Сатурн наделил Януса волшебным даром — умением видеть прошлое и будущее. Римская мифология
В доме изготовителя палочек Олливандера царила уютная домашняя атмосфера. Хоть мастер был «один на Британию», жил он в пригороде Лондона, в доме, довольно скромно обставленном. Видимо, в семье Олливандера было не принято выставлять напоказ их особенный достаток, особенно если трудишься на благо страны и народа. Рут Сингер сидела за круглым столом, накрытым скатертью. В прошлый раз Олливандер принимал офицеров в лавке, но в этот раз она показала неизвестную палочку в кулуарах у мастера. Заслуженная привилегия. Пока он рассматривал палочку, Рут медленно потягивала чай из фарфоровой кружки семейного сервиза. Рядом сидел семилетний сын Олливандера и завороженно смотрел на работу отца. Они оба дружно молчали и ждали вердикта. Но единственное, что Рут пока выяснила, дождавшись наконец ответа, что палочка эта сделана из остролиста и сердцевина — перо феникса. — Эту палочку изготавливал не я, — упорно продолжал утверждать мастер Олливандер. — Узнавайте у другого мастера. Рут разочарованно опустила кружку. От Григоровича она уже получила тот же ответ во второй раз, и надежда осталась только на британского мастера. Сын не мог усидеть на месте, и Олливандер-старший с удовольствием на него посмотрел и протянул ему палочку. — Что же скажешь ты, сынок? Гаррик еще так молод, но уже полон энтузиазма, — с улыбкой сказал Олливандер, посмотрев на Рут. — Подрастает смена, — ответила она. Мальчик чуть отошел от стола. Прислушиваясь, он наклонился над палочкой. — У этой палочки был хозяин. — Ее хозяин мертв, — произнесла Рут. — Да, — согласился он, — он мертв. Я могу сказать его имя… Она говорит, что это лорд Волдеморт. — Прекрасно! — облегченно проговорила Рут. — Благодарю вас! Теперь мы знаем имя нашего убитого. — Она говорит, что у неё осталась сестра-близнец, — проговорил Гаррик. — И её хозяин жив. — Как интересно, — сказала Рут задумчиво. — Такой необычный дар. Примите мое восхищение, мистер Олливандер. У мальчика большое будущее. Она прошла в прихожую, чтобы одеться. Глава семейства проводил ее. — Он передается по наследству, — пояснил Олливандер. — Сын получает знания от отца, отец от своего отца. Мы не вправе распоряжаться этим даром по-другому. Удивительно другое — палочка открылась именно Гаррику. Но мне — нет. — Как вы можете это объяснить, сэр? — она скептически приподняла бровь. Поверить в то, что палочка обладала своим интеллектом, ей до сих пор было сложно. — Словно бы… именно мой сын ее изготовил. Гаррик тем временем стоял за спиной отца. — Но это невозможно! — Рут, полностью одевшись и укутавшись в шерстяной шарф, застыла у двери. — Вы не оставите ее мне? — проговорил Олливандер, алчно глядя на то, как Рут убрала ее в футляр и спрятала в сумку. — Простите, сэр. Но это улика. Сын Олливандера разочарованно вздохнул. Должно быть, палочка очень его заинтересовала. Попрощавшись с семьёй Олливандера, Рут Сингер, не теряя времени, трансгрессировала в магловский Лондон. Очутилась она в Смитфилде, центре Лондона, в парке недалеко от больницы Святого Варфоломея. Улица встретила ее моросящим ледяным дождем, а сам старинный госпиталь — аккуратным белым фасадом на сером небе, с многочисленными окнами-бойницами. Она испытывала трепет перед величием Бартса — альма-матер многих успешных врачей. Сейчас в нем находилось чуть больше полутысячи пациентов, в том числе и Дарби Сабини. Фасад её встретил надписью: «Добрый самаритянин», и Рут усмехнулась. Пройдя через главную площадь, она попала в крыло для раненых и в справочной узнала, где лежал Сабини. Она шла мимо