Её ведут вглубь деревни под взгляды полные восхищения и любопытства. Они побросали все свои дела и шли словно безвольным стадом за ней и встретившим ее мужчиной, что аккуратно держал ее под руку. Он смотрел вперед, туда где стоял большой храм. Из-за маски невозможно было увидеть его лица, но она знала, что он улыбался. Они все улыбались. Она так четко видела в голове у себя эту картину, что непроизвольно возникла мысль, что с её разумом вновь играет эта пугающая сила. У нее мороз по коже от столь пристального внимания. Она спрашивает тихо мужчину, что это за место. Но он не отвечает. Вздыхает лишь так расслабленно, словно слышать ее голос было блаженством для него. Его походка была немного неуклюжей. Возможно это просто была его особенность, а возможно он был слишком взволнован. Он тихо шепчет себе под нос что-то о пророчестве, о скором счастье, о том что она, Люмин, избранная. Кем избранная? Очевидно тут было какое-то недопонимание. Если пророчество верно, то оно точно не может быть о ней, она ведь чужая, иномирка.
— Вы меня с кем-то путаете, я чужачка, — спокойный голосом объясняет она. Люди, идущие за ними, это слышат и о чем-то тихо переговариваются. Она вслушивается в их слова и напрягается ощутимо. Они зовут её милой, невинной душой, что еще не познала свое предназначение. Даже дети говорят, что-то схожее. Словно она глупый котенок, который мяукает лишь чтобы привлечь внимание.
— Всё в порядке если Вы не понимаете, дорогая жрица, — спустя пару секунд отвечает идущий рядом с ней мужчина, — Наше божество давно предсказало ваше появление.
Они доходят до храма и он открывает перед ней дверь, пропуская внутрь. Она, чуть замешкавшись, все же заходит. Толпа остается снаружи. Она идет вперед, пока двери за ней закрываются с глухим звуком, что эхом расходится по помещению. Храм был поистине великолепен, видно с каким трепетом за ним присматривают. Храм был построен в стиле, что не походит на инадзумский. В нём было много небольших витражей, свет от которых рассеивался по просторному залу без каких либо лавок. Было очень много арок и различных округлых росписей и деталей декора, которые до этого она не видела ни в одном из пройденных до этого ею регионах. Она смутно припоминает что подобная архитектура больше подходит для Сумеру, фотографии которого ей по старой дружбе показывал Либэнь. Оттого лишь больше вопросов появляется. Почему какому-то инадзумскому божеству построили храм в сумерском стиле?
— Несколько веков назад нашу скромную деревушку посетил молодой юноша из внешнего мира. Он искал вдохновение для своего академического проекта, — словно почуяв замешательство путешественницы, ответил мужчина и подошел ближе к ней. Люмин задумчиво промычала, отмечая про себя, что он не конкретизирует откуда именно был юноша. Видимо для местных это не имело значения.
— Это очень красивый храм, — сказала она, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Он кивнул, кажется довольный ее ответом, — Вы, наверное, много заплатили ему за столь хорошую работу.
— Нет, дорогая жрица. Он сделал все безвозмездно, — с тихим смехом ответил он, — Тот юноша был очень впечатлен нашим ласковым божеством и вскоре принял нашу веру. В благодарность за любовь, подаренную ему, он возвел этот храм.
Люмин была впечатлена подобной историей. Она знала, что люди способны многое сделать из-за веры, но это строение было настоящим достоянием архитектуры. Она с любопытством спросила о дальнейшей судьбе того юноши. Но мужчина лишь окинул ее прищуренным взглядом и промолчал. Она понимала, что скорее всего вопрос ее слишком глуп. Какая может быть судьба у человека, создавшего что-то настолько потрясающее? Эта работа без спору стала гордостью в его портфолио, так что скорее всего он стал великим архитектором. Ей стоит поискать позже информацию о нём, так как ей было немного любопытно увидеть то что еще построил этот человек.
Пока она витала в своих мыслях, мужчина аккуратно взял ее под локоть и повел дальше. Он завёл ее в один из просторных залов, который находился на солнечной стороне. Яркие цвета от витражей падали на пол, собираясь в картину. Стоило ей обратить на это внимание, как у нее перехватило дыхание. Она поднимает голову, всматриваясь в мозаику на окнах, и замирает. Это она. Она была на картинках. Если спутать светлые волосы и белое платье можно было с кем-то еще, то цветок интейвата в волосах, которые уже нигде не растут, отметал все сомнения. Все окна в этом зале были в этих картинах, собираясь в одну историю, пророчество, о котором так восторженно говорили жители. Девушка с картин появлялась в их деревне в объятьях ветра, на ее голову возложили шелковую вуаль, а затем она исполнила танец, во время которого к ней присоединилась какая-то кукла. Она хмурит свои брови и с непониманием поворачивается к мужчине, а затем с удивлением замечает его стоящего перед ней на коленях с опущенной головой
— Простите, что до этого не поприветствовал Вас должным образом как и все другие, — виновато говорит, не поднимая на нее глаз, — Моё имя Хикари, я первый апостол в нашем храме. Я рад видеть вас, дорогая жрица. Мы ждали вас очень долго.
