Не смогу рассказать

Как только Федя упал от боли, расползавшейся по всему телу, прижимая рукой рану, как бы останавливая кровь, но безуспешно, Иван Васильевич подбежал к нему. - Феденька, что… - от одного вида можно было испугаться, Басманов на коленях держался рукой на живот, останавливая кровь, которая уже, пропитывая рубаху и кафтан, капала на пол. Царь оглянулся и увидел в последнюю секунду девчонку, которая завернула за хитрый поворот дворца, сомнений не было, Фёдора ножом ранила она. - Стража!! Далее Басманов уже слабо понимал, что происходило, сперва в глазах начало двоится, а связь с миром пропадала. Помнил только, что положили его на кровать и рану перевязали. Да слова Бомелия «Как Бог решит, может заберёт он душу его, а может тут оставит» А дальше темнота. Боль. Не столько телесная, сколько душе больно, от того, что его, бравого война какая-то девка резанула, и возможно на тот свет отправила. Сколько он не успел сказать Ивану, Васе, отцу. Сколько сделать не успел, ему всего-то двадцатый первый год только пошел, ни жены, ни детей, никого кроме царя. Всех невест гнал Федя куда подальше, «Не хочу пока» - говорил, вот так и получилось. «Я что же мертв уже?» - скользнуло в затуманенной голове. И тут он увидел свет, как лучик надежды, ощущая всё свое тело, и, не чувствуя боли, он побежал на него, как мотылёк на пламя летит. Он бежал, не думая ни о чём, и вот перед ним сад. Яркое солнце озаряет его, белые высокие стены, и деревья с наливными яблоками и грушами, кусты черники и малины – казалось тут было всё. Посередине сада стоял стол, белая бранная скатерть, пыхтящий самовар, всего две чашки с чаем, пироги, баранки, пряники – всё, что он так любит. - Ну чего же ты смотришь, Феденька, садись да выпей чаю с матушкой – нежный голос вырвал Басманова из наблюдений. С матушкой? Он же не ослышался? Ему не показалось? С матушкой! Фёдор обернулся и увидел женщину с темными как у него кудрявыми волосами и глазами, как васильки. Она была в белом платье и венком в волосах и в серёжках… Эти серьги правда мать носила, он сам их мерил, и надел, когда первый раз с царём… - Матушка? - Что, сынок, откажешь в удовольствии попить с тобой чайку? Или уже забыл родную мать? Федя забыл обо всём, он бросился к ней в объятья. - Матушка, маменька, я так скучал, так скучал… - Садись да наливай себе чай, всё мне расскажешь – женщина добро улыбнулась, указывая на стол. Басманов сел, налил им чай, отпил чутка... Вкусный, прямо как тогда, четырнадцать лет назад, он пил этот напиток с Катериной Михайловной, с ещё живой. На удивление это не смутило Фёдора, он не испугался, не отшатнулся, продолжил сидеть. - Расскажи, что сердце твоё тревожит, оно всегда так, поделишься с кем-то – легче станет – Екатерина улыбалась, она взяла свою чашечку и отпила, внимательно следя за сыном глазами. Басманов сглотнул и начал свой рассказ. Начал с того, как они с Иваном познакомились, как он сделал его своим, потом о обмане, как его в темницу кинули, о Малюте, о Вяземском, о всех рассказал. И в правду на душе легче стало. - Ты пей чай, пей… Ты мне лучше вот что скажи, почему снова со мной видишься? Опять себя резать вздумал? Мало того, что из подвалов этой собаки еле живым вышел? - Нет, маменька, я не сам, меня ножом ударили, я увернуться не успел – виновато пробурчал Фёдор. - Ладно, ладно, пойдём со мной, Федюш – Катерина Михайловна встала и протянула руку… Но у Феди всё нутро сжалось. Как с ней? она же мертва? Стало, быть и ему туда дорога? Нет, ему еще рано умирать, он не пойдет. Фёдор оглянулся, та тьма, из которой он выбежал была на месте, значит его путь туда. И он рванул что есть мочи назад, во тьму, но женщина ухватила его за руку и с неведомой ему силой держала, не давая вырваться. - Куда собрался, я сказала идём со мной! – от былого нежного голоса не осталось и следа, теперь это был грозный рёв. Фёдор оглянулся. Ох зря он это сделал. Вместе Катерины Михайловны за руку его держала старуха в балахоне черном, волосы седые глаза впали, лицо костлявое. Но это страшное зрелище придало Басманову сил. Он дернулся и смерть отпустила его, он догадался, что в этом заманчивом саду не мама с ним говорила, а старуха с косой. Он бежал без оглядки, бежал долго, бежал из-за всех сил. И вот наконец эта темнота закончилась, он остановился и еле-еле открыл глаза. Фёдор лежал в его кровати, а рядом с ним сидел Иван. - Федюш, ты живой? – с надеждой спросил царь - Кажется да – простонал Басманов, приподнимаясь на кровати, рана давала о себе знать. И Иван Васильевич аккуратно, чтобы не навредить, не сделать больно, сгрёб его в объятья. - Ты два дня бес чувств лежал, бурчал что-то, будто говорил с кем-то, я уже тебя похоронил мысленно, прости меня, Феденька, за всё прости… - Я со смертью разговаривал - Грозный удивленно посмотрел на него – просил оставить меня жить, а потом убежал от неё, наверное, мне ещё пожить всё же суждено… - Не смей так говорить, суждено, ещё как суждено. Повисла не долгая пауза, оба молчали, думая, что же сказать. - Обещаю, больше никаким слухам не поверю про тебя, в темницу тебя не отправлю, только обещай простить мне всё, что я сделал, обещаешь? - Обещаю, Ваня, всё прощу, только не отдавай меня псам своим на растерзание больше – через бол на лице Феди появилась редкая за столь долгое время улыбка – Обещаю и прощаю ... Каждый снова почувствовал то тепло, которое стало редкостью и нежность, о которой пришлось забыть на некоторое время