Излечи мои раны.

Он стоит перед дверью. Стучать обычно не было правилом в их доме, но в этот раз почему-то захотелось это сделать. Будто что-то мешало распахнуть дверь и вбежать как всегда. Постучав три раза, он вошёл, не дожидаясь ответа. Комната была красная, хотя он помнил её другой. Красные стены, красные шторы, красный ковёр на полу. Даже стол, и тот, был будто цветом «красное дерево». Высокое кресло было повернуто спинкой к вошедшему, но в нём явно сидел человек. Это скорее ощущалось. — Папа? Кресло противно заскрипело, поворачиваясь, будто столетняя ржавая карусель. От этого звука на загривке поднялись волосы. Когда перед лицом предстал сидящий, с развороченной глазницей и съехавшей на бок челюстью, которая тут же задвигалась, исторгая из зева тягучие красные ручьи, Никита заорал. Он подскочил, едва не падая с узкого дивана. Сердце билось в глотке, а комнату, окутанную предрассветным сумраком, заполнил приторный запах железа. Никита сел, пытаясь отринуть панику, но запах всё усиливался. Перебирая в голове спасительные мысли, он тут же зацепился за вчерашний поцелуй. Волна дикого ужаса была побеждена другой волной, горячей, пробуждающей всё лучшее. Вова… Запах тут же исчез. Никита отдышался, вытирая со лба холодный пот. Подумав, что уснуть всё равно не получится, Никита посмотрел время: 5:40. Решил сходить в душ и приготовить завтрак. Заглянул в спальню. Вова спал в обнимку с одеялом, оплетая его конечностями как питон ветку. Захотелось до чëртиков потрогать его такого, разбудить поцелуем, но Никита отдавал себе отчёт, что есть огромная доля вероятности, что Суворов ничего не вспомнит. И он пока сам для себя не определился, чего ему хочется больше: чтобы помнил, или чтобы забыл?

***

Вова проснулся в привычное для себя время. Он всегда вставал в восемь. Осмотревшись, он понял, где находится и почему. Сразу решил, что будет лежать, чтобы не тревожить Никиту, который так и ушёл спать на диван. Вове стало неловко. Свалился как снег на голову, ещё и выгнал из собственной спальни. Но потом он различил негромкие позвякивания посуды. Не спал. Вова решил, что сначала пойдёт в ванную, приведёт себя в божеский вид, снимет остатки хмельного морока, а потом уже пойдёт на кухню. Гадкие воспоминания продолжали атаковать голову, и Суворову пришлось приложить титаническое усилие, чтобы не запаниковать и не разреветься. Он дал себе слово справиться, а слово надо держать. Выпутавшись из одеяла он побрёл в ванную. Вода — лучшее лекарство от всего.

***

Никита услышал шум включённого душа. Проснулся. Накатила лёгкая паника. Вот-вот надо будет смотреть в глаза, говорить что-то. Руки мелко задрожали от волнения. А горячая волна воспоминаний затопила живот, скручивая не то в нервном, не то в сладком спазме. Надо заканчивать готовку, занять руки, занять голову. Когда вошёл Вова, он не слышал, работала кофемолка. А когда обернулся, едва не рассыпал всё под ноги. — Доброе утро! Не хотел подкрадываться, но тут так шумело, — застенчиво глядя в сторону проговорил Суворов. — Доброе! Ничего, я просто не был готов. Как спалось? — Спасибо, отлично. Коньяк однозначно этому помог! Беседа не становилась напряжённой, наоборот, потекла сама собой. Завтракали за обсуждением всякой ерунды, типа фильмов, книг. Раздался звонок мобильного. Никита полез в карман, выуживая гаджет. — Кощей! Слушаю. Ага, да, я скинул на почту, поищи всё, что сможешь. Буду должен! Никита отключил вызов. — Кощей — это ты? , — Вова удивлённо приподнял бровь. — Он самый., — Никита улыбнулся. — Не похож! — Это почему же? — Ну, ты не страшный и не костлявый! Никита рассмеялся. Никто ещё не рассматривал его прозвище с такой стороны. — Спасибо, буду считать это комплиментом! — Это он и был!, — Вова рассмеялся в ответ. Никита подвис. Как ему шла улыбка, пиздец! — Значит так, сейчас мне надо будет отъехать на несколько часов. В холодильнике всё есть, там телевизор, если что. Пожалуйста, никуда не выходи, пока я не вернусь. Это очень серьёзно, понимаешь? Вова немного растерялся, но кивнул. — Всё в порядке? Ничего не случилось? — Нет, Вов, это рабочие моменты. Просто жди меня здесь, договорились? — Договорились! , — повторил Суворов, отпивая кофе из кружки. — Давай, допивай, я пока соберусь. Никита ушёл в спальню в поисках одежды и ключей от машины. Вова застал его в прихожей. Никита обувался, держа в руке пальто. Когда он выпрямился, протянул Вове ключи. — Это от квартиры. На всякий случай. Надеюсь, случая не будет. — Да я понял, не парься, я себе не враг. — Хорошо! , — Никита развернул пальто, надел, и остановился у зеркала, поправляя детали. Когда одна рука легла на дверную ручку, его вторую руку поймали прохладные пальцы, разворачивая. Когда он повернулся, Вова привстал на носочки и прижался на секунду к губам Никиты и отстранился. Бросив дверь, Никита повернулся всем корпусом, обвил руками скулы Суворова, и прижал свои губы к его губам. Дольше, увереннее, с нескрываемым удовольствием. Надо было идти, но категорически не хотелось. Помнит. Всё помнит. Трезвый сейчас. Мелькали мысли одна за другой, разгоняя бабочек по утробе. Вова отстранился сам, пьяно улыбаясь, тихо сказал: — Иди, опоздаешь. — Дождись меня, — повторил Никита, напоследок проводя ладонью по щеке, задевая большим пальцем уголок губ. Набравшись мужества, развернулся, открыл дверь, и аккуратно закрывая махнул рукой. Щелчок. Вова на ватных ногах дрбрëл до кровати, падая лицом в мягкие подушки, не веря, что сделал это. И особенно не веря, что получил ответ.