Лови момент

      Снег укрывает собой всё вокруг: проезжающие мимо машины, прохожих с собаками на поводке, обрубленные под городские нормативы деревья, облупившиеся скамейки… Метёт, как в «Игре престолов»: еще чуть-чуть, и Антон не удивится, если в одном из прохожих узнает белого ходока. Только Короля Ночи не хватает. Но как говорится, еще не вечер и уж тем более не ночь.              А кто займет место Джона Сноу? Шастун мысленно перебрал в голове всех известных ему политиков, каких только смог вспомнить.              Байден? Да он, может, даже старше самого Короля Ночи, куда уж ему. Первым порывом ветра снесет.              Макрон? Не, этот слишком симпатичный, его лучше оставить в живых.              Тут Антон вспоминает, что Короля Ночи убила бесстрашная Арья. Тогда может, с ним справилась бы Вика Складчикова? Наверняка даже не сделала бы паузу в очередном своем монологе. Да, сказала бы что-то вроде:              «Не знаю, как вам, ребят, а меня он достал. Хуже пьяного бывшего, честное слово. Восемь сезонов что-то угрожает,              *пощечина*              что-то припоминает,              *вторая*              а решиться ни на что не может. Просто мужики все нерешительные, да?              *вонзает нож в сердце*              Ладно бы «пришел-увидел-победил», и дело с концом.              *проворачивает*              Нет, че-то тянет-тянет. Надоел, надо прошлое оставлять в прошлом. И чтобы никакие бывшие до вас не докапывались!              *достает нож, разворачивается и без тени сомнения идет на следующее шоу*              А знаете, был у меня еще такой случай…»              Шастун мерно постукивает пальцами по рулю тахо: от каждого соприкосновения колец с кожаной обивкой раздается непривычно бархатистый звук, отсчитывающий секунды.              «Да, такой бред можно только на сонную голову придумать. А сон нам только снится», — Антон усмехается нелепости своего каламбура. Все-таки никогда он не дотягивал до Арсения в этих приколах.              Шастун смотрит на обгоняющую пробку парочку: парень щелкает девушку по носу, а та беззвучно смеётся. Антон привык врубать музыку по дороге куда угодно, поэтому в обычные дни парочка шла бы мимо, например, под «Так красиво» Лазарева. И все их действия попадали бы точно в ритм так, будто несостоявшиеся танцоры весь предыдущий месяц репетировали этот променад. Но сегодня Шастуну почему-то захотелось тишины.              Когда он снова сосредотачивает взгляд на тротуаре справа, то понимает, что парочка уже скрылась из виду. Антон поджимает губы и бросает взгляд на часы. Седьмой час. Значит, Арс должен вернуться примерно через… Надо посчитать.              «Арс сейчас уже должен заканчивать с фотосессией. Тогда ему нужно еще минут пять, чтобы переодеться, и еще двадцать пять, чтобы покрасоваться перед зеркалом. Потом он обязательно заедет за кофе — еще пятнадцать минут, а с учетом пробок доедет до дома за…»              Его подсчеты прерывает загоревшийся зеленым светофор. Единственное, что Шастун понимает: ждать Арсения ему еще не один час. Момент — и он вырывается из пробки на грани разрешенной скорости. Нет, Антон не торопится домой. Но стоять на одном месте хуже, чем двигаться куда угодно.              Шастун пересекает последний перекресток на пути домой и заезжает на подземную парковку. Выключает двигатель, задерживает руки на руле, большими пальцами поглаживая шероховатую кожу, и смотрит вперед. Здесь уже нет снежного безумия, царящего снаружи. Да и людей здесь — тоже не как снаружи. Лишь застывшие машины.              Одна из них стоит в самом углу парковки, запорошённая. Но отнюдь не свежевыпавшим снегом, а толстым слоем пыли. Очевидно, владелец давно её не навещал. Шастуну всегда жаль такие машины. Предназначенные для быстрой езды, они вынуждены томиться в темноте паркинга застывшей грудой металла. Всё, что им остаётся — молча смотреть, как их друзья то и дело уезжают и возвращаются обязательно с рассказами о том, как много они повидали других краёв, людей и машин. А эти, забытые неверными владельцами, не могут и слова сказать с глухим двигателем. Каждый день они видят сотни таких же людей, как их владельцы. Наверное, они могли бы помочь. Но почему-то всегда проходят мимо, хмуро отводя взгляд.              