***
— Почему, когда мы снимаем, ты всегда получаешься сексуальнее? — потихоньку стягивает с себя футболку Тэ, а сам трясется внутри от будоражащей волны восхищения телом уже почти раздетого Чонгука, который будто бы совсем не смущается. — Потому что всегда трахаю я, — ровным тоном произносит Чон, — это заведомо выгодная позиция, — настолько ровным, будто объясняет основы журналистики. Он бегло кидает взгляд на спину отвернувшегося к шкафчику Тэхена. — Сегодня снимаем старт одетыми по пояс, студия №5, — заходит в раздевалку их режиссер, — план на сегодня такой: хочу, чтобы вы совместили медленный секс с нотками харда и страсти. Господин Бан приспускает очки и следит за странной обстановкой. Тэхен слушает полуотвернувшись и поспешно натягивает обратно джинсы, которые уже начал было снимать. Ким вписывался по графику на съемку с Гуком еще недели полторы назад. Это еще повезло — обычно очередь из актеров-омег к нему выстраивается чуть ли не на месяц вперед. Вот настал долгожданный день съемок, а вместо привычного томительного настроения а-ля «давай же, воспользуйся моей дыркой, разрешаю», он испытывает неудобство перед Чоном за то, что пришел с неподготовленным настроением, и пытается оттянуть момент съемок, чтоб снова не наступало то отчаянное состояние, когда к тебе прикасаются и тобой пользуются все, кроме желаемого человека. — Чон, не подкачай, понял, — доверительно смотрит на него Бан и, выходя, бросает, — Заканчивайте тут, и жду вас на площадке. — Все в порядке, Тэ? — мягко спрашивает Гук и подходит чуть ближе. Ким чувствует волну обжигающий энергии, хотя тот стоит в метре от него. — Обычно ты веселее. Ч: «Со мной». Ч: «Или мне хочется так думать». — Не-не, все в порядке, — собирает себя в руках Тэхен, — просто когда перед съемкой настраивался, пересматривал наш с тобой прошлый ролик и немного расстроился, что так выгляжу… Неловкое молчание. — Да нормально ты выглядишь, — «скорее шикарно» думает про себя Чонгук. — Что именно тебе не понравилось? — интересуется альфа. Сам пересматривал это видео и надрачивал на него до онемения руки каждый божий день с тех съемок. А еще злился. — Давай обсудим и, если что, исправим. Кажется, дружелюбное предложение. Но у Чона есть свое мнение на этот счет. И он бы уже исправил, как ему хочется. Если бы не дурацкие проблемы с бумажками, все бы уже было по-другому. По крайней мере, можно было бы начинать по-другому. Не как коллеги. И не здесь. Больше никогда эти два условия вместе. — Мне не очень нравится, что я как будто ребенок малый. Вся инициатива у тебя, это понятно, сценарий и все такое. Но я не про нее, — мнется Тэхен, подбирая слова. — С тобой я как будто не дорабатываю. Ч: «Тебе и не надо». Т: «Я и не хочу». — То есть я имею в виду, что я же, наверное, должен развратнее вести себя на камеру, а так от меня будто исходит мало эмоций. Ну, я к тому, что… — нервно потирает затылок. — Я как будто не порноактер, а ребенок. И ты меня еще как-то, — пытается изобразить руками привычную и такую крышесносную хватку Чонгука, — закрываешь от камеры… Прости, я не тщеславный и не в камере дело, — сразу протестующе отмахивается от сказанного и подходит на сантиметр ближе. — Просто нам гонорар выдают поровну, а я не заслуживаю половины. Но деньги я тебе отдать не могу, они мне самому нужны, — знал бы он, что это Чон договорился об этом «поровну», повесился б. — Поэтому хочу помогать хотя бы так и тоже активно учавствовать в процессе. Ч: «Я бы отдал тебе всю инициативу, Малыш». Ч: «Только бы обстоятельства другие». Чонгук гонит дурацкие мысли. Тэхен перебирает пальцы в руках. — Прости, я не задумывался над этим, — ложь. Конечно, задумывался. — Я постараюсь меньше довлеть над тобой и давать тебе больше инициативы и эфирного времени, — Чон даже не подумает что-то изменить. — Договор? — главное, что режиссера и продюсера все устраивает, а остальное неважно. Ким радостно кивает и теперь уже в приподнятом настроении предвкушает, как будет получать очередную долю удовольствия на долгий-долгий месяц. Они с Гуком будут трахаться под объективами камер и нескольких пар глаз, но единственный источник дури в помещении будет находиться у него между ног, остальным телом сквозь два кожных покрова притираясь прямо в душу.***
