Memento Mori

По ночам, когда небо чернело и знойная жара спадала, то я, ворочаясь в своей кровати, размышлял о далеких вещах, которые не должны были меня волновать. Возможно, я был слишком мечтательным для своего возраста. Возможно, я хотел от жизни больше, чем мог получить, но, как бы я ни старался, я не мог утихомирить бурю в своем сердце. Я вздрогнул и отвлекся от своих раздумий, когда за окном раздался дикий, нечеловеческий вопль. Мое сердце сжалось от страха, и, подскочив с кровати, я выглянул на улицу - там, в кромешной темноте моего слуха коснулся еще один звук - стук копыт по земле. Кто-то скакал галопом на лошади и, судя по направлению звука, приближался к нашему дому. И снова раздался визг. Он точно не был человеческим, но будто бы так старался походить на него. Будь этот визг не так искажен, то я ринулся ему навстречу, чтобы узнать, что происходит. Но я оставался на месте и продолжал смотреть в окно, парализованный страхом и волнением. Тогда, освещенный только бледной луной и звездами, из за холмика показалась фигура - человек, скачущий верхом на крупной, проворной лошади. Он гнался за кем-то, за некой человекоподобной фигурой. Нутром я чувствовал, что увидел то, чего не должен был и надеялся, что еще не поздно перестать смотреть, поэтому дрожащими руками закрыл занавески и припал спиной к холодной стене. Я не помнил, как снова заснул. *** Брат отмахнулся: - Ты, наверное, спутал реальность со сном. Он даже не смотрел на меня, осторожно опуская ложку с сахаром в свой кофе. Сахар окрашивался коричневым цветом и медленно таял у него перед глазами. - Возможно, - я почувствовал, как мышцы напрягаются в горле, как там образуется нервный ком. Я попытался проглотить его. - Но выглядело все очень правдоподобно. - Слушай, - Рауль оторвал взгляд от ложки и устало вздохнул, - сны имеют особенность быть правдоподобными. Но если ты думаешь, что действительно слышал странные крики и видел ковбоя, то я помолюсь за тебя. Я знал, что если продолжу его убеждать в правдивости своих слов, то он снова станет нервным и этот разговор перейдет в спор, который я проиграю. Мне повезло, что я не такой упертый как он. От утренней прохлады к полудню не осталось и следа. Я плавился от жары, но умудрялся держаться на ногах. В тот день я должен был разгружать телеги с продовольствием для ярмарки, которая спасала мой кошелек. Здесь для каждого желающего находилась работа. Моя начальница Мери Паркинс стояла в тени под навесом и записывала что-то в свой блокнот. Ей тоже было ужасно жарко, она то и дело вытирала с лица пот белым платочком и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. - На вскидку, как долго мы еще тут проторчим? – Мери указала пальцем на тележку, которую я разгружал. - Минут тридцать, не больше, - я щурился от яркого полуденного света, когда смотрел в сторону Мери. - Хорошо, - она кивнула и, как будто, немного расслабилась. Я слышал, как на другом конце площади, под цирковым куполом играла музыка. Под этим куполом наверняка было прохладно, скорее всего там угощали вкусной едой и подарками, а еще показывали какое-нибудь захватывающее шоу с гимнастами или типа того. Я бы хотел вернуться в детство, когда мог наслаждаться этими вещами. Как и обещал, я закончил через полчаса и как раз к этому времени на ярмарку случился наплыв людей – они выходили из купола, довольные и расслабленные. Я спрятался под навес вместе с Мери, и она достала из сумки еще один платок. - Держи, - она вложила его в мою мозолистую руку с вежливой улыбкой. Я поблагодарил ее, вытер лицо от пота и постарался пригладить волосы так, чтобы кудри не лезли во все стороны. К этому времени брат уже должен был приехать на своем пикапе, чтобы я прицепил обратно теперь уже пустую тележку. - Рауль задерживается? – Мери села на стульчик и смотрела на меня снизу вверх, размахивая своей записной книжкой перед лицом, чтобы хоть как-то освежиться. - Видимо, - мне было неловко опускать голову при разговоре, поэтому я смотрел на людей, проплывающих мимо нашего