— Подожди, хватит, — она подходит к нему и хватает за плечи, заставляя встать на ноги. С удивление для себя она подмечает каким худощавым было его тело под его робой, — С чего вы все вообще решили что я жрица? То что у вас было какое-то пророчество, меня не касается. Я здесь лишь потому что тут может быть информация о моем брате, — мужчину кажется совсем не расстроили ее слова. Он понимающе покачал головой и подошел к небольшому резному шкафчику, из которого достал ту самую вуаль, что была на картинах.
— Конечно, Вас никто не будет насильно принуждать делать что-то против Вашего на то желания, — мягко отвечает он, — Но мы так долго ждали Вас… Не будете вы так милостивы побыть с нами немного? Скоро будет праздник, а Ваше присутствие было бы как нельзя кстати, — он любовно поглаживает вуаль, а затем смотрит на неё тоскливо, — После этого никто не станет препятствовать Вам в вашем дальнейшем путешествии.
— А если я не хочу? Вы насильно будете держать меня тут до окончания этого вашего праздника? — она на его грустные глаза не ведется, смотрит холодно, готовясь в любой момент оттолкнуть его и бежать прочь.
— Ох, конечно нет. Вы вольны уйти когда пожелаете, — он подошел к ней ближе и аккуратно возложил на ее голову вуаль, несмотря на ее очевидное отвращение к подобному предмету. Не пристало воину носить на своей голове подобную тряпку. Она уже собиралась сорвать ее с себя, но ее остановили слова апостола, — Но Вы ведь хотели поискать информацию о Вашем брате? Мы записываем любую информацию о посетителях нашей деревни. Потребуется время, чтобы найти в архиве столь старые записи… — стоило ему сказать это, как она схватила его за шиворот, заставляя нагнуться ближе к ней. Она смотрит на него угрожающе, а в ее руке появляется меч, который он без колебаний приставляет его животу. Откуда ему знать что записи настолько старые? Несмотря на свой возраст, она выглядит молодо. Он не мог просто наобум сказать про возраст записей. Он что-то знает о ней и ее брате, сомнений быть не может.
— Откуда? — угрожающе спрашивает она, а взгляд из-под маски настолько раздражающе спокойный, что ей просто ради того чтобы проучить его, хотелось хорошенько вмазать ему. А желательно снять с него эту маску, жаль руки пока заняты.
— В божьем откровении говорилось о том, что Вы не обычный человек, а Ваша сила может сравниться с божественной. Именно поэтому только Вы достойны стать нашей жрицей.
Она не очень-то подобному объяснению довольна. Казалось что на каждый вопрос он то и дело что отвечает лишь тем что это пророчество, что на то воля божья и прочее. Каждое его слово было пропитано этой преданностью и восхищением, отчего ей тошно становилось. Даже в Мондштадте, где вера в Барбатоса была высока, не находилось никого похожего на него. Она еще какое-то время играет с ним в гляделки, а потом с тяжелым вздохом отпускает его и убирает меч.
Она не собиралась мириться с этим. По крайней мере не сразу. Она сказала что сама поищет информацию. Мужчину кажется ее упрямость позабавила, но он согласился с ее требованием и попросил одного из деревенских детишек довести ее до архива. По дороге она пыталась порасспрашивать мальчишку лет десяти на вид об их деревне, но он лишь хихикал и игнорировал ее, чем сильно действовал ей на нервы.
Глупенькая жрица! Не знает ничего! Не слышит ничего! Не поймешь пока не услышишь!
