Polarize

      — Ты не знаешь, как решаются логарифмы? Ты как поступил вообще? — Шокировано смотрит на Авантюрина Топаз, представившаяся ему пару минут назад, глазами с пятирублевые монеты, болтающиеся у него в кармане.       — Ум и везение. — Ухмыляется Авантюрин, слегка нервно поправляя выбившуюся прядь волос за ухо. Ничего больше для оправдания не находится и вряд ли найдется — лучше правды не подходило ничего — а поступление стало его счастливым билетом. Самые простые варианты ЕГЭ, аномально низкий для одного из самых престижных университетов страны проходной балл, и вот он сейчас — стоит перед напыщенными, обвешанными брендами на любой вкус, но не кошелек, в часах по несколько родительских миллионов одногруппниками, и только девушка с двумя малиновыми прядями, разбивающими белоснежные локоны, выглядит как человек. Тактика, которая видится ему самой выигрышной — блеф, поэтому он в очередной раз надевает маску самодовольного нахала, запирая неуверенного, травмированного и выросшего в нищете мальчика с периферии необъятной России-матушки.       — Удачи на предстоящей лекции у Рацио. — Подмигивает Топаз и заходится в звонком, как бьющаяся в гневе об стену хрустальная ваза, смехе. — Думаю, с ним это не пройдет.       Везение — единственное, чем он может похвастаться. Знаменитый доктор-наук-сто-тысяч-ученых-степеней Рацио опрашивает — на лекции! — всех, кроме Авантюрина и еще парочки человек, и почти весь поток на них косо смотрит в перерыве после математики и на следующих за ней занятиях. Веритаса Рацио боятся даже преподаватели — что говорить о запуганных байками первокурсниках: «На «отлично» знает Господь Бог — которого, впрочем, не существует, на «хорошо» знаю я, на «удовлетворительно» — мои коллеги, а вам, уважаемые студенты, даже для «неуда» придется потрудиться».       Авантюрин медленно тащится к общежитию, оглядывая блестящий знаменитый Петербург. Он отчего-то думал, что жить будет в историческом центре и обучаться там же, но хитрая система кампусов и корпусов обхитрила и его удачу, поэтому довольствоваться приходится загородом культурной столицы, но еще не Ленинградской области. Ему по душе златоглавая и белокаменная, суетливая и азартная — только моргни, и ты уже в брюхе Москвы, варишься в невероятном темпе и крутишься, как кубик в рулетке казино, но выбирать пришлось между работой в табачном ларьке родной глубинки или обучением в размеренном Петербурге. Выбор был очевиден, поэтому сейчас он не-греется под хмурым свинцовым небом.       Авантюрин поднимается на девятый этаж, открывает ключом квартиру и счастливо улыбается. С соседями ему повезло — их не было, и в четырехместном блоке с собственным санузлом и кухонькой Авантюрину предстоит жить одному. Это кажется удивительным, и он считает, что ему в очередной раз удача благоволит, потому что обшарпанные обои — ерунда, а жизнь в тишине и в собственной, пускай и на четыре года, комнате кажется невиданной роскошью. Но радость, нечастая гостья в его эмоциональном спектре, быстро уходит, помахивая изящной ручкой, как только он вспоминает о завтрашнем коллоквиуме с Рацио. Пока все преподаватели на первых лекциях своих дисциплин рассказывали о предмете, рекомендуемой литературе, требованиях на экзаменах и прочем, прочем, прочем, невероятно важном для первокурсников, невероятный Веритас Рацио рассказывал о дифференциальном и интегральном, обещая устроить каждой группе на предстоящем с ним семинаре коллоквиум. «Сука!» — емко и громко, потому что никто не заставит молчать, выкрикивает Авантюрин и устало опускается на хлипкий стул, пару мгновений спустя вытягивая потрепанный учебник под авторством В. Рацио.       