Die Wände kommen näher, die Luft wird langsam dünn. Ich suche in mir selber verzweifelt nach dem Sinn. Стены сжимаются, Всё труднее дышать. Я сам в себе отчаянно ищу смысл. Eisbrecher — In meinem Raum
Арно впервые ощутил себя Молнией именно с Валентином. В то раннее утро в Васспарде стыло тело Питера в объятиях мозаичного спрута, а Клаусу много вина не понадобилось. С оставшимися бутылками они с Валентином расправлялись, засев в бывшей комнате Джастина. Вина было достаточно, но оно не пьянило. Сказывалось напряжение последних дней или что-то иное, Арно не знал наверняка, но ясно видел, что Валентина вино тоже не берёт. Последняя бутылка доблестно пала в неравном бою, когда перевалило за полдень. Арно немного беспокоился, в очередной раз замечая пристальный взгляд Валентина. Пару раз даже рискнул спросить, всё ли хорошо. Валентин ничего не ответил — или не услышал вопросы, или посчитал, что ответ не требуется, или просто потому, что Зараза. Отставив пустой бокал, Арно неохотно поднялся, пробормотал, что хоть немного поспит перед дорогой, и направился к двери. Даже успел распахнуть её, но прохладные пальцы Валентина сомкнулись на его запястье. Арно ни слова сказать не успел, а его уже прижали к проклятой двери и поцеловали. Прежде Арно целовали девушки. Не раз и не два. И те поцелуи не имели ничего общего с поцелуем Валентина, где требовательность сплеталась с отчаянием и желанием, а на жёстких губах отчётливо ощущалась сухость обветренной кожи. Арно на миг почувствовал себя молнией, расколовшей тёмное небо на неравные части, а потом стал прахом и пеплом. У праха и пепла есть лишь память о блаженстве, и той памятью они счастливы. Арно помнил, как Валентин отступил на шаг, внимательно глядя на него. Помнил, как выпалил что-то вроде дурацкого «извини», хотя с чего бы ему извиняться за чужой поступок, и выскользнул за дверь. Куда и как его несло после по коридорам, через залы и анфилады, лестницы и кошки знает что ещё, Арно ни за что в жизни бы не вспомнил. Но одним из самых ясных ощущений оставалось блаженство. Ну и ошеломление, конечно, потому что Валентин разбудил в нём Молнию. Арно казалось, если он коснётся чего-нибудь, от него во все стороны искры разлетятся. Прежде Арно не видел в молниях никакого смысла. Старая байка, давно протухшая, как те россказни о Раканах, Гальтарах и Абвениях. Для Арно это было лишь слово. Шкурка из привычных звуков, пустая внутри, как пресловутая «честь» Людей Чести. Впервые слово обрело смысл, который стал частью Арно. Словно недостающий кусочек мозаики вернулся на законное место. Мимолётная вспышка, лёгкий намёк, но Арно чувствовал, что это правильно. И что можно увидеть больше, если вспыхнуть ярче. Если Арно захотел бы, конечно. По дороге в Гирке Валентин вёл себя так, словно ничего особенного не случилось. Нет, он не притворялся. Взгляд его был прямым и твёрдым, и он не собирался отрекаться от сделанного. Он продемонстрировал свои намерения и ждал, что решит Арно. Для Валентина всё было предельно просто. А Арно полагал, что уж он-то всегда был в ладу с собственными чувствами. Жизнь показала, что его «в ладу» стоит... ну, пусть не совсем ничего, но как-то маловато. В пути Арно старательно перечислял про себя всё, что его в Валентине раздражало и злило с мгновения их первой встречи в Лаик. Даже придумал парочку несуществующих недостатков и лишь тогда в полной мере осознал, что вовсе не раздражение и не злость это были. После Лаик стоило лишь кому-нибудь вспомнить о Приддах, и Арно мог часами говорить о Валентине: какой он гнусный, надменный, подлый, двуличный и вообще... Наверное, он выглядел со стороны ужасно глупо, как и после, когда встретил Валентина вновь, и когда Жермон Ариго прямо и безжалостно пристыдил Арно. Как именно Арно выглядел тогда в глазах Валентина... Об этом даже думать не хотелось. Стыдно же. Встретившая их в Гирке мать решила порассуждать о происхождении Валентина. После вывода, что Вальтер был вообще не Придд, а Борн, Валентин на глазах заледенел, ускользнув в собственные глубины и не намереваясь всплывать. — Может быть, вам стоит сегодня выпить? — между делом обронила мать, когда Валентин ушёл. В первое мгновение Арно захотелось возразить. Если в прошлый раз дело кончилось поцелуем, то чего же теперь ждать? Выдохнув, Арно взял себя в руки. В конце концов, не один Валентин виноват. Ничто не мешало Арно в прошлый раз высказаться, даже резко. Ну или врезать в нос или глаз. Да хотя бы спросить, что это было и следует ли ждать подобных выходок в будущем. Последнее сначала позабавило, а потом — перехватило дыхание. Расколотое молнией небо, