Салмиакки

       До вечера еще далеко. Но солнце скоро заглянет под длинный дырявый навес. Сто лет назад он и от солнца, и от дождя защищал. А сейчас только от солнца немного. (На головы не падает, и то ладно.) Лалли снял плащ уже давно. А винтовку оставил на плече. Хоть вокруг и безопасно, он проверял. Онни тоже. Единственного тролля в одной машине они вместе услышали, но тролль застрял в железяке и не мог вылезти, так что Лалли просто взял у кузена копье, по ржавым крышам добежал до тролля и потыкал туда, где должна была быть голова. Попал — черный голос в голове замолк. И сейчас копье стояло подальше, на солнце, для дезинфекции. В голове зудел шум и от других порченых душ, но очень слабо, вяло. Далеко, наверно. Днем тролли и должны спать. И развалины вокруг — не жилой дом, не больница, даже не гигантский магазин (они назывались «торговый центр»), а автобусная станция — вроде причала, но для больших машин с сиденьями. Туури когда-то рассказывала про них, да и надписи и расписания еще виднелись. Миккель как раз изучал облезлую жестяную доску с расписанием. Зачем-то. Он же по-фински читать не умел. Лалли пожал плечами и вернулся к другой сложной задаче. Перед ним стоял высокий ящик-шкаф со стеклянной передней стенкой и всякими пестрыми пакетиками и бутылками внутри. Онни называет такие ящики торговыми автоматами, а Эмиль — varuautomat. То же самое, наверно. Пакетики внутри яркие, блестящие — не сильно запылились за много лет. Взгляд тянулся к красно-черному пакету справа, в четвертом сверху ряду, с надписью «Салмиакки». Рот сразу наполнился слюной, хотя вроде только что пообедали. Но как достать добычу без лишнего шума? Стекло прочное, надо бить прикладом винтовки или тяжелым камнем, но это грохот, звон осколков. Как же раньше люди запихивали туда все это? Лалли на всякий случай подцепил пальцем край рамы стекла, дернул. Не, ни с места. Зато стоящий рядом Эмиль заинтересовался. — Что? Хочешь взять? Помочь? И потянулся за кинжалом на поясе. Снятый плащ чуть не выронил. Спасибо, что не за взрывчаткой. Но все равно не надо. Эмиль не умел тихо ничего, это раз. Два — если достанет, придется с ним поделиться. А там нужный пакетик только один. Всех остальных по дюжине, а самый лучший… Но Эмиль всегда всегда угощал с Лалли вкусняшками. И наяву, и во сне. И три — суету может заметить если не заблудший тролль, то Онни уж точно. Пока что кузена отвлекал болтовней рыжий исландец. Пытался. Онни отвечал ему редко, коротко, глядя не на рыжего, а в сторону, ни на что. Лалли поежился. В груди уже который раз кольнуло — то ли досада, то ли другое какое неуютное чувство. Словно он опять где-то ошибся, не успел, не доделал. Если рассудить — наоборот, успел, нашел Онни раньше, чем случилось что-либо непоправимое. Помог — все вместе помогли и вот возвращаются к людям, в безопасные места. Все хорошо. Но Онни после… ухода бабушки и Туури словно погас. Не злился, не спорил, даже обещанной Лалли выволочки не устроил. Не боялся любого шороха, как обычно. На привалах устраивался в стороне ото всех. Вот и сейчас все расселись на длинной скамье рядом, а он — по другую сторону спинки. Хотя, как неиммунный, должен быть в середине между иммунными. А еще респиратор по тревоге надевал недостаточно быстро и вообще, кажется, на технику безопасности забил. Будто теперь ему все равно, жить дальше или как. Но Лалли-то не все равно! Они ж последние друг у друга остались из всей семьи. Только что