Геенна огненная

— Человеческое тело очень хрупкое, правда? — Аластор тактично обходит растекающуюся по полу лужу крови. Энтони сглатывает и опускает глаза, лишь бы не смотреть на то, как он улыбается. Этого парня, застрявшего где-то в начале двадцатого века, позвал Хаск с самым удручённым видом. Позвал, утверждая, что только тот может помочь им с небольшой проблемой. То есть проблема была большая, просто пиздец какая огромная и с пробитой черепушкой. Энджел закрывал глаза и всё ещё видел перед собой налитые гневом глаза Валентино и искаженное злостью выражение лица. Оно сменилось в то мгновение, когда удар пришелся по виску. Среди злости тлел огонек первородного человеческого ужаса. Валентино был страшнее смерти, опаснее убийства. И даже он испугался, когда оказалось, что все могут быть уязвимы. — Один бам, — Аластор развел руками, не пытаясь скрыть собственного восторга от ситуации: — и вот он, больше не человек, просто куча мяса. Он ткнул лежащее тело носком ботинка и изобразил брезгливость. Энджел смотрел, как Валентино заливает своей кровью бледно-розовый ковер, пропитывает алым мягкий ворс и пялится пустыми стеклянными глазами куда-то вперёд. Ковер чертовски жалко. Валентино даже после смерти создает столько проблем. — Может ты уже скажешь, что делать, а не будешь распинаться? Энджел косится на блестящую золотую статуэтку, измазанную в крови, она почему-то казалась ему сейчас важнее всего, надо будет не забыть, надо избавиться. Вал ему сам давно принёс, про чистое золото говорил, а она даже не помялась от удара. — А о чём тут говорить, — улыбка Аластора стала будто бы ещё шире, ёбаный психопат. Энджела передергивает. Почему у них с Хаском не было нормальных знакомых? Почему только они с Хаском были нормальные во всем блядском мире. Аластор повел плечами, будто бы разминаясь и бодрым голосом из утреннего шоу сообщил: — Отрубим ему конечности. — Отрубим конечности? — Хаск покосился на испорченный ковер, Энджел нашел в глазах сомнения и подумал, что они могли бы просто закатать его в ковер и выбросить? Как вынести мусор, ничего сложного. — Да, отрубим конечности, — Аластор кивнул, Хаск закатил глаза, собираясь что-то добавить, но его опередили: — в нем же метра два, просто так в багажник не влезет, придется по частям. Энджел понимающе закивал, Хаск крепче обнял его. То есть Хаск мог не приезжать и не обнимать и даже не звонить Аластору, он не должен был влезать в это дерьмо вслед за тем, кто просто периодически засыпал на барной стойке. И иногда в машине, потому что прекрасный, хороший Хаск соглашался подвезти после работы. Да даже после одного совсем невинного, целомудренного, блять, поцелуя Энджел не должен был ему звонить. То есть особенно после того поцелуя. Но Хаск торчал здесь тёплый и будто бы самый надёжный в мире. Пока счастливый предвкушающий Аластор бродил вокруг мёртвого тела. — Его же будут искать, — напомнил Энджел. Конечно его будут искать, это ебучий Валентино. Аластор посмотрел с выражением, будто бы разговаривал с кончеными дебилами: — Люди пропадают каждый день. В такое время живем. — Нет, это не сработает, Вокс же знает, где он, он начнет волноваться. Аластор на мгновение всего сменился в лице, допустив раздражение. И пошёл бы он нахуй, будто не знает, с кем они имеют дело. Конечно, ебанутый на всю голову парень не менее ебанутого Валентино обнаружит его пропажу и ворвется сюда со своим ебучим глоком наперевес. Конечно, он сделает все, чтобы превратить жизнь Энджела в Ад похуже, чем уже есть. Конечно, эти двое - самый ублюдочные пидорасы во всем городе. И то, что ведут себя иногда, как полные придурки, не делает их менее страшными людьми. Энджел сглотнул, пытаясь сосредоточиться на крепких мозолистых руках, сжимающих его талию. Хаск приклеился и излучал спокойствие. — Вокс – это не проблема, мне следовало разобраться с ним давно, но раз уж случай подвернулся… — Заткнись, ладно, ты не хочешь, чтобы мы знали, что ты сделаешь с ним, — Хаск покосился на тело. Конечно, проблема у них была другая. Проблема лежала и продолжала портить идеальную картину уюта, которую Энджел пытался склеить, чтобы хотя бы в квартире чувствовать себя комфортно. Конечно, Валентино не мог позволить ему такое. Аластор качнул головой и вышел в коридор. Энджел прислушался к хлопку дверью и подозрительно покосился на Хаска, но тот лишь пожал плечами: — Пошел за всем необходимым, слушай, ты не обязан смотреть больше, — хватка стала немного мягче, Энджел почувствовал толчок в поясницу, Хаск выпроваживал его на кухню. Энджел должен был остаться, должен был помочь, когда Аластор вернулся без пиджака и с закатанными рукавами, когда перетаскивал что-то в спальню и командным голосом распоряжался Хаском. Энджела тошнило, ему хотелось лечь под кухонный стол и заплакать, обняв колени. Всё это на самом деле было дерьмово. Но он не чувствовал, что может пошевелиться в сторону исполнения своего желания. Вместо этого он с рассеянным видом налил три кружки ненужного чая, а потом взвалил на плечи один из мусорных мешков, когда они сносили те вниз к машине. — Теперь мой вам совет, — Аластор отряхивает руки и поднимается, закрывая багажник своей развалюхи. Энджелу не хочется знать, выдержит ли эта колымага хотя бы заведённый движок. Выдержит, раз уж как-то он сюда приехал. Аластор смотрит и взгляд у него неприятный. Хуже, чем у Валентино когда-нибудь в его закончившейся жизни. Аластор хлопает в ладони, видя, что советы его никто не слушает: — Пока я разбираюсь с оставшимися делами, вам стоило бы убраться в спальне. А потом взять небольшой отпуск и отправиться куда-нибудь…— он поджимает тонкие губы и делает вид, будто действительно раздумывает, пока солнце отражается от тонких стёкол его очков: — в другой штат. Хаск, не больше пары недель, ты мне нужен здесь. А вот наш друг может позволить себе задержаться. Хаск сухо кивает. Энджел сглатывает, потому что, на самом деле, он не хочет оставаться там в одиночестве. И здесь тоже не хочет оставаться. Он обнимает себя за плечи и медленно выдыхает, заставляя себя согласно кивнуть. Аластор машет им так приветливо, будто за кофе поехал, а потом садится в машину, оставляя Энджела только с одним вопросом. Как ему теперь, нахуй, жить.