стенда. – Извини. - Расслабься, Майкл, - собственное имя до сих пор резало уши. Точнее, это была одна из форм моего имени. Для своих я Микаель, а для американцев Майкл. Прошло уже два года, а я все никак не мог привыкнуть к этому ленивому и одновременно жесткому «Майкл», «Майк», «Майки», но уже ничего не говорил. Я не собирался каждый раз заставлять людей произносить мое имя правильно. Я пытался поначалу и мне всегда становилось неловко. - Здесь водятся дикие козлы? - спросил я невпопад. - Дикие козлы? – Мери усмехнулась и уставилась на меня как на идиота. - Забудь, - отмахнулся я и услышал еще один короткий смешок. Козлы. Черт возьми, это точно были не козлы. Эти крики не могли издавать козлы. Я услышал их снова, и они звучали как волны - сначала нарастали, а затем убывали, как будто бегали из стороны в сторону. Они кричали так, словно что-то разрывало их на части, причиняя нестерпимую боль. В этот раз я даже не выглянул на улицу, только ждал, пока все это закончится и мелко дрожал. В надежде на спасение, на волшебные силы. Я сжал крестик и почувствовал, как острые углы теплого металла впиваются в мою ладонь. И… ничего. Никакого просветления или, как говорят верующие «святого присутствия». Меня продолжало колотить мелкой дрожью и от страха слезы наворачивались на глаза. Мне казалось, что вот-вот кто-то вломится ко мне и… я не знал, что будет потом. Ранним утром проснулся в кресле в гостиной с поджатыми к груди коленями и маленьким армейским ножом в руке. Мое тело болело. В воспоминаниях витал сон о человеке на лошади. Он видел меня издалека и я открыто смотрел на него в ответ. Я помнил, как сильно меня тянуло к нему, к его почти мистическому образу. Затем я вспомнил, что ночью крики не умолкали и тогда я решил, что буду сторожить дом, сидя в кресле, а потом, видимо, заснул. Я разогнулся, чувствуя как кольнула боль в пояснице и в шее, поплелся к входной двери и с ужасом понял, что она не заперта. - Рауль, - я прибежал на второй этаж к спальням, постучал в дверь, но ответа не услышал. На часах было семь утра – в такое время Рауль уже просыпался. – Рауль! – я распахнул дверь, с волнением ища его фигуру в кровати. - Микаель? Ты чего шумишь? - он высунулся из одеяла и смотрел на меня туманным взглядом. Будильник со встроенным эфирным радио автоматически настроился на нужную волну и в комнате заиграла передача: «Всем ранним пташкам доброго утра!» - произнес знакомый голос диктора, - «Лето 55-го года бьет все рекорды по жаре! Знаете ли вы, что…» - Что ты хотел? – Рауль начал приходить в себя. Он осторожно поднял свое тело на локтях и стряхнул с себя пустой пододеяльник. - Дверь… входная дверь была открыта, - я говорил сбито, пытаясь успокоить дыхание. - Извини, - Рауль потер лоб ладонью, - это я не закрыл ночью, ходил отлить. Я чувствовал себя сумасшедшим. *** По пути в церковь на служение мы с братом обсуждали бытовые вопросы, касающиеся хозяйства, уборки, денег, как мы это обычно и делали. Рауль пил кофе с заправки в бумажном стаканчике, вел машину и его голос звучал серьезно, сосредоточенно. Я во всем с ним соглашался, но слушал его в пол уха, наблюдая за пейзажами пустыни. Мои мысли мечтательно возвращались ко сну, к чувствам, которые он у меня вызывал. Ковбой будто звал меня, и я, не смотря на страх, слышал в этом зове дух необузданной, дикой свободы. Я понял, что в последнее время чувствовал что-то вроде... клаустрофобии. Я не хотел признавать, что это ощущение меня преследовало, но отрицать его я тоже не мог, и так, оно кружило где-то на периферии, делало меня чуть более несчастным. "Неужели Эйзенштейн действительно умер?" - трещало радио, - "сколько ему было лет? Сто двадцать?" "Сто двадцать семь" - ответил второй диктор и в его голосе слышалась улыбка. - Вот же... -  Берти раскладывала по подносу тарталетки, которые принесла из дома, - богатые люди живут себе до ста тридцати, а мы... Берти выглядела лет на семьдесят. Она часто приходила на служение со своими внуками и иногда оставляла их на пастора. В