У воды нет постоянной формы: Водопад крошит камни, сердце вмерзает в лёд, До небес поднявшаяся волна стирает город, Источник всегда найдёт путь на поверхность, а пар легко ускользнёт и обманет, И вода станет мечом, пулей, стрелой, ядом, оковами или эликсиром, — всем и каждому по заслугам. Из жизни в смерть, из смерти в жизнь – вечный водоворот.
1. Море волнуется - раз!
Du entkommst mir. Keine Angst, Du entkommst mir nicht. Ты ускользаешь от меня. Не бойся, никуда не денешься. Schöngeist - Auge um Auge
За стенами из собранных где попало досок снова шумел дождь. В крупные щели задувал ветер. Там, снаружи, кутался в плащ Добряк Юхан и поминал крабью тёщу. Зайти под ветхую крышу вместе с Арно он отказался наотрез. — Ваш братец и Ворон просили — я нашёл. Дальше сами с этим разбирайтесь. Крышка просто открывается, вот и глядите, сударь. Ни я, ни команда не желаем иметь с этим ничего общего. Хватит с нас. — Добряк вцепился в флягу с «цыпочками», словно та была эсперой. Но даже тогда Арно ещё ни кошки не понимал. А теперь... Длинный ящик покоился на четырёх обтёсанных брёвнах. Простой такой, явно на скорую руку сколоченный. До него оставалось всего-то шагов пять, не больше. Вот только Арно не находил в себе сил, чтобы сделать эти шаги, сдёрнуть полинявшее покрывало и поднять крышку. Сердце в груди будто стиснуло невидимой рукой, на висках выступили капельки пота, а в шуме ветра и шелесте дождя чудился шёпот: «Не подходи, не смотри, не трогай и не буди. Оставь и забудь». Если это было предчувствие, Арно не мог его объяснить. Ещё и муторно стало на душе, как бывало на Мельниковом и в Васспарде, и когда Эмиля копытом приложило. Эмиль... Волны помнят. Ветер, тот забывает, Молния ударит и простит — пепел уже невиновен, вчерашний день канул в Закат, Скалам довольно знания, а Волны помнят и ждут. Долго ждут, то играя, то плача. Песня Волн — песня памяти, песня времени, песня жизни.***
Когда это началось, никто ничего не понял. К тому времени бурями, смерчами, метелями и штормами все были сыты по горло — удивляться устали. Потом начался дождь. Сначала все ждали, что дождь кончится. Потом ждали рассвета, полудня и вечера. После просто ждали, потому что дождь не мог идти вечно. На пятый день реки и ручьи разлились так, что земля вконец раскисла. Ни пешим, ни конным носа не высунешь. А дождь всё шёл и шёл. На восьмой день вода хлынула из подвалов. Попытки вычерпать вёдрами до обидного походили на «переливание из пустого в порожнее», только наоборот. На девятый день прибыл вестник от Райнштайнера, — вот тогда-то пусть и не до всех, но до многих дошло, что дело дрянь. Если на лице бывалого бойца, да ещё и бергера, застывает непреходящее ошеломление, это уж точно повод остальным пасть духом. В придачу к срочному посланию бергер присовокупил и собственный рассказ. — Марагону накрыло одной волной. Выжить не мог никто. Похоже, море поднялось и накрыло всё вдоль Хербсте — от Хёксберг до Аконы. Надо проверять. Здесь ещё терпимо, хотя мне пришлось оставить коня и сюда уже добираться лодкой. Вода поднимается и будет подниматься. Про Холту дружно вспомнили все, но шутить не тянуло. Если Райнштайнер не ошибся в своих оценках происходящего, — а Райнштайнер не имел привычки ошибаться, да и склонности выдавать мнимое за действительное за ним тоже не водилось, — холтийцы на собственных шкурах убедились, что один дневной переход от большой воды порой равняется всего одному шагу от смерти. Сталь милосердней волн. И огонь милосердней, и даже яд… Ли отложил прочитанное послание и обвёл взглядом явившихся старших офицеров. Примчались все, как только бергера провели к Проэмперадору. — Начинайте собирать людей. Спокойно и взвешенно. Заниматься будете тем, до чего быстрее добраться. Сначала — самое необходимое, после — нужное, но без чего обойтись можно. Арно, возьми своих и проверь дороги к Аффенталю. Надеюсь, мне не надо объяснять, что нам нужно влезть повыше? — Полагаете, дождь не закончится? — спросили от дверей. — Это меньшая из наших нынешних забот. Дождь мы переживём, но если будет ещё хотя бы одна волна вроде той, что накрыла Марагону и прошла западнее нас до самой Аконы... — Ли выразительно умолк, позволив офицерам самим поразмыслить и представить последствия. Арно не размышлял и не представлял. Он даже не осознавал, что получил приказ. И он больше не слушал, потому что просто не мог понять и принять. Когда и как Ли всех выпроводил, он не заметил. Вздрогнул, ощутив прикосновение к плечу, и послушно взял бокал с «Кровью». Ли молча протянул немного помятую бумагу, где местами расплылись чернила. Почерк Райнштайнера всё равно оставался чётким и разборчивым. Взглядом Арно сразу нашёл нужный кусок. «...случилось мгновенно. Разметало даже дома и каменные ограды. Вместо Хербсте теперь море. На наших глазах об утёс разнесло в щепки корабль. Не могу сказать с уверенностью, чей именно корабль. Его тащило килем вверх, и он явно не был предназначен для плаванья в речных водах. Лаузен сказал бы точнее, но он этого не видел, а по щепкам даже ему ничего не определить. С глубочайшим сожалением я вынужден признать, что генерал Придд вряд ли выжил. Он и подчинённые ему...» Дальше Арно читать не смог. Не верил и не принимал. — Так не может быть, Ли... Это же Волны! Валентин просто не мог не почувствовать заранее и... — Мне тоже трудно поверить, но если ему удалось выбраться, рано или поздно он встретит Райнштайнера или явится сюда. С другой стороны, он был на равнине у Зинкероне и мог просто не успеть... Именно об этом Райнштайнер и писал. Расположение подчинённых Валентину войск исключало стремительный рывок на возвышенность. Ни одной горы рядом, ни одного хребта, разве что холмы, а на них... Им с Ли повезло куда больше. Вольфен раскинулся у подножия гор. На севере и востоке — вершины, укрытые снегом, сплошь камни. Им было куда бежать от поднимавшейся воды. Райнштайнеру тоже повезло двигаться от Доннервальда к Ойленбургу вдоль горной гряды. Если бы вода просто поднималась, Валентин нашёл бы выход. Он непременно придумал бы что-нибудь. Но вода поднималась только со стороны Лауссхен. Зинкероне накрыло огромной волной. Сразу и везде. Волна попросту обрушилась будто бы с неба и разнесла всё на своём пути до Аконы. О Волнах когда-то говорили с пренебрежением, зато теперь вряд ли кто-то рискнул бы повторить те глупости. Достало лишь раз увидеть гнев Волны, чтобы после никогда не желать увидеть это вновь. Стёртые города, селения, замки и форты, превращённые в моря и озёра долины. Вода меняла ландшафт как хотела и никто не мог остановить её. Но если Валентин и понял, что должно случиться, он не бросил бы войска. Тем более не бросил бы, если знал, что никому не спастись. Я хотел дышать под водой. Мне казалось неправильным, что я этого не умею. О том, что этого не умеет никто, я не думал. — Нет, так не может быть. Это попросту неправильно! — В последние годы у нас хоть что-то было правильно? Соберись. Всё плохо, но будет ещё хуже. И раз уж это неправильно, вспомни что-нибудь. — Ровный голос Ли прозрачно намекал, что старший братец злится. — И что я должен вспомнить? — Арно в отличие от брата пытался быть спокойным, чтобы скрыть боль и не показать всё, что Ли знать не стоило. — Ощущения. В конце концов, тебя пару раз пробирало, хотя я сомневаюсь, что Придда ты бы почувствовал. Раньше ведь не чувствовал? — У меня получалось находить его во время боя, — медленно проговорил Арно. Договорив, этим и ограничился. Матери он рассказывал об этом, так что Ли мог и знать, но... Ревущий водопад, шёпот прибоя, лёгкость тумана — об этом точно никому