Лорд Цинцзин и девять его хвостов

                           Как же великолепен сейчас Шэнь Цзю! Он стоит на сцене - сама грация, воздев тонкие гибкие руки, укутанный облаком летящего шёлка, облаченный в драгоценные украшения. Золотыми нитями увиты его волосы, бубенчики трепещут на запястьях и лодыжках, издавая нежный перезвон при каждом его движении. Алый шёлк вьётся вокруг него огненным вихрем. Полупрозрачный газовый шарф с золотой вышивкой прикрывает лицо дымкой вуали. Шэнь Цзю на авансцене. За его спиной взметают шёлковые волны прекрасные танцовщицы в ярких откровенных нарядах. Но и слепому ясно, кто здесь настоящий центр притяжения. Ведь это на него в первую очередь пришли посмотреть сегодня зрители: на диво дивное и чудо из чудес. Он - воплощение мечты. Хули-цзин - сказка, ставшая былью.       Он нервничал перед выступлением. Небожители знают, как он нервничал! Ведь до этого он танцевал лишь в окружении цзезце и никогда - для широкой публики. Даже в присутствии своего гэгэ, в уединении их дома, он не осмеливался танцевать. Но он так старался, так много репетировал, и его бордельные сестры так верили в него, что он не мог их подвести. Ему сделали изысканный макияж, нанесли лучшие румяна на щеки и губы, подчеркнули глаза, и после того, как Шэнь Цзю надел купленное ему Бин-гэгэ алое ханьфу и посмотрелся в зеркало, всю его нерешительность как рукой сняло. Его сестры-танцовщицы будут им гордиться. И Бин-гэгэ тоже.       Он знает, что Ло Бинхэ волнуется больше всех: тот стоит в первом ряду у самого края сцены, рукоплеща и громче всех выкрикивая слова поддержки своему лисёнку.       Шэнь Цзю одновременно смущён и безмерно счастлив. Осмелев, он лукаво подмигивает Ло Бинхэ из-за занавеса, и тут же видит, как его гэгэ хватается за сердце и притворяется, что вот-вот готов упасть в обморок от восторга. А-Цзю - его сокровище и очарование, лучше всех и прекрасней всех на свете, хранящий всю свою привязанность и любовь лишь для своего единственного Бин-гэгэ...       Шэнь Цзю не может скрыть улыбки: ох и артист же его гэгэ! Вот уж по кому действительно сцена плачет!       Шэнь Цзю быстро пробегает взглядом по толпе и поражённо застывает, наткнувшись на такой же ошеломлённый взгляд молодого господина, застывшего потрясённой статуей в дальних рядах и уставившегося на него немигающим взором, не желая упустить из виду ни секунды танца. Шэнь Цзю едва удаётся поймать рвущуюся на лицо презрительную ухмылку: ба, какие люди! Это ведь тот самый заносчивый невежа, который всего неделю назад задирал нищего мальчишку на улице. Шэнь Цзю никогда не видал его в городе и поэтому решил, что тот, возможно, просто проезжал мимо и уже уехал. Кто бы мог подумать, что он решил остаться и даже принять участие в праздновании Чуньцзе в местном пионовом доме!       Что ж, если он пришёл сюда за представлением, то Шэнь Цзю ему его обеспечит.       Он танцует так, словно жил всю свою предыдущую жизнь лишь для этого мгновения, грациозно кружась, взвиваясь и опадая, полыхая, словно пламя, окутанный развевающейся вокруг него полупрозрачной шёлковой аурой, вторящей его движениям. Он невесом, летая по сцене, едва касаясь пола в свете переливающихся фонарей и слыша лишь перезвон золотых бубенчиков у себя на одежде и мерные удары барбанов, отстукивающих ритм в унисон с биением его сердца.       