коек, отгороженных друг от друга ширмами. Зал был вытянутым и уходил вперед еще на несколько метров. Его заполнял гул из голосов медперсонала и больных. Рут тихо проходила мимо коек, её шаги отзывались в груди волнением. Она узнала нужного человека почти в середине ряда. Он полусидел, облокотившись на подушку, и рассматривал газету. Его голова и руки были в бинтах, а на шее еще остался закопченный след ожога. Рут подошла к койке и присела на край. Отложив газету, человек безразлично посмотрел на нее затуманенным взглядом, словно пьяный. Он все еще был на обезболивающих. — Мистер Дарби Сабини? — Я Отто, — коротко ответил он, тяжело смотря на нее. — Простите за беспокойство, — она вытащила свое удостоверение журналиста «Дэйли Мэйл». — Меня зовут Меа Аллан. Глаза Сабини безразлично скользнули по документу. — Вы врач? — глухо и нечетко спросил он. Рут тяжело вздохнула. Все-таки еще рано было допрашивать его. — Полиция ведет расследование случившегося. Я собираю материал для колонки. — Статьи не будет… мисс Аллан, — сухо отрезал Сабини. — Вы же знаете, что вас скоро арестуют и состоится суд? Сабини слегка сморщился, видимо, плохо воспринимал ее речь. — Уделите мне всего пару минут. У меня есть к вам несколько вопросов. — Я вспомнил, — наконец отозвался Дарби тяжёлым голосом. — Вы та журналистка, что была с полицией, — он медленно говорил и перешел на кокни: — Снова хотите узнать, что было тем вечером… Так, видимо, ему было проще, и Рут поддержала его. Она неплохо говорила на кокни, поэтому без труда перешла на него. — Да. Именно так. Вы что-нибудь смогли вспомнить? — Я вспомнил только отрывки… Врач сказал, что это из-за взрыва. Меня ударило взрывной волной. — В тот вечер у вас был конфликт с кем-то из гостей? Она решила больше не спрашивать про взрыв и пожар. Прошлый допрос патруля никаких успехов не принес. — Да… он сам нарвался, — проговорил отстраненно Сабини. — Вы могли бы еще рассказать что-нибудь? Но если вам тяжело… — Нет, я могу, — он привстал на подушке, а Рут получше задернула ширму. — У стойки был один тип… Он бывал у нас раньше, я знал его. Высокий, смуглый… лет примерно сколько мне, может, младше… где-то около тридцати пяти. Он заказывал джин… — Вы знаете, как его звали? — требовательно спросила Рут. — Глория говорила… То ли Фред, может быть… Филл. Рут осторожно осмотрелась. Соседи за шторами тихо лежали и переговаривались между собой. Их разговор никого не заинтересовал. Сабини сначала впал в прострацию и бубнил что-то невнятное. — Словно пелена застилает глаза, — произнес он спутано. Рут прислушалась и решилась напомнить о себе, прерывая его лепет. — У него была странная фамилия или кличка? Может быть, лорд Волдеморт? За окнами уже совсем стемнело, и теперь зал освещался лампами на стенах. — Не слышал такого. Тот тип или… не помню, — слова Дарби словно прорывались наружу через воздушный барьер. — У него было золото… — Какое золото? Драгоценности? — она делала вид, что записывает в блокнот. — Нет, огромная монета, — он сложил пальцы в круг, размером с игральную фишку. Действительно, для магла галеон казался внушительного размера. Рут нахмурилась. — Я подумал тогда, что жалкий ворюга решил меня ограбить, — Сабини начал говорить понятнее: отходил от лекарства. — И пришел в ярость. Никому не спущу… — Вы перерезали ему горло, мистер Сабини? — Да… наверное. Не могу припомнить… и взрыва я совсем не помню. Офицеры сказали, что этот подонок устроил взрыв… Что произошло? — Да, — сказала Рут Сингер. — У него оказалась граната… Она аккуратно вынула палочку из пальто и прикрыла ее покрывалом. — Я посижу с вами еще немного, — сказала она