знать не нужно, как и о большем, что было между Валентином и Арно, и о чём знали лишь они сами. — Чудесно. И что? В последние дни ты чувствовал что-то? Его смерть или наоборот? Арно осторожно покачал головой. Потому что в самом деле не было ничего такого. Спал, как все, снов не видел и не ощущал ни угрозы для Валентина, ни чего-то ещё. И тогда, когда Марагону накрыло море, Арно тоже ничего не почувствовал. Нянчиться с Арно Ли не собирался, потому вскоре и выставил за дверь, повторив ранее отданный приказ. Делом Арно и занялся. Это немного отвлекало от тяжёлых мыслей. Ну а когда стемнело, Арно отважился на откровенную глупость. Прежде, всякий раз, когда у него не получалось то, что выходило у Валентина без особого труда, он пускал себе кровь. Вроде помогало. Арно устроился удобнее под слегка влажным одеялом, зажмурился и резанул по предплечью подготовленным ножом. Огонёк свечи всё так же выплясывал на подоконнике, силясь разогнать сгустившуюся за окном и в комнате тьму. Снаружи плакало небо дождём. Марагона покоилась под толщей воды. И ничего больше. Арно терпеливо ждал и в мыслях раз за разом повторял одно и то же имя. Так увлёкся, что сам не понял, как оказался в воде. На внушительной глубине, между прочим. Струившийся сверху свет казался зыбким и призрачным. Арно посмотрел вниз и вздрогнул. Примерещилось, что под ним на морском дне слегка шевельнулось что-то чёрное и огромное. Арно всматривался после до боли в глазах, но неверные тени лишь сильнее убеждали, что ему просто показалось. — Валентин... Неестественная тишина, от которой звон в ушах. И мягкий толчок снизу. Арно пытался остаться на месте или вновь уйти на глубину, но ему не позволили — вытолкнули на поверхность. Из сна. Полдень — не солнце в зените, полдень — это расплата. Волна — не забвенье и не измена, Волна — это память… Свеча давным-давно погасла, за окном неохотно светало, а за дверью то и дело кто-то пробегал по коридору. Арно с сомнением уставился на замотанное шарфом предплечье. Он не помнил, чтобы перевязывал себя. С тяжким вздохом Арно вновь вытянулся под ещё больше отсыревшим за ночь одеялом и прикрыл глаза. Ничего не мог с собой поделать — вспоминал их с Валентином последнюю ночь и проклятый пакет, с которым Валентин его отправил на рассвете прочь от Зинкероне. Особо важно и очень секретно, ну да, конечно! — Мне не обязательно ехать утром, и вообще... — Ты упоминал, что тебе не по себе из-за дурных предчувствий. — Валентин аккуратно сложил подзорную трубу и окинул извилистый речной берег невооружённым взглядом. За это Арно был благодарен. И за то, что не прозвучало имя брата. Обоих братьев. — Ты опять ни кошки не боишься, — угрюмо обвинил он Валентина в очередном самоуправстве, за которое Ли точно спасибо не скажет. Глупо было думать, что Валентин устыдится и отыграет назад. Если Валентин решил, то сделает именно то, что надо ему, а мироздание может катиться в Закат или ещё куда. — Кое-чего я всё же боюсь, но твои братья ничего общего с моими страхами не имеют. Чем ты недоволен? — Валентин всё же посмотрел на Арно. В глубине серебристо-серых глаз едва заметно теплился искренний интерес. — Да всем я доволен, просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня. Только не из-за меня. — Так не бывает, — тихо возразил Валентин, но уголки его губ чуть приподнялись в едва заметном намёке на улыбку. Он всё правильно понял, отчего Арно тоже захотелось улыбнуться. — Однако я рад узнать, что тебе хотелось бы оградить меня от заслуженного нагоняя. Но я сам решил и сам сделал. Выговор будет за дело. Если будет, конечно. Валентин будто знал заранее, что Ли возблагодарит Создателя за этот приказ. Потому что Арно окажется не у Зинкероне в самый страшный час. Потому что Арно точно выживет. Но в тот день Арно о таком и помыслить не мог. Он просто был счастлив — искренне и полностью. Потому что Валентин — вот он, а через несколько дней светила встреча с братьями, а может, и с мамой. Валентин с самого начала не воспользовался привилегиями и остановился в одном из местных трактиров. В комнатах над общим залом было не особенно тихо, но это более чем отвечало их желаниям. Ведь там, где шумят, не слышат шума послабее. По крайней мере, за прошедшие дни на них косо смотреть не стали. Арно проведал «фульгатов» в зале, пробежался по постам, подтвердил приказы начальства, убедился, что слуги выполнили все поручения, тихонько просочился в комнату, занятую Валентином, и задвинул засов на двери. Этой ночью причин беспокоить генерала Придда ни у кого не имелось, а запертая в комнаты генерала дверь никого не удивила бы — Спрут и есть Спрут. Валентин сидел за столом в компании неизбежных карт и бокала «Змеиной крови». После поездки в Васспард он осунулся и похудел, и с тех пор ничего не изменилось, разве что выгоревшие на солнце каштановые волосы отросли до плеч. Небрежно прихватив бокал, где вина осталось на пару глотков, Валентин поднялся из-за стола. Белая ткань рубашки облегала широкие плечи. В вырезе ворота сумасшедшим лиловым проблеском полыхнул аметист. Арно закусил нижнюю губу и честно попытался не глазеть. Разумеется, ничего у него не вышло. Валентин всегда выглядел безупречно, а когда он был одет по-адуански просто, ещё и без куртки — в рубашке и штанах, его элегантность становилась вызывающей. Пришлось позаимствовать у Валентина бокал и одним глотком расправиться с оставшимся вином, дабы хоть как-то спрятать собственные чувства. Не слишком помогло — Валентин часто говорил, что у Арно всё на лице написано. Валентин мягко отобрал у Арно опустевший бокал, поставил на край стола, затем поймал пальцами кончик шейного платка и рывком притянул Арно к себе. Когда они стояли так близко друг к другу, Арно ещё острее чувствовал разницу в росте. Жёсткая ладонь скользнула по пояснице, и Арно послушно прижался плотнее, смял гладкую ткань рубахи у Валентина на плечах. Чуть запрокинув голову, с жадностью ловил взгляд Валентина. Честно пытался предугадать и понять. Это выходило редко, но Валентина больше волновало искреннее старание, чем результат забавлявших его попыток. Мне надо очень много тепла, Арно. Меня пугает лишь то, что однажды ты можешь остыть из-за моего холода. Я бы предпочёл, чтобы ты всегда оставался горячим. Ради Валентина Арно согласился бы гореть вечно, как Грато в том дурацком сне. Иногда Валентин пугал ошеломляющим сходством с Ли. Со временем он непременно станет намного хуже братца. Да уже порой бывает... Но с Валентином Арно было легче и проще, хотя он так и не понял — почему. Вопросы и ответы отправились к кошкам, потому что Валентин провёл пальцем по губам Арно, стирая капельки вина. Один выдох и один вдох. Арно медленно прикрыл глаза, пьянея от поцелуя куда сильнее, чем от вина. — И что ты намерен со мной делать? — прерывистым шёпотом спросил он, сильнее запрокидывая голову и позволяя Валентину тревожить шею горячим дыханием и поцелуями. Валентин немного отстранился. В его глазах отражалась улыбка, которой не было на губах. — Тебе обычно это нравится. Арно отмёл предположения за ненадобностью — Валентину он доверял чуть больше, чем полностью. Обнял за шею, не позволяя ускользнуть, потёрся губами о твёрдый подбородок. Сам чувствовал, как начинают дрожать кончики пальцев в предвкушении. — Ночь будет длинной? — Время до рассвета покажется вечностью, — пообещал Валентин шёпотом на ухо. Ему нравилось решать за других, нравилось доводить всех до белого каления или вот так — простыми и ничего не значащими прикосновениями доводить до исступления. Слава Создателю, что в отношении Арно он простыми прикосновениями