Он заканчивает танец, и газовый алый шарф скользит из его рук, устремляясь в зал и мягко ложась послушным туманом у ног Ло Бинхэ. Тот подхватывает его, стискивая и прижимая к груди, в которой бешено колотится сердце, готовый зарыться лицом в этот шёлк, впитавший в себя запах танца его драгоценного а-Цзю.       Шэнь Цзю выходит на поклон и, соединив руки с остальными танцовщицами, грациозно кланяется зрителям. Сердце его летит вскачь, он задыхается.       Ло Бинхэ тут же утаскивает его за кулисы, осыпая комплиментами и покрывая поцелуями щёки и лоб, без устали повторяя, как он гордится своим а-Цзю и тем, насколько хорошо он справился.       Взяв в ладони его лицо, Ло Бинхэ шепчет: - Ты - лучше всех! Ты - звезда!       Шэнь Цзю готов заурчать от похвалы гэгэ. Он стирает пот со лба и щёк, радуясь, что все его усилия не прошли даром: - Главное, что Бин-гэ считает, что это хорошо.       - Это было великолепно. Лучше и быть не может, - воркует Ло Бинхэ.       Вскоре его Бин-гэгэ отлучается на кухню по просьбе одной из местных сестричек, чтобы оценить качество сладких рисовых шариков, приготовленных ею специально для а-Цзю в качестве особого лакомства и по случаю грандиозного успеха их юной звезды. Шэнь Цзю остаётся ждать его в одиночестве, прожигаемый заинтересованными взглядами восхищённых зрителей, не решающихся приблизитьзя к своему кумиру, опасаясь гнева его грозного защитника-гэгэ, и лишь издали наблюдающих за ним.       Неожиданно от общей толпы отделяется высокая стройная фигура и направляется прямо к Шэнь Цзю. У фигуры идеально прямая спина, негнущиеся руки и ноги, делающие его похожим на деревянную куклу, а на лбу с тем же успехом могло бы быть крупными иероглифами выведено: "Слабоумие и отвага".       - Поздравляю с Чуньцзе! Это тебе! - произносит это нескладное создание, с трудом выталкивая из себя каждое слово и полыхя лицом, будто только что умял целую тарелку острейших чили. Негнущаяся рука вытянута перед собой и сжата в мощный кулак, в коем красуется одинокий цветок, стиснутый с такой силой, что, кажется, молодой господин решил либо выжать сок из тщедушного стебелька, либо попросту раздавить его в кашу.              Шэнь Цзю сразу же узнаёт эту надменную физиономию перед собой, с которой только недавно препирался, защищая уличного попрошайку. Владелец физиономии вытягивает вперёд другую руку, такую же негнущуюся, столь же остервенело в свою очередь сжимающую серый шёлковый платок: - И это тоже!       "Гляди ж ты - сама галантность", - проносится в голове у хули-цзин.       Шэнь Цзю осторожно принимает подношения.       - Этот благодарит молодого господина, - с сомнением произносит он, поднимая платок к вспотевшему лицу и стирая горячие солёные капли. - Этот рад очередной встрече.       Означенный молодой господин застывает, словно палку проглотил: его идеально прямая спина выпрямляется ещё больше, лицо идёт пятнами, а бедное девственное сердце заполошно несётся вприпрыжку от такого неформального жеста его визави, с которым тот использует только что подаренный платок.       - Я... был неправ тогда, - неловко бормочет юноша. И продолжает в ответ на вскинутую вопросительно бровь Шэнь Цзю: - В смысле, неправ, что убежал... Но мой кошелёк точно украл тот гуев оборванец! Клянусь, что это правда, я...       Шэнь Цзю лишь закатывает глаза, не желая выслушивать очередную порцию этой зелёной тоски.       - Ладно, забудем. У этого нет желания вновь разводить эту бодягу в такой прекрасный праздничный вечер.       