последнее время я заметил, что у нее стали сильнее дрожать руки. Я улыбнулся ее словам, помогая ей поставить большой поднос на стол. В кухне стоял приятный запах домашней еды. "Смешно, что мистер Эйзенштейн умер не от старости. Ты знаешь, Джонни?" - весело продолжал ведущий, будто рассказывал анекдот, а не обсуждал смерть человека, - "официальные источники сообщают, что миллионера убили в его пент-хаусе, на холме в Сан-Антонио" - Интересно как, - я внимательно слушал радио, облокачиваясь на стол, - я не знал, что у нас тут живут миллионеры, Берти. Берти хмыкнула. Ее это совершенно не интересовало. - Вместо того, чтобы торчать здесь со старухой, ты бы пошел и послушал пастора, - произнесла она без строгости в тоне, но с явной настойчивостью. Затем добавила, уже ласково: - я все равно не угощу тебя раньше, чем остальных. Я сел рядом с братом, и он снисходительно посмотрел на меня. Он не хотел, чтобы я пропускал служение, а мне просто было сложно слушать пастора. Тот все время говорил о вере и этого я не понимал. Точнее, я не понимал, почему не могу найти ее внутри себя. Я об этом никому не говорил, но постоянно думал, как ее найти, пытался себя успокаивать тем, что в один день она просто снизойдет на меня, как материнская любовь. Иногда я не понимал веру, не понимал религию, потому что некоторые тезисы не сходились друг с другом. Все время я слышал о любви и принятии, при этом, за то, что ты не был "чист" душой, ты отправлялся на вечные мучения. Я думал "как отец, чья любовь бездонная как океан и горяча как солнце, может отправлять тебя на вечное страдание? Даже люди так не делают". Таких вопросов было много, но я старался не озвучивать их, они казались мне слишком скандальными. Как-то раз мой брат признался, что испытывает страх смерти. Панический страх. Он говорил: "Когда я знаю, что Бог есть, что я в его свете, мне становится лучше. Проще". Мне казалось он верит, потому что боится. Я также часто слышал, что, когда в твою душу приходит Бог, то навсегда исчезает одиночество и я, признаюсь, глубоко в душе чувствовал эту пустоту. Чувствовал такое глубокое одиночество, что у меня все судорогой сводило внутри. Мне хотелось плакать и умолять о том, чтобы кто-то спас меня от этого чувства. Но я не видел внутри своей пустоты место для Бога. Я ворочался в кровати, ловя краем уха каждый шорох и вздрагивая любых от звуков снаружи. Под кроватью теперь лежало ружье, но почему-то страх съедал меня с потрохами. Долго я так лежал, долго прислушивался и, наконец, смог расслабиться. Во сне была пустота и жар. Сны перемешивались между собой и я плыл по этим образам, сюжетам, будто жил несколько жизней одновременно. В одном из снов я вновь видел ковбоя, который манил меня к себе своими желтыми глазами. Они светились в темноте его силуэта, и я был уверен, что последовал бы за ним куда угодно, если бы он только сказал. Я бы оставил все позади. Мне ничего не было нужно. В другом сне я смотрел на церковь. Она рушилась, в ней бушевал огонь, из окон и дверей валил черный дым, слышались крики… Я безвольно стоял, не в силах сделать хоть что-то, даже закричать, позвать на помощь. Медленно… огонь, дым и крики начали приближаться, они тянулись ко мне. Я пытался отступать, но не мог сдвинуться с места, что-то в моей душе, внутри меня ныло от чувства вины, будто желало оказаться внутри всего этого хаоса. Вдруг стекла в окнах не выдержали жара, они с оглушительным звоном разлетелись на осколки, которые летели прямо в меня. Я почувствовал острую жгучую боль на своих щеках, шее, груди. Я пытался закрыться руками, отвернуться, но каждое движение давалось мне с трудом, а боль становилась все сильнее. Тогда я крепко закрыл глаза, снова попытался увернуться и что-то тяжелое прижало меня к земле, я услышал рев – гортанный, болезненный. Теперь мои руки лучше меня слушались, и я отмахивался от этой тяжести и боли, наконец, приходя в себя и открывая веки. То, что создавало тяжесть, теперь лежало на полу и оно было человеком – определенно взрослым