Polarize

      Авантюрин все же убеждает Топаз в том, что от одного вечера с алкоголем и хорошей — правда, он не знал насколько — компании в виде парочки одногруппников и ребят с филологического ее учеба с уверенной пятерки не скатится до уровня, при котором отчисляют, и малиново-снежная девочка соглашается — учеба учебой, а лучшие в жизни студенческие годы не вернуть, а место выше первого, в любом случае, в рейтинге студентов не занять. Они вместе прибираются в комнате парня, Топаз собирает со всех приглашенных пробковый сбор на свою карту, честно переводя половину Авантюрину, и встречает гостей в его общажной квартире — потому что в конце августа Авантюрину соседи удачливым образом не достались, и против сегодняшней попойки быть никто не может.       И все идет хорошо, пока кто-то — в очередной раз, доводя до белого каления — не шутит про особенные отношения очень пьяного в данный момент Авантюрина и занудного преподавателя Рацио. Все происходит стремительно — кулак в чужой нос, кулак в собственную нижнюю губу, крики и визги — и Авантюрин уже стоит ночью в ветровке возле тринадцатиэтажки, потому что пропуск у него «временно изъят за хулиганство, распитие спиртных напитков и нарушение правил проживания в учебном общежитии». И даже лучезарной Топаз, умеющей заболтать любого, не удается убедить коменданта и охранника общежития в том, что не Авантюрин начал драку и стал распространителем алкоголя — все аргументы Топаз разбивались о железный факт «Это происходило в его комнате» — но Авантюрин все равно ей благодарен за попытку. Поэтому он сейчас стоит совершенно один в чужом городе, покинутой этой своенравной Удачей, с капиталом, которого если и хватит на кровать в хостеле, то не хватит на такси — так поздно автобусы не ходят и метро не работает, целиком и полностью ощущает так желаемую свободную жизнь, холодными пальцами ветра цепляющую его за ребра и подталкивающую тошноту из желудка к горлу с противным привкусом спирта.       Еще днем — пока Рацио в очередной раз при виде огромных синяков под глазами Авантюрина пытался пихнуть ему деньги в обмен на обещание работать поменьше — он в своей голове митинговал с яркими плакатами за то, что лучше не жить, чем быть кому-то должным и зависеть от кого-то — но сейчас Авантюрину хочется только плакать от своей беспомощности и крошечности в сером и холодном бетонном городе, потому что пойти ему некуда — не взять дополнительную смену на эту ночь в ресторане, где он работает ранером, потому что сам ресторан не работает и никому он там не сдался.       Умирать — тем более вот так, заснувшим пьяным на лавочке у общежития — становится страшнее зависимости, и Авантюрин замерзшими пальцами набирает номер Рацио. Ненавистный — Авантюрин повторяет это утром, днем и вечером каждый день, чтобы не привыкнуть к чужой и теплой руке — голос отвечает почти сразу — два гудка спустя — и Авантюрин все больше склоняется к тому варианту, что Рацио — чертов робот, потому что в голосе того ни намека на сон.       Авантюрин в вызванном для него такси бизнес тарифа едет — кто бы сомневался — в самый центр Петербурга, где живет Веритас Рацио, и ему страшно даже подумать, сколько он будет должен своему преподавателю.       — Зачем вы мне помогаете? — Пьяно спрашивает Авантюрин, пока Рацио на огромной, со светлыми стенами и яркими лампочками, кухне, пахнущей цветами и чистотой, делает какой-то салат для позднего гостя. — Только давайте без этих «ты умнее и сообразительнее своих однокурсников».       — Я же не мог оставить Вас замерзать. — Спокойно, не отрываясь от шинкования шпината, отвечает Рацио, слегка пожимая плечами. — В таком случае, Вы бы погибли. Петербуржский конец осени — не Греция с ее узкими улочками.       — А вы в Греции были? — Авантюрин жадно оглядывает столовую, совмещенную с кухней, с высоченными потолками — где-то даже лепнина осталась — и подмечает много-много мелких деталей в белой минималистичности, невольно вспоминая дорогущий ужин в «Европе». Ему не очень-то интересно, где был Рацио, но он чувствует, что должен разговаривать со своим преподавателем, потому что на него потратили кучу — как наметенных подгнивающих листьев в октябре — денег. И он не уверен, не заставит ли его Веритас Рацио расплачиваться молодым телом, как делает это Авантюрин в сплетнях, уже третий месяц гуляющих по всему университетскому потоку — потому что помогать так много и прощать столько всего — странно даже для странного Рацио.       — Да. Мой отец родом из Керкиры. Я провел там почти все свое детство. — Все так же не оглядываясь на Авантюрина, Рацио нарезает креветки, и Авантюрина готовка даже немного завораживает, как завораживают пьяных обычные вещи вроде капель дождя, соревнующихся в скорости на поверхности оконного стекла, хоть и тяжело разглядеть процесс полностью из-за широкой спины Веритаса Рацио.       — А в Питере зачем живете? — Авантюрин действительно не понимает, потому что на его месте солнце и пляж на ветер и серость никогда бы не променял. Петербург ощущается оковами и давит-давит-давит своими свинцовыми тучами, а Греция — пусть он никогда там и не был — дышит свободой своими кипарисами и лазурными водами.       — Люблю этот город. — Пожимает плечами Рацио, немного подумав, и подходит к Авантюрину, сидящему за длинным дубовым столом, с двумя белоснежными фарфоровыми салатниками. — Приятного аппетита.       — Спасибо. — Авантюрин алкогольно улыбается — и сразу же стирает улыбку с лица — вспоминает, что все еще ненавидит Веритаса Рацио — и ест очень быстро, будто скоро отберут. Рацио ест неторопливо и аккуратно, размеренно, красиво — будто снимается в рекламе для снобов и эстетов, несмотря на то, что сейчас дома, а не в ресторане, как в прошлый раз — а Авантюрин к такой жизни не приспособлен, и ему кажется слегка диким покупать дорогущие ингредиенты для какого-то салата — суть еды ведь в том, чтобы получить жизненные силы, а питают макароны по-флотски и салаты одинаково. Шальная мысль приходит в голову, и он даже не пытается от нее отмахнуться, потому что то, о чем он подумал, кажется истинной причиной поведения Рацио. И держать в себе сомнения, мучившие его уже который месяц подряд — с начала сентября и первой лекции по математике — становится невозможно. — Слушайте, вы все вот это делаете, чтобы меня трахнуть?       — Простите? — Рацио давится салатом и закашливается, потому что вопрос шокирует, и сейчас он пристально и непонимающе смотрит на Авантюрина — Авантюрин скалится в ответ и так же пристально смотрит на него.       — А нахуя вы все это делаете тогда? Хотите, чтобы я поплыл, как восьмиклассница, и по любому вашему зову бежал? — Выплевывает слова Авантюрин, потому что просто так делать что-то для другого — нельзя, особенно если этот другой — Авантюрин. При любом раскладе он останется в должниках, и ему придется зависеть от Рацио, как зависят от кокаина в статье Фрейда, а долги, как известно, рано или поздно возвращать приходится — и черт его, этого великолепного Веритаса Рацио, знает, что он попросит. — Фить-фить, и вот он, мальчик для секса, который отказаться не может, потому что потратили на него денег столько, сколько он за два года не заработает?       — Авантюрин, поймите, пожалуйста, одну вещь — секс как способ удовлетворения «потребностей», — На последнем слове Рацио показывает пальцами кавычки в воздухе, старательно подавляя увеличивающееся в геометрической прогрессии отвращение к пьяному и бездумно бросающемуся выводами Авантюрину. — Меня не интересует. Тем более с юношей Вашего возраста. Вы наверняка нравитесь многим девушкам, и я не могу не подчеркнуть Вашу красоту, но физическая близость с Вами мне не нужна. Я просто считаю, что моя помощь и открытость помогут Вам в обучении и в дальнейшей Вашей жизни.       — Ага, верю. — Говорит Авантюрин саркастично — не верит ни единому слову, потому что никто и никогда не делает что-то для него за просто так — ты только отвернись — и на твоей ноге мигом окажутся кандалы. И может где-то там, в мире Веритаса Рацио существуют благие намерения, но они всегда — вторичная выгода, а в мире Авантюрина все подлое и эгоцентричное, и руку помощи тянут только с той целью, чтобы потом забрать две твоих — потому что всегда есть проценты, и спрос с должника выше, чем с кредитора. Доверие к этому миру он исчерпал еще года в три, загораживая тощим и маленьким тельцем плачущую матушку от жирного и тучного отчима с зеленой стеклянной розочкой в руке — и теперь не верит в искренность и доброту. — Где поспать можно будет? Или выгоните меня?       — Нет, оставайтесь, если считаете нужным. Разместиться можно гостевой спальне. — Рацио показывает направление ладонью с гипсовыми пальцами и не пытается больше словами переубеждать Авантюрина — тот строил свои правила выживания с рождения — Рацио почти что знает это, и подобные мысли позволяют рубить на корню отвращение к пьяному Авантюрину. Показывать себя настоящего — очень сложно, но он искренне уверен в необходимости этого действия — потому что это поможет в обучении его студенту. — У Вас есть с собой пижама?       — Три. — Авантюрину вопрос кажется крайне глупым, потому что из общежития ему не позволили даже вещи взять, сразу отправив на выход за драку и горы пустых бутылок из-под алкоголя, и в целом — какие пижамы? Обычно он спал либо в одежде — спасибо усталости от работы и домашним заданиям, в особенности от Веритаса Рацио — либо в нижнем белье. Пижамы у него никогда и не было.       — Наденете мою — не беспокойтесь, она свежевыстиранная — я сейчас принесу. — Спокойно и ровно — как и всегда — отвечает Рацио, поднимается из-за стола, загружает грязные тарелки в посудомоечную машину и исчезает в брюхе темноты огромной квартиры в поисках пижамы для Авантюрина.       Авантюрин спит неспокойно — потому что на чужой территории страшно, особенно после разговора в таких тонах — утопая в шелковой черной пижаме размера на три больше него, подкупающе приятной к телу, но ментально ощущающейся рабской робой. А утром едет в университет на восьмисотом Брабусе, шокированный тем, что настолько комфортабельные машины вообще существуют, боясь представить, сколько автомобиль стоит в полной комплектации, с Веритасом Рацио за рулем — уверенном и спокойном, холодно управляющем таким же холодным многотонным механизмом. И уже днем ему возвращают пропуск в общежитие — и Авантюрин точно знает, кто этому поспособствовал, но понятия не имеет, каким образом ему это удалось. Слухи и сплетни расползаются еще быстрее, увеличиваясь в размерах — хотя, казалось бы, куда еще больше — Авантюрину кажется, будто теперь об этом знает каждый студент каждого факультета, но Рацио выглядит так, будто ему плевать, а Авантюрину не плевать совершенно, потому что так они посягают на его мнимую свободу, заставляя уверяться в том, что никогда он не ощутит ее теплые объятия.       И сейчас, продолжая несколько раз в неделю ужинать в кабинете, предоставленном университетом для Рацио как заведующему кафедрой, несмотря на ночные неприятные подозрения Авантюрина, которые он, вопреки своему сильному опьянению, наутро вспомнил, в компании Веритаса Рацио и разговоров о математике и философии — в ходе которых чувствует себя детсадовцем на международной научной конференции — не может разобраться, кто он — любимец Удачи или жалкий конъюктивитный котенок с помойки. И считать боится, сколько он уже задолжал Рацио — боится, что расплатиться не сможет, когда придет время. И ненавидит своего преподавателя, заманившего его подставным везением и шансом, как в казино — и себя ненавидит — пожалуй, сильнее — за то, что отступает от своих правил выживания в очередной раз и начинает забывать о нависающем и увеличивающемся, как лавина где-то на вершине Эвереста, долге, время отдавать который обязательно наступит.

***

      — Здравствуй, Авантюрин. Что-то хотите спросить? — В совсем незаметном удивлении вскидывает брови Рацио, отрываясь от книги, потому что этот студент никогда не подходит к нему первым — до сегодняшнего дня. — Надеюсь, по поводу Вашей курсовой работы?       — Здравствуйте … — Мнется Авантюрин с опущенными куда-то в старый паркет глазами. Он снова злится на свою старую знакомую Удачу, в очередной раз подставившую ему подножку. — У меня там в общаге с трубой что-то случилось и вода везде …       — Вы хотите, чтобы я разобрался с сантехникой? — Рацио в привычном жесте накрывает губы указательным пальцем — думает. — К сожалению, знаний по этой части у меня не так много, и я Вам вряд ли смогу с этим помочь.       — Да нет. — Все так же неуверенно отвечает Авантюрин, перебирая пшеничные волосы на затылке. Он понятия не имеет, почему обращается к преподавателю — ведь он его ненавидит больше своей непостоянной Удачи, и хочет зависеть от него меньше, чем от всех людей на Земле вместе взятых, но альтернатив у него нет — потому что блок Топаз и без него укомплектован максимальным количеством человек, а больше идти ему и не к кому. — Там сантехника вызвали, но комендант сказал, что в общаге свободных комнат нет, а на то, чтобы там все починить в моем блоке, им дня два нужно, как минимум. И до зарплаты неделя еще …       — Сочувствую Вашей беде. — Равнодушно отвечает Рацио, как автоответчик, и опускает взгляд на открытую книгу, продолжая читать. — Но с какой целью Вы мне это рассказываете?       — Ну, в общем … Мне жить негде. — Авантюрин начинает перебирать пальцы и кусать губы, потому что напряжения в нем сейчас больше, чем в трансформаторной будке. — Я не знаю, к кому еще обратиться.       — И как я могу Вам помочь? — Не отрывая взгляда от книжных строк, холодно спрашивает Рацио.       — Я думал, что вы можете пустить меня к себе пожить, как когда меня из общаги выгнали ночью, ну, недели две назад … — Очень тихо отвечает Авантюрин, и Рацио поднимает на него взгляд, слегка прищуриваясь. Очень странно было наблюдать неуверенного и настолько беззащитного — как ежа без единой иголки — Авантюрина, обычно всегда с вызовом и нахальством. — Я буду готовить завтрак, обед и ужин, если хотите. И убираться … Но если не можете пустить, то разберусь как-нибудь. Я понимаю.       — Могу. — Уверенно произносит Рацио и хочет подойти поближе, чтобы подбадривающе похлопать Авантюрина по плечу — никак больше поддержку выражать он не умеет, а этот юноша сейчас — как беззащитный трехнедельный щенок с такими же большими щенячьими глазами, на которого надвигается стая голодных бродячих псов — но от этой идеи отказывается — боится напугать, вспоминая пьяные предположения Авантюрина. — Готовить и убирать в квартире нет нужды, но соглашусь я только в том случае, если Вы все эти дни будете старательно заниматься математикой и Вашей курсовой работой. Я подготовлю материалы.       — Хорошо? — Неуверенно соглашается Авантюрин — хоть и считает условие полным бредом, но другого выхода и выбора у него нет.       — Подождете в моем кабинете? У меня сейчас семинар с третьим курсом. — Утвердительным тоном говорит Рацио, и Авантюрин не понимает, риторическим ли был первый вопрос — и был ли это вопрос вообще. Только осторожно кивает головой, выражая согласие, и понуро шагает за осанистым и уверенным Рацио.

***

      — Постарайтесь после полуночи не шуметь, не отвлекайте меня, если я работаю, не трогайте мои вещи без разрешения, и, пожалуйста, не распивайте спиртные напитки. Курить, если понадобится, можно на балконе или на улице. — Говорит Рацио, напоминая Авантюрину проводника в поезде, произнесшего один и тот же инструктаж уже раз восемьдесят. Идеальный Веритас Рацио выглядит уставшим и выжатым, и Авантюрину от этого зрелища становится неудобнее вдвойне.       — Я понял. Хотите, я блинчики пожарю? — Не придумав ничего лучше, неловко спрашивает Авантюрин, и ему кажется, что этот день — когда все маски снимаются и стены рушатся, надевая взамен кандалы и обнажая каменную кладку темницы — наступил.       — Нет, спасибо. Подождите несколько минут, пожалуйста, я принесу Вам задания по математике. Хочу, чтобы Вы позанимались. — Рацио уходит куда-то, оставляя Авантюрина одного в полном недоумении и одиночестве, позволяя так же, как и в первый раз, когда он оказался здесь, жадно осматриваться в очень светлой и чистой квартире, пропитанной духом интеллигенции и дореволюционной России.       Веритас Рацио — его преподаватель, ставший на несколько дней соседом — возвращается через шесть минут, как и обещал, с тремя увесистыми книгами и не такой большой, по сравнению с учебными материалами, стопкой листов А4 с какими-то распечатками на них. Он усаживает Авантюрина за стол, как первоклассника, вручает дорогущую — Авантюрин в этом уверен — ручку с гравировкой имени преподавателя и говорит решать столько, сколько Авантюрин сможет, пока Рацио не вернется — а предстоящие суббота и воскресенье обещают быть тяжелыми. И сам уходит в одну из комнат квартирного лабиринта, прихватив с собой два толстых тома полного собрания сочинений Платона, предварительно сменив один из великого множества деловых костюмов на домашние спортивные штаны светло-серого оттенка — и Авантюрин при виде неприкрытых тканью фарфорового мускулистого торса, широких плеч и в меру накачанных рук невольно засматривается на Рацио, а пару секунд спустя чувствует странное напряжение где-то в районе паха, сильно пугаясь — потому что ощущение было знакомым — ему ведь не восемь — реакции своего организма на полуобнаженного мужчину. Авантюрин пытается бороться с пугающими мыслями — потому что он — не гей — с помощью математики.       