не ограничивал себя, хотя порой ему хватало и их. — Я ведь только к Ли одной ногой... и сразу обратно. Это же ненадолго. — Арно иных возражений не нашёл, да и искать не собирался, скорее уж, так ляпнул — из вредности, и позволил стянуть с себя всю одежду. — Знаю. Но мне захотелось. Если Валентину захотелось, весь мир мог проваливать в Закат дружным строем. «Нет» ему не говорили, а если и пытались, то «нет» всё равно превращалось в «есть, мой генерал». Арно проверял лично и не один раз. И потом не мог избавиться от ощущения, что Валентин у него внутри почти постоянно, несмотря на трудности с уединением в армии. Трудности Валентин умел разрешать с блеском и разрешил бы непременно, не будь он столь ответственным. Но если уж Валентин за что-либо брался, то доводил дело до ума, даже если приходилось порой действовать себе в ущерб. И при этом умудрялся всё так обставлять, что и короткие мгновения счастья казались драгоценными. Арно забрался на стол и постарался мстительно спихнуть на пол карты Валентина. Не преуспел. Как всегда. Валентин спас карты и уволок их на широкий подоконник. — Знаешь, наверное, очень глупо ревновать к картам... — Рад, что ты это осознаёшь. — Валентин даже не попытался скрыть иронию ни в голосе, ни во взгляде. Невозмутимо задёрнул занавески и обернулся. — Мне нравятся карты и ты. Не вижу необходимости делать между вами выбор, потому что хочу и то, и другое. И вполне могу. Причём без малейшего ущерба как для тебя, так и для карт. — Зар-раза... — Арно слегка пал духом, но тут же воспрял, припомнив кое-что забавное. — Знаешь, я долго смеялся, когда Руппи недавно написал, что если бы не цвет волос, он принял бы тебя за помолодевшего Райнштайнера. Сейчас я бы с ним согласился. Уязвить и удивить у Арно не получилось. Валентин немного рассеянно пожал плечами, даже не подумав обидеться. — Меня несколько раз принимали за младшего брата барона, но в этом нет ничего странного. Пусть и дальние, но мы всё же родственники. Вот теперь Арно чуть со стола не свалился. Подтверждённое родство Валентина с кем-либо иным, да хоть с самим Алвой, его удивило бы гораздо меньше. — Что? Это как? — Очень просто. — Валентин спокойно наполнил бокал вином и вручил Арно. — В прошлом Круге Райнштайнеры менялись браслетами с Гогенлоэ. И не один раз. — Так с Гонгенлоэ... — Арно осёкся. На ум немедленно пришла любимая присказка Рудольфа: «В старшем сыне Вальтера было куда меньше от Гогенлоэ...» Ангелика. Одна из немногих женщин, дорогих сердцу Валентина. — Я помню, о чём тебе рассказывала моя мать, но... — Это предположение. И я склонен видеть в нём много недостатков. Может быть, что-то в этом и есть, но два Круга нашу семью считали теми, кем мы быть, возможно, перестали, но при этом нам доставались браслеты многих знатных родов, среди которых было предостаточно эориев. Конечно, кровь предпочитают отслеживать по мужской линии, но нигде не сказано прямо и точно, что по женской линии кровь эориев теряет особые свойства. В старых записях о периоде, когда не было даже Раканов, а управляли по очереди Ушедшие, говорится, что прежде имели значение лишь любовь и кровь, и они передавались от отца или матери. Графиня Савиньяк тоже предположила, что кровь остаётся кровью в любых обстоятельствах, а уж досталась она через отца или мать... По крайней мере, твоя семья это доказывает собственным примером. — В каком смысле? — Арно растерянно отставил бокал, даже глотка не сделав, настолько заинтриговали его рассуждения Валентина. — Твой старший брат определённо Волна, как и мать. Эмиль — Молния. А вот ты... — Валентин опёрся ладонями о столешницу, с откровенным интересом разглядывая раздетого Арно. Только смущаться не получалось. Тратить силы и время на смущение в столь краткие мгновения откровенности, когда Валентин позволял увидеть то, что прежде пряталось в тёмных водах, — это святотатство. Неприкрытое восхищение и жажда обладания в глубине серебристых глаз завораживали Арно и вынуждали подставляться, красоваться и соблазнять. Вынуждали доверять и дарить тепло. И первое, и второе были равно необходимы Валентину. Возможно, первого требовалось намного больше, чем всего остального. — Так что же я? — Арно всё же тронул кончиками пальцев высокие скулы и погладил, словно проверяя, настоящий ли загар на когда-то белой коже. И можно ли порезаться об эти острые черты? — Ты и то, и другое. И мне, пожалуй, это слишком сильно нравится, чтобы рассуждать об этом здраво здесь и сейчас. Арно с готовностью ответил на поцелуй и обхватил Валентина руками за шею, притягивая к себе всё ближе. — Любопытно, почему барон ни разу не упоминал о своём родстве с Гогенлоэ? — немного совладав с дыханием, шепнул Арно Валентину на ухо, прежде чем тронуть языком тонкую мочку. — По той же причине, по которой о нашем с ними родстве не хочу вспоминать я, полагаю. Арно промычал нечто неопределённое, стягивая с плеч Валентина рубашку. Прижимался губами к сильной шее и не хотел думать ни о чём, кроме близости Валентина и его прикосновений. Честно отзывался всем телом и помнил: доверять, не лгать, ничего не скрывать и не пытаться менять Валентина. Либо принимать его таким, какой он есть, либо держаться от него подальше. Первое у Арно получалось лучше, чем второе, иначе до всего вот этого дело никогда бы у них не дошло. Арно кончиком носа тёрся о ключицу Валентина и цеплялся пальцами за пояс штанов. Валентин гладил по обнажённым бёдрам ладонями, пальцами ласкал кожу в подколенной ямке, неумолимо будоража внутри Арно столь сильные чувства, что он забывал даже, как следует сгибать и разгибать пальцы, а уж пуговицы становились воистину почти непреодолимым препятствием. Арно только от Мэллит слышал, что Валентин очень красивый. Прочие так не говорили, а сам Арно об этом не особенно и задумывался. Ему просто нравились загадочные серебристые отблески в глазах Валентина, словно лунный свет на волнах, холодная невозмутимость и безупречность, а ещё — те самые манеры, которые многих выводили из себя. Хотя, наверное, больше всего Арно в Валентине нравилась глубина тёмных вод. Никто не мог понять, какие мысли и намерения таились в разуме Валентина. Предсказать или угадать, что Валентин сделает, тоже никому не удавалось. Сейчас Валентина в армии любили. Заразе прощали его манеры и холодную вежливую отстранённость. Но прощали только ему. Мараги и вовсе обожали Валентина. Дали б им волю, и они б на него молились, забыв о Создателе. И Арно считал, что сам он ничем не лучше марагов, разве что осмеливался на большее. Как сейчас... Арно коснулся уголка рта Валентина мягким поцелуем, помедлил чуть и рискнул легонько прихватить зубами нижнюю губу... Настойчивый стук в дверь не позволил Арно прятаться в воспоминаниях и дальше. Пришлось отзываться, вставать, одеваться и выполнять новый приказ.***