мужчиной. Он не двигался, только издавал тихие хриплые звуки, похожие на сдавленные стоны боли. Вокруг нас валялись стеклянные осколки, и я поднял голову – окно над моей кроватью полностью разбито. Я прищурился и от этого мое лицо защипало. Под левым глазом я нащупал ранку, потом еще парочку на лбу и на подбородке, видимо, от осколков. Пахло кровью. Я собрал в голове всю информацию: ко мне через окно влетел человек, поранив меня в процессе и теперь он полуживой валялся на полу. Кто этот человек? Пьяница? Сумасшедший? Он опасен? Я с трудом поднялся на локти, стараясь не задеть стекло, и посмотрел в разбитое окно. Тишина, луна уже наполовину выглядывала из-за холмов, небо приняло голубоватый оттенок. - Эй, - я слегка толкнул человека ногой и тот ответил еще одним слабым стоном. Из окна донеслось отдаленное эхо – визг, на этот раз, кажется, лошадиный и глухой стук копыт по земле. Этот человек… может быть, он не пьяница и не сумасшедший. Мне с трудом удалось встать, и я подцепил коленками и ладонями несколько острых осколков, но боли не почувствовал. Человек лежал на животе, уткнувшись лицом в пол, по его плечам были разбросаны густые длинные волосы. Я смог разглядеть во что он одет – изношенная рваная накидка, напоминающая бесформенный плащ или пончо, протертые на ягодицах штаны, которые обтягивали его крепкие ноги и уходили в тяжелые ботинки. Мне стало ясно, что этот человек регулярно ездил на лошади. Возможно, она столкнула его с себя, и он влетел в окно, высота была подходящей. Возможно, это тот же ковбой, которого я видел несколько ночей назад. Я потянул к нему руки, - они слегка подрагивали от внезапного пробуждения и шока – и коснулся его плеч, слегка потряс его. - Эй… - я почти прошептал это, крепче сжимая его плечо и прилагая усилие, чтобы развернуть его на спину. Получалось плохо, человек оказался тяжелым и мне пришлось обхватить его плечи обеими руками, чтобы перевернуть его тело. По его груди расползалось багровое пятно крови. Вдруг, с тяжелым скрипом, кто-то открыл дверь у меня за спиной. - Рауль! – вздохнул я с облегчением, когда обернулся. - Что тут произошло?! – он подбежал ко мне, бросая взгляд на незнакомца и на лужу крови. Рауль взял меня за руку и оттащил назад, к себе за спину. - Он без сознания, серьезная рана в боку. Каким-то образом влетел ко мне в окно. Возможно, скинула с себя лошадь, - пояснил я. - «Скинула с себя лошадь»? – резким, раздраженным голосом повторил Рауль и подошел к человеку ближе, - скорее всего напился и летел на ней куда глаза глядят. Какой позор. - От него не пахло алкоголем. Только кровью. Рауль хмыкнул. - Звони в полицию. Через полчаса на обочине у нашего дома припарковался старенький полицейский автомобиль, а сразу за ней неповоротливый Форд – неотложная скорая помощь. Из окна я наблюдал, как мужчина в темно-синей форме выходит из спец-автомобиля и направляется к входной двери. Рауль сразу же подскочил с кресла и открыл дверь прежде чем полицейский успел постучать. Мужчина оказался мне знаком – его звали Мартин Браун - он часто выполнял волонтерскую работу на ярмарке. Я не раз видел, как по вечерам он патрулировал темные закоулки у аттракционов и палаток с едой. Иногда он прерывался, чтобы пообщаться с работниками этих палаток, пару раз заводил со мной светскую беседу. Он внимательно осматривал меня, и я запомнил его только потому что меня напрягло присутствие полицейских. Хотя, Мартин производил впечатление порядочного человека, он даже показался мне обаятельным, но больше я не мог ничего о нем сказать. - Доброй ночи, - Мартин показал значок и представился, ожидая приглашения внутрь. По его выражению лица стало понятно, что он узнал меня и его губы растянулись в вежливой улыбке, - здравствуй, Майкл. За его спиной показался молодой парень в белом переднике. Вместо приветствия он молча нам кивнул, и я удивился, что к нам отправили всего одного медработника. Рауль впустил их, провел вглубь дома, где была моя спальня. Запах крови чувствовался сильнее, потому что она все