Математический анализ со своими пределами справляется с двумя часами отсутствия Рацио быстрее, чем предполагал Авантюрин, и вот Веритас Рацио в таких же, как до своего ухода, но уже в цвете индиго, штанах и белоснежных носках стоит, слегка наклонившись, рядом с сидящим за столом Авантюрином, заставляя того тяжело дышать и невольно отодвигаться, насколько возможно, пока Рацио проверяет записи своего студента.       — За такое решение я бы Вам кол поставил. — Указывает пальцем в одно из дифференциальных уравнений пахнущий чистотой Рацио и тянется за ручкой, полученной в подарок на конференции в Вене и любезно предоставленной Авантюрину на время, чтобы аккуратно все перечеркнуть. Сейчас он выглядит отдохнувшим.       — Мы же не на семинаре? — Авантюрин чуть не падает со стула в своих попытках избежать опасной близости с обнаженным торсом Рацио, но быстро разгадывает цель движения преподавателя, поэтому расторопно передает ручку с гравированным именем Рацио.       — Вам повезло, что нет. Попробуйте решить еще раз, но не торопитесь. В остальном все верно. Я думал, что Вы сделаете куда меньше. — Признается Рацио, перечеркивая решение на четырех страницах, и отдает ручку Авантюрину, стараясь не соприкасаться пальцами — он только закончил свой очистительный от контакта с дураками отдых с книгой в ванной. Авантюрин полным невеждой не был — скорее, с чуть более толстым, чем у самого Веритаса, налетом глупости — но физически контактировать с ним не хотелось. — Какую кухню вы предпочитаете?       — Давайте я приготовлю, мне не сложно. — Вызывается Авантюрин, потому что голова уже начинает побаливать от математики — в довесок, он чувствует себя огромным должником, а готовка может пойти в погашение тела долга.       — Лучше займитесь неверно решенным уравнением. Я собирался заказать доставку готовой еды, поэтому спрашиваю. — Рацио присаживается на соседний с Авантюриновым стул и изящно выуживает из кармана штанов телефон, медленно и задумчиво листая ленту службы доставки.       — Понял. Не тратьтесь на меня. Пожалуйста. Я все равно не смогу оплатить эти доставки, даже Мак какой-нибудь. — Авантюрин возвращается к математике и старается не смотреть на Рацио. Ему не хочется задолжать еще больше, чем сейчас — суммы, стремящейся к бесконечности, как значение в определенных пределах.       — Я знаю, и Вам не нужно будет ничего возвращать. Разве Вы не голодны? — Спрашивает Рацио, не отрываясь от телефона, и продолжает хмуриться куда-то в экран. Авантюрину не хочется признаваться в том, что он сейчас даже заплесневелый хлеб съесть готов — вот насколько он не голоден. Но живот Авантюрина предательски урчит, заставляя Рацио незаметно ухмыльнуться самым краем губ. — Тыквенный крем-суп и ризотто с говядиной и грибами Вас устроит?       — Да? — Неуверенно соглашается Авантюрин, пытаясь сосредоточиться на уравнении. Он понятия не имеет, что такое ризотто, но Рацио вряд ли попытается его отравить чем-то слишком экстремальным.       — У Вас есть около пятидесяти минут на решение, пока не привезут еду. После ужина я буду занят другим. — Веритас Рацио убирает телефон в карман и на пару сантиметров придвигается к Авантюрину, заглядывая в тетрадь. Тот нервно и громко сглатывает слюну и старательно силится думать о математике в жалких попытках игнорировать полуобнаженного и красивого Рацио — Авантюрин — не гей, потому что будь он таким — давно бы себе расшиб голову о стену, пока это не сделали другие.       — В доту будете играть? — Ради шутки, как и в прошлый раз, спрашивает Авантюрин, все еще не в силах представить Рацио за подобным. Мысли о доте помогают не думать о своих чувствах и реакциях, и он сам сейчас бы не отказался сыграть пару раз.       — Да. Сегодня свободный вечер. — Холодно и спокойно отвечает Рацио, будто говорит о теоремах — а Авантюрина этот факт очень удивляет до сих пор. — Продолжайте решать уравнение.       — На какой позиции играете? — Игнорирует замечание Авантюрин, потому что в слова Рацио верится с крайним трудом — ну никак не может этот дотошный и до скрипа правильный человек таким увлекаться — и ему действительно интересно, не водят ли его искусно за нос.       — Мид. Не отвлекайтесь.       — Нихуя. — Выпаливает Авантюрин и быстро прикрывает ладонями рот, потому что пускай он и матерился при Веритасе Рацио — это было в состоянии крайних озлобленности и раздражения — а сейчас случай совсем иной, и мат кажется непозволительной грубостью в текущих условиях. — Простите. Я случайно.       — Следите за языком и возвращайтесь к решению уравнения. — Рацио скрещивает на груди руки и смотрит на Авантюрина, слегка приподняв брови, указывая кистью на тетрадь.       — Я не понимаю, и я устал. — Признается Авантюрин, поджимая губы. В присутствии наполовину обнаженного Рацио с очерченными ключицами и кубиками пресса думать было тяжело — Авантюрин не понимал почему, а возможную симпатию к человеку своего пола в качестве ответа на вопрос было понять и — тем более — принять еще тяжелее.       — Напрягите мозги. Либо могу устроить Вам зачет в устной форме. — Сурово и слегка раздраженно произносит Рацио — он знает, что Авантюрину по силам решить подобное, но тот просто отлынивает. Авантюрин жалобно смотрит на преподавателя пару секунд — понимает, что это не поможет — и грустно возвращается к записанному уравнению до тех пор, пока курьер не привозит заказанную еду.       Рацио, направляясь ко входной двери, бросает «Я спрошу Вас на семинаре, если за время, что я расплачиваюсь с курьером и распаковываю еду, не успеете дорешать», и Авантюрин обессиленно и немного театрально падает головой на тетрадь, в ответ чуть громче, чем обычно, говорит: «Я помру уже к этому времени», на что получает уверенное «Нет».       — Приятного аппетита. Решили? — Рацио ставит изысканные плоские тарелки на стол — Авантюрин не понимает, зачем перекладывать еду из упаковок доставки, если можно поесть и так — он в целом не понимает, зачем покупать дорогущую посуду, но у богатых — свои причуды, поэтому не спрашивает, принимаясь за еду.       — Вам тоже. Спасибо. Нет. А сколько вам лет? — Авантюрин торопливо, потому что очень голоден, ест свой тыквенный суп, до этого момента не подозревая, что любит тыкву — и почти не обращает внимание на обнаженный торс преподавателя.       — Двадцать девять. А что?       — Просто интересно. Вы не выглядите старым, а в универе все говорят, что у вас там дофига ученых степеней и все такое. — Улыбается удивленно Авантюрин, потому что Рацио в обычной жизни — иррациональный от его белоснежных носков до темной макушки.       — Восемь. — Уточняет Рацио, почти невесомо улыбаясь, и поднимает взгляд на Авантюрина. — Когда я был в старших классах, мой учитель заметил выдающиеся, по его мнению, способности и помог с поступлением в обход ЕГЭ и остальных формальностей. Впрочем, тогда я тоже считал себя гением, но сейчас понимаю, что просто чуть менее зауряден, чем остальные. Но, в глобальном смысле, я — заурядный.       — Хотел бы я таким заурядным быть. — Шокировано реагирует на рассказ Рацио Авантюрин, сдерживая емкое и наиболее подходящее «Охуеть».       — В Вас есть все данные — я уверен, что из Вас получится отличный топ-менеджер в сфере инвестиций. Мы с Вами просто изначально были в разных жизненных условиях, я полагаю.       — Спасибо. Наверно. — Совсем неуверенно благодарит Авантюрин и вспоминает, что ненавидит зависеть от кого-то — в том числе, и от их ожиданий и надежд — но сейчас он в чужой квартире, сидит за чужим столом и ест купленную на чужие деньги еду — и понимает, что сильно облажался. Пытается убедить себя, что не зависит от Рацио, но все аргументы можно выбросить в помойное ведро — ничерта это не так. И признавать не хочет самому себе, что зависит, потому что, в таком случае, с него потребуют в сотни раз больше, ведь он все еще Авантюрин — а для Авантюрина просто так ничего не делают. В его голове впервые появляется мысль о том, что жизненные принципы выживания в его городе и должны остаться где-то там, на периферии России, где родились — а в Петербурге все может быть иначе: доверять правильным людям можно, и принимать помощь — тоже, потому что не всегда потребуют в ответ — но он кладет эту мысль на самую дальнюю полку в шкафу чулана сознания, потому что Рацио преподает у него только до конца первого курса, а до второго еще нужно дожить.