быть, прописали в один из моментов его перехода, и он слабо пульсирует на кончиках пальцев Сугуру. — Ты чертовски мокрый, — бормочет он, и что бы ни пытался сказать Сатору, ему не удаётся разобрать ни слова. Сугуру медленно обводит его клитор, пока не прикасаясь к нему, просто давая Сатору привыкнуть к ощущению рук другого человека, проверяя, насколько Сатору чувствителен, нужно ли ему больше или меньше давления, какие движения доставляют ему удовольствие. Во всем этом довольно легко разобраться: Сатору направляет его через стоны, бормотание, скулёж и переодические сдавленные ругательства. Теперь он знает, что можно немного увеличить скорость, но не слишком давить на клитор, и что Сатору нравится, когда он немного покусывает его соски, делая ему приятно. Его пальцы намокают, и ему требуется огромная сила воли, чтобы не засунуть их в рот и не обсосать, чтобы раз и навсегда узнать, каков Сатору на вкус, но он не смеет лишать Сатору своих прикосновений, не сейчас. Не тогда, когда он все сильнее дрожит и трясётся, чем ближе и ближе он приближается к своему оргазму. — Не останавливайся, — взмолился Сатору. — Пожалуйста, не останавливайся, пожалуйста, пожалуйста... — Чш-ш-ш, всё в порядке, — шепчет Сугуру, уткнувшись в скользкий от слюны сосок, и оставляет поцелуи вверх по груди Сатору, не прекращая двигать рукой. — Я с тобой, детка. Я не собираюсь останавливаться. Рука Сатору сжимает перед его футболки, грудь вздымается вверх-вниз, неравномерно вдыхая воздух. — Думаю, я кончу, — предупреждает он. — Бля, ах! Ты собираешься кончить вот так, Сугу... — Да, в этом-то и суть, разве нет? — Сугуру усмехается. —Просто расслабься, хорошо? Расслабься, позволь этому случиться, дай мне позаботиться о тебе. Сатору кивает, еще больше бессвязного бормотания вырывается из его рта, и требуется всего лишь несколько толчков, прежде чем он разваливается на коленях Сугуру, всё его тело сжимается, когда оргазм охватывает его, наверное, врасплох, судя по пронзительному визгу, что он издаёт. Сугуру держит его всё это время, замедляя свои движения по мере того, как Сатору мечется в его руках, пока не сочтёт, что тот достаточно перевозбужден, чтобы остановиться, но не убирает руку. Он просто оставляет её там, наслаждаясь пульсацией киски Сатору от толчков его оргазма. Сатору выпрямляет спину, глядя на Сугуру полуприкрытыми глазами. Он красный с головы до пят, его губы дрожат, когда он пытается составить полноценное предложение. — Пошёл ты, — вот, что он наконец выдаёт. — Пошёл ты, серьезно. — Так хорошо, да? — Сугуру усмехается. В ответ он получает восхитительный поцелуй, от которого, он уверен, на его губах останутся синяки. Медленно Сугуру вытаскивает пальцы, и Сатору краснеет еще сильнее при их виде, когда они непристойно блестят под лампами освещения. — Мне жаль? — он размышляет. — Не надо, — говорит ему Сугуру. — Это просто означает, что я проделал хорошую работу. Но я еще не закончил с тобой. Глаза Сатору расширяются. — Что значит, ты еще не закончил? — он почти хрипит. — Разве ты не видишь, что чуть не убил меня? — Ключевое слово - «чуть». — Сугуру дьявольски ухмыляется, прежде чем притянуть его к себе для томного, ленивого поцелуя, который вскоре становится жарким, когда Сугуру прикусывает нижнюю губу Сатору и крепче сжимает его талию. — Можно мне снять их? — задаётся он вопросом, дергая пояс спортивных штанов Сатору. Сатору робко кивает, и Сугуру, не теряя времени, стягивает их вниз и помогает Сатору выпутаться из них. В итоге Сатору предстаёт перед ним совершенно обнажённым. — Что ты собираешься делать? — удивляется Сатору, сжимая ноги вместе и прикрывая промежность руками, когда видит Сугуру, вставшего перед ним на колени. — Съесть тебя, конечно, — отвечает он. — Тебя это устраивает? Сатору проводит языком по губам. — Я возлагаю на это большие надежды, — предупреждает он Сугуру, как всегда, не удержавшись от поддразниваний. — Сёко всё время говорит о мужчинах, которые не могут использовать свой рот, чтобы спасти свою жизнь, так что