События, предшествующие катастрофе

      Лань Цижэнь не мог сказать, была ли пульсация в его голове вызвана ударом, который он получил утром, или это Цзинь Гуанъяо наслал на него какую-то форму темного заклятия, потому что никогда в жизни он не испытывал такой головной боли, как эта.       Он, Цзинь Гуанъяо, Су Шэ и Лань Хуань в настоящее время собрались во второй по величине спальне дома в Облачных глубинах. Но это не значит, что они были вместе, нет, это было поле битвы, и оно было разделено невидимыми границами.       В углу, ближайшем к широкому эркеру, де-факто обозначая этот угол как свою территорию, сидел Цзинь Гуанъяо в большом кресле с высокой спинкой, некогда принадлежавшем кому-то из предков Лань Цижэня.       Послеполуденное солнце просачивалось сквозь стекло, освещая половину его тела светом, а другую оставляя в зловещей тьме.       В такой позе он мог бы олицетворением образа настоящего зла, но он все еще был без штанов.       В руках Цзинь Гуанъяо был недавно опустошенный бокал из-под шампанского. Он молча протянул его в сторону, и Су Шэ, довольно убедительно имитируя собаку, тут же наполнил его жидкостью.       То есть шампанским, которое, как Лань Цижэнь был уверен, было из личных запасов дома Ланей.       Глаза Лань Цижэня сузились.       Су Шэ никогда не был с ним так внимателен.       Лань Цижэнь теперь осознал, какой тактической ошибкой было послать Су Шэ присматривать за Цзинь Гуанъяо. У того был слабый податливый ум; преступник, должно быть, уже совратил его на свою сторону.       Почувствовав на себе взгляды, Су Шэ поднял глаза и устремил мятежный взгляд на Лань Цижэня.       Дерзость!       Лань Цижэнь свирепо посмотрел на своего слугу. Новообретенная твердость характера Су Шэ не могла тягаться с этой свирепостью. Су Шэ тут же рухнул под взглядом своего вероятно-вскоре-бывшего-работодателя.       Су Шэ снова потупил взгляд, зажав хвост между ног, и скулил своему новому владельцу о помощи.       Ничего не последовало, потому что Цзинь Гуанъяо, казалось, был вовлечен в собственную битву с Лань Хуанем, своим «другом».       — А-Яо, помедленнее. Я не думаю, что тебе стоит снова так пить. Ты уже был так пьян вчера вечером… — сказал Лань Хуань, заламывая руки, стоя рядом с Лань Цижэнем у двери.       «Алкоголик!» — заподозрил Лань Цижэнь. Он вообще не заслуживал дружбы со его правильным племянником!       — Какое тебе дело?! — прошипел Цзинь Гуанъяо тихо и опасно, покраснев от гнева и алкоголя. Голос его был все еще связным, но не настолько как его прежний приятный, ровный тон, не мог не заметить Лань Цижэнь.       Вероятно, ранее он разыгрывал из себя приличного молодого человека, чтобы внушить Лань Цижэню ложное чувство безопасности. В своем уме он записал «лжец и манипулятор» в свой список причин, по которым Цзинь Гуанъяо не годился в друзья Лань Хуаню.       К счастью, оказалось, что Цзинь Гуанъяо все-таки не обладал экстрасенсорными способностями, потому что он совершенно не заметил, как Лань Цижэнь в уединении своего разума пренебрежительно отзывается о нем.       Вместо этого Цзинь Гуанъяо сделал еще один глоток шампанского и произнес:       — Ты не можешь указывать мне, что делать, Лань Сичэнь! Я тебе безразличен. Что ж, у меня для тебя новость: и ты для меня никто! Даже не просто «друг».       Он попытался сложить пальцы в воздушные кавычки, но эффект шампанского сделал его менее скоординированным, чем хотелось бы. Цзинь Гуанъяо несколько раз чуть не уронил бокал.       Пока Цзинь Гуанъяо отвлекся, Су Шэ со своего места замотал головой в знак согласия:       — Богатые — эксплуататорские ублюдки! Они используют нас, рабочих! Мы должны сбросить свои оковы! — заявил он, но не слишком громко, потому что боялся гнева Лань Цижэня.       Цзинь Гуанъяо слегка повернулся и покосился на Су Шэ.       За то время, что они провели вместе (ничтожные несколько часов), Мэн Яо рассказал ему о работе политического активиста, затронув некоторые социально-политические концепции. Несмотря на то, что было волнительно, что кто-то, наконец, слушает его так внимательно, что, наблюдая за тем, как его собеседник ловит каждое слово, он получал заряд энергии, оказалось, что Су Шэ не полностью усвоил и понял нюансы его работы.       Он поморщился от общих заявлений, которые сделал Су Шэ. Он ненавидел, когда обстоятельства сводились к глупым словам и язвительным выкрикам. Кроме того, его ссора не имела ничего общего с лекциями по политологии. Ему хотелось, чтобы Су Шэ просто промолчал.       