мягко, а сама тихо прошептала: «Легилименс». Она пригнулась, и воспоминания тонкой струйкой потекли ей в пробирку. Рут научилась аккуратно, словно ювелирно, извлекать воспоминания у маглов, почти не причиняя им вреда. Сабини в этот момент даже не понимал, что происходит, и смотрел куда-то сквозь нее. — Вы убили террориста, — сказала, закончив, Рут. — Я думаю, суд примет это к сведению, мистер Сабини. — Мне кажется, он недостаточно страдал, — как-то странно произнес Дарби и привстал на койке: — Как мне вас найти? — А это нужно? — сказала она, приподняв бровь. — Давайте, я оставлю вам свою визитку? — Когда я выйду из тюрьмы, она мне понадобится. — Хорошо, это мой личный номер… Звоните, если вспомните что-то еще. Закончив с Сабини, Рут Сингер попрощалась и быстро покинула Бартс. Через два часа она уже была в управлении обеспечения магического правопорядка и сидела в кабинете Боба Огдена. Она рассказала все, что выяснила о палочке, и отдала добытые воспоминания. Боб быстро просмотрел их в личном омуте памяти, который на время одолжил у отдела тайн. Рут деликатно сделала вид, что заинтересовалась бумагами на столе, пока Огден сгорбился на стуле, засунув голову в чашу. Это стало настолько обыденно, что даже больше не забавляло. Скука. — Что ж… — выдохнул он задумчиво. — Дарби помнит этого волшебника со странной палочкой. — Лорда Волдеморта, — уточнила Рут. — Этот мужчина был совсем как магл… и этот золотой галеон. Все это странно. — Значит, этот Волдеморт хотел расплатиться галеоном? Чтобы…— она задумалась. — Как будто первый раз в мире маглов… — пробубнил Огден и покачал головой. — Сибини сказал, что он похаживал к ним. Не завсегдатай, но бывал периодически. — Воспоминания очень обрывочные, — твердо проговорил Боб и встал с кресла. — Словно кто-то их подтер… но очень топорно сделано. — Ты так предполагаешь или уверен? — Я знаю почерк последователей Гриндевальда. Они действуют очень грубо, оставляют много следов. Этот галеон и следы черного ритуала… способ пошатнуть Статут. — Не уверена…. Мне кажется, слишком местечково для них. Этот паб был популярен в основном у элиты и среднего класса, по сравнению с рабочими, они в меньшинстве… — Может, в этом был его план? Этот Волдеморт под видом магла ходил в бар, хозяин его запомнил. Потом заплатил неизвестной странной монетой. Это привлекает внимание… Этот маг устроил потасовку, его убивают, но сам Гриндевальд устроил пожар и учинил черный ритуал. — Да уж… Может, это единичный случай. Просто совпадение. — Пусть невыразимцы как следует проверят палочку на последние заклинания. — Уже проверили, — самодовольно произнесла Рут, запрокидывая голову. — Бесспорно, этот Волдеморт использовал взрывное заклятие. Когда ему перерезали горло, похоже, это было его последним заклинанием. Никакого забвения он не накладывал. — Раз так, выходит, дело раскрыто? — нахмурился Боб. — Теперь-то точно! — усмехнулась Рут и, встав из-за стола, вышла из кабинета. — И никакого Гриндевальда не нужно… А его рано или поздно поймают, я уверена. Тут позади раздался голос Боба. Он ее окликнул: — Эй, Сингер! А где же тогда галеон? Она на миг задумалась и, пожав плечами, ушла.***