тебе лучше не быть одним из таких. Сугуру закатывает глаза и хихикает. — Почему бы тебе не раздвинуть свои ноги и не узнать, что же я за человек? Не отрывая глаз от Сугуру, Сатору отдёргивает руки и медленно разводит ноги. И Сугуру больше не может дышать, потому что, чёрт возьми. — Сатору? — Да? — При всём уважении, — произносит он, раздвигая Сатору большими пальцами так, словно это подарок на день рождения, — у тебя самая красивая киска из всех, что я когда-либо видел. Смех Сатору больше похож на хныкание, и Сугуру в восторге от этого. Между прочим, он не лжёт: у Сатору самая прекрасная киска, которую он только видел, будь то лично или же в порно. Она красивая, розовая и вся блестит от его возбуждения, покрасневший клитор выглядывает из-под губ и требует незамедлительного внимания, дорожка жемчужно-белых волос покрывает лобок. Сугуру почти боится прикоснуться к ней и разрушить её красоту, но он не может удержаться от того, чтобы уткнуться носом между влажными складками кожи и вдохнуть аромат Сатору, прежде чем приоткрыть свои губы и провести ими вверх и вниз. Самая первобытная часть его мозга наполняется гордостью при воспоминании о том, что здесь, между ног Сатору, еще никого не было. Это неизведанная территория, и Сатору предоставляет ему привилегию войти в неё и заявить свои права. Сугуру высовывает язык и обводит контуры нежных малых половых губ, очарованный сладковатым вкусом и нерегулярными вдохами Сатору. «Всё это в новинку для Сатору, — напоминает он себе, — и мой долг — убедиться, что он наслаждается каждой секундой этого.» — Милый, — говорит он. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, если что-то вдруг пойдёт не так, хорошо? Или если ты захочешь, чтобы я ускорился или замедлился. Буквально всё, что угодно, что ты захочешь, просто скажи мне. Сатору только кивает и слабо бормочет. — Да, просто продолжай, — прежде чем Сугуру именно это и делает. По правде говоря, сейчас он не особо заинтересован в собственном удовольствии. Самое важное для него сейчас — подарить Сатору незабываемый первый раз, когда его буквально пожирают, но облизывание Сатору вверх-вниз, посасывание его клитора, поцелуи с открытым ртом в его влажную вульву доставляют Сугуру огромное количество приятных ощущений. Простите за его французкий, но он не виноват, что ему буквально вручили Святой Грааль всея Пёзд. Он хочет, чтобы эта киска принадлежала только ему, он хочет хранить её и охранять изо всех сил. Он хочет сделать её своим завтраком, обедом и ужином, и он хочет, чтобы Сатору знал, что он способен делать это чертовски хорошо, что он тот человек, который заставит его кончить так, как никто другой, и в чём бы Сатору ни нуждался и чего бы ни хотел, Сугуру может преподнести это ему на блюдечке с голубой каёмочкой. — Ты можешь... блять, ты можешь вставить пальцы? — тяжело дыша, проговаривает Сатору. — Я даже не знаю, можешь ли ты это сделать с такого ракурса, но... — Он замолкает, когда Сугуру вводит первый палец в его узкое отверстие, слегкая сгибая его, чтобы аккуратно поддразнивать точку G. — Блять, чёрт! Ах, какое благословение иметь необычайно длинные пальцы. Сугуру продолжает попеременно сосать клитор Сатору и лизать его, но сохраняет плавность движений пальца, ну, до тех пор, пока Сатору не начинает умолять его добавить еще один, и кто Сугуру вообще такой, чтобы отказывать ему в чём-то? Сатору был создан для того, чтобы ему поклонялись, и Сугуру более чем счастлив стоять на коленях у этого алтаря между его ног и молиться, высунув язык, пока тело Сатору позволяет ему это делать. Его рука вся мокрая до запястья, пальцы двигаются сами по себе, откликаясь на каждую просьбу или команду Сатору, язык одержим чем-то неизвестным самому Сугуру. Как будто он марионетка, а Сатору — его кукловод, дёргающий за ниточки по своей прихоти. — Я почти, — предупреждает его Сатору. — Продолжай в том же духе, Сугу, продолжай, я чертовски близко... Сугуру даже не смеет дышать, когда одно движение может нарушить блаженство Сатору, и когда