Она пыталась услышать, пусть и не понимала что. Но она не слышала ничего необычного, а потому казалось что ребенок лишь издевается над ней. С испорченным раздражением она вошла в местную библиотеку, оставив деревенского мальчишку позади. Внутри на удивление никого не оказалось, даже библиотекаря. Возможно никто особо не волновался о хранящихся тут книгах и записях. И то верно, кажется их деревня друг другу доверяла. Они жили как большая община, со своей религией, со своими обычаями, в изоляции от остального мира. Знали ли они что снаружи по сути идет гражданская война? Не боялись ли они что это может затронуть их? Решив порасспрашивать местных об этом позже, она вошла вглубь библиотеки, предполагая, что архив был именно там. И она не прогадала. Там было кажется больше десяти стеллажей от пола до потолка. На них была нумерация и она решила начать с самого первого. Взяв в руки первый попавшийся журнал и открыв его, она с удивлением обнаружила что не понимает ни слова. Ее знания тейватского языка были намного лучше чем в начале ее пути, но сколько бы она ни листала, какой бы журнал не взяла, какой бы стеллаж не просмотрела, всё было без толку. Это был язык, который она раньше не видела. Поэтому апостол Хикари так легко позволил ей уйти? Он знал, что она ни слова не поймет.
— Черт бы их побрал… Они всерьез придумали собственный способ записи?
Она вздыхает тяжело и от раздражения ударяет по стеллажу. Тот опасно скрипит, но не падает. Она пошла обратно, по дороге ради интереса решив посмотреть обычные книги. Те были на тейватском, а значит они намеренно шифровали собственные записи, скрывая любую информацию о деревне от посторонних глаз. Их можно понять. Если архив так спокойно располагался среди обычной литературы в библиотеке, то любой чужак мог засунуть свой нос в дела их деревни. Но было ли такая необходимость скрывать всё это? Чего они так боялись раз тратили так много сил на подобное?
Со смешанными чувствами она покинула библиотеку. Выйдя на улицу, она чуть зажмурилась из-за яркого солнца. На мгновение она задумалась а было ли также солнечно вне барьера? Казалось погода тут совсем иная, нежели снаружи. Она плетется по уже знакомой дороге обратно к храму, разглядывая жителей. Те занимались своими делами и казалось не отличались от других людей кроме наличия масок на их лицах. Любопытства ради она подошла к какой-то женщине, развешивающей белье на улице.
— Простите, могу я спросить почему все тут носят маски? Это какое-то правило? — женщина оторвалась от своего дела и, увидев Люмин, уважительно поклонилась ей, вызывая у первой неловкость. Вряд ли она когда-нибудь привыкнет к своему статусу в этом месте.
— Это не правило. Это традиция, которую мы негласно приняли много веков назад, дабы выразить наше уважение милостивому Марбасу, — отвечает она без утайки, разглядывая без стыда стоящую перед ней путешественницу, словно та была невиданным доселе существом.
— Можешь побольше рассказать об этом Марбасе? — решает она таки узнать о причине всеобщего поклонения.
Женщина вздыхает глубоко, кажется счастливая тем что может рассказать ей о местном божестве. По легенде много веков назад народ живущий на Ясиори и Каннадзуке поразила страшная болезнь, пришедшая из моря. Эта болезнь разъедала их изнутри, поражая органы и убивая зараженных мучительной смертью. Электро архонт не предпринимала попыток помочь им и они уповали лишь на чудо. И это чудо явилось в облике прекрасного Марбаса. Он выглядел как невиданной красоты юноша, которого казалось собственными руками вылепили высшие боги. Он сжалился над ними и подарил им чудесное лекарство, которое избавило их от мучений. Люди же пожелали остаться подле него, так как понимали что электро архонту нет до них дела. И тогда он собрал в море шторм, а затем укрыл им их на тот момент совсем крохотную деревушку, пряча от опасностей во внешнем мире. И с тех пор их деревня росла, появлялись новые жители, те кто был печален до этого, обретали умиротворение тут, забывая о своих проблемах.
— Звучит невероятно… — бормочет Люмин, после того как женщина закончила свой рассказ.
— Так и есть, — радостно отвечает ей женщина, а затем смотрит пристально на путешественницу, — Мы благодарны ему, но не можем ничего дать ему взамен, а потому маски лишь крохотная цена за все что он сделал для нас, — она вдруг берет Люмин за руки, нежно оглаживая их слегка огрубевшими от работы руками, — Пожалуйста, дорогая жрица, побудьте с ним. Он ждал Вас так долго… Уверена он будет счастлив, когда увидит Вас.
— И как же мне с ним встретиться? — Люмин некомфортно от того как бессовестно эта женщина трогает ее. Она вырывает свои руки из ее хватки и прячет их за спину. Не то чтобы она хотела встречаться с этим Марбасом, но кажется именно он говорил с ней тогда снаружи барьера. У него могут быть ответы на ее вопросы. Нет, у него точно есть ответы. Лишь поэтому она тут.
— Не могу точно сказать… — виновато отвечает ей и кланяется в извинениях, — Но он точно предстанет перед нами всеми в день Великого праздника.