Было немногим за полдень, когда «фульгаты» встретили на подъёме к заброшенному селению разъезд бергеров. Райнштайнер уже вовсю хозяйничал в самом селении и отправлял людей осматривать обнаруженные в округе пещеры. Хмурое небо роняло скупые слёзы, а с запада тянуло тучи потемнее. Казалось, что уже вот-вот опустится на горные склоны ночь. Приходилось напоминать себе о времени, чтобы не спешить больше необходимого. Рядом с Райнштайнером обретались совершенно внезапные Алва и Валме. Арно полагал, что уж эти двое должны быть куда севернее. Ну или хотя бы с Вальдесом в Хёксберг. — Ну, «закатных тварей» мы всё-таки встретили, — неунывающим голосом протянул Марсель, старательно отжимая шейный платок. Чуть в стороне раздался знакомый «гав». Видимо, Котик отозвался в собственной манере, заслышав голос хозяина. — Осталось повстречать Изначальных. — Ни к чему говорить заранее о планах. Наш прекрасный барон теперь мечтает отрезать тебе язык, — с лёгкой задумчивостью отметил недовольство Райнштайнера Рокэ и небрежно кивнул Арно. — Полагаю, Лионель тоже положил глаз на эту со всех сторон выгодную позицию? — Обоз в хорне пути, — подтвердил Арно, смахнув прозрачные капли с мундира и заодно с гривы Кана. С сомнением покосился на барона. — Мой генерал, есть ли новости... — Нет. Если вас, капитан, интересует генерал Придд, разумеется. Есть другие новости, но я считаю необходимым сообщить их сразу вам и вашему брату. Так будет лучше. Арно с недоумением перевёл взгляд сначала на Рокэ, затем на офицера при особе, который от оной особы ни на шаг не отлучался с весны. Грешным делом Арно представил, как Валме ночует на коврике у порога спальни означенной особы, и содрогнулся — воображение больно уж всерьёз взялось рисовать картинку. Марсель ещё и головой помотал, словно крупный пёс, отряхивавшийся от воды. — Пожалуй, я согласен с Ойгеном, — негромко отозвался наконец Алва и отвернулся, чтобы полюбоваться добротными домиками, вокруг которых сноровисто сколачивали навесы и вкапывали опоры бергеры. — К вечеру подтянется Эпинэ, — ободряюще хлопнул ладонью по плечу Марсель. — Он у нас с арьергардом возится. — Разве вы не собирались быть на севере? — не удержался от вопроса Арно. — Мы рассчитывали встретить барона Райнштайнера в Аффентале, а вы... — Мы много чего собирались, но непогода и есть непогода. По пути свернули к генералу Райнштайнеру. В самый, так сказать, отчаянный момент. Не прогадали, как видишь. Ну и по большому счёту, мы именно в Северной Марагоне и торчим, ну так не будем придираться к мелочам. Между прочим, эта вот дорога ведёт именно к Аффенталю. — Валентину не нравился приказ, — тихо признался Арно. Об этом они с Валентином говорили на рассвете. Их последний разговор... — Он считал, что правильнее было бы перейти Хербсте, двинуться на восток и встать в предгорьях. А после из Альтхёкс выступить на Эзельхард. — Любопытно. — Марсель пожал плечами. — Но вряд ли твой брат приказал занять позицию у Зинкероне просто так. — Сейчас это выглядит нецелесообразным, да и тогда... А с учетом всего, что случилось... — Не следует оплакивать кого-либо раньше времени. От флота наверняка что-то осталось. Вальдес так просто ко дну не пойдёт. А если Вальдес на корабле и хоть с одним парусом, он непременно сунется вглубь Южной Марагоны. Ну или того, что раньше было ею. Когда узнаем, что он увидел, тогда и будем делать выводы. — Котик поддержал хозяина пушечным «гав». Арно не сомневался, что Марсель провернул тот самый трюк, который удалось случайно раскрыть в Ноймаре. Упрекать Марселя было глупо — он просто подбадривал, как мог. — К тому же, наш господин Зараза не из тех, кто тонет. Ему полагается всплывать. И, как водится, из самых тёмных глубин. Не так ли? Арно молча кивнул, потому что в носу предательски защипало.***
Эмиль, мама, Франческа... Вечером, когда дождь хлынул с неба со всей страстью, Арно понял, почему Райнштайнер хотел дождаться Лионеля. Барону претило убивать в рассрочку, он желал прикончить последних выживших Савиньяков одним ударом. — Это точно? — Лицо Ли не выражало вообще ничего. Он будто уподобился Заразе и спрятал все чувства под тёмной толщей воды. — К сожалению. — Рокэ больше ничего не добавил. Гнетущая тишина разлилась под серым потолком самого просторного из домов в селении. Арно смотрел на собственные руки, стиснутые в кулаки. Это тоже было больно. Очень. Но, возможно, из-за Валентина казалось выносимее. Или не из-за Валентина, а просто всё вместе. Если поделить одну огромную боль на четыре, то оно как-то легче. Когда Арно думал только о Валентине, он едва мог дышать. Точнее, не мог, но заставлял себя изо всех сил. Дышать. Хотя бы дышать. Прямо сейчас Арно мог дышать. Даже смог бы заплакать, наверное. И ещё... Было что-то ещё. Что-то, что принадлежало не совсем Арно. Совсем не Арно. Ли? Ли злился. На себя, как с удивлением осознал вдруг Арно. «...собирался заплатить... но столько...» Арно невольно вскинул голову и уставился на Ли, и тут же как отрезало — он перестал чувствовать брата. И, кажется, не только Арно уловил нечто странное. Рокэ тоже пристально смотрел на Ли. — Потери удручают. — Райнштайнер был неумолимее дождя и тоже не собирался прекращаться. — Итак, скорее всего, генерал Придд погиб. Судьба Германа и его супруги неизвестна. Возможно, адмирал Альмейда и вице-адмирал Вальдес ещё живы. Скорее всего, Ноймар и Бергмарк в порядке. Полагаю, Кэналлоа превращается в остров. Или уже. Хуже всего в Южном Надоре, Кадане и Улаппе. От Гайифы, Алата и Дриксен остались половины. Пока ещё. — А если там всё в порядке? — устало усомнился Робер Эпинэ, выглядевший уместно растерянным и погружённым в себя по самые уши. — Мои географические познания вынуждают возражать, — отрезал Райнштайнер. — Море поднимается. И поднимается оно везде. Прибрежные земли наверняка под водой. Вопрос в том, насколько море поднялось и насколько поднимется ещё. Если ничего не изменится, скоро и Оллария уйдёт под воду. Арно невольно обратил взгляд на барона, но тут же понурился. Барон мог бы быть старшим братом Валентина, но у барона братьев не осталось, а старший брат Валентина погиб. Но какого же Змея они так похожи? Арно не находил в себе сил смотреть на Райнштайнера. Потому что Райнштайнер напоминал о Валентине. Беспощадно. И барон напоминал о всей той старинной мути, о которой любил часами говорить Ли. Кровь, четыре дома, эории и проклятые Раканы. Эта старинная муть подло будила в душе Арно сомнения. Он никогда не рассказывал обо всём, что знал о Валентине. Потому что Валентин сам ничего не говорил. Он обсуждал то, о чём его спрашивали, и иногда делал то, что считал необходимым. Но о многом Валентин молчал. О лебедях, например, о льдах, разломах и водопаде, о видениях в Гирке и о Васспарде. И Арно молчал тоже, потому что Валентин доверил это только ему. Арно помнил, с каким удивлением Ли рассказывал о некоторых поступках Валентина. Значит, Ли не сомневался, что Валентин очень сильный. В гальтарской мути — в том числе. А если Валентин очень сильный, то... Арно не знал, гнать ему надежду или тянуть к себе поближе. Хотя вообще странно, конечно. Если Валентин не Повелитель, то как он умудрялся творить вот всё то, что творил? И с выходцами, и с гальтарщиной. Ведь даже несомненные Повелители с таким не справлялись. По крайней мере, так просто и без всякой подготовки. А у Валентина выходило без сучка, без задоринки — вот так сразу и без всякой подготовки. Меня бы лёд выдержал. Если Валентина выдерживал ненадёжный и хрупкий лёд, то мог ли он по воде, как по суше?.. Ну или на дельфинах, хотя бы. Ведь дельфины бы его услышали, наверное. Арно с размаху влип лицом в ладони и остервенело потёр щёки, чтобы прийти в себя и не впадать в крайности и отчаяние с бредом пополам. Вскинув голову, он сделал неприятное открытие: на него пялились все, причём с разными выражениями на лицах. Гамма впечатляла — от холодного осуждения до вполне серьёзного беспокойства о душевном здоровье. — Со мной всё в порядке, но как-то всё это слишком. Подышу дождём немного. — Арно прихватил накидку и тихо вымелся на высокое крыльцо. Там, где кончались ступени, лило стеной. И туда точно не хотелось. Арно и так в последние дни не покидало ощущение, что в сапогах хлюпает уже постоянно. Он свернул налево и побрёл по настилу из досок. Этот настил проложили вдоль стен. От дождя доски защищала крыша дома, которую постелили