мышцы Сатору сводит судорогой, сжимая его пальцы, единственное, что Сугуру может сделать — это прижимать одну ногу, сдерживая, в то время как вторая падает ему на плечо и плотно притягивает его за шею. Ни единого слова не слетает с губ Сатору, когда он кончает, только серия прерывистых стонов и редкие всхлипывания, сотрясающие его тело, когда язык Сугуру не прекращает работать над ним, даже когда он сокращает темп до мимолетных прикосновений. — Итак? — задает Сугуру вопрос. — Я один из тех мужчин, что не могут использовать свой рот, чтобы спасти свою жизнь? Сатору смотрит на него затуманенным взглядом, приоткрыв губы и качая головой. — Я думаю, — в итоге говорит он, после тяжело сглатывая. — я думаю, ты вполне себе способен хорошо пользоваться своим ртом. На самом деле даже больше, чем просто «хорошо». Тебя, наверное, стоит наградить или что-то вроде того. — Хм, — Сугуру легонько лизнул Сатору, просто чтобы заставить его еще раз содрогнуться. — Ты уверен, что говоришь это не потому, что у тебя раньше не было такого опыта? — Хочешь, чтобы мне отлизал кто-нибудь другой, просто чтобы убедиться, что моё мнение не предвзято? — спрашивает Сатору, выгибая бровь. — Заткнись, — бурчит Сугуру. — Даже не думай об этом. Сатору усмехается. — Я бы не позволил никому, кроме тебя, увидеть себя таким. — так просто говорит он, словно не подразумевая под этим ничего, но Сугуру по теплоте в его голосе понимает, что в этих словах гораздо больше смысла, чем Сатору хочет показать. Не в силах стереть улыбку с лица, Сугуру кладёт ладони на диван и встаёт, чтобы столкнуться с Сатору ради ещё одного поцелуя. Сатору тает рядом с ним, обнимая Сугуру за шею и радостно мыча ему в рот. — Подожди, — выпаливает Сатору, кладя руку Сугуру на грудь. — Подожди, ты же еще не кончил, да? Сугуру пожимает плечами, — В этом нет ничего ужасного, я более, чем доволен тем, что мы сегодня сделали. — А что, если мы сделаем ещё больше? — спрашивает он. —Почему бы тебе не трахнуть меня, Сугуру? Сугуру никогда не был силён в математике, но, по его оценкам, добрые девяносто шесть процентов клеток его мозга просто взорвались внутри его головы, как только эти слова прозвучали. — Нам не обязательно это делать, если ты не готов, — спешит сказать он Сатору, потому что его комфорт гораздо важнее для Сугуру, чем собственное удовольствие. Сатору закатывает глаза. — Я был готов ещё давным-давно, я просто был грёбаным слабаком. Прямо сейчас мне бы очень, очень понравилось, если бы ты меня трахнул. Одним резким движением Сугуру обхватывает Сатору за талию и поднимает того с дивана, прижимая к бедру. Сатору выше него на пару сантиметров, но весит он не так много, как должен, даже если всё, что он делает весь день, — это кусочничает, смотрит что-то на Netflix и болтает по видеосвязи с Сёко. Кости у него, должно быть, полые, как у птицы. — Эй! — возмущается Сатору. — Куда мы идём? — В мою комнату, — отвечает Сугуру. — Я не лишу тебя девственности на диване. Сатору фыркает себе под нос. — Какая разница? — Просто радуйся, что я ещё не вытаскиваю свечи и лепестки роз, — шутит он. — Так будет комфортнее, поверь мне. Сатору больше не жалуется, но облокачивается на Сугуру, возможно, потому, что уже и так устал. «Это хорошо» — рассуждает у себя в голове Сугуру, потому что он не думает, что сможет долго продержаться, учитывая то, насколько он возбуждён в данный момент, и он обязательно скажет об этом Сатору, как только они войдут в дверь. — Ты действительно думаешь, что меня это волнует? — спрашивает Сатору, растянувшись на кровати Сугуру, словно он был здесь всегда, его ангельские волосы ореолом рассыпались вокруг его покрасневшего лица. — Я просто хочу ощущать тебя внутри себя. Сугуру чувствует заряд электричества, проходящей по его позвоночнику и уже тянется к прикроватной тумбочке, но Сатору хватает его за запястье, чтобы остановить его. — Никаких презервативов, — говорит он. — Только один раз, ладно? Можешь выйти и кончить мне на лицо или что-то в этом роде. — Сатору... — Пожалуйста. Вздохнув, Сугуру