Но Мэн Яо был также достаточно проницателен, чтобы понимать, что у него мало союзников в этом доме. Даже А-Хуань покинул его, он стоял рядом со своим дядей, косвенно заявляя Мэн Яо, что он на стороне этого неуклюжего праведного ублюдка, Лань Цижэня.       Ему придется смириться с этим и воспользоваться всей поддержкой, которую он сможет получить.       Итак, Мэн Яо решил не поправлять Су Шэ. Он наградил его нежной улыбкой, которая, как он надеялся, выражала «ободрение», а не показала его истинные ощущения от невежества Су Шэ.       Кто знает? Возможно, когда этот дурацкий вечер закончится, он мог бы рассказать Су Шэ о нюансах системного угнетения и о том, как необходимы радикальные перемены, чтобы освободиться от существующих социальных инструментов, которые служат лишь избранным слоям населения.       Лань Хуань выглядел ужасно расстроенным:       — А-Яо! Это неправда! Я забочусь о тебе! — сказал он.       — Лжец! — взвизгнул Мэн Яо. Его гнев снова воспламенился, он встал и направился к Лань Хуаню, чтобы противостоять ему напрямую, но ему помешала кровать. Он чуть не опрокинулся, когда его колени зацепились за ее угол.       Не испугавшись, он заполз прямо на нее и, видя, что теперь у него есть преимущество в высоте над Лань Хуанем, остался там. Он указал на Лань Хуаня и позволил слезам собраться в уголках глаз для бóльшего эффекта. Он знал, что Лань Хуань никогда не сможет устоять перед глазами, полными слез.       — Ты оставил меня! Храм Гуаньинь сгорел, и ты внезапно исчез! К черту твой семилетний творческий отпуск! Ты даже не пытался позвонить.       — Мне жаль! — умолял его Лань Хуань. — Не Минцзюэ сказал, что будет лучше, если мы прекратим все контакты…       Мэн Яо оборвал его, бросив в Лань Хуаня фужер с шампанским. Другой мужчина пригнулся, и бокал разбился о стену позади, разбрызгав повсюду остатки шампанского.       Су Шэ был настолько впечатлен драматическим действом, что он тоже швырнул бутылку шампанского, которую держал в руках, на деревянный пол в знак протеста... чтобы поддержать точку зрения Мэн Яо. Честно говоря, он не мог быстро следить за происходящим. Но он все равно это сделал, чтобы продемонстрировать солидарность!       Старый деревянный пол содрогнулся, когда дно бутылки коснулось его. Но угол броска Су Шэ был неудачным, и пена брызнула прямо ему в лицо. Он беспомощно заметался в отчаянии. Он знал, что потом лично ему и придется наводить порядок в этом крыле, даже если на самом деле в доме Ланей он числился поваром.       Тем временем чувства Лань Цижэня были перегружены. Происходило так много всего: от раскрытия радикальных политических взглядов Су Шэ до того, что выглядело как любовная ссора между его племянником и преступным элементом; он не знал, чего ожидать.       — Не Минцзюэ приложил к этому руку? Он тоже меня бросил! Выходит, что отец был прав. Люди считают меня, как и мою мать, годным только лишь на быстрый перепихон…       — Остановись! — выкрикнул Лань Хуан. — Не повторяй эти слова. Я не хочу слышать о твоем придурке-отце. Просто прекрати.       Что ж, подумал Лань Цижэнь, думаю, теперь я знаю, на что направить свое внимание.       Фактически, все замерли, чтобы посмотреть на Лань Хуаня. Даже Цзинь Гуанъяо перестал исполнять свою жалкую роль отвергнутого любовника (Лань Цижэнь заметил это теперь, когда он знал, куда смотреть! Ха!). За всю жизнь Лань Хуань не сказал ни одного дурного слова в адрес ни единой души. Более того, упомянуть Цзинь Гуаншаня таким тоном было для него крайне несвойственно.       — Я узнал, понимаешь? Ты думал, что вы с твоим отцом используете друг друга, чтобы саботировать кампанию Вэнь Жоханя. Но он собирался подставить и тебя. Гуаньинь была подставой.       Замешательство Мэн Яо было ощутимым, но он быстро собрался с силами. Его мозг работал сверхурочно, пытаясь предугадать траекторию разговора, в надежде, что он сможет повернуть ситуацию в свою пользу.       — Не пытайся сменить тему! Ты возвращаешься спустя годы и тянешь меня в постель, а потом мы с тобой только «просто друзья»?!       — Мне не все равно! — сказал Лань Хуань. Чтобы доказать свою точку зрения, он забрался на кровать и навис над Мэн Яо. — Я так заботился о тебе, что сжег ради тебя чертов храм!       У Мэн Яо отвисла челюсть. Лань Хуань, что? Это казалось невозможным. С того момента, как он встретил этого человека, он считал его тем, кто не причинит вред никому и ничему.       — Ты не мог… — начал Мэн Яо, пытаясь понять, куда подевалось его умение заговорить любого, после такого катастрофического признания.       — Да я мог, — опасно сказал Лань Хуань. Он подполз ближе по комковатому матрасу. — Цзинь Гуаншань оставил убедительные доказательства твоей вины в храме Гуаньинь. Я не мог никому позволить увидеть их. Я устроил пожар.       Мэн Яо мог бы что-нибудь сказать в ответ на это. Чтобы аргументировать свою точку зрения. Какую-нибудь точку зрения. Это было не то, что он ожидал услышать, заводя разговор об отношениях с Лань Сичэнем. Но все споры покинули его бурлящий разум, когда Лань Хуань грубо схватил его за талию и тут же засунул ему в рот язык.       О, боги. Он так долго этого ждал. И хотя его воспоминания о прошлой ночи были в основном туманными из-за алкоголя, который он «одолжил» из личных запасов Мо Сюаньюя, узнав о возвращении Лань Хуаня после долгого отсутствия. Он мог что-то вспомнить о том, как в пьяном виде говорил с Мо Сюаньюем у него дома. Потом, как был уже у Облачных глубин и приставал к Лань Хуаню у подножия холма.       Ни плана, ни цели. Так неаккуратно с его стороны.       Мэн Яо помнил, как все было настолько накалено, что он не знал, признавался ли он в любви Лань Хуаню или угрожал ему за то, что оставил его, не сказав ни слова. Все, что он знал, это то, что страсть, с которой ответил более высокий мужчина, поглотила его настолько сильно, что он не мог ничего другого, кроме как позволить себе сгореть.       Затем он проснулся где-то в середине утра следующего дня в большой кровати, страдающий от боли в голове и боли после того, что, возможно, было лучшим сексом в его жизни, и увидел паническое лицо Лань Хуаня, сказавшего ему, что надо одеваться:       — А-Яо... нет, подожди, тебя вчера вырвало, сначала тебе нужно умыться…       Потом, он сказал ему спрятаться.       Потом, он запинал его в темную прачечную.       Потом, он позволил дяде бить его по голове коробками.       И назвал его другом.       Мэн Яо тщательно пометил и спрятал составные части своей обиды в маленький черный ящичек, который хранился в самых темных уголках его потрясающей памяти, чтобы позже изучить и выяснить, есть ли способ отомстить тем, кто причинил ему зло.       Но Лань Хуань снова своим мягким сердцем и беспрецедентным признанием ввел в смятение тщательно организованный разум.       Он заставил Мэн Яо захотеть простить.       Этот Лань Хуань подавал ему совершенно противоположные сигналы, чем утром.       Это был Лань Хуань прошлой ночи.       Это был Лань Хуань, поджигатель.       Большие руки собственнически охватили его тело, двигаясь вместе в том же горячем ритме, который свел их вместе прошлой ночью. Мэн Яо застонал, когда Лань Хуань попытался притянуть его еще ближе, его голые бедра терлись о потертую ткань джинсов Лань Хуаня, напоминая ему, что на нем все еще нет штанов…       — ЭЙ, ЧТО ВЫ ДВОЕ ДЕЛАЕТЕ?! — заверещал Лань Цижэнь. — ЗАБЫЛИ, ЧТО МЫ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ?       Лань Цижэнь не знал, из-за чего у него должен был случиться инсульт в первую очередь. Тот факт, что ему пришлось пересмотреть статус отношений Цзинь Гуанъяо и его племянника, которые «наверняка больше, чем просто друзья»? Тот факт, что его приятный, милый Лань Хуань сжигал храмы! И очевидно, был сексуальным маньяком-эксгибиционистом, который сжигал храмы, как акт «заботы». Или что его старший племянник определенно, несмотря на попытки Лань Цижэня воспитать его иначе, по-прежнему оставался сыном своего отца.       — Что сжег старший брат? — раздался голос Лань Чжаня от дверного проема, где он некоторое время стоял. Ему снова удалось рассчитать время своего прибытия так, чтобы зайти к старшему брату, когда он собирался пошалить с Мэн Яо.       Лань Хуань сделает это новой традицией? Лань Чжань надеялся, что нет.       В первый раз он порадовался за своего вечно одинокого старшего брата, но видеть это во второй раз было лишним. Он сосредоточился на том, что было более уместным вопросом.       Никаких ответов не последовало, поскольку двое мужчин на кровати были настолько увлечены друг другом, что все остальное отошло на второй план.       Даже когда долговязое тело Лань Хуаня оступилось и двое мужчин свалились с кровати с громким «бах», они не перестали вцепляться друг в друга.       Все остальные, не участвующие в веселых занятиях на полу, молчали, пытаясь осознать, что именно происходит, и пытаясь выдать соответствующую реакцию на то, что, по сути, было живым PWP между племянником/старшим братом/членом-семьи-работодателя и его парнем.       Су Шэ, как ни странно, первым оправился от шока.       — О, боже мой! — сказал он в ужасе. — Ты спишь с угнетателем!