так, чтобы края её словно бы немного загибались и выступали далеко за пределы стен. Вот Арно и брёл вокруг дома под прикрытием крыши, время от времени поднимаясь по ступеням на крыльцо, спускаясь, и нарезая очередной круг вокруг дома. Сколько он так бродил, Арно и сам не знал. Всё думал, что уже не увидит и не услышит Эмиля и маму, пока не стало тошно. Потом думал, рассказать или нет побольше о Валентине, чтобы услышать соображения более умных и сведущих. Говорить о Валентине с Ли не хотелось, потому что Ли мог прочесть между строк куда больше, чем Арно намеревался рассказать. А сейчас, когда их осталось всего двое, Ли мог отреагировать... Ну его к кошкам! В качестве собеседника наиболее выигрышно смотрелся, как ни странно, барон Райнштайнер. Он наверняка поймёт не меньше Ли, но ни слова не скажет, потому что чужие отношения никак не касаются гальтарщины и прочих важных, с точки зрения барона, вещей. Пару раз, обходя вокруг дома, Арно слышал хлопанье дверью и приглушённые голоса. Наверное, кто-то приходил с докладом, или Робер уходил — он собирался проверить, как и где разместились люди, идущие с обозом прочь от родных домов. Очередной круг Арно делал уже в густой темноте. Он почти дошёл до угла дома, за которым на досках лежало светлое пятно от вывешенного у крыльца фонаря. — ...именно ты сделал? — Голос Рокэ Арно узнал сразу же и невольно остановился. — Ничего такого, о чём бы тебе стоило волноваться. — Это Ли! — Почему-то мне кажется, что как раз самое время для волнений. Зачем ты отправил Валентина к Зинкероне? Его план выглядел куда умнее твоего, и я не верю, что ты этого не понимал. Полагаю, увидеть Арно снова ты уже не рассчитывал? — Если бы я придержал Арно, Валентин заподозрил бы неладное. Выбора не было. Но я рад, что Валентин послал его сюда вовремя. — И ты хотя бы не остался один. Валентин стал твоей платой? — Это не лишено смысла. Помнишь? Их четверо, и у них на всех одно сердце. Зверь существовал до Раканов. И до Раканов правили хозяева Круга. Значит, эории могли призывать Зверя тоже. Арно ухватился за стену рукой, потом прижался спиной, напряжённо вслушиваясь в шелест ослабевшего дождя. Уловил тяжкий вздох. — Цена зову, Ли. Об этом ты помнишь? — Жизнь. Помню. Но это можно обойти. Эридани даже придумал как. — Несомненно, но у него ни кошки не вышло. Судя по происходящему здесь и сейчас, у тебя, кажется, тоже ни кошки не вышло. — Мы не знаем наверняка. — Четыре дня миновало. И восемь. Даже двенадцать. И я сильно сомневаюсь, что завтра вода уйдёт. Скорее уж, придёт вторая волна. И похуже первой. Почему Валентин? — Повелители нужнее, — неохотно отозвался Ли. — Ты так уверен, что Валентин не Повелитель? — Я уверен, что Повелитель Волн — Ойген. Так твердит кровь. Валентина я выбрал потому, что он удивительно сильный для эория. То, что он сделал на Мельниковом, да и с выходцами... Мне для этого требовались гальтарские маски и подготовка, а он... Возможно, дело в его доме. Волна — это память. Ему не нужно будить знания — он помнит. И вспоминает всякий раз, как сталкивается с проявлениями древней силы и крови. Эпинэ пытался пробудить знание с помощью гоганов, но ему достались лишь крохи. Валентин сильнее. — И как ты собирался заплатить его жизнью за призыв Зверя? — Голос Рокэ звучал всё так же ровно и спокойно. — Мне плохо верится, что ты предвидел вот такие последствия. — Один из адъютантов должен был позаботиться об этом. Валентину всего лишь требовалось умереть в нужное мне время. Арно снова забыл, как надо дышать. Вдох и выдох казались чем-то запредельным. — Тебе не кажется, что план провалился? И что, обладая столь скудными и смутными познаниями, вообще не стоило ничего затевать? Почему ты не сказал если не мне, то хотя бы... Ойгену? — Потому что вы все стали бы возражать. — А тебе не кажется, что у нас были на то основания? Причём веские? Почему ты не выбрал меня, например? Вариант самый надёжный. Да и пожил я вполне достаточно. Зачем было трогать мальчишку? Если он вернётся, ты осознаёшь, какими могут быть последствия? Тем более он отправил к тебе Арно. Неужели ты не понял, что он предупредил тебя? Он догадался и вернул тебе Арно, а ты не понял? Или не захотел понять? Или от радости разучился думать? — Вернётся? Ты думаешь, вот после такого кто-то вообще сможет вернуться? Ни Зверя, ни толку, ни порядка... — Ты помнишь герб Волн? Не нынешний. Старый. — Сердце на волнах? — Именно. А помнишь, как связаны Сердце и Зверь? Арно чуть сдвинулся, продолжая прижиматься спиной к стене. Долгая тишина его обеспокоила. Неужели ушли под дождь? — Ли, может, Зверя ты и призвал, но заплатить Валентином у тебя не вышло бы всё равно. Не тот дом ты выбрал. Надо было выбирать любой другой, но только не Волны, таящие в глубинах Изначальных и других неведомых тварей. А ещё ты забыл об Оставленной, у которой с домом Волн особые отношения. — Полагаю, господа, вы упустили из виду существенное обстоятельство. — Марсель? И он здесь был всё время? А где тогда Котик? — Какое же? — Голос Ли тоже ровный и спокойный, а значит, он в ярости. — Ладно-ладно, так и быть, не одно. Я буду для наглядности загибать пальцы, — пригрозил Марсель. — Итак, первый палец. За последний Круг со сколькими эориями Придды менялись браслетами? — Спроси Ойгена. Он может знать точно, — хмыкнул Рокэ. — Подытожим — со многими. — Марсель, видимо, загнул второй палец. — Со сколькими бергерскими семействами менялись браслетами Гогенлоэ? Полагаю, на этот вопрос ответ Ойген знает наверняка, ибо и сам с ними в родстве. Собственно, этого знания нам более чем достаточно. Ну и три. Лионель, тебе не приходило в голову хоть разок, что наш великолепный барон и юный Придд смахивают на близких родственников не только снаружи, но и изнутри? Рудольф лично мне плешь проел бергерской основательностью Валентина. Кроме того, если позволите, дорогие судари, не обращали ли вы внимания на странное разделение отпрысков Вальтера Придда? Два, два и два. Три пары. — Звучать Марсель стал ещё насмешливее, чем минуту назад. — Обратите ваше пристальное внимание на старшую дочь и младшего сына. Возможно, их связывает исключительно неестественная кончина, но, как мне кажется, эти две очаровательные змеи из Борна стоили друг друга. Одна вертела Борном, как хотела, да и спятила наверняка по воле высших сил, потому что дело явно попахивало инцестом. Второй пытался манипулировать братом, но был ещё слишком мал, чтобы бодаться с таким Заразой, вот и накликал себе на голову кару. Кровь Борнов в чистом виде. Арно едва не присвистнул. И это ещё Марсель ни сном ни духом, что Питер отправил к праотцам как минимум двоих. — Вторая пара — Джастин и Клаус, — разливался соловьём Марсель. — Самые нормальные из семейки, обычные и, я бы даже сказал, самые простые и жизнерадостные. Если верить тому, что мне известно о молодости Вальтера, то эти двое как раз больше всего походили на батюшку. Я бы обозвал этих Гонтами и Рафиано. Если древняя кровь и проявится, то в их детях или внуках. Ну, то есть, уже только в детях и внуках Клауса. Теперь пара третья. Ирэна и Валентин. Которые, по мнению Рудольфа, больше Гогенлоэ, чем Придды. Точнее, сразу Борны, Гонты, Рафиано, Райнштайнеры и кто-то ещё. Если моё предположение верно, то нынешние старшие Придды, а именно Ирэна и Валентин, — это все четыре вассала Волн и Повелитель сразу. По крови. Это нас отсылает к гербу Приддов. Прозрачный намёк, что свою сущность Спруты потерять просто неспособны. Или это нас отсылает к пресловутому Сердцу. Сколько на части ни руби и ни дроби, а собраться воедино они всё равно смогут. Конечно, я могу