делать, непонятно. Может, Эмиля спросить? Как тот умудряется поднять настроение парой слов и улыбкой? Хоть и глупый. Так, Эмиль. Лалли успел столько всего подумать, мысленно расстаться с частью конфет, а друг все еще возился со стеклом. Безрезультатно. Резина по периметру за годы не рассохлась, а закаменела. На шум пришла Киса, посмотреть, понюхать. Что там ее люди хотят достать? Вкусное? Ну уж нет, с ней Лалли точно не поделится. Он осторожно отодвинул ее носком сапога обратно к скамье. Безрезультатно. Кошка тут же обтекла его и вернулась к ящику. Тем временем Эмиль понял, что ничего у него не выйдет, и окликнул Миккеля. Ой нет, не надо. Еще и с ним делиться! Потому что датчанин тоже всегда угощал Лалли сладостями. С другой стороны… Миккель подошел к ящику с другой стороны, посмотрел. Потом пошатал весь автомат целиком. Это только огромный Миккель может. Ящик поскрежетал, но наклонился. Даже не развалился при этом. А пакеты, бутылки и коробочки посыпались с палок-полок. Отлично! Внизу должна быть дверца без замка, из лотка за ней можно выгрести все, что упало вниз, выкинуть, добраться до заветного красного пакетика. В лотке плескалась мутная жижа из лопнувших бутылок. Пакет измазался в ней, но Лалли его все равно разорвал. Понюхал. Нормально. Салмиакки, соленая лакрица. Сунул Кисе под нос. Та попятилась, уши прижала, потом принялась остервенело мыть морду лапой. Ну и дура шерстяная. Тогда Лалли протянул пакет Эмилю. Тот тоже отшатнулся, состроил обычное свое лицо «фу, что за гадость». Совсем как Киса. Уф, хорошо, больше конфет Лалли достанется. С тайной надеждой он протянул шуршащий пакетик Миккелю. Датчанин остался невозмутим, как всегда, но сказал что-то неодобрительное. Вроде что это нельзя есть. Лалли его понимал с большим трудом, больше по тону, потому что Миккель говорил сложно и длинно, и сами слова выговаривал не так четко, как Эмиль или Сигрюн. Сигрюн как раз четко и громко спросила, чего они там шумят и возятся, и… Шум. Тихий черный шум в голове из бесформенного и неопасного стал направленным. Лалли замер, вскинув руку ладонью к товарищам. Первое правило, замри и замолчи! И тогда, может быть, тролль, монстр или гигант пройдет мимо. Но пока что тролль — да, именно тролль, катился внутри ржавой машины-автобуса прямо к людям. Заметил их или просто так, под уклон? И почему Лалли его не… а, заметил, но не отличил от фонового шума зараженных тварей. Даже Киса до сих пор не встопорщилась, хоть и послушно замерла вместе со всеми. Только метров за сто еле слышное гудение внутри головы разбавил монотонный, усталый голос. «Автобус прибыл в аэропорт, к первому терминалу, время остановки три минуты, проходите в переднюю дверь, предъявите билеты водителю»… Чушь какая-то. Эмиль смотрел на Лалли круглыми глазами — стоять или пора бежать? Руку он успел опустить на рукоять пистолета, выхватить его из кобуры — нет. И дробовик Миккеля остался у скамьи, рядом с Рейниром, но исландец не дотянется (и не умеет стрелять), он сидит уже на земле, успел только натянуть респиратор, пока скамья загораживала его от тролля. А Онни с другой стороны, его ничего не загораживает, а он респиратор надеть не успел… Или не пытался? Железяка все ближе, и кто знает, какой в ней тролль. Вдруг плюющийся или чихающий? И Лалли бросился в противоположную от кузена сторону. Крикнул вполголоса «стоять!», швырнул в разбитое окно машины-автобуса что под руку попало. Вернее, лежало в руке. Красный пакетик. Перкеле! Винтовку