Молодой человек перед ним ещё пуще багровеет и кивает, лицо его становится похожим уже не на помидор, а на спелую свёклу.       Повисает неловкое молчание. Высокий юноша, прочистив горло, вновь пытаясь завязать жалкое подобие светской беседы. (Шэнь Цзю ему не мешает, не без удовольствия созерцая мучительные потуги рождения простейших предложений этим надменным ртом).       - Тебе... Вам очень идёт красный. И ты... Вы отлично танцуете. Я знал, что шисюн всегда был так хорош в искусствах, но я просто... я раньше не понимал, насколько именно.       - Этот скромный благодарит господина за похвалу, - в глазах Шэнь Цзю зажигаются весёлые искорки. Он старается быть предельно учтивым и решает подыграть этому веселящему его недоразумению перед собой и поддержать их разговор. - Этот никогда раньше не видел господина. Вы недавно в городе?       Молодой человек заметно оживляется, окрылённый заинтересованностью Шэнь Цзю: - Моя семья недавно сюда переехала. У нас есть несколько участков земли, поместье, дома, но мы никогда раньше здесь не жили, поэтому решили...       Глаза Шэнь Цзю сужаются.       - Мудрые говорят: "Хвастовство — признак неуверенности. Грубость — признак бессилия. Надежда на пользу от их проявления — признак глупости.“ А ещё говорят: "Имея и десять тысяч полей, нельзя съесть в день больше мерки риса", - холодно бросает он.              Молодой господин напротив замирает, вмиг растерявшись от того, насколько превратно его поняли. Глаза его распахиваются, во взгляде проскальзывает беспомощность. Он торопливо бормочет, пытаясь оправдаться: - Я... Нет! Ты снова не понял! Я не это хотел сказать! Я...       Ещё более юная особа, выскочив из-за ближайшей колонны, за которой она пряталась, ураганом подлетает к молодому господину, повиснув у него на руке, и с шипением выговаривает ему, дёргая белый шелк рукава: - Гэгэ, гэгэ, что ты несёшь! Ты опять всё испортил! Я ж тебе говорила!       Шэнь Цзю охватывает любопытство: - Какое очаровательное дитя! Как твое имя? - нежно произосит он, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть девочку перед собой.       Та поднимает взгляд, и на Шэнь Цзю глядят самые большие и прекрасные глаза, какие ему только доводилось видеть в жизни. Она вырастет невероятной красавицей, это ясно уже сейчас, несмотря на её совсем юный возраст. Такая красота способна вызвать зависть кого угодно. Но Шэнь Цзю - сам хули-цзин, да ещё в добавок наделённый умом, чувством собственного достоинства и уверенности в себе, постоянно лелеемым его Бин-гэгэ, не скупящимся на слова восхищения для своего а-Цзю. В глазах его Бин-гэгэ, Шэнь Цзю - самое прекрасное создание во вселенной.       Девчушка выныривает из-под рукава старшего брата и, выпрямившись во весь свой невысокий рост, широко улыбается: - Эту зовут Минъянь! Лю Минъянь! Рада снова встретиться с вами, Шэнь-шибо! С Новым годом!       - «Шибо?» - недоумённо повторяет Шэнь Цзю. Он переводит взгляд на её брата: - Ваша фамилия Лю?       - Минъянь! - досадливо шепчет тот сестре. - Я же просил, не вмешивайся! Зачем ты вообще вылезла из укрытия?!       - Да затем, что ты опять всё испортил! - шипит она в ответ. - Так ты никогда не завоюешь Шэнь-шибо!       - О каких завоеваниях речь? С кем воюем? - Шэнь Цзю, подавляя недоуменную улыбку, продолжает любовно наглаживать голову Лю Минъянь. - Мэймэй, какая же ты очаровательная! Как только твои родители ухитрились родить одновременно такую прелестную дочь и такого ужасного и невоспитанного сына?       