ошибаться, но впечатление у меня сложилось именно такое. Как это называется, Рокэ? Вместо Рокэ ответил Ли. Коротко, ёмко и так, как ему выражаться не полагалось. В приличном обществе, разумеется. Само собой, Рокэ и Марсель его простили от всей души. — Ты считаешь, что Зверя вызвать мне не удалось? — Арно по едва заметным в голосе брата ноткам читал растерянность, ошеломление, недоверие и сдерживаемое отчаяние. Может, Ли и готов был платить за неведомого Зверя, но он точно не думал, что лишится матери и Эмиля. В конце концов, с Эмилем они были вместе с рождения. Нет, даже раньше. Наверное, потерять Арно ему тоже было бы тяжело, но Эмиля... Эмиль. Мама. Франческа, которую Арно уже не узнает так хорошо, как намеревался узнать. Прямо сейчас Ли был уязвим как никогда. Ему не стоило говорить с Рокэ до рассвета. Хотя Арно странно себя чувствовал, одновременно волнуясь за брата и осуждая его. Или ненавидя? Или это были чувства Ли, и он ненавидел себя сам? Арно не знал, не мог разобраться и прямо сейчас разбираться не хотел. — Если удалось, платить придётся. Только имей в виду — ты не один пытался ловчить. — Хоть кому-то удалось?.. Шелест дождя вместо ответа тоже был ответом. Неутешительным. — Господа, предлагаю высматривать на горизонте одинокий парус Вальдеса — он нам поможет. Скажи, Котик? — Вальдес или парус? И чем же? — устало пробормотал Ли. — В поисках утерянного нами молодого Придда поможет, не говоря уж об уместности в данных обстоятельствах корабля. Сдаётся мне, наш юный друг не потонет, но лечь в дрейф вполне может. А поскольку из-за проделок коварного Лионеля вряд ли он жаждет броситься в наши горячие объятия, без Вальдеса не обойтись. Конечно, я не верю, что план с адъютантом и ножом в спину с Валентином сработал. Наш юный друг с рождения не доверяет миру и окружающим его людям, а с такими особами подобные штучки бесполезны. Если с Валентином что-то и приключилось, то явно не стараниями какого-то адъютантика. Рокэ, я прав? — Сначала нужен был яд. Нож потребовался бы тогда, когда яд не сработал бы должным образом, — равнодушно объяснил Ли. За это равнодушие Арно очень хотелось влепить братцу кулаком в нос. — Для начала неплохо бы поискать его за гранью. Чтобы убедиться, что искать его вообще есть смысл. — Думаешь, мы почувствуем что-то? — Если не выйдет поговорить, увидеть, почувствовать, то он точно мёртв. Но если получится поймать хоть отблеск Волны, то надежда есть. Заодно надо Ойгена помучить. — Это как? — с опаской уточнил Марсель, явно не питая ложных иллюзий и подозревая, что если кто и будет кого мучить, то уж точно Ойген — всех остальных. — На предмет успокоения стихии, — опроверг опасения Марселя Рокэ. — Но что-то подлое и нехорошее мне подсказывает, что без Валентина ничего не выйдет. К тому же, всё, что мы сейчас наблюдаем, может быть результатом внезапно наивного для Лионеля плана с адъютантом, ядом и кинжалом. Валентин гораздо умнее, чем кажется, а его самообладанию завидую даже я. И я не удивлюсь, если Валентин в состоянии определять на ощупь наличие яда в еде и питье, как его тёзка с герба. Спруты тоже бывают ядовитыми, к слову. План Ли он раскусил наверняка, и, боюсь, задолго до финального выступления адъютанта. Арно он послал к тебе уж точно потому, что понял всё или почти всё. Ну и попытка отравить или вонзить нож в спину располагает к мировому потопу как нельзя лучше. Изначальные твари будут на десерт. Хотя я не рискну угадывать — Валентин непредсказуем. Это вот я устроил бы наводнение, выгнал тварей, а потом затопил бы всё к Леворукому. Кто выбрался бы на плотах и кораблях — бурей сверху. Чтобы наверняка. Сладкая месть. Но Валентин, как хорошо воспитанный человек, обладающий отменным вкусом, предпочитает возмездие. Судя по всему, сейчас его устраивает возмездие, когда сразу всем и за всё. Заранее. Мальчик делает успехи. Зачем по-герцогски, если можно по-создательски... Быстрее было бы только высушить воду на всей Кэртиане, и мы бы все умерли через три дня. От обезвоживания. Но добротой и милосердием Валентин не страдает, так что... — Если это и впрямь Валентин, Ирэну и Жермона он не тронет, а потому и без воды нас всех не оставит. — Мы сейчас не в том положении, чтобы проверять твоё предположение на практике. Но я согласен. Об Ирэне и Жермоне можно не волноваться. — Я не верю, что Валентин сможет всё вот это исправить. — Ли снова злился. — Сразу — нет, конечно. Даже у него не выйдет совладать с такой мощью в ближайшее время. Эрнани ударился в эсператизм, с тех пор воды утекло предостаточно — мы утратили даже остатки древних знаний. С этой силой никто не соприкасался не Круг и даже не два. Валентин справится, но и ему нужно время. И это — в том случае, если он вот это всё не запланировал изначально. Если же он сделал всё так, как хотел, исправить уже ничего нельзя. Волю Зверя отменить невозможно. Марсель подтвердит. Он удостоверил следы прошлого визита собственными глазами. Почему ты просто не поговорил с ним откровенно? Благородства ему не занимать. Думаешь, Валентин не пошёл бы на жертву добровольно ради спасения Кэртианы? — Сначала мне бы потребовалось доказать, что это сработает... — Я уже вижу непреодолимое препятствие буквально перед самым носом, — порадовал Марсель. — А я, заметьте, в этом отношении несколько близорук. Валентин подобным недугом не страдает. — Ну и... — Ли сделал вид, будто Марселя не существует. — Он же скользкий, как... — Подземные воды всегда найдут путь на поверхность. Валентин принялся бы искать надёжный способ и, возможно, нашёл бы. — Как будто у нас полно времени для таких поисков! — Ли начал огрызаться, и это на него не походило. — Время — роскошь, — не стал спорить Рокэ. — Я попрошу тебя всего об одной вещи. Не делай больше ничего. Совсем. — А может быть ещё хуже, чем сейчас? — восхищённо присвистнул Валме. — Рокэ, где тут ближайшая Дыра? Я намерен эвакуировать ценную особу и Котика. Думаешь, после Дыры у Котика отрастут уши и хвост? — Главное, чтобы они у тебя не отросли. Не то чтобы мне не нравилось или я такое осуждал, но ведь... это же неудобно. Отращивать лучше жабры, причём всем нам. Потому что хуже точно будет. — И от меня не будет никакой пользы? — Если Ли и кричал о потерях, то делал это про себя. Но Арно слышал всё равно. Слышал, но не мог принять. Не после того, как Ли прямо признал, что пытался заплатить жизнью Валентина за... за кошки знают что! И по милости Ли Валентин теперь Змей знает где. И в каком виде? А если он ранен? — Твоя помощь будет неоценима в поисках Валентина за гранью. Есть вероятность, что он попытается прикончить тебя там. Призрачная, но она есть. Мы когда-то много говорили о методах воспитания Вальтера, но Вальтер знал, что делал. Не всем его детям это помогло, но с Валентином и Ирэной у него получилось. Держать в узде природные бури не всем дано. И не всем дано устоять перед одержимостью. Боюсь, Валентин вполне в силах устоять перед искушением. Скорее всего, он не тронет тебя. Не сейчас. Но ты точно почувствуешь его, если он жив. Пресловутая связь между позвавшим и призванным. Рокэ явно Валентина недооценивал. Вредный Зараза вполне успешно мог скрывать своё присутствие от кого угодно, где угодно и как угодно. И вряд ли ситуация за гранью что-то меняла. Арно скосил глаза, различив в сумраке приближающееся светлое пятно. Оно превратилось в Котика. Пёс уселся у ног прилипшего спиной к стене Арно, вывалил язык из пасти, склонил голову с задумчивым видом и живо замахал мокрым обрубком хвоста. — Нет-нет-нет!.. — почти беззвучно взмолился Арно. — Гав!***