Чонгук мягко перекладывает руку Тэхена себе на шею, по-хозяйски обхватывая его за упругие ягодицы. Немного приподнимает ногу под бедро, так что их пахи трутся друг о друга. Утробно целует взасос. На мгновение отстраняется, проводит рукой за ушком, слегка надавливая на кость черепа. Неприятно одергивает себя, что они не у него в спальне, а под жарким светом уродливых софитов. Ч: «Надо переходить быстрее к делу». Чтоб тишина в студии не сменилась разраженными комментариями съемочной группы. Чтоб сохранилась иллюзия их уединения. Чон приотрывает его от пола и, опрокинув на кровать, мягко наваливается сверху. Ч: «Еще один долгий поцелуй с ним, и начну работать». Ага, ну да, посмотрим. У Тэ уже сбито дыхание. Он уже забыл, что кажется хотел больше участвовать в процессе. Его руки робко блуждают по торсу Гука, а тело жаждет, чтоб альфа не переставал так страстно подминать его под себя. Они целуются, переплетают пальцы как влюбленная парочка, неохотно отрываются друг от друга и снова надрывно целуются с каждым покачивающимся движением Чона. Альфа буквально оккупирует тело Тэ, смыкает руки над его головой и не оставляет пространства для действия. Т: «Вот бы мне не пришлось делать вид, будто я очень хочу, чтоб было по-другому». Потому что не хочет. Т: «Вот бы всегда было вот так». Тэхен бы капитулировал. Вышел бы с высоко поднятым белым флагом и сдался в плен. И подписался бы под любым предательством, лишь бы Гук всегда так мучил его губы и сердце заодно. — Сними штаны, — требует Чон и, раздеваясь сам, следит за омегой. Ким снимает. Под ними у него бесшовные эластичные стринги, которые плотно прижимают орган к телу. Он знает, что парень такие любит. От всех актеров требует приходить на съемки в таких. Только от него почему-то нет. (P.S. Потому что у него на омегу и так встает) Но Тэ это правило и так уже знает. Ему напоминать не надо. А у Чонгука внутри разрыв аорты и вряд ли его уже кто-то спасет. Разве что господь Бог или Тэ, если захочет. Чонгук целует мягко, до дрожи нежно. Руками же грубо мнет расслабленную, податливую задницу Тэхена, проводит по зажатому тканью органу, обхватывает узкую талию, да так что после съемок синяки останутся стопроцентно. Гарантия качества. От этого контраста Тэхен подвывает. Чонгук медлит. А ему хочется торопиться, хочется быстрее принять внутрь, как будто время вот-вот закончится, а им еще надо успеть пресытиться друг другом. Сложно. Если вообще возможно. «Какой позорный стояк», — клянет себя Гук и надеется, что никто в комнате этого не заметил. «А ведь еще и десяти минут не прошло». Он резко разворачивает Тэхена спиной к себе. Поцелуями втягивает в себя каждый участок кожи позвонков. Укладывает животом на белоснежную простынь и давит на поясницу, чтоб тот выгнулся. Тэхен и рад. И выгибается настолько призывно, насколько может Чонгук припадает к его анусу, покусывает, целует. Натягивает ткань стрингов, что всегда ужасно действует на нервы Тэ. Он хочет в ту же минуту превратиться в голодную сучку и самому побыстрее запрыгнуть на его член. Но Чонгук рулевой. Так что нельзя. Альфа руками касается уже и так вставшего члена омеги. Дразнит. Одним глазом посматривает, что снимает оператор. От Тэхена в кадре только идеальная округлая попка без изъянов. Ну и славно. Принцип тот же, что и с искусством. Вот висит эта бедная картина Пикассо в картинной галерее, все на нее ходят, смотрят, облизываются, так и жаждут прикоснуться к масляным мазкам, но не могут, потому что принадлежит она какому-нибудь премьер-министру Катара. Вот и с Тэхеном то же. Пусть все смотрят на его смугленькую гладкую кожу. Чонгук не жадный. Он поделится этим шедевром с остальными. Только обладать им будет сам. Единолично. Чон продолжает нежно вылизывать отверстие Тэхена, проталкиваясь туда языком и немного подтягивая его к себе. Ткань уже покалеченных растянутых стрингов мокнет. А Гука не остановить — вот ему вручили это мороженое со сладким вкусом тэхеновой попки, он его и будет облизывать вдоль и поперек, пока не кончится. Альфа параллельно выворачивает на себя