Лалли скидывать с плеча не стал — в скрытую в железяке голову тролля не попасть, а лишний шум ни к чему. Автобус замедлился и вроде как сдал назад, за Лалли. Трудно понять, когда оглядываешься на бегу, а там Эмиль загораживает цель. И тоже кидает что-то мелкое в машину. Чипсы или газировку? — почему-то мелькнула мысль. Бум-м! Не чипсы. От взрыва машина развалилась совсем, полетели осколки стекол и троллятины. Лалли развернулся обратно, не сбавляя скорости. Черный шум совсем смолк — Эмиль попал. Не чипсы. Вот на что Эмиль кажется неуклюжим и медленным, но зажигательные гранаты он выхватывает стремительно и попадает точно в цель. Так, а куски тролля в неиммунных не попали? Вроде нет, исландец успел отскочить подальше, и Онни успел отвернуться. И респиратор тоже надеть. Фух. А еще Сигрюн успела выхватить свой пистолет и выскочить между троллем и Онни. А Миккель успел похватать все рюкзаки и припустить подальше от стоянки, на намеченную заранее дорогу. Правильно, надо быстро убираться, пока на шум не сбежались еще монстры. Лалли замыкал маленькую толпу — следить, чтобы никто не сел им на хвост. И еще отвлекся заскочить к автобусу. Когда автостанция скрылась за лесом и поворотами, компания перешла с бега на быстрый шаг, чтобы топотом и тяжелым дыханием не привлечь кого не надо. Миккель отдал Сигрюн и Эмилю их вещмешки. На привал остановились на вершине холма-скалы. Рейнир нарисовал свои знаки головешкой, Онни растянул леску между кустами внизу. Миккель, помешивая листики в чае, вполголоса сказал что-то про время. Лалли дернул Эмиля за рукав, кивнул на датчанина, и друг повторил внятнее, что автобус подошел ровно по расписанию. Тому самому, между скамьей и ящиком со вкусностями. Лалли хмыкнул. Он тоже кое-что успел. Ну и повезло, что конфеты не пострадали при взрыве, потому что завалились под сиденье. И из пакета не выпали, потому что за десятки лет слиплись друг с дружкой и с кулечком. Лалли отковырял одну штуку… — Ты что делаешь?! Это Онни, услышал постороннее шуршание и тут же оказался рядом с кузеном. — Выплюнь немедленно! Этой гадости сто лет в обед! Кашу он не ест, а всякую дрянь… Учти, отравишься — лечить не буду! То есть, буду, конечно… Сколько раз тебе бабушка говорила не тащить в рот что попало? Ну совсем как раньше: когда Онни казалось, будто младший двоюродный брат его не слушается, в ход шло мнение покойной бабушки. И возмущенно-напуганный взгляд над кромкой респиратора такой знакомый. Вот он, прежний нервный Онни. Еще не поздно. Лалли улыбнулся, нарочно отщипнул кусок вкусняшки и отправил в рот. Мр-р, оно сладкое и соленое одновременно, и еще куча разных привкусов… Так с набитым ртом и пояснил: — Не. Нормально сохранилось, если именно это название. Другие разведчики пробовали. Я тоже, и ничего не было. Зато вкусно. Хочешь? Вопреки надеждам Лалли, Онни пакет принял, но внутрь не полез, стал читать упаковку. — М-да, тут консервантов больше, чем солодки. Эта штука была вредной еще в срок годности, а сейчас и вовсе… Лалли и сам иногда задавался праздным вопросом — каким салмиакки был на вкус сто лет назад? Что из этой сладко-соленой смеси природное, а что — от долгого хранения? Вот на полсекунды отвлекся на загадки человечества, а кузен уже успел спрятать пакетик себе за пазуху и объявил, что не отдаст и вообще потом по дороге выкинет. Вот что за человек? Выкинул бы сейчас — Лалли бы ночью подобрал и съел. Ничего, он успеет стащить вкусняшку ночью. Непременно успеет.