Шастун невольно сравнивает себя с потерявшей былой лоск заржавевшей машиной. У него мелькает мысль, что стоит ему взять перерыв и хоть немного отдохнуть, как он уже не вернётся из отпуска. Когда-то столь желанный, покой станет его проклятием. А на сцене заблещут звезды моложе и ярче.              Антон старается как можно скорее отогнать от себя тревожные мысли: не сегодня. Сегодня он был сразу на трёх съёмках с семи утра, так что можно не беспокоиться, что его забудут поклонники. Можно выдохнуть хотя бы до конца этого дня.              Шастун провожает отстраненным взглядом только что заехавшую машину: она паркуется на соседнем месте. С заднего сидения выпрыгивает мальчишка лет семи и бежит зачем-то к той самой старой машине в углу. Из окна только что заехавшего ауди высовывается уже немолодая женщина, строго зовёт мальчика не убегать. Но пацан не обращает ни капли внимания. Антон наблюдает.              Мальчик подбегает к машине и, широко растопырив пальцы, неумело выводит что-то на капоте. Затем, окончательно вымазав обе ладошки в пыли, он, высоко размахивая ими, несется обратно к маме с громкими криками. Шастун слышит их даже сквозь закаленное лобовое стекло. Когда мальчик пробегает мимо тахо, Антону кажется, что на доли секунды тот замедляется и смотрит прямо на него. Шастун сначала теряется, никак не ожидая, что его заметят. Но быстро собирается и кивает парнишке, подбадривающе улыбаясь. Конечно, мальчик этого уже не видит. Он давно стоит возле мамы, опустив голову и шныряя взглядом по развязавшимся на одном ботинке шнуркам. А мама его всё отчитывает за неприличное поведение, размахивая руками похлеще самого мальчика минуту назад.              Антон опускает взгляд на руль и только теперь чувствует, что сжимает его до побелевших костяшек. Его бьет осознанием, чем именно зацепила увиденная только что картина: он сам давно уже не тот мальчик, который умудрялся находить себе приключения из любого повода, а эмоции сменялись одна за другой со скоростью света. Тогда, в Воронеже, он так же смотрел на скучающих взрослых и отчаянно отказывался верить, что однажды сам станет одним из них.              Но вот он сейчас: за рулем крутой тачки, на парковке дома бизнес-класса, держит наготове ключи от собственной квартиры. Конечно, тогда он ни о чем из этого не мог мечтать даже в шутку… А теперь он смотрит на свое мутное отражение в дверце машины и видит в нём того самого грустного взрослого, которым боялся стать с десяток лет назад. Антон хмыкает, хватает сумку и спешно выходит из машины. Желание курить отдается неприятным жжением на кончиках пальцев. Шастун быстро шагает вдоль нестройного ряда машин на улицу.              Стоит Антону выйти наружу, как он тут же жалеет о своём решении: за то время, пока он сидел на парковке, метель только усилилась. Он натягивает шапку почти до самого носа, застегивает куртку, поднимая воротник как можно выше, и почти бежит к козырьку подъезда, согнувшись в три погибели в тщетной попытке защититься от метели. Зато так его точно не узнают. Хотя сейчас, признаться, он думает о неудобствах своей медийности в последнюю очередь.              Сейчас он может только представлять, как откроет дверь, скинет с себя наконец эти сто пятьсот одежек, заварит горячий-горячий чай, чтоб пар валил похлеще застоявшегося сигаретного дыма, врубит какую-нибудь новогоднюю музыку и будет дожидаться Арса, чтобы с ним вместе по сотому кругу посмотреть «Один дома». Антон по-быстрому докуривает сигарету, как можно усерднее затягиваясь, и спешит в тепло.              Он взбегает по лестнице, одновременно пытаясь согреться и избегая неловкой встречи с кем-то в лифте. Неверными движениями закостеневших пальцев проворачивает ключ, уже предвкушая, как наконец сможет расслабиться в одиночестве и спокойно согреться… Тут размышления Шастуна трагическим образом прерываются. Арс не приедет. Он уже приехал.              