возбужденный член омеги, быстро надрачивает, пробует языком и его солоноватый вкус. Ох уж эта фисташка с соленой карамелью. Теперь его любимый вкус. Ким все это время возбужденно постанывает и думает, как бы не кончить от этих ласк. При очередном таком искреннем стоне он вспоминает, что хотел «быть активнее». Ловко вывернувшись из рук Чона, Тэ сталкивает его с кровати так, чтобы он встал, и в полулежачем положении начинает сосать. Оператор приближает камеру к его лицу, берет сцену минета крупных планом. «Что ж ты творишь, чертила», — только проносится в голове бедного Гуки. Ему бы впору сейчас завалить его обратно и начать жестко втрахивать в кровать за непослушание, да так чтоб извиняться начал — у него роль такая. Но все что он сейчас чувствует — это то, как его сознание истощается, сужается до размеров головки члена, который сейчас так призывно зажимает стенками рта Тэхен. — Блять… — выдыхает парень в потолок. Вновь втягивает воздух ртом. Усмехается с того, как основательно улетает. Перебирает рукой мягкие волосы омеги, оглаживает его плечи, аккуратно толкается вперед. Не раздалбывает ему рот, как обычно привык на съемках. На мгновение альфа зажимает лицо Кима прям у своего паха, так что весь член по самые яйца в его глотке. И держит. Пять секунд. Десять. Пятнадцать… А хитрый лис в это время даже не сопротивляется, не отталкивает, максимально расслабляет горло и так наивно заглядывает ему в глаза с его же членом за щекой. И как прикажете ему контролировать процесс? Но этому способствует так и норовящая залезть Тэ в лицо камера. Чонгук резко выходит из него. Не сдержавшись, наклоняется, мокро засасывает, чувствуя свой же вкус на его губах, ложится на кровать и усаживает сверху Тэ. Ч: «Хотел инициативы, будь сверху». Ч: «Но твое лицо и твои глаза, закрытые или нет, все равно должны быть повернуты, только на меня». — Да, давайте сначала Чон снизу, потом уже по списку, как договаривались, — вставляет режиссер, который кайфует от лютого тандема между этой парочкой. И то, что они сейчас не следуют заверенному сценарию, его уже не особо ебет. Главное, что цепляет. А ему это важнее всего. В этом деле искренность нужна, считает Бан. Вот он с собой искренен, он признает, что есть у этого дуэта какая-то нерассчитываемая переменная, которую иной раз от куда более профессиональных актеров не выудишь. Вот и пусть они ее на ленте демонстрируют. Как — уже дело десятое. Чонгук несколько секунд трется членом о промежность Тэ и старается как можно более безболезненно войти в него. У Тэ глаза закатываются от долгожданного контакта. Он прям сейчас, вот прям в эту секунду кончить готов от ощущения толстого горячего члена в себе и от того, какими затуманенными глазами на него смотрит Чон. «Он профессионал, он на всех так смотрит, не забый. …. Но может…» — борется с собой омега. Но сам бы и рад заблуждаться. И борьбе конец. Т: «Смотри на меня». Т: «Даже если игра». Т: «Даже если нечестная». Чон плавно двигается ему навстречу, Тэ тоже привстает и насаживается обратно. Амплитуда постепенно увеличивается. При этом Гук максимально раздвигает ягодицы Тэхена, чтоб оказаться как можно ближе. Еще ближе. Еще глубже. И вот он долго двигается в Тэ. Медленно… Медленно… Медленно… А потом начинает наращивать темп, вбивается в своего омегу сильней и жестче. Наказывает его за все съемки, что были не с ним. Смотрит в глаза. Трахает. Прижимает его рельефное тело к себе, так чтоб не одна камера не подсняла, чтоб не пролезла между ними. Засасывает. Кусается. Смыкает в замок руки у него на пояснице. Вбивается. Вслушивается в шлепки потной кожи друг о друга. А потом выдыхает так на ухо: — Не закрывай их… — и все это не останавливаясь. Тэхен разлепляет веки, извиваясь всем телом. Смотрит в упор. — Смотри на меня, — ускоряется Чон, больно шлепая по заднице. Т: «Если б ты знал, что только этим и занимаюсь целыми днями». — Я хочу, чтоб только я видел твои глаза в процессе, — Чонгук насаживает омегу на налитый кровью член, будто распинает. Целует, смотря неотрывно в глаза, так честно-честно. Т: «Если б не только в процессе…». Тэхен выдыхает пары горячего воздуха прямо Гуку в рот. Тот, не сдерживая