снимает футболку и отбрасывает её в сторону, туда же отправляются спортивные штаны, и когда он становится возле кровати в одних узких серых боксерах, Сатору встаёт на колени и цепляется пальцами за их пояс. — Позволь мне, — шепчет он. — Я никогда... ты знаешь... — Я знаю, — мягко говорит Сугуру. — Вперёд, продолжай. Сатору дрожащими пальцами стягивает нижнее бельё, челюсть его отвисает, когда член Сугуру гордо прижимается к его животу. Он знает, что он неплохо одарён природой, но никогда ещё ни у кого не было такого выражения лица, когда они видели его обнажённым. Это всегда волнение, может, немного страха, но это никогда не было трепетом. — Это не поместится во мне, — бормочет Сатору, и да, это правда, эти слова тешат Сугуру эго. — Главное — возбуждение и наличие достаточного количества естественной смазки, что уже и так в наличии, — говорит ему Сугуру. — Но на случай, если нам понадобится дополнительная помощь, у меня под рукой есть искусственная смазка. Сатору робко обхватывает основание члена тонкими пальцами и сжимает в качестве эксперимента. — Как мне лучше прикоснуться к нему? — задаёт он вопрос. — Как мне сделать так, чтобы тебе было хорошо? Сугуру улыбается ему и кладёт руку поверх руки Сатору, чтобы направлять его. — Вот так, нежно, и будь осторожен с головкой, она очень чувствитель— ухх, — его слова обрываются, когда Сатору трёт её большим пальцем, собирая капли предэякулята на кончике. — Сатору! — Тсс, будь повежливее, я в этом новичок, — напоминает ему Сатору, его губы изгибаются в дерзкой ухмылке. — Мне нравится, как он лежит в моей руке. Сугуру на мгновение прикусывает нижнюю губу. — Мне нравится, как он выглядит в твоей руке, — говорит он. — Теперь ложись, я правда не хочу кончить, пока не трахну тебя. Сатору еще раз сжимает его член, прежде чем отпустить, и ложится на подушки. — Как ты меня хочешь? — Прямо так, — отвечает Сугуру, быстро вклиниваясь между ног Сатору, словно заявляя на него свои права, будто кто-то поджидал за углом, дабы сразиться с ним за него. Если бы это было действительно так, Сугуру разорвал бы его в клочья голыми руками. Сатору выглядит нереальным, его ноги раздвинуты, невинные глаза ждут, пока Сугуру сделает хоть что-нибудь, что угодно. Это практически сюрреалистично, слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Расслабься, хорошо? — спрашивает Сугуру. — Постарайся не напрягаться, и если где-то будет больно или что-то покажется тебе странным, просто скажи мне об этом. — Знаю, знаю, — усмехается он. — Ты не сломаешь меня, детка. Я не хрустальный. Сугуру делает глубокий вдох, соотносясь с входом Сатору, и замирает на мгновение, просто чтобы полюбоваться видом своего члена, размазывающего предэякулят по этой красивой киске. — Я вхожу, — предупреждает он Сатору. Другой парень кивает, его грудь вздымается от предвкушения. Головка входит первой, плотные стенки сжимаются вокруг неё и жадно всасывают её внутрь, но Сугуру изо всех сил старается сохранять самообладание, не желая причинить Сатору боль ни единой мелочью, ни в какой форме. — Это странно, — говорит Сатору. — Странно хорошо, странно плохо или странно нейтрально? — Как ни странно, хорошо, — отвечает он, закрывая глаза. — Продолжай. Сугуру бездумно подчиняется, толкаясь еще на несколько сантиметров, прежде чем Сатору начинает задыхаться, но он не позволяет Сугуру замедлиться, не-а. Он требует большего, ну конечно же, он требует большего, и в итоге Сугуру оказывается по уши погружён в его влажное, нежное тепло. После этого трудно сдерживаться, особенно когда Сатору умоляет сделать его еще хоть что-нибудь, обхватив талию Сугуру ногами и беспомощно царапая тупыми ногтями его спину. Песня, складывающаяся из его стонов и мольб, не похожа ни на что, что Сугуру слышал ранее: симфония настолько притягательна, что ему трудно сосредоточиться. Сугуру хватает одну ногу Сатору и перекидывает её себе через плечо лишь ради того, чтобы посмотреть на эту сцену под другим углом, ему нужно видеть, как Сатору