Антон моментально подмечает это сразу по нескольким деталям: лишняя черная куртка на вешалке, аппетитный аромат Пепперони, тянущийся из комнаты, и зажженные гирлянды, которые они вдвоем часа два развешивали неделю назад. И вообще в квартире как будто на пару градусов теплее, чем Антон помнит, когда собирался на съемку сегодняшним одиноким утром.              Шастун торопливо стягивает ботинки друг о дружку, параллельно расстегивая куртку и разматывая шарф. Вместе с курткой с него спадает горка снега, налетевшая за то время, что он курил. Как попало бросает всё где-то в районе шкафа и бежит, спотыкаясь, в комнату.              Антон внимательно разглядывает синий диван, точно боится поверить собственным глазам, а сердце уже радостно жмется в груди. Шастун тихо, боясь спугнуть наваждение, подходит ближе. Арс его не видит — сидит спиной, странно отвернувшись всем корпусом к дальнему от Антона подлокотнику.              Шастун почти с детским восторгом думает, что сегодняшний вечер будет в разы приятнее, чем он рассчитывал. Может, они успеют посмотреть не только фильм. И не только посмотреть. Раньше новогоднее настроение с трудом карабкалось к его голове, из последних сил пробираясь в мысли (а два метра в высоту преодолеть не так легко, если ты совсем слабая крошка!). Теперь же оно смело заявляет о своих правах и легко растекается в голове Шастуна, проникая в каждый тревожный уголок его сознания и согревая его. Наверное, так же неумолимо сейчас тает горка оставшегося в коридоре снега.              Антон тихо, все еще слегка недоверчиво окликает:              «Арс? Почему ты так рано?»              И тут же уточняет:              «Все в порядке?»              В ответ Шастун слышит только слабое мяуканье. Это немного успокаивает. Значит, у Арса игривое настроение. Скорее всего доволен получившимися фотографиями. Что ж, раз они сегодня на кошачьем, Шастун, как и всегда, подхватывает его затею и мурлычет с вопросительной интонацией:              «Мя-я-я-у?»              На этот раз Арс разворачивается к нему, и склонив голову набок, подозрительно смотрит исподлобья, улыбается со смесью смущения, шалости и вины, а в черных зрачках пляски чертей, кажется, в самом разгаре. Заглядевшись на сложное выражение лица Арса, Шастун не сразу замечает его вызывающую не меньше подозрений позу: тот сидит, очевидно неудобно подобрав ноги, и обнимает себя обеими руками.              Тогда Антон подходит почти вплотную к дивану и уже в следующую секунду окончательно отказывается верить своим глазам. В руках Арса, в глубине сгиба локтей, доверчиво уткнувшись ему куда-то в область сердца, сидит ма-а-а-аленький пушистый котёнок. А Арс, придерживая его одной рукой, с этой своей невозможной улыбкой гладит его второй.              И снова поднимает глаза на Шастуна, как бы спрашивая:       «Ничего страшного?»              Как бы умоляя:       «Можно его оставить?»              Как бы убеждая:       «Мы справимся»              В его голубых глазах всегда столько глубины и хитроумного сплетения эмоций, что Шастун не уверен, научился ли распознавать хотя бы половину из них. Вдруг он каждый раз упускает целых две или три мысли Арса? Антон хотел бы понимать их все. Но сейчас он отгоняет от себя эти щекотливые до зудящего мозга мысли и оставляет их про запас на худшие времена. Он еще успеет загнаться в одинокие питерострадальческие ночи, как он их про себя называет, которые ему неизменно приходится проводить одному.              А пока Арс здесь, нужно ловить каждое мгновение, вдыхать его и задерживать дыхание, сохраняя внутри как можно дольше. Так теплее. Так правильно.              