Весь оставшийся вечер и половину ночи он проводит с умозаключениями дотошного и самовлюбленного преподавателя, облаченными в текст и формулы, и около двух часов ночи понимает, что пора спать, ведь собственное молодое тело подводит, заставляя Авантюрина уснуть на несколько минут на учебнике. Живот жалобно урчит, но Авантюрин просит его заткнуться, потому что весь его капитал сейчас — пятьдесят два рубля мелочью и еще полторы тысячи на карточке, и хоть разбирается в математике Рацио он паршиво, в математике Авантюрина, совмещенной с выживанием, знаний у него на несколько дипломных работ. Поэтому пустой желудок он посылает куда подальше, выключает свет и засыпает сразу же, как только голова касается подушки.       Авантюрин не думает, что может кого-то возненавидеть за сутки — слишком уж мало времени — ровно до этого утра, а Рацио бьет все рекорды, потому что этот дотошный доктор-всех-ученых-степеней-мира, делая невозможное, проникает в сон Авантюрина, сюрреалистично обрушивая Пизанскую башню на голову первокурсника с точным расчетом нужного угла по собственным мозгодробительным формулам. И Авантюрин понимает и знает, что виной математическому кошмару не Рацио, а собственные подсознание и бессознательное, но он все равно его ненавидит — с этой минуты и до конца выпуска. И формулы его ненавидит, и математику, и его надменность, и то, что для Веритаса Рацио его ненависть — пустой звук — тоже ненавидит, поэтому озлобленно пихает учебник, единственную ручку и дешевые тетради из Ашана в рюкзак и отправляется на коллоквиум.       Ему везет, и он даже не получает первое «неудовлетворительно» во второй учебный день, в отличие от доброй половины одногруппников.       — Привет! Ты чего такой бледный, не ел ничего? — Подсаживается к нему в просторной лекционной с огромными окнами Топаз и широко улыбается. Она выглядит милой и искренней, но таких людей Авантюрин остерегается сильнее прочих — нельзя быть настолько добрым в этой жизни. Две улыбки, три комплимента — и ты уже на крючке, пойманный на обед. Поэтому ей он не доверяет, как и всем другим, но ее компания выглядит приятней остальных.       — Да как-то времени не было. Зато ты, милашка, сияешь. — Фальшиво улыбается в ответ Авантюрин, несколько раз моргая. — Прикольная свинка, это что-то типа талисмана?       — Спасибо! Да, вроде того. — Топаз смеется на замечание о ее небольшой игрушке, прикрепленной как брелок к красно-белому рюкзачку, кокетливо заправляя такую же красно-белую прядь волос за ухо, и смотрит на электронные часы. — Пойдем в столовую? Еще двадцать четыре минуты до начала.       — Не, я не голодный. Спасибо за предложение, но откажусь. — Авантюрин подмигивает и расслабленно откидывается на трибуну за ним, потягиваясь.       — Оки-доки! Тогда увидимся еще, приятно было поболтать. — Тараторит Топаз и исчезает так же быстро, как появилась. «Мы перекинулись парой дежурных фраз — о какой болтовне речь?» — задается вопросом Авантюрин, не находит ответ и быстро забывает про все, кроме предложения поесть. Он жутко голодный, но столовая в его текущем положении ощущается как мишленовский ресторан — финансы позволяют купить макароны по скидке в ближайшем супермаркете после пар и не больше.       Работать все же придется, и Авантюрин был согласен на совмещение работы и учебы, вытекающий из этого трехчасовой сон и маячащее вдалеке прекрасное и светлое будущее, пока не побывал на лекции Рацио. Виделось три выхода: жить на грошовую стипендию, забыть про сон на ближайшие четыре года или повеситься. Последний вариант осуществить можно было в любой момент, поэтому выбирать его сейчас, когда в глобальной перспективе Удача улыбалась ему настолько лучезарно, как никогда раньше, было глупостью и блажью. «Ну, работать не впервой, а с учебой разберусь.» — думает Авантюрин и достает повидавший всякое телефон с целью занять себя поиском подходящей вакансии до начала лекции.       Он снова проводит свой вечер с учебником великолепного В. Рацио и тарелкой макарон, не отвлекаясь ни на что, пока кто-то не начинает не слишком уверенно, но настойчиво стучать. Авантюрину приходится оторваться и открыть, потому что стук раздражает, и ему хочется увидеть мешающего его учебному процессу.       — Ого, Авантюрин? Я думала, ты не в общаге живешь. — Привычной милой улыбкой светит Топаз, стоящая на пороге с банкой соленых огурцов в руках, и ему кажется, что больше ничего и никогда в этой жизни его не удивит сильнее, чем сегодняшний день. — Можешь помочь открыть? У меня и соседки моей не получается.       — Да, давай. — Протягивает руки Авантюрин за банкой, и в голове на долю секунды мелькает идея закрыть дверь перед носом Топаз и оставить себе соленья как основное блюдо к остывшим макаронам, но эту мысль вытесняет более разумное «мне с ней еще учиться», поэтому он просто открывает злосчастные огурцы и протягивает банку, натянуто улыбаясь. — Готово.       — Ой, спасибо большое! Хочешь пару огурчиков? Домашние. — Щебечет Топаз, доброжелательно глядя Авантюрину в глаза, но ему кажется, что пара огурцов — и вот он теперь ее должник навеки, и в нем борются недоверчивость и голод. Голод побеждает, Авантюрин согласно кивает головой и идет за тарелкой.       — Тебе спасибо, милашка. — Подмигивает и улыбается парень, опираясь на дверной косяк. — Если что, заходи.       — Обязательно! — Кричит откуда-то из глубины общего коридора корпуса Топаз, как обычно быстро исчезнув.       К компании учебника В. Рацио и макарон присоединяется три соленых огурца, но Авантюрин не может сосредоточиться на теореме Ферма, потому что Топаз и общежитие кажутся иррациональными в связке. Она выглядит единственной любимой дочкой богатых родителей, не знающей невзгод, и из трагедий у нее — сломанные ногти и больше не новый айфон. Но при таком раскладе — что она делает в общежитии? Авантюрин решает, что слишком много мыслей о девушке, пожертвовавшей ему соленые огурцы, и переключается на ненавистного В. Рацио.

***

      Работа не находится, Веритас Рацио продолжает быть занозой в его счастливой, по сравнению с прошлой, до-петербуржской жизнью, одногруппники — все такие же заразы, кроме Топаз и парочки зубрил, и Авантюрину кажется, что благосклонная Удача его покинула окончательно, на прощание сделав щедрый подарок в виде блестяще сданного ЕГЭ и всего вытекающего. Поэтому он снова надеется только на себя — что, впрочем, для него привычно со времен догонялок, разбитых коленок и трехколесного велосипеда, которого у него никогда не было, — а эту непостоянную идиотку-помощницу мысленно шлет подальше, как и всегда. Поэтому Авантюрину приходится мириться с тем, что до стипендии — тысячи двухсот рублей с копейками — еще четыре дня, а еда закончилась позавчера, как и последние деньги. Обстоятельства не позволяют хорошо и порядочно учиться, отшвыривая его в дальний угол, но он чувствует свободу — настоящую — и в город, где родился, не собирается возвращаться даже в том случае, если придется жить в коробке под разводным Литейным — потому что в месте, которое нужно называть отчим домом, так же голодно и холодно, но еще и несвободно. Поэтому он старается вгрызться посильнее в загривок Судьбы и держаться зубами, пока они не выпадут от недостатка витамина Ц или пока не сломаются, и обещает себе, себе маленькому, что обязательно переживет, как пережил все в своей недолгой жизни. И пусть пока происходящее — не прекрасное далеко из детской песни, уже лучше прежнего в сотни раз.       Непостоянная Удача, как он и думал, окончательно его оставила, поэтому Веритас Рацио поднимает Авантюрина с места на семинаре за две минуты до конца занятия и спрашивает о формулах, теоремах, аксиомах и еще невесть чём — последний вопрос он дослушать не успевает. Предательский организм выкидывает привычную, оттого ужасно надоевшую и невыносимую, шутку — будто в сотый, тысячный раз слушаешь один и тот же анекдот — и Авантюрин белеет под цвет штукатуренных стен, ноги подкашиваются и в глазах темнеет, и вот его любимая часть — голодный обморок. В целом, всем плевать, а Топаз, лучика света — пусть и искусственного — сегодня нет из-за какой-то управленческой конференции, и как только звенит звонок, освобождающий от математики, его одногруппники тучно вываливаются из аудитории, перешептываясь о чем-то. Авантюрин пока не знает, что всем настолько безразлично, потому что обморок — он и есть обморок, и в себя он приходит уже в пустой — если не считать Веритаса Рацио — аудитории.       — Юноша, больше не приходите на мои занятия в наркотическом опьянении, иначе я буду вынужден сообщить в деканат. — Отчетливо произносит преподаватель, не поднимая взгляда на студента, очерчивая каждое слово, и Авантюрин злится — какое «наркотическое опьянение», если у него даже на еду денег нет?       — Я не наркоман! — Кричит отчаянно Авантюрин, и Рацио снисходит до взгляда на него. — У меня проблемы, и они не решаются.       — Уважаемый студент, если ваши проблемы не решаются — возможно, вы и есть проблема. — Чеканит Рацио, снова уперев взгляд в заумную — Авантюрин в этом уверен — книгу, будто там описан, как минимум, смысл бытия. Другого от него не ожидалось, но Авантюрин и не ждал. Он давно ничего не ждет от людей, но серый город пока обставляет по безразличию и наплевательству его родной. Авантюрин просто тяжело встает, небрежно собирает вещи, сквозь зубы шепчет «досвиданья» и не слишком уверенной походкой идет до комнаты, собираясь отоспаться.

***

      — Я тебе там темы курсовых скинула, выбрал? — Топаз материализуется рядом, как всегда неожиданно, и Авантюрин устало потирает лоб. За полтора месяца почти соседской жизни в общежитии они сблизились — насколько возможно было сблизиться с Авантюрином, огороженном капканами-фальшивками — и он понял, что ошибался касательно ее жизни. Она почти так же, как он сам, грызлась за успешное будущее, но еще не успела выгореть, зачерстветь и начать сходить с ума.       — Да хуйню какую-то взял. Спасибо, что скинула сначала мне, а потом уже в общую группу на растерзание стервятникам этим. — Авантюрин машет в сторону одногруппников, и сейчас искренне рад тому, что его вроде-как-подруга — староста, которая любезно эксклюзивно делится сначала темами докладов, рефератов и остального с ним, а потом уже отправляет все в общую беседу группы, где эти темы разбирают быстрее, чем мандарины в предновогодний день. Топаз смеется и шутливо отмахивается. — А ты, милашка? Будешь блистать, как обычно?       — Ой, ну перестань, перестань. Я просто работаю на зачетку. Но спасибо! — Мило улыбается Топаз. — Сходим после лекции заявление на утверждение темы написать? — Да, давай. — Соглашается Авантюрин и открывает тетрадь для записей, повторяя за Топаз.       Жизнь идет размеренно, и Авантюрин, учитывающий свои ошибки, больше не голодает — хоть рацион все еще оставляет желать лучшего — и он, можно сказать, счастлив. Ровно до тех пор, пока его подлая Удача не решает, что ему крайне повезет, если его научным руководителем будет доктор Рацио — это ведь столько возможностей! — учитывая то, что больше ни у кого на курсе он научруком не значится, и Авантюрин — тот самый избранный — единственный студент с курса, которого уважаемый Веритас Рацио каждый год выбирает как курсового подопечного. «Почему не Топаз? Она же умная» — злобно думает Авантюрин, не понимая, что с этой подставой ему делать, и идет на ненавистную математику.       Семинар заканчивается, и он уже думает, что день не такой плохой, каким зарекомендовал себя с самого утра, наспех собирает свои немногочисленные вещи в рюкзак и собирается уйти из душной во всех смыслах аудитории.       — Светловолосый юноша, подойдите ко мне, пожалуйста. — Настигает кармический голос Рацио Авантюрина в дверном проеме. Ему не остается ничего, кроме повиновения. — По поводу вашей курсовой работы.       — Эм … Да, здравствуйте. — Неуверенно произносит Авантюрин, подойдя к преподавательскому столу. Ненавидеть Веритаса Рацио легко — он как та самая пионерка из поговорки — умник и красавец, с густыми и длинными ресницами, выверенными по золотому сечению чертами лица, в хорошей физической форме — многие шутили, что он накачался, пока таскал кипы книг к себе домой. Пожилым преподавателям такая заносчивость и требовательность прощалась — они же старые и одинокие, им больше заняться нечем, но Веритасу Рацио от силы было тридцать пять, и Авантюрин искренне недоумевает, когда доктор успел получить столько званий и степеней — не с пеленок же он математикой и философией занимается.       — В Вас есть потенциал, но вы растрачиваете его на наркотики — это прискорбно, но Вам стоит понять, что альма матер — основа для Вашей успешной и благополучной жизни. — Занудно и монотонно, как фильм о вреде разных запрещенных веществ, который показывают на классных часах в школе, говорит Рацио.       — Я не наркоман! — Почти что кричит, перебивая, Авантюрин, потому что ему не нравится такое мнение о нем, и терпеть нападки не собирается — слишком много уже натерпелся. — Я кто угодно, но не наркоман. Понятно Вам? — взрывается он, потому что плевать, о чем шепчутся одногруппники, все равно, как представляет его отец, безразлично, кем считает себя он сам, но слышать ложные безосновательные обвинения от самого-умного-человека-на-свете — как тупо заточенным ножом по сонной артерии.       — Соблюдайте субординацию и перестаньте кричать, иначе я буду вынужден поставить вопрос о Вашем отчислении. — Строго чеканит Рацио, ни единый мускул которого не дергается. — Молодой человек, поймите, мне все равно, что с Вами станет. Я выбрал Вас, как одного из подающих надежды, и мне не хотелось бы, чтобы вы опозорили и себя, и меня.       — Не опозорю. — Злобно выплевывает Авантюрин и торопливо, почти бегом, выходит из аудитории.       В месте, отведенном для курения, на территории университета, он достает пачку с нарисованным верблюдом и нервно закуривает. Эта пачка всегда с ним — но сигареты только для экстренно нервных случаев — как сейчас. И пока он медленно втягивает дым в легкие и успокаивается, раскинувшись на пустой скамейке, прикрыв глаза и натянув на себя солнечные очки — потому что Петербург одарило редким визитом уже не такое теплое солнце, мимо снуют люди, в лица которых вглядываться нет никакого удовольствия.       — Юноша, сигареты разрушают мозг. — Раздается знакомо-ненавистным голосом откуда-то сверху, заставляя разлепить глаза и поднять взгляд.       — Мне плевать. — Безразлично протягивает Авантюрин, выдыхая дым в лицо стоящему рядом зануде. Зануда пару раз кашляет, но Авантюрин извиняться не собирается — это же место для курения, и люди, удивительно, но курят здесь. — Мы же уже не в аудитории, верно?       — Да. Но делать так не стоило, не забывайте о … — Как ведущий новостей из старого пузатого телевизора монотонно диктует Рацио, но его речи родиться на свет полноценной не удается.       — Тогда можно я Вас нахуй пошлю? — Прерывает микролекцию о субординации Авантюрин, нахально скалясь.       — Если Вам это поможет. — Холодно отвечает Рацио, не представляя, что творится в этой безупречно светлой голове.       — Идите нахуй. — Медово растягивает Авантюрин, прикрывает глаза и счастливо улыбается, греясь под едва теплыми лучиками солнца. Рацио ничего не говорит в ответ, но Авантюрин слышит, как тот уходит. Интересно, кто-нибудь посылал доктора в лицо до него? В целом, Авантюрину плевать — потому что на душе поют соловьи, и все равно, если за такое поведение его соловьям перекрутят шею чуть позже — сейчас он счастлив.       Авантюрин ожидает, что Рацио сообщит об инциденте в деканат, и на следующий день его выставят из общежития, не пустят в университет и заставят публично унижаться — извиняться — но ничего подобного не происходит, и ужасающий всех, но не его, преподаватель в целом ведет себя нормально по отношению к Авантюрину, не придираясь к каждой запинке. Авантюрин назвал бы это безразличием, и в случае Рацио — это странно, ведь он — дотошный.       — Авантюрин, останьтесь ненадолго. — После лекции просит Веритас Рацио, и Авантюрин понимает — вот сейчас его соловьям и свернут шею. Он закатывает глаза, вздыхает, оставляет вещи за партой и подходит к преподавателю. — Это занятие у вашей группы последнее на сегодня?       — Здравствуйте. Да. — Убито произносит Авантюрин, потому что мариноваться вместе с Рацио больше пяти минут у него нет никакого желания, и свободные полчаса, которые у него есть до начала рабочей смены, он собирался потратить на недостающий сон. — Это надолго?       — Зависит от Вас и быстроты ваших умственных процессов. Присаживайтесь. — Рацио указывает рукой на первую парту, располагающуюся почти вплотную к преподавательскому столу. Авантюрин покорно садится, но не на стул за выбранной Веритасом Рацио партой, а на столешницу, скрещивая руки на груди, вызывая недовольство преподавателя — тот несильно хмурит брови и вздыхает. — Не туда, юноша.       — Вы показали на парту. — Ухмыляется Авантюрин. — Я сделал, как Вы попросили.       — Я имел в виду … Хорошо, оставайтесь здесь. — Снова вздыхает Рацио, потирая переносицу. — Я хотел обсудить Вашу курсовую работу. Вы не отправили мне ничего.       — До защиты еще полгода. — Невинно хлопает ресницами Авантюрин, продолжая ухмыляться. — Мне пока некогда.       — И чем, позвольте узнать, таким важным вы заняты во время учебы? — Произносит Рацио, присаживаясь на край своего стола. Авантюрину это кажется чем-то иррациональным, как отрицательное число под корнем — доктор кажется роботом с искусственным интеллектом и встроенными в мозг знаниями всего мира, и в его программе должна быть команда, отвечающая за сидение только на стуле.       — Работой. — Удивленно отвечает Авантюрин, потому что это самый очевидный ответ на свете.       — Почему Вы работаете во время обучения? — Хмурится и с сомнением смотрит на студента Рацио.       — Потому что я, уважаемый доктор, не родился с золотой ложкой в жопе. — Грубо произносит Авантюрин, и Рацио презрительно сводит брови на последнем слове. — Простите, но это так, и мне, чтобы выжить, нужно работать, иначе я сдохну с голоду.       — Я Вас понял. — Холодно и презрительно, как февральской зимой, отвечает Рацио и поднимается со стола, идет к своему портфелю и что-то оттуда достает, и несколько секунд спустя тянет Авантюрину контейнер с домашней едой и пять тысяч. — Вот, возьмите.       — Нет. — Уверенно отказывается Авантюрин, потому что первое правило его жизни — никому не доверять, а второе — надеяться только на себя. И если в первом он уже сделал половинку исключения для Топаз, то целиком отказываться от двух столпов, удерживающих его хрупкую жизнь до сих пор, ради Рацио он не собирается. — Мне это не нужно.       — Вы же говорили, что «сдохнете от голода» — Продолжает протягивать, чуть поморщившись на нелитературном слове, контейнер и деньги Рацио студенту. — Поймите, я не занимаюсь благотворительностью, но в Вас действительно есть то, что нужно для успешного будущего — ум, целеустремленность и определенная удача. А сейчас Вы можете оступиться, бросая все силы не туда.       — Спасибо за заботу, но я не возьму. Мне не нужны подачки. — Настойчиво отнекивается Авантюрин, хоть эти пять тысяч для него сейчас — настоящий клад. Слишком подозрительно, что дотошный и безразличный Рацио, на глазах которого у студентов регулярно случаются нервные срывы и истерики из-за него самого, предлагает помощь. Авантюрин ему не верит и верить отказывается — если сейчас он согласится, то будет должен. Должным он быть не хотел, потому что только в последние пару месяцев освободился, и голодную свободу менять на сытое рабство отказывается.       — Я Вас понял. Можете разделить со мной обед? — Вздыхает Рацио, понимая, что его студент сейчас — как брошенный котенок — слишком недоверчивый и принципиальный котенок. — Вы мне не будете ничего должны, кроме вашей курсовой, но это, пожалуй, обязательство перед университетом.       — Ладно. — Неуверенно соглашается Авантюрин, волоча стул к преподавательскому столу. Опоры, формировавшиеся восемнадцать лет, начинают рушиться, и он чувствует и слышит этот хруст. — Спасибо.