Люмин хотела было спросить о каком празднике идет речь, но вдруг замечает как группа каких-то подростков, тащат кого-то в отдаленный от других домов сарай. Ситуация выглядит слишком подозрительно, а ее чувство справедливости не позволяет ей так просто проигнорировать это. Быстро попрощавшись с женщиной, она пошла следом за ними. Подойдя к сараю, она оперлась спиной о дверь и прислушалась. Судя по звукам, они там точно не в священный призыв играют. Она слышит как они смеются и очевидно бьют какого-то мальчишку, который был слишком слаб чтобы защитить себя. Не став дальше ждать, она открывает дверь, чем тут же привлекает их внимание, и угрожающе смотрит на них. Она не станет поднимать меч на детей. Но проучить их стоило бы.
— Что вы делаете тут, мелюзга? — сложив руки на груди, спросила она, смотря на них с очевидным осуждением. Сложно понять сколько им лет из-за масок, но она предполагает, что не больше шестнадцати. Они переглядываются между собой, очевидно не зная как вести себя перед ней. Видимо они уже привыкли оставаться безнаказанными. Один из парней подталкивает одного из них, судя по всему это их негласный лидер. Тот раздраженно взглянул на своих друзей, а потом нехотя в знак уважения склонил перед Люмин голову.
— Мы просто решили преподать урок этому чужаку. Он тут всего неделю, но возомнил себя коренным жителем, — с презрением ответил он. Люмин заглянула ему за спину, видя на земле разбитую маску, над которой склонился хрупкий на вид юноша, чье лицо она не могла увидеть за волосами. Она вздохнула тяжело.
— Насколько мне известно в деревне может жить любой желающий на равных правах со всеми, — парнишка перед ней, что-то невнятно промямлил, соглашаясь судя по всему, — Разве твои действия не оскорбляют имя Марбаса? Он ведь всепрощающее и ласковое божество, так почему же ты поступаешь так жестоко?
Она врет безбожно, балаболя какую-то чепуху. Она ведь жрица, да? Ее слова должны иметь вес, даже если она сама не понимает о чем говорит. И кажется она не ошибается. Вся четверка задир понурили головы, понимая что и вправду делают что-то непростительное. Она немного удивлена такой реакцией. Они либо бездумно решили послушать, либо искренне до этого не задумывались о том что делают что-то плохое. Взрослые же должны были объяснять им что обижать других плохо? Или они поощряют такое отношение к чужакам? Если так, то она не понимает их религию. Если их божество изначально принимало всех в эту деревню, то местные жители не должны быть так несправедливы к людям из внешнего мира.
— Простите, жрица… — бормочет один из них, вырывая ее из размышлений.
Она хотела проучить их, дав им какое-нибудь невыполнимое задание, но поняла что ей не хочется заморачиваться с этим. Если вера тут имеет такой вес, то они должны будут понять что она не одобряет их действия и тогда они исправятся. Если же она вновь их поймает за чем-то подобным, то они так просто не отделаются. Она отпускает их и они быстро покидают сарай. Люмин смотрит парнишку, который не обронил ни слова за всё это время. Она подходит к нему и садится перед ним на корточки, с беспокойством смотря на его макушку.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
Он кивает слабо, но голову так и не поднимает, продолжая смотреть на разбитую фарфоровую маску. Она не очень то этому верит и, взяв его за подбородок, заставляет его поднять голову и посмотреть на нее. Она встречается взглядом с глазами, в которых кажется разлилось синее море и замирает. Юноше перед ней на вид лет шестнадцать, совсем юный еще. Он смотрит на нее чуть застенчиво, очевидно смущенный тем что она видит его без маски, а посмотреть там было на что. Он выглядел очень привлекательно, больше походя на выходца из какого-то древнего клана. На секунду она задумывается, что возможно он таким и является, возможно он сбежал из дома и нашел приют здесь. Но затем он встает на ноги в спешке, но тут же спотыкается на месте и падает, задевая при этом стоящую рядом полку с различными садовыми инструментами, которые тут же валятся наземь.
— Простите… Я немного неуклюжий… — бормочет он, стыдливо отводя взгляд. А она почти моментально забывает про ту мысль с его предположительным прошлым. Он очень красив, но разве красивым людям обязательно иметь какую-то высокую родословную? Это лишь ее предрассудки.
— Немного? — она не может сдержать небольшой улыбки, а затем помогает подняться, — Как ты только добрался сюда с такой-то неуклюжестью? — он хватается за ее руку тут же, сжимая ее огрубевшую из-за меча руку своей, которая казалась ни разу к тяжелой работе не прикасалась.