еще вытекала из его бока. Медработник опустился перед ним на колени и прощупал пульс. - Жив еще? – спросил Рауль и парень кивнул. Нам вчетвером пришлось укладывать его на носилки и помогать молодому врачу загружать его в машину. Несколько раз этот ковбой мычал что-то, будто пытался с нами говорить, но никто не смог его понять. Мне было его жалко, и я боялся, что ему не успеют помочь. Я не хотел, чтобы он умер. Всю оставшуюся ночь я собирал осколки по комнате и стирал кровь с пола, которая имела очень яркий металлический запах. С этим запахом я не мог расстаться еще пару дней, даже когда моя комната, одежда и пальцы провоняли хлоркой. Когда я уходил глубоко в мысли, в воспоминания о той ночи, он снова бил в нос, ощущался на языке, как будто впитался в слизистую. *** Одним ранним утром, когда солнце еще не успело прогреть землю после ночи, я выехал из дома и мерз даже в своей осенней джинсовке. Туман окутывал высокие холмы и вдалеке сгущался, уходил в глубокий синий цвет. Часы в машине показывали пять тридцать утра. Я не любил вставать так рано и мой организм изо всех сил отказывался функционировать как надо. Чем бодрее я становился, тем тяжелее становился груз грядущего дня - много работы, много забот и очень мало денег. Одна часть меня уже рассчитывала бюджет на месяц, прикидывала сколько потрачу на бензин, решала разной сложности бытовые задачи, а другая дрейфовала где-то глубже, на уровне чувств. Вторую часть интересовало на сколько меня еще хватит. Месяц? Год? Пару декад? Сложно было сказать, когда дни шли один за другим и смешивались в серое пятно. Я продержался достаточно долго, думая что еще один день, одно хмурое утро, еще одно маленькое поражение, несущественная неудача и я... Я прервал нить мыслей, когда, проехав уже около десяти миль от ближайшего населенного пункта увидел лошадь. Она стояла совершенно одна посреди безлюдной равнины, топчась на одном месте среди высокой травы. Сначала я подумал, что это мустанг, но, когда сбавил скорость и подъехал ближе, понял, что на ней болталось седло. Я почти остановился и мы с ней поравнялись. Она заметила меня, ее темный взгляд терпеливо провожал мой автомобиль, и я не смог проехать мимо, остановился на обочине. Вокруг ни души, не было даже намека на чужое присутствие – ни разведенного огня, ни лагеря, ни фермы. На десятки миль расстилалась лишь пустыня. Когда я вышел из машины, она не шелохнулась, только развернула ко мне уши, продолжая глядеть на меня свысока. Маленькими шагами я продолжал уменьшать расстояние между нами, чтобы лучше разглядеть ее. Песочный окрас с темной шелковистой гривой, умная морда, крепкая мускулатура. За ней определенно хорошо следили, кормили как следует, держали в тонусе, поэтому расслабленное перекошенное седло выглядело не к месту. - Где же твой наездник? – спросил я вполголоса. Лошадь вытянула шею, принюхиваясь, я услышал ее мощное дыхание, затем она дернула хвостом и сделала несколько уверенных шагов в сторону. Она опустила голову, залезая длинной мордой в кусты, будто пытаясь подцепить что-то ртом. Я внимательно присмотрелся к кусту, замечая в нем предмет одежды, похожий на куртку или пальто. Я начал ходить вокруг нее, рыться в сорняках, цепляя на себя колючки Чертополоха и продолжая следить за лошадью. Она никуда не уходила, наблюдала за мной и будто ждала чего-то. И вот, я увидел его. Он лежал в густой пушистой траве, скрытый от посторонних глаз - бледный, как смерть, с раскрытой рубашкой и кровавыми бинтами на животе. - Твою мать, - я опустился перед ним на корточки и прощупал шею. Под его холодной кожей я смог почувствовать ритмичное, но слабое биение пульса. Я попытался привести его в чувства, похлопал по щекам, потряс за плечи, но не добился никакой реакции. - Его-то я запихну в машину, а с тобой что делать? – я обратился к лошади, легко тронул ее плечо, ощущая под ладонью ее лоснящуюся шерсть. Мужчину я обхватил вокруг груди и он обмяк в моих руках как мертвец. Его тело безвольно волочилось по земле без малейшего