Дни летели как на быстрой перемотке. Проходящие дни составляли одни рабочие будни. Работа, бессонные ночи, скудная еда, плохая вода, снова работа… Так лето и осень остались позади. И вот уже двадцать седьмой близился к концу и, словно в нетерпении, наступал следующий год. Малышу Реддлу исполнился годик, и он начинал ходить сам, превосходно стоял на ножках, устойчиво и с ровной спинкой. Для малыша он был уже со знатной шевелюрой. А еще очень редко плакал, почти никто и не знал, как он вообще орет… В отличие от Тома, соседский ребенок плакал так, точно легкие занимали у него не только грудную клетку, а доставали до колен. У малыша Алонсо только начали резаться зубки, и вел он себя беспокойно. В один такой пасмурный день после наступившего 1928 года зазвонил телефон на первом этаже и трубку успела поднять жена Алонсо. Но выяснив кто и кому звонил, сразу передала трубку только подоспевшему Гарри. Звонил Билл, чтобы сообщить, что завтра к обеду явится владелец форда забрать машину. — Отлично! — обрадовался Гарри. Деньги от выплат по страховке они уже получили, и можно было с чистой совестью возвращать свеженькую отполированную машину хозяину. От былых повреждений не осталось и следа, только неприятный осадок (в аварии погибла жена владельца). Рядом снова заплакал младенец, и Гарри с трудом мог расслышать голос Уоткинса. — Да. Это плачет ребенок, — громко ответил он в трубку. — Нет, это не мой! Он повесил трубку и заметил, что миссис Алонсо смотрит на него с нескрываемым осуждением. Гарри, совсем не считая себя виноватым, все же извинился перед ней. Хоть ты тресни, но всемирная правота всегда почему-то на стороне этих матерей! — Если ваш ведет себя так тихо, еще не значит, что с моим что-то не то! — недовольно проворчала миссис. Что правда, то правда. Том не плакал почти никогда. Аннет не переживала совсем, а Гарри старался успокоить себя тем, что значит все в порядке (обычно женщины это лучше чувствуют). Он прекрасно помнил, как когда-то Альбус Дамблдор показывал ему воспоминания, где миссис Коул тоже упоминала об этом. А немного повзрослев, Том Реддл и вовсе начал запугивать других детей… Гарри помотал головой. «Это другое, — думал он, — здесь этого не будет!» Денег им хватало, но из-за постоянно скачущих цен прилавки на рынке Ист-стрит опустошали слишком быстро. Каждый новый день люди усиленно сметали все, в том числе остатки за предыдущий. Бывало, торговцы не желали выкидывать товары за бесценок, поэтому на рынке нередко случались драки. В рабочих профсоюзах, в которых состояли соседи — все поголовно, — падали зарплаты. Алонсо почти не появлялся дома. Он теперь работал до позднего вечера в надежде, что его не уволят. — Снова, как в двадцать шестом, — жаловался он Гарри. Начинающаяся депрессия набирала обороты, затрагивая все большие массы людей. Городские банки отказывались выдавать кредиты. Набирал популярность Фонд поддержки, организованный американскими коммерсантами. Фонды все еще могли выдавать кредиты предпринимателям, строили дешевое жилье для простых рабочих, которые вот-вот окажутся на улице. Поднимались народные волнения. Еще через год вышли новые газеты с колонкой «Утренняя звезда», наделавшие шума среди рабочих. Они бастовали все больше. Пенроуз-стрит теперь в прямом смысле напоминала помойку. Многих жильцов, бывших рабочих фабрик, выселяли за неуплату, их вещи оставались «ночевать» прямо возле крыльца. Люди продавали собственные пожитки на аукционах, чтобы хоть как-то прокормиться. Гарри только хмуро провожал их взглядом. Волшебники были защищены от этого. Они прятались в тени, не высовываясь из своей скорлупы. Статут им запрещал какие-либо действия. Маглы теряли работу, оказывались на улице и голодали… Но те боялись Гриндевальда! — Может, написать об этом Думбильдо`гу. Попросить помощи? — сказала как-то раз Анна, уложив Тома спать. Из еды на вечер у них была только одна крупа и жесткий хлеб, от которого уже мутило. Теперь рядом с ее койкой стояла колыбель, которую смастерил Гарри, даже без помощи магии. — Ага, и добрый Дамблдор вышлет нам домовика? — криво усмехнулся Гарри. — В