Годжо принимает в себя его член целиком, словно он был рождён для этого. — Ты такой красивый, — шепчет он, его волосы спадают по бокам, как занавес вокруг его лица, закрывая края зрения. — Такой. Охуенно. Красивый. Сатору сияет от похвалы и опускает руку, словно хочет коснуться себя, но не делает этого. Вместо этого он делает пальцами букву V и оставляет её на лобке, просто ощущая, как Сугуру входит и выходит, внутрь и обратно, внутрь и обратно, сильнее, быстрее и хаотичнее с каждой секундой. Выражение его лица затуманенное, глаза закатываются на затылок, рот открыт. — Прикоснись к себе, — командует Сугуру. — Я хочу это увидеть. Сатору ничего не говорит, он просто перемещает пальцы от боков своей киски к клитору и делает короткий, осторожный щелчок. Вероятно, он слишком перевозбуждён после двух оргазмов подряд, но он делает именно то, что сказал ему Сугуру, и трёт свой опухший клитор тремя пальцами сразу. Удовольствие нарастает в нижней части живота Сугуру, его высвобождение быстро приближается, как окружающее пламя. — Сугуру, — бормочет Сатору. — Сугуру... ох, блять, блять, блять, Сугуру... — Я тут, детка, — говорит ему Сугуру, в словах ощущается напряжение, словно пружина, готовая вскочить. — Я прямо здесь. Сатору скулит. — Мне нужно кончить, — отчаянно продолжает он. — Я чувствую... Сугуру, детка, я почти... — Тогда сделай это, — шепчет он с обожанием, ни в малейшей степени не меняя темпа своих толчков. — Кончи со мной, любимый. Кончи со мной. Я здесь, я с тобой, ты можешь кончить. Сатору, кажется, увяз в тумане, кивая и бормоча что-то, что Сугуру не может разобрать. Он замирает время от времени, и что-то мокрое и теплое ударяет Сугуру в промежность, а затем стекает к его яйцам. Не может, блять, быть. Сатору вскакивает между ним и кроватью, его рука поспешно отдёргивается, как будто его собственные прикосновения оставляют на его киске ожоги. Его спина выгибается, натянутая, как тетива лука, а ногу, стоящую на кровати, сводит судорогой, пока из него продолжает хлестать. Уже одно это заставляет Сугуру поспешно вытащить, сперма разлетается по опухшим складкам Сатору, образ настолько греховный, что Сугуру снова задаётся вопросом, точно ли это не очередной его сон. Ещё один мучительный, жестокий сон. Его оргазм воспламеняет его и вводит в ступор, его тело падает на тело Сатору, который лихорадочно приветствует его и плотно обхватывает своими паучьими конечностями более широкое тело Сугуру. Сугуру всё ещё чувствует, как его член дёргается около вульвы Сатору, всё мокрое, и его глаза лихорадочно носятся, но они обнимают друг-друга, целуются, и, возможно, на них и надвигается ночь, но никогда она не была ярче. — Я только что... — начинает Сатору, но обрывает себя со смехом, когда Сугуру кивает. — Да, ты только что сквиртанул на меня. Сатору продолжает смеяться, — Я даже не знал, что так умею! — И теперь, когда мы знаем об этом, нам будет очень весело, — говорит ему Сугуру. Затем он убирает потные волосы Сатору и прижимается своим лбом к его. — Ты в порядке? Всё еще со слезами на глазах и чертовски краснея, Сатору кивает. — Спасибо, — шепчет он. Сугуру склоняет голову набок. — Почему ты меня благодаришь? — Просто потому, — говорит Сатору. — Я не ожидал, что мой первый раз будет таким хорошим. Мне на самом деле понравилось. — Я рад, что тебе понравилось, милый, — Сугуру целует кончик его носа. — Я знаю, что все это немного задом наперёд, но мы могли бы сходить поужинать позже, если хочешь. Я бы хотел пригласить тебя на подобающее свидание. — Не сегодня, — отвечает он. — А пока ты можешь набрать мне ванну, приготовить мне ужин, а после обнимать меня, пока мы смотрим кино. В моих книгах это считается приемлемым свиданием. Сугуру посмеивается, скатываясь с него и переворачиваясь на спину. — Тебе повезло, что ты нравишься мне настолько, что я мирюсь с твоими властными замашками. — И тебе повезло, что ты нравишься мне настолько, что я благославляю тебя ими. — не остался в долгу Сатору. О да, Сугуру думает, это именно так.