себя, отстраняет омегу, придерживая за горло, и уже более агрессивно вдалбливается в парня. Быстрые короткие толчки сменяются размашистыми, пронзающими. Чон чуть ли не до конца выходит из него, а потом с дикой скоростью вбивается обратно до самого основания. Как только яйца еще не отсохли… А Тэ все смотрит. Как Гук и просил. Глаз не закрывает, хотя так нечем дышать и так хочется закрыть. Альфа опять целует, опять наращивает темп, ловит каждый вдох Тэхена, буквально в рот ему заглядывает, трахает мелкого чуть ли не до потери сознания. У самого-то лицо спокойное, если не расслабленное. А омега уже на грани. Уже хнычет. Уже кончить хочет. Уже норовит залесть Чонгуку в лицо, вылизать ему всю глотку вниз до легких, так чтоб при оргазме с этих губ только его имя слетало. Потому что не хочет, чтоб с ним одним так поступали. Потому что в следующее мгновение сам так кончит… — Чонгу-у-у-к, — протяжное, и капли спермы опадают и впитываются в напряженный пресс Чона. Т: «И почему я не могу умереть в эту минуту?». Т: «Заплатил бы за это любые деньги». Которых у него почти нет. Гук понимает. Видит, что Тэ сейчас кайфует. Ч: «Вот только от меня или от оргазма?». И почему одно должно противоречить другому?.. Он продолжает медленно двигаться в омеге, а когда тот немного переводит дыхание, вновь придерживая одной рукой за талию, другой подталкивая мягкую задницу на себя, трахает его со сверхзвуковой скоростью, да так, что у Тэ звезды водят перед глазами хороводы. И пока он вот так, как котенок, утыкается носом в плечо Гука, оператор как шаман пляшет вокруг них танцы с бубном, лишь бы хоть что-нибудь заснять. Т: «Я так больше не могу». На глаза наворачиваются слезы от того, что это возможно последний раз, когда они вот так близко и честно. Так страстно и правдиво. Чонгук ломано смотрит на струйку слезы, которая покатилась по щеке. Читает его. Т: «Пора увольняться». Но потом все. Ручки свои к графику съемок уже не протянешь. И даже дня в месяце такого не будет, когда можно вот так бесплатно будет подышать родным запахом сандала и кипариса, потеснее поприжиматься с пышущему силой телу, пообмениваться хотя бы парой слов, хотя бы как коллеги. Дальше так и правда нельзя. С другими он работает все хуже. Ему об этом режиссер сказал. Если не реабилитируется сегодня, уволен. Он реабилитировался. Но все-таки уволится. По собственному. Хоть в кармане и завалялся последний ломанный грош. В студию заходит директор и удивляется противоречивости происходящего — дикому сексу под камерами и слезам молодого паренька, которому больно еще никто тут не начинал делать. «Неужели может быть настолько хорошо, что аж до слез? Наверное, Чон и правда профи». А Чонгук в секунде от оргазма. Притягивает к себе Тэхена, который уже закашливается слезами. Прислоняется своим лбом к его и засталяет посмотреть. Пошлые звуки соприкосновения тел слишком повсюду, чтоб следующее кто-то услышал: — Больше никаких съемок, — рваные толчки, — никаких строчек с твоим именем ни в моем графике… — дыхание Чона сбито напрочь, — ни в графике других актеров, — лишь бы договорить, — я больше не хочу тебя в них видеть, — лишь бы вывезти, молится Гук, а у Тэхена сердце пеплом осыпается на липкий живот любимого альфы, — не хочу больше тебя видеть в студии… — снова сжимает шею омеги, так что венки набухают. Еще секунда… У Тэ в голове белый шум. Помеха в трансляции. Кажется, он оглох. Слезы, где же вы? — Ненавижу тебя с другими… — последний раз глаза в глаза, а потом… — Прости меня, — Чон тянется к омеге, толкается в него до самой простаты, вгрызается в предплечье, лишь бы не до кости, и смачно кончает внутрь. Но все-таки до нее. Кровь обильно течет по бронзовой коже и художественно приземляется на белоснежные ткани. В воздухе взрыв запахов — кровь, сперма, слезы, пот, адреналин. Это оказывается самой крышесносной дурью, которую Чонгук только пробовал. Т: «Вот бы всегда чувствовать тебя так, что до хруста костей». Продолжая терять кровь, Ким проваливается в безопасную темноту, а режиссер волосы на себе рвет. Потерять неплохого омегу из штата, которого хоть и припугивал увольнением, но только ради «благой цели»! , явно не входило в его планы. Чон победно выдыхает и откидывается на подушки, прижимая к себе теперь только свое личное тело (как, собственно, и душу) Тэхена. Тихо хмыкнув себе под нос, директор покидает площадку.***