благодарность за неоценимую помощь в избавлении мира от такой большой задницы Волдеморта! Но сам подумал о другом. Анна могла бы это сделать молча, и Гарри бы узнал об этом, когда Дамблдор заявился бы к ним в гости. Но она решилась посоветоваться с ним, так и не сообщив ничего профессору. И Гарри почувствовал благодарность, но не стал говорить об этом Анне. — Что? — нахмурилась она, сложив руки на груди. — И что это значит? Кто этот Вольдэмо’г? — Да никто… один пустоголовый шизик. Он так и избегал этой темы. Почему-то пока не придумал, как рассказать, что он из будущего.***
Гарри с Билли готовили к продаже последнюю машину, которая осталась у них в мастерской — старенький «Астон Мартин», который они по дешевке выкупили на аукционе. Но благодаря умелым рукам «Фрэнка», машина преобразилась и зажила новой жизнью. Он полностью перебрал мотор, отреставрировал кузов и отшлифовал его до блеска. А Билли смог найти покупателя. — Дядька, кто-то из высшего общества, — рассказал «мудрый предприниматель». — Владеет магазинами в «Харродс». Бизнесмен из Америки… — В «Харродс»! — взволновался Гарри. Не особо следя за модными местами и тем более модными магазинами, даже он знал про этот универмаг в Найтсбридже. — Ты с ума сошел! Может быть, этот твой дядька и с самой королевой знаком? — Отнесись к этому философски, друг мой. Лишь еще один клиент. — Ты прав, — старался успокоиться Гарри. — Он ничем не особенный. Мы не станем стелиться перед этими глупыми тори. Просто денежный мешок… — Может, и деловой партнер, — как-то загадочно улыбнулся Уоткинс. — Но говорить с ним будешь ты! «Во всяком случае, — подумал Гарри. — Этот американец только магл. Их можно заколдовать, если что-то пойдет не так». Но тут же одернул себя на этой мысли. Уже пора проявлять к ним уважение! «Хотя бы вспомни, кто ты теперь есть», — он совсем отказался от волшебства и носил с собой палочку только для защиты. Мало ли… бандиты кишели по улицам, в каждом углу. Словно крысы.***
Гарри с Билли решили, что в гараж на Пенроуз-гров покупатель вряд ли согласится приехать для осмотра, и им наверняка придется гнать машину до Найтсбриджа. Но, вопреки их ожиданиям, он согласился. Он приехал на личном автомобиле с водителем. Этот предприниматель оказался представительным мужчиной средних лет и совсем не таким, как ожидал Гарри. Он действительно выглядел серьезно в цилиндре и плаще и оказался явным ценителем. Он выспрашивал все о машине, пока осматривал машину, особенно интересуясь мощностью двигателя. — Лошадиные силы — это только мускулы, — объяснял Гарри. Как речь заходила о машинах, его язык словно жил собственной жизнью. — Но обороты, вот это ее сердце. Мужчина долго молча выслушивал и, наверное, заинтересовался тем, с какой прытью Гарри перед ним распинался. Он ушел через час без какого-либо решения… Но позвонил Гарри тем же вечером. — Двести пятьдесят фунтов стерлингов наличными! — повторила за ним Анна, даже забыв про свой акцент. — Да, — кивнул он, улыбаясь. Она отошла на несколько шагов от Гарри и плюхнулась на койку. Раскладушка теперь была к ней близко придвинута. — Он согласился купить машину за двести пятьдесят фунтов. Немыслимо… Но эта сделка оказалась их последней крупной сделкой. Работа стояла, точно все резко переделали машины в велосипеды. В гараже теперь грустно и одиноко стояли рыдван и старый фордик Фрэнка. С виду он уже был абсолютно никакой — кое-где зачищенная до металла краска, где-то чуть-чуть ржавчина. Чтобы фордик хоть как-то преобразился, Гарри поставил ему диски от рыдвана. Но внутри он уже был с большим сюрпризом, а ржавый пустой рыдван уже отправлялся на