***
Зелёные глаза смотрят в окно чердака, единственное и маленькое. Они внимательно изучают все его детали, будто этого не делали день назад или ещё раньше. Хлопья снега медленно падают вниз. Удивительно, насколько они большие, хотя это была поздняя осень. В серой Англии это даже норма. Ребёнок издаёт усталый вздох и откидывается на кровати, разглядывая уже старый деревянный потолок. По сути, это была уже крыша, но опустим. Зачем о таком думать в четыре утра, когда лучи солнца только-только поднимались и еле освещали комнату. Николь накручивает на указательном пальце прядь своих светлых волос и потом отпускает их. Сон никак не шёл. Это было давно не ново для девочки, которая скоро станет полноценным подростком. Она не спала всю ночь, уму не постижимо. Все няни бы поседели от этого, а от того, что Уайт так не спала уже несколько суток подряд, так вообще бы упали в обморок. Но ей плевать. Давно уже плевать…***
Николь ненавидела интернат. Просто терпеть его не могла. Ни само здание, ни противных нянечек, ни надоедливых детей. Стены покрашены противной серо-зелёной краской, из-за чего они кажутся грязными и пыльными. Некоторая еда тоже напоминает цвет стен, а на вкус — ещё хуже. Безвкусная и пресная. Одна радость — библиотека с книгами и шахматами и рядом стоящая каморка с инструментами. Когда никто не видит, Николь убегала в маленькое здание и строила из разного мусора небольшие вещи. И это ей нравилось. Когда няни находились рядом, она уходила в библиотеку читать книги и играть в одиночку шахматы. Редко, когда на стол к ней прыгала одна и та же мышь, чтобы просто составить компанию и вымолить своими чёрными глазками-бусинками кусочек хлеба или сыра. Интернат не выносил грызунов. А змей — тем более, когда Уайт их просто обожала. Уроки проходили по расписанию. И они раздражали не меньше людей и стен этого дурдома. Монотонная речь учителей выводили из себя. Даже не монотонная речь, как скорее противное бормотание. А из-за тишины он только усиливался и въежался в мозг. Никакой заинтересованности к работе, отчего неинтересно ученикам, и они начинают бить в баклуши. Звук становился какофонией, и Уайт желала только одного: убиться об стол или выпрыгнуть с окна. Николь достаёт из кармана часы на верёвочке. Будь они на цепочке, может и выглядели бы получше, но денег даже на самую дешёвую у девочки не было. Щёлк. Часы открываются, и в крышке показывается маленькая фотография. На ней был изображена семья. Угол с лицом женщины был порван, скрывая той личность. Мужчина рядом улыбался. Он держал в руках комок ткани, из которого выглядывал младенец с большими зелёными глазами и светлыми волосами, как у него. Уайт грустно улыбается, смотря на фото и закрывает крышку. На ней красиво блестела выгравированная буква «Н». Она помнила родителей смутно. Знала только то, что отец погиб при неизвестных причинах, а мать сдала единственную дочь. Остался только дядя, старший брат её папы. Но он так занят работой в своём магазине, что она его редко видела. И это делало детскому сердцу больно. Так обычно и проходили её дни…