сопротивления. - Мартин Браун, - я повторил его имя в микрофон уже несколько раз. – Он приезжал на прошлый вызов, они забрали раненного человека. - От вас не было вызова, сэр, – четко проговорила оператор на другом конце. - Черт возьми, соедини меня с Мартином, - я начинал сердиться. - В данный момент его нет на месте. - Тогда пусть хоть кто-то приедет! Сюда нужен врач, полиция… - Сэр, я… - голос оператора прервался помехами. - Эй? Алло! - Она повесила трубку? – Рауль нахмурился. - Не знаю. Возможно, - я повесил телефон на место. - Не может быть, - он покачал головой и отобрал у меня телефон телефон, набирая номер спасательной службы. – Проверь как он, я попробую снова с ними связаться. Он никуда не пропадал – лежал на моей кровати так, как мы его оставили. Когда я подошел ближе, то заметил, как его глаза бегали под веками, словно он видел яркий сон. Его грудь подымалась и опускалась, он мерно дышал. Я снова нащупал слабый пульс под его холодной кожей и мне снова стало страшно, что он умрет, но теперь не в машине скорой помощи или больнице, а прямо в моей кровати. Как он вообще оказался в поле посреди пустыни? Он сбежал? Он преступник? Сумасшедший? - Не дозвонился, - Рауль стоял в дверном проеме с опущенными плечами. – Я поеду в участок… - Нам нужно его перевязать, - произнес я, кивая на его живот, где кровь пропитала бинты. - Его ведь в больнице перевязали. Он скорее всего сбежал оттуда, поймал попутку или еще что… От движения рана открылась, начала кровоточить, - Рауль замолчал ненадолго. По взгляду стало ясно, что он размышлял. – Его выбор, его ошибки привели его к настоящему моменту. Рауль не пытался остановить меня, спорить со мной, он только хотел, чтобы я держал его слова в голове. Мы не знали его истории, не знали какой он человек, что он сделал, но Рауль был прав. Как бы то ни было, он сам виноват. Вдвоем мы смогли освободить его от старых бинтов - они противно прилипали к его телу - и обнаружили, что кровь свернулась и засохла. - Это хорошо, - Рауль выдохнул с облегчением, рассматривая рану. – Нам нужно будет переделать шов, - он показал пальцем на место, где швы разошлись, и рана открылась, но уже почти не кровоточила. Рваный разрез тянулся от пупка до начала ребер, которые растягивали кожу. Мужчина не казался худым, но он явно был истощен. Рауль принес ведро холодной воды с губкой и чистое полотенце, чтобы я промыл рану и стер кровь с живота. - М-м, - он снова замычал, когда я коснулся его и в страхе я отдернул руку. Он все еще был без сознания. Я сел перед ним на колени, чтобы оказаться примерно на его уровне и прошептал: - Я не буду делать тебе больно. Вряд ли он это услышал, вряд ли он понимал, что происходит, но все же… Возможно, я хотел успокоить не только его, но и себя. Я осторожно водил губкой по коже, старался не сделать больно или задеть поврежденную кожу, но быстро понял, что так не стереть подсохшую густую кровь. Мне пришлось плотно прижать губку к его коже и с силой растирать багровые разводы, слушая чужие рваные вздохи. Вода вместе с кровью стекала с его боков, замарала простыни и, скорее всего, пропитала матрас. *** - Ты рассеянный, - сказала Мери. Это Было больше наблюдение, чем замечание. - Извини, - я прикрыл глаза и протер лицо мозолистой рукой. Мне слишком сильно хотелось позвонить домой. Побежать к таксофону и услышать голос брата. Услышать, что наш Джон Доу все еще жив и не истек кровью в моей кровати. Мери вдруг легко коснулась моего плеча. - У тебя что-то случилось? - ее тихий голос раздался совсем рядом и я понял, что все еще не убрал ладонь с лица. На ней появилась влага и я вытер ее о штаны. - Тяжелый день сегодня, - я посмотрел на небо через прищур. Солнце стояло в зените и в глубоком голубом небе плыла пара пушистых облачков. Теплый западный ветер приносил пыль, от которой слезились глаза. Мне захотелось перевести тему: - Если ты веришь в Рай после смерти, то ты можешь делать добро искренне? -  Ты о чем? - ее выражение лица стало озадаченным, будто она решала в голове сложный