Антон стреляет глазами, переводя их на котенка-Арса-котенка-снова Арса, и не знает, как реагировать. Первый порыв — протянуть руку и потрепать по голове. Обоих. Но годы отношений научили Шастуна, что сначала нужно обговорить все возникающие вопросы и только потом давать волю рукам. Поэтому он напрягает кисти, стараясь держать их под контролем и не тянуться невольно вперед, и несмело спрашивает:              — Арс, но мы же обсуждали?.. Мы не можем брать на себя такую ответственность: мы оба с утра до вечера пропадаем на съемках, иногда срываемся в другие города, а он…              — Подожди-подожди-подожди, — Арс мягко останавливает его. — Я всё это знаю и не планирую его оставлять.              Видя волну непонимания в зеленых глазах, Арс отвечает на еще не заданный вопрос:              — Но это было не мое решение. Я его подобрал на улице утром. Ты бы видел: он весь дрожал от холода, со слежавшейся шерсткой валялся в снегу… Я просто не смог пройти мимо, — Арс заискивающе надувает губы, всем видом демонстрирую, как у него действительно не было другого выхода.              Шастун сочувственно вздыхает и добавляет:              — Мы его найдём, кому отдать, хорошо? Но себе не оставим, ты же понимаешь?              Арс молчит и возвращается к старательному наглаживанию кошачьей шерстки. Только теперь Шастун позволяет себе внимательнее разглядеть животное. Котенку больше месяца никак не дать: молоко матери только-только обсохло на губах. Очевидно дворовый, в стандартную рыже-черную полоску. Такие десятками шныряли в каждом воронежском дворе в поисках крыс, обычно завершавшихся успехом. Шастун не удерживается: подходит ближе, аккуратно опускается рядом с Арсом на диван и протягивает руку, чтобы погладить новоиспеченного питомца.              Неожиданно Арс легонько шлепает его по вытянутой руке, отодвигая котенка в противоположный угол дивана. Смотрит на Шастуна, игриво сверкая глазами, и упрямо говорит:              — Нет, мой котенок! Я его первым нашел!              У Шастуна чуть брови со лба не улетают от явной несправедливости ситуации. Он сам сейчас походит на обиженного котенка, возможно даже больше, чем тот, что на руках Арса, и жалобно протягивает:              — Ну Арс, ну да-а-ай!              Тот улыбается еще хитрее, продолжая гладить котенка как можно дальше от своего коллеги по быту:              — Дать-то я тебе, может, и дам, а котенок здесь причем?              Шастун закашливается, давясь слюной от неожиданного оборота разговора, и протестует:              — Нет, то есть да, то есть дай погладить его! Ты же гладишь! Арс! Ну пожалуйста, Арс!              Арс тем временем продолжает гнуть свою линию:              — Он еще совсем маленький, ко мне только-только успел привыкнуть. Вдруг испугается незнакомого человека?              Шастун не сомневается в словах Арса, не улавливая провокации в голосе, на секунду действительно напрягается, но скоро смекает, как выйти из затруднительного положения:              — Хорошо, я обещаю тебе, что и пальцем его не трону, только не убирай его больше, ладно?              Арс всегда доверял Шастуну, а уж в таких серьезных вопросах — тем более, поэтому кивает и теперь.              Тогда Шастун протягивает руку и бережно укладывает ее точно поверх руки Арса, гладящей котенка: прижимается пальцем к пальцу, ладонью к ладони. Теперь Антон сам управляет движениями сплетенных рук и наконец беспрепятственно гладит котенка чужой, но такой родной, почти как своей собственной рукой. Так они и сидят, никто не сказал бы точно, сколько времени, наслаждаясь окутавшим их уютом, спокойствием, котенкиным мурчанием и теплом соединенных рук.              Шастун придвигается ближе (исключительно затем, чтобы удобнее было гладить котенка), утыкается носом куда-то Арсу в ключицы, глубоко вдыхая его резковатый парфюм, трётся носом о чужую щеку, всем видом показывая, как крепко соскучился.              Арс расплывается в нежной улыбке и игриво напрягает мышцы, делая вид, что пытается вырваться. На деле же получается, что лишь ближе льнет к Шасту, разворачивается наконец к нему лицом и шепчет прямо в губы, прикрыв глаза:              «А может, все-таки оставим его?..»