Найти Валентина Вальдес не смог, зато это получилось у Добряка Юхана. А Арно просто смотрел на длинный ящик, небрежно прикрытый покрывалом, и пытался дышать. Сердце в груди будто стиснуло невидимой рукой, на висках выступили капельки пота, а в шуме ветра и шелесте дождя чудился шёпот: «Не подходи, не смотри, не трогай и не буди. Оставь и забудь». Разрубленный Змей! Если Валентин и хотел кого-то прикончить, то уж точно не Арно. Арно и сам бы прикончил Ли, не будь Ли его старшим братом. И что бы там с Валентином ни приключилось, собой он быть не перестал. Хотя бы в душе — не перестал. Для Арно это было самым важным, поэтому он всё же медленно подошёл к ящику, кое-как стянул покрывало и ухватился за край крышки. Рога, щупальца, чешуя, клюв, а может, хвост и когти... К Леворукому! Что бы ни было внутри, это Валентин. Его Валентин. Выдох и вдох. Скрип петель. Арно пялился с минуту на содержимое ящика, потому что больше всего это смахивало на мраморную статую. Только ощутив поток холода, он сообразил, что белый налёт — иней. Лицо Валентина казалось спокойным и даже умиротворённым. Ладони его удерживали рукоять меча с извилистым клинком. Рукоять выглядела странно длинной. Места там хватало не то что для двух рук, там и четыре можно было разместить. Несмотря на меч в руках и иней внутри ящика, Валентин будто бы спал. Каменная неподвижность опровергала это. Спящие дышат и хоть немного шевелятся. У них и ресницы подрагивают порой. Валентин не дышал, не шевелился и хранил неестественную неподвижность даже в малом. Арно опустился на колено, навалился грудью на край ящика и робко коснулся высокой скулы кончиками пальцев. Ледяная и твёрдая. Валентин выглядел так же, как прежде. Словно они расстались вчера. Под тонким налётом инея даже загар сохранился. Тёмные брови и ресницы, чеканный профиль, выгоревшие на солнце каштановые волосы в лёгком беспорядке. Мундир — и тот идеально сидел. И перевязь... Поколебавшись, Арно тронул ладони Валентина. Хотел убрать меч. Пальцы Валентина разжать не удалось, зато через несколько мгновений Арно тихо зашипел и шарахнулся от ящика. Яростно растирал руки. Он чувствовал не просто замёрзшую к жилах кровь, но и то, как кости буквально ломались на куски там, под доспехами из плоти. Крошились как хрупкий по весне лёд. Жутковатое довольно-таки ощущение. И этот стылый холод исходил от Валентина. При этом Валентин уж точно на ледяную статую не походил. Он был неподвижным и твёрдым, словно высеченный из мрамора, но не изо льда. Скрипнула дверь за спиной, после послышалось деликатное покашливание. — Господин вице-адмирал прибыл. Прикажете перенести груз на борт? Арно едва зубами не скрипнул от злости. Да что этот теньент возомнил о себе? С каких это пор генерал действующей армии и герцог для него «груз»? Теньенту за глаза хватило бешеного взгляда поверх плеча, чтобы резво выскочить обратно под дождь и аккуратно прикрыть за собой то, что здесь называлось дверью. Арно крепко зажмурился, склонившись над ящиком. Проклинал собственное бессилие и тщетно пытался уместить внутри себя ту лавину эмоций, что в нём вызывала близость Валентина. Ничего никуда не помещалось. В таком состоянии глупо выходить наружу и пытаться отдавать какие-то приказы. Арно ни кошки не понимал. Не знал, что с Валентином случилось, почему он такой холодный. Как вообще привести его в чувство и разморозить? Можно ли хоть что-то сделать? Как, Леворукий и все кошки его, всё вернуть назад? Как сделать, чтобы стало как раньше? Чем тут вообще помочь можно?***
Как Арно понял, попытки поговорить с Валентином или найти его с помощью крови ни к чему не привели. Ли и Рокэ решили пойти другим путём — убедиться в смерти Валентина. Поскольку и на этом поприще они не преуспели, стали считать Валентина живым, но недоступным. Немного позднее Райнштайнер упомянул, что видит странный сон, один и тот же и довольно часто. Через месяц пришли известия от Ариго — Жермон и Ирэна покинули Альт-Вельдер и благополучно добрались до горной гряды к западу от Франциск-Вельде, где и нашли приют в замке, который некогда был эсператистским монастырем. В футляре лежало вместе с другими и письмо Валентину от Ирэны. Барон Райнштайнер счёл нужным вскрыть его и прочесть. Ирэна тоже писала о снах и беспокоилась. Она явно не считала брата мёртвым, но не понимала, почему ей всё время снится одно и то же место. Она потрудилась даже зарисовать то ли морской, то ли озёрный пейзаж. Барон торжественно объявил, что именно это место снится ему тоже — вот уже больше месяца. Рисунок Ирэны кочевал из рук в руки, пока не угодил к Добряку Юхану. Юхан встретил Вальдеса, когда шёл с полным трюмом вина в Лурме. Да, теперь туда легко ходили морские суда. Впрочем, как и в Фельсенбург, а вот Эйнрехт оказался под водой. Ещё не весь, но ждать недолго осталось. — Над морем торчат шпили самых высоких зданий или тех, что высились на холмах. Жутковатое зрелище, особенно на закате или ночью. — Юхан поморщился и снова уставился на рисунок Ирэны. — Кажется, я видел что-то похожее. Недавно. Вроде как по пути сюда. — Дай-ка... — Вальдес отобрал рисунок у дрикса и уставился на пейзаж, удивительно красиво переданный Ирэной. — Нет, не помню такого. Хотя в самом деле похоже на недавно затопленные места. — Я точно видел это место... — Юхан умолк и немного растерянно уставился на Райнштайнера. Даже о фляге позабыл, которую не выпускал из рук. — Да чтоб мне, господа селёдки!.. Кажется, мне тоже оно снилось. — Я прямо-таки настаиваю на раннем отдыхе нынче вечером, — потребовал Алва с самым добродушным выражением на лице. — Желательно, предварить отдых небольшим кровопусканием. Утром все, кто увидит во сне означенные красоты, столь старательно увековеченные графиней Ариго, обязаны покаяться во грехе. — Можно мне избежать раннего отдыха и кровопускания? — кротко попросил Валме. — Почему это? — Рокэ вопросительно приподнял чёрную бровь, глядя на Марселя с сомнением. — Не хочу каяться в грехах. У меня их много. Очень много. Мне будет очень стыдно. — Сейчас шутки неуместны. — Райнштайнер заморозил беднягу Марселя одним взглядом. — Исповедаться вы можете регенту наедине — он вам всё простит и отпустит, и даже благословит. На что-нибудь. Приказ регента считаю весьма разумным. Все присутствующие могут обратиться ко мне за необходимыми разъяснениями, если они не уверены, что и как необходимо делать. — Надо думать, наш прекрасный барон пустит кровь каждому собственноручно и с большим удовольствием, — обиженно пожаловался Алве Марсель. — Могу начать с виконта Валме. Прямо сейчас и с большим удовольствием. — Оскал, заменяющий Ойгену улыбку, Марсель пережить без содрогания не смог. — Премного благодарен, но я уже опытный сновидец и кровотерялец. Справлюсь сам. Другим помощь нужнее. Ну вот хотя бы господину Клюгкатеру... Добряк Юхан одарил Марселя таким взглядом из-под нахмуренных бровей, что Марсель немедленно понял — ноги его на «Хитром селезне» не будет, а то мало ли... Вальдес, сидевший на спинке стула, мягко соскочил на доски и коротко мотнул головой. — Я в разведку схожу. Без меня обойдётесь. — Что так? — Прежде молчавший Лионель взглянул на Вальдеса с лёгким беспокойством. — Девочки напуганы, так что снов у меня не будет. — Чем напуганы? — подался вперёд Алва. — Знал бы, и тогда не сказал, — буркнул Вальдес. Подбросил перстень с изумрудом, поймал и, не прощаясь, убрался. В ту ночь почти все видели во снах нарисованный Ирэной пейзаж. Дело было за малым — найти реальное место. И Добряк Юхан вместе со своими «цыпочками» нашёл.***