Немного приведя себя в порядок, Тэ выходит из туалета и торопливо направляется в кабинет режиссера. Чонгук встречает его немного взволнованным, но в целом спокойным взглядом, в то время как режиссер безостановочно буравит его взглядом. Они с Тэ еще не говорили о произошедшем наедине, так что то, что сейчас будет делать Чонгук, и то, как на это будет реагировать Тэ, и будет их единственным и наиболее правомерным признанием друг другу. — Итак, — начинает Бан, — я жду объяснений, и, желательно, как можно скорее, — говорит жестко. Он в ярости, злится, — Чья это была тупая идея, и кто будет возмещать мне ущерб? Тэ на Гука не смотрит, только немного косит взгляд на его руки на груди. Не верит, что именно их владельцем полчаса назад прям на съемочной площадке перед пятью другими альфами и омегами был помечен. Кто ему объяснит, что он получил таким образом — ад или избавление? — Объяснять, собственно, нечего, господин Бан. Директор Кан давно обещал мне повышение, о чем Вы вероятно знаете, — Бан коротко, но все еще злобно кивает. Он ведь сам выдвинул на совещании его кандидатуру, так как понимал, что нанимать кого-то стороны было бы значительно дороже. — Полторы недели назад он подписал приказ о назначении меня в штат режиссеров, а вместо повышения ставки зарплаты разрешил забрать одного из омег-сотрудников. — Тэ поднимает стеклянный взгляд на Чона, не зная, как реагировать. — Я подумал, что стоит отснять последний назначенный в моем графике материал и подарить вам моего омегу еще на один ролик. Больше он Вам не принадлежит, — заканчивает Гук и, почтительно поклонившись, выходит из кабинета, дожидаясь Тэ в гримерке. Тот себя долго ждать не заставляет. Чонгук сразу видит — злится. — Ты охренел, Чон? — плевать, что он старше и обращаться надо уважительнее. — Ты меня в известность поставить не хотел, что я теперь тебе вместо зп? — в обычно послушных преданных глазках сейчас волнуются волны магмы. — Ты серьезно относишься ко мне как к… Как к зарплате? Нужно было круто постараться, чтоб так кого-то унизить. Будь в курсе, что, когда будешь получать омегу за следующий месяц работы, неплохо бы его сначала предупредить, — Тэ расстроенно набрасывает рюкзак на плечо и уже было уходит. Гук цепляет его у самой двери раздевалки. — Прости меня, Тэ, — он виновато закусывает губу. — Я не хотел тебя так… я не знал, как лучше. Не хотел получать отказ, — оправдывается, а сам смотрит прямо в душу. — Ненавидел себя и тебя за то, что продаем то, чего многие другие еще очень долго не найдут, — Тэ чувствует, как Гук, сожалея, успокаивающе поглаживает пальцами по его запястью. — Я думал, что последняя такая сделка искупит все предыдущие, что мы заключили. Я очень истосковался по тебе, — робко притягивает к себе за талию. — Я устал без тебя. Я хочу тебя рядом, — Тэ не сопротивляется. — Я… разучился ждать эту долбаную строчку в графике съемок. Не хочу больше встречаться здесь. Не хочу больше называть то, что между нами работой, и приравнивать это к другим строчкам из списка. Хочу тебя себе, у себя в жизни, в квартире, в поле зрения. Всегда, — Тэхен ниже роняет голову — только бы не плакать. — Прости меня, пожалуйста, если я все понял не так и испортил тебе жизнь своими действиями. Я понимаю, что не имел на это права и повел себя как свинья, но… просто… я все равно не отпущу тебя, потому что люблю, и ты должен это знать. Все-таки Тэхен роняет слезы на чонгукову майку, все-таки прикрывает лицо руками, все-таки прислоняется к мощной и надежной груди. И пусть он слабак, и сейчас бы впору гордо вздёрнуть подбородок, залепить пощечину и уйти в закат, но он останется сейчас здесь. Остановится ненадолго. Переведет дыхание. Поумерит свою гордость, которая не под стать беднякам. Трезво оценит ситуацию. Подумает о своих чувствах хоть раз и примет ответные искренние чувства от человека, который единственный раз причинил ему боль и ту лишь для того, чтобы спасти от всего остального.