мусорку. Фрау Розенталь и Элл все еще остались с ними, но работали больше на благотворительной основе. На благотворительность фрау в неделю уходили полторы бутылки коньяка, а Элл остался буквально за еду, хоть платить ему было нечем. Билли уже поглядывал и на фордик, пока Гарри не пригрозил ему, что скорее даст себе голову на отсечение, чем продаст и его. От полного опустошения их спасла наконец проснувшаяся у Уоткинса предпринимательская жилка. Его экономический гений подсказал, что цены на сырье никогда не упадут, и на деньги от продажи «Астон Мартина» они скупили польскую фанеру и американскую белую сосну. Теперь это дерево занимало все место в гараже. Тем временем малыш Том уже превратился в ребенка. А Гарри, вместо борьбы с разными негодяями и ловлей преступников, как когда-то, сталкивался с трудностями обычных родителей. Они вместе с Анной стойко пережили все проблемы, связанные с малышом. И теперь вместо взрослого, темного и опасного лорда, у Гарри по квартире носился маленький ураган, и еще неизвестно, что серьезнее! Том в свои три года еще подрос и стал заметно выше сверстников. Что-то еще отличало его от разношерстной детворы района. То, чего Том пока понять не мог, но уже чувствовал на интуитивном уровне. Он пока не старался выделяться из остальных, но уже проявлял удивительную самостоятельность — без помощи мог одеваться, сам умывался и кушал. — Золётой ребенок, — часто повторяла Анна, расплываясь в улыбке. Ей нравилось в нем абсолютно все, хотя даже она иногда замечала в Томе необычную для его возраста задумчивость. Но на улице Том чаще весело играл со сверстниками и был активным ребенком, даже шкодливым. Только изредка он уходил, словно погруженный, в свой мир. В такие моменты его почти не интересовали другие дети. Именно из-за этого переживал Гарри, а Анна объясняла, что дети так проявляют свою индивидуальность. Гарри же тайно боялся, что Том уже начинал считать себя кем-то особенным. Ведь мальчик развивался быстрее остальных, и ничего поделать с природой Гарри не мог. Что если он уже замечает, что остальные дети попросту не равны ему? Гарри нехотя признавался себе, что и сам слишком поддается его очарованию. Том бесспорно стал ему симпатичен, и Гарри каждый раз убеждал себя, что ему все только кажется. «Просто я себя накручиваю», — так он решил для себя. Анна ведь вкладывала душу в воспитание этого малыша, Гарри и сам заботился о нем. Однажды Гарри все-таки поделился своими переживаниями с Анной, перед этим наконец посвятив ее в историю своего появления. — Значит, ты из будущего, где Том стал монст`гом? Они теперь спали отдельно в передней, сдвинув вместе раскладушку и койку. А Том спал в спальне с камином, но к нему часто присоединялась и Анна. — Ты все правильно поняла, — ответил Гарри. Но она совсем не поддерживала Гарри в его подозрениях. — Но`гмальный ребенок! Оставь его в покое, — говорила она. — Ты переносишь на Тома ответственность этого Вольдемо`га и ничего не замечаешь. Что удивительно, это каждый раз работало. Гарри сразу чувствовал себя спокойнее. — Как думаешь, мы достойно играем в семью? — спросил он, усмехнувшись. Они больше не вспоминали о том, что до приюта Вула и не знали друг друга. — Не знаю… — сказала Анна задумчиво. — Но сейчас я бы точно не хотела быть далеко от вас. — Я бы тоже не хотел, чтобы все закончилось… Гарри уже стал ощущать себя дома. А видя, как она, словно родная мать, любила и заботилась о Томе, он тоже старался поддержать ее в этом. И усиленно гнал мысли о Волдеморте, особенно в те моменты, когда Том называл их папой и мамой. Гарри сам в душе ощущал что-то похожее на трепет и нежность.