Лю Минъянь хихикает.       - Лю Фэн, - торопливо поясняет она, пихая брата локтем в бок. - Моего брата зовут Лю Фэн! Фэн - "феникс"!       Итак, дерзкий павлин оказался "фениксом".       - Лю Фэн, - повторяет Шэнь Цзю, нарочито растягивая слоги, словно смакуя. - Какое прекрасное имя для прекрасного молодого господина.       Лю Фэн вспыхивает. - Не говори того, чего не подразумеваешь, - еле слышно бормочет он, потупя взор и ещё сильнее заливаясь краской.       Шэнь Цзю хищно ухмыляется, понимая, что за фрукт перед ним: ещё более очевидный, чем его гэгэ, даже хуже, и точно так же тает от сладких речей. (И Шэнь Цзю обязательно воспользуется этим знанием в самое ближайшее время.)       Он нарочито картинно подносит подаренный цветок к лицу и чувственно вдыхает его аромат, кидая на бедного Лю Фэна томный взгляд из-под ресниц.       - Лю Фэн... весьма искусен в выборе цветов, - говорит он сладким как мёд голосом, каким бордельные сестры завлекают особо ценных клиентов.       Стрела попала "в яблочко"! Очередная жертва его обаяния готова! У этого олуха нет никаких шансов!       Лю Фэн давится воздухом.       - Это всё М...минъянь. Она п...помогла... - смущенно мямлит он, прожигая взглядом носки собственных сапог.       Лю Минъянь мученически вздыхает и устремляет на брата полный безнадёги взгляд. Если она сейчас же не вмешается, Лю Фэну не видать Шэнь Цинцю как своих ушей.              Самое время разыгрывать карту "очаровательной мэймэй".       - Шэнь-гэ, Шэнь-гэ, - нарочито отчаянно хлопая глазками, Лю Минъянь обеими руками намертво вцепляется в красный шёлк ханьфу Шэнь Цзю. - Не присоединишься ли ты к семье Лю на праздничный ужин по случаю Чуньцзе? Мой гэгэ будет очень рад, если ты согласишься!       Сердце Шэнь Цзю смягчается от умиления при виде подобного зрелища. - Минъянь, разве это уместно? Я не член семьи Лю, - мягко улыбается он.       - Это легко исправить! - восклицает Лю Минъянь, не моргнув глазом.       Если бы взгляд мог убивать, то Минъянь сейчас немедленно отправилась бы в перерождение под испепеляющим взглядом брата.       Однако их беседу прерывают самым резким и бесцеремонным образом. Шэнь Цзю чувствует горячие сильные руки, обхватывающие его со спины, и знакомое тепло прижимающегося к нему высокого мощного тела.       - А-Цзю, как неучтиво с твоей стороны. Почему ты не представил мне своих новых друзей?       Румянец расцветает на щеках Шэнь Цзю, как и всегда при звуке этого голоса, что не укрывается от зорких глаз Лю Фэна, красивое лицо которого тут же темнеет от гнева. Как могло случиться, что бывший владыка Цинцзин так сильно полюбил этого демона? Каким заклинанием этот мерзавец его околдовал? Каким зельем опоил?       - Бин-гэгэ, - воркует Шэнь Цзю, удобно устроившись в кольце любимых рук, словно созданных специально для него. Он не замечает клокочущей ярости в тоне Ло Бинхэ, направленной на человека, в котором тот уже безошибочно узнал Лю Цингэ. Не замечает ответной враждебности во взгляде Лю Фэна, устремлённом на Бинхэ.       - Это Лю Фэн и его младшая сестра Лю Минъянь. Они недавно переехали в город. С Лю Фэном я совсем недавно познакомился на улице. Нас нельзя назвать... друзьями.       Лю Фэн от этих слов ощутимо вздрагивает.       (1 - в пользу Ло Бинхэ, 0 - в пользу Лю Фэна).       -А-Ло, - вырывается у Лю Минъянь прежде, чем она успевает спохватиться, но достаточно для того, чтобы Ло Бинхэ смог узнать всё, что его интересовало. Она берёт себя в руки и произносит, обращаясь к тому, с кем была когда-то так хорошо знакома, сдержанным и почти официальным тоном: - Не присоединится ли молодой господин к нашей семье Лю на новогоднем ужине? Матушка приготовила пир.       - У нас уже есть свои планы, - холодно отвечает Ло Бинхэ. - Только я и а-Цзю.       Но щенячье выражение глаз Лю Минъянь - слишком уж веский аргумен для Шэнь Цзю, который втайне всегда мечтал о собственной мэймэй.       - Гэгэ, послушай, мы и так каждый год делаем одно и то же, - говорит Шэнь Цзю своему Бин-гэгэ, поворачиваясь к нему лицом и поглаживая его грудь. - Почему бы нам не попробовать хоть раз сделать что-то по-новому?       Ло Бинхэ стоит на своём: - Нарушать сложившийся порядок не следует, это не к добру.       - Хорошо, что ты это понимаешь, - холодно перебивает его Лю Фэн, не отводя ледяного взгляда. - Я, например, считаю, что каждый из нас должен знать своё место и придерживаться его.       - Вот как? - голос Ло Бинхэ срывается на злобное шипение: - Тогда, возможно, тебе не следовало покидать Диюй и возращаться в мир живых!       - Гэгэ? - обеспокоенно поднимает брови Шэнь Цзю, смущённый столь непривычным и откровенным выражением враждебности со стороны Ло Бинхэ. - Что происходит? Ты в порядке?       - Нет, ничего, ты прав, - отвечает Ло Бинхэ, быстро оценив обстановку и приняв решение. Если Лю Цингэ задумал какую-то игру, то он в ней поучаствует. Он проводит рукой по волосам и продолжает: - Каждый год мы делаем одно и то же. Я, например, хотел бы знать, что у этого Лю Фэна в рукаве, раз он пришел в наш город и смеет по-хозяйски тут распоряжаться.       - У нас исключительно добрые намерения, - осторожно говорит ему Лю Минъянь.       - Поживём - увидим, - Ло Бинхэ размыкает объятия и приобнимает своего хули-цзин за плечи. - А сейчас, если позволите, нам нужно успеть на праздник.       Ведь впереди ещё ужин с цзецзе из пионового дома.

ххххххх

      Они уходят, и Лю Минъянь вновь заговаривает, обращаясь к старшему брату.       - Он очень изменился в этой жизни, - говорит она. - Не знаю, как именно, но сейчас он другой. Думаешь, он всё ещё планирует навредить Шэнь-шибо?       - Я ему не доверяю, - скрипнув зубами, отвечает Лю Фэн, провожая уходящего Ло Бинхэ тяжелым взглядом. - Мне не нравится, как он разговаривает с Цинцю, как смотрит на него. Он... он - хищник. Чудовище. Этого горбатого даже могила не исправит.       - Ты заберешь у него Шэнь-шибо?       - Это мой долг, - Лю Фэн хмурится, всё ещё не веря своим глазам и не понимая, как такое могло произойти. - Нет, ты видела, как Цинцю на него смотрит?! Он считает Ло Бинхэ своим спасителем! Разве тебе это не противно? Он не знает и толики того, что этот подонок с ним сотворил!       На этот раз голос Лю Минъянь звучит гораздо тише: - Он... Он - не единственный, кто совершал ошибки в прошлой жизни.       - Минъянь, ты ничего не знала тогда. И не можешь вечно корить себя за то, что тогда произошло. Ты думала, что мстишь за меня. Я никогда не смогу всерьёз держать на тебя зла. Сейчас самое главное - безопасность Цинцю. Лишь бы у нас всё получилось!       - Да, - согласно кивает Лю Минъянь, глядя вслед удаляющемуся Шэнь Цзю. - Шэнь-шибо... очень красив в этой жизни.       - Да, - отвечает Лю Фэн, закусив губу. - Даже слишком.       Слишком для его сердца.       - И я тот, кто будет его оберегать.