Мысль поговорить с Ли у Арно была. Зрела всё то время, что он подслушивал не предназначенный для его ушей разговор. Но Котик всё испортил и вынудил Савиньяка задвинуть Рафиано подальше в очередной раз. — Как ты мог! — Лучшая защита — нападение. И вот, заодно и объяснять не надо, откуда он тут взялся и почему подслушивал. — А у меня был выбор? — устало отозвался Ли, разглядев в сумраке Арно. — Я бы предпочёл кого-то другого, но остальные не подходили. — Неправда! Тебе просто Валентин не нравится! — Не возводи напраслину. — Голос Ли стал жёстче, и он знакомо прищурился. — Валентин мне всегда нравился, и я действительно предпочёл бы заплатить кем-нибудь другим. Но кто сравнился бы с ним? Давенпорт? Ариго? Не смеши меня. Котик боднул Арно лобастой головой в бедро, словно выражая безмолвную поддержку и запоздавшее извинение. Но Арно уже море было по колено. — Ложь, всё ложь. Я знаю, как легко ты приносишь жертвы. Но Валентин намного нужнее здесь и сейчас. И тогда был нужнее тоже. У Ирэны остался Ариго, а кто остался у Клауса? Кто остался у нас с тобой? Оно того стоило? — А ты подумай. Подумай хотя бы о том, что Эмиля и маму прикончил именно Валентин. — Неужели? Всё это затеял именно ты. И если бы умерла только мама, я бы мог в это поверить. Волна прибрала своё. Но Эмиль Волной не был. Это ты заплатил. Ими всеми. И готов был заплатить мной. И из-за тебя Валентин... не знаю в кого превратился. Сердце и Спрут, Спрут и Сердце. Страж и узник? Он стал Зверем? — Арно смотрел на Рокэ и больше всего боялся услышать ответ. Смена герба вот только натолкнула его на озарение, и Арно не желал убеждаться в его правильности. — Довелось мне как-то видеть копию картины Сольеги. Ушедшие. — Марсель подозвал Котика и протянул ему пряник. — Трое там были вместе, а один держался в стороне. Валентин удивительно на него похож. Разница лишь в цвете глаз. У Унда они были зелёными. Он предавал, уходя. И предал бы, оставшись. — И что это должно значить? — Ли слегка скосил глаза на Марселя. — Предаёшь, уходя, и предашь, оставшись. Страж и узник. — Марсель потрепал Котика за ушами и тонко улыбнулся. — Я бы предпочёл, чтобы нам достался страж. Кстати, вам не кажется, что Зверь — это дракон? — С чего бы? — Ну не просто же так намалевал Франциск ящерицу себе на гербе. Явно что-то знал. Разумеется, дракона он в глаза не видел, но слышал-то наверняка о Раканах и их Звере. Если б Эрнани призвал Зверя, династия Олларов в историю себя бы не вписала. — Но почему Валентин? — Потому что Волны способны на большее, чем пресловутый лабиринт Гальтары. Дно морское всяко понадёжнее будет Капканов Судьбы. — Марсель честно попытался изобразить назидательность Райнштайнера, но долго не продержался. — Сами знаете, как штормило Борнов с их одержимостями. Райнштайнер же наоборот, куда там Скалам с их твёрдостью и незыблемостью... Валентин же умудрился сложить эти две крайности в одну коробку. Осталось подождать, когда вылупится то, что вылупится. И я готов хоть сейчас поставить сотню талов на дракона. Те же вариты порой болтают о Змее, что спит на дне морском. Барон Райнштайнер наверняка знает эти байки. А может, и вовсе не байки. — Не хотелось бы, — вздохнул Рокэ. — Я читал, что дракон может выдыхать пламя, замораживать всё тем же дыханием или выдыхать яд. Оно и по отдельности не радует, а если всё вместе... — Эйнрехт и Паону уже затопило, как и Агарис. Только Оллария и осталась. — Вот именно. А если Зверю надоест ждать, пока её затопит? — Я не хочу, чтобы Валентин превращался в Зверя! — отмер наконец Арно, оглушённый пачкой очередных догадок от Валме. — Вряд ли это обратимо, — с сожалением пожал плечами Рокэ. — Мы слишком мало знаем. Последний зов был уже не тем, и пошло всё не так, а истории о более ранних случаях до нас не дожили. — И всё из-за тебя... — Арно стиснул кулаки. — Лучше бы я остался с Валентином у Зинкероне! — Арно! — Выдержать взгляд брата было непросто, но вполне осуществимо. Уж точно осуществимо для того, кто пытался играть в гляделки с Валентином. Возмущение Ли Арно мог понять, но не принять. У Валентина не осталось никого, кто стал бы защищать его. Это несправедливо. Валентин вечно спасал чужих женщин и защищал собственных подчинённых, и Арно в том числе, а вот его самого кто стал бы защищать? Кто ещё, кроме Арно, стал бы... На плечо Ли опустил руку бесшумно подкравшийся со стороны крыльца барон Райнштайнер. — Ты несправедлив к ним обоим, Лионель. Мы понимаем, что ты действовал из благих побуждений. Но получилось плохо. Теперь мы все должны успокоиться и подумать, что ещё можно исправить. Лионель, я правильно понимаю, что ты провёл ритуал? — Да, — неохотно признался Ли. — Все сроки вышли. — Не все. Сегодня выйдут, — возразил Рокэ. — Но эти сроки можно соотнести лишь с нарушением клятвы. О Звере мы не знаем ничего. И пока что Ли ничего не нарушил. Плату с него тоже ещё не требовали. — Потребуют, когда Зверь выполнит задуманное, — «утешил» Ойген. — Полагаю, у Лионеля всё вышло, раз уж он провёл ритуал. Зверя мы увидим рано или поздно, раз уж море поднимается. Он ещё спит, но сон его не так крепок, как прежде. И я даже не стану предполагать, что мог задумать герцог Придд, потому что приказам Лионеля он не подчинится. Это очевидно всем. — Ойген, ты в самом деле знаешь байки о спящем на морском дне Змее? — Рокэ смотрел туда, где полагалось садиться солнцу. — От этих баек мало что осталось. Просто так говорят. Что на дне моря спит Дракон, и когда он проснётся, всё закончится. — Что именно? — заволновался Марсель. — Всё, — предельно конкретно ответил Ойген и жестом обозначил всё, что находилось вокруг них. — Однажды это произошло с родиной агмов и варитов. — И в этих байках не упоминается ничего такого, что могло бы вновь отправить Дракона в сон? Ойген задумался ненадолго. Покачал головой. — Я о таком не слышал и не читал. Но я спрошу у тех, кто может помнить больше моего. Арно медленно подошёл к Марселю и протянул руку, чтобы погладить Котика. — Почему вы сказали, что Унд предавал, уходя, и предал бы, если бы остался? — Оставленная. Унд любил её. Уходя, он предавал её. А, оставшись, предал бы братьев. Почему он просто не взял её с собой? Арно вздрогнул и заозирался по сторонам. Он же не мог слышать это? И он об этом не думал. Ему бы и в голову такое не пришло. — В чём дело? — Барон сурово смотрел на Арно и терпеливо ждал ответа. — Почему Унд не взял Оставленную с собой? — повторил слова, принадлежавшие Валентину, Арно. Рокэ торопливо подошёл и схватился за плечо Арно, пристально вглядываясь в его глаза. — Что ты сказал? Нет... откуда это? Ты не мог так сказать сам. Это... Валентин? — Не знаю, — озадаченный подобным вниманием к себе Арно попытался высвободиться из стальной хватки Алвы. — Решение или подсказка? — Вывести из равновесия Райнштайнера не могло ничто. И он, похоже, тоже не сомневался, что озвученные Арно слова принадлежали Валентину. — Полагаю, стоит пустить ему кровь и отправить за грань, — оживился Марсель, обшаривая пояс в поисках кинжала. — Этим займусь я. Арно этого не умеет и не сможет вернуться, если заберётся... слишком далеко. — По виду Ли всем было ясно, что спорить с ним не стоило. — Ты уверен? — Рокэ слабо улыбнулся. — Арно я ему не отдам, — твёрдо пообещал Ли. Арно отдал себя сам, и для этого ему не потребовалось разрешение старшего брата. И не потребуется никогда. Только ненависть может ждать долго, только ненависть станет песней. Синей песней, рожденной болью, сердцем моря, горечью соли, только ненависть станет песней, ожиданием тоже станет на рассвете из сна и стали, на заре в предчувствии молний, только ненависть может помнить… Ненависть уже поднимается из глубин, как песня и буря.