пример. - Ты знаешь, что если сделаешь что-то плохое, то тебя накажут, поэтому ты делаешь хорошее, чтобы тебя похвалили. Ну, если ты веришь, - я продолжал мысль. - Ах… лицемерие, - Мери подняла бровь и на ее губах заиграла улыбка. - Ты ведь не будешь делать "плохие" вещи, не потому что так решил, а потому что знаешь, что не останешься безнаказанным. Я не буду трогать горячий чайник, если знаю, что обожгусь. - Майк, ты слишком усложняешь, - Мери достала сверток табака из портсигара и зажгла кончик двумя спичками. Воздух наполнился горечью. - Ты не поймешь религию, если будешь рассуждать о ней. Ты должен ее почувствовать. Ты пробовал? Я пробовал. Конечно пробовал. Но что-то всегда ощущалось неправильно. Религия всегда говорила, каким я должен быть и я этому противился. Иногда мне казалось, что в моем сердце нет места для Бога. Будто эту пустоту занимало что-то другое. Мери снова заговорила, когда поняла, что я не собираюсь отвечать: - Тебе это вообще нужно? - она сделала глубокую затяжку, вытерла потный лоб платком и посмотрела на меня сочувствующе. - Верить?  *** Я искал Мартина в толпе, пытался заметить его темно-синюю форму, котелок на голове. Заглядывал в лица прохожих, ожидая хоть у кого-нибудь увидеть его длинные усы, темно-карие глаза и большой круглый нос, но до самого вечера я его так и не поймал. Когда солнце село, ярмарка заполнилась ярким неоновым светом, загорелись гирлянды над навесами, загудели лампочки над шатрами и аттракционами. Света стало даже больше чем днем, народу тоже прибавилось. Люди толпились, стукались друг об друга и смеялись, ели и танцевали. Я слышал столько разных звуков, голосов, которые превращались в белый шум. Я сидел на скрипучем стуле, провожал взглядом людей, проходивших мимо, разливал напитки, алкоголь, иногда перекидывался с незнакомцами парой дружелюбных фраз, после чего они скрывались в веселой толпе. - Как ты, друг мой? - я не заметил, как надо мной нависла тень. Это был человек, одетый в отглаженное белое поло и брюки со стрелкой. Я поднял взгляд и в глаза сразу бросились его усы. - Мартин! - я встал со стула так резко, что он едва не упал. Без своей формы он выглядел иначе. Я бы не узнал его, если бы он не подошел вплотную. - Я пытался связаться с тобой утром. Мне сказали, что тебя нет, не захотели меня слушать. Нам нужно поговорить! - У тебя все в порядке? - на его тонких губах заиграла улыбка. Этим вечером он был не на службе. Он пришел сюда, чтобы выпить, поговорить с людьми, посмотреть представления в высоком шатре. Его наверняка веселил мой взволнованный вид и то, как запутывались мои слова, как выступал акцент. - Мартин, - я сделал глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями и подобрать нужные слова. Я не хотел его больше веселить, - я нашел человека в поле. Того самого ковбоя. - Ковбоя? - Мартин поднял брови и задумчиво погладил подбородок. Он все еще не был серьезен. - Того, что вы забирали среди ночи. Я нашел его... - Подожди, - Мартин приблизился ко мне, вытянул шею и заговорил очень тихо: - ты нашел его? Что ты с ним сделал? - Он был без сознания, я забрал его домой, пытался позвонить в полицию, - я так же понизил голос. - Майкл… - вот теперь он был серьезен. Его лицо стало похоже на непроницаемую маску, - он очень опасен. Тебе нужно вернуться домой, защитить брата. - Нет, он… - в моей памяти вспыхнул его образ. Он выглядел таким беззащитным. - Опасен? Он убийца какой-то? - Он монстр, - Мартин взял меня за плечо крепкой хваткой. – Вам нужно от него избавиться. - Если он так опасен, то почему он на свободе, офицер? – я начинал злиться. – Почему мы не могли связаться с полицией? - Ты ничего не понимаешь. Его нельзя упечь за решетку, - Мартин говорил громким шепотом. Он хотел кричать, но не мог себе этого позволить. Его лицо оказалось так близко к моему, что я почувствовал его горячее дыхание и запах алкоголя, - избавьтесь от него, пока он без сознания! - Это вы его выбросили посреди пустыни!? - Майкл, возвращайся домой! - теперь он кричал.