— Думаю, мне просто повезло, — он отпускает ее руку и копирует ее улыбку, отчего лишь младше кажется, — Спасибо за помощь. Думаю, я им не очень понравился, — он вздохнул, а затем спрятал руки в рукавах своего кимоно и поклонился ей.
— Все в порядке, я и не с таким сталкивалась. Распугать парочку задир проще простого, — она отошла к сломавшейся до этого полке и поняв, что та ремонту не подлежит, стала складывать упавшие инструменты аккуратно в один угол. Он, почти сразу присоединился к ней, решив помочь.
— Я знаю! Ты ведь победила Ужас Бури в Мондштадте и спасла Ли Юэ! — с детским восторгом в глазах сказал он, смотря на нее с улыбкой. Она даже на мгновение замерла, перестав делать то что делала, чем привлекла его внимание. Кажется, она впервые радовалась своему титулу героя так сильно. Прибывая в этой деревне ей казалось, что она была словно в другой реальности, где она — не она, а лишь кто-то кто играет роль жрицы.
— Слава Архонтам, хоть кто-то нормальный, — он удивленно посмотрел на нее, а затем кажется понял о чем она думает и тихо рассмеялся.
— Понимаю. Я тут всего неделю, но до сих пор не могу привыкнуть к этой атмосфере.
Закончив с инструментами, они вместе покинули сарай. Они вместе пошли к храму, говоря о чем-то своем. Его слова не сводились к постоянному восхвалению местного божества. Он лишь с любопытством расспрашивал ее о ее приключениях, смотря на нее с восхищением. С ним ей было комфортно настолько, что она не сразу заметила как они дошли до нужного места. Кажется он чувствовал то же самое, а потому сказал что останется снаружи и подождет её. Войдя в храм, она стала искать апостола Хикари, но того словно и след простыл. Она бродила какое-то время по храму, пока не вошла в комнату с картинами. Она заметила лежащую на столе знакомую вуаль, а рядом с ней записку. Прочитав ее, она с раздражением поджала губы и, схватив вуаль, покинула храм. Она будет играть по их правилам лишь до праздника, а затем покинет эту деревню. Снаружи ее ждут дела, ее ждет ее миссия, ее ждет Паймон.
Дорогая жрица!
Смею предположить что понять записи в нашем архиве у Вас не вышло. Я не стану Вас умолять остаться, Вы можете покинуть нашу деревню в сию же минуту, барьер откроется перед вами как только Вы подойдете к нему. Но если Вы все же желаете получить интересующую Вас информацию, то прошу задержать до Великого праздника, который будет через неделю. Вы можете остаться на этот период в храме или же пожить у кого-нибудь в деревне, для каждого тут будет честью принять Вас. Если Вы согласны, то прошу Вас надеть эту вуаль и носить ее до момента пока Вы не покинете нашу деревню.
С глубочайшим уважением, Ваш скромный слуга Хикари.
***
Она рассматривает убранство небольшого домика, в котором решила пожить эту неделю. Тот мальчишка, которому она помогла, с радостью принял ее к себе. Конечно он сперва немного стеснялся пускать в свой дом девушку, к тому же такого положения как Люмин. Видеть как он очаровательно краснеет и просит ее подождать снаружи пока он не приберется, было забавно. Он чем-то напоминал ее брата в старые времена… Она крутит в руках тряпичную куклу, чуть хмурясь из-за собственных мыслей, а потом кладет ее на место и идет в сторону кухни, где возился ее новый друг.
— Я кажется во всей этой суматохе забыла спросить твое имя, — сказала она, опираясь плечом о дверную раму и наблюдая за тем как он катает шарики из теста. Он взглянул на нее и улыбнулся ей застенчиво. На его щеке было немного муки, также как и в его темных волосах.
— Меня зовут Рара.
— Люмин, — представляется она и подходит к нему, чтобы стереть с его щеки муку, а затем с уверенным видом посыпать ее себе на руки, — Думаю, помощь тебе не повредит.
Он кивнул. С его умением напортачить даже там где это кажется невозможным, ему определённо потребуется помощь. Нива всегда говорил ему что пусть он и очень старательный, но слишком неуклюжий. Но теперь у него есть Люмин. Она обязательно поможет ему во всем, это ее судьба, он это знает. Он наблюдает за ней краем глаза и чувствует как в груди громко бьется то, что должно считаться сердцем. Она слишком прекрасна… Он не отпустит ее также как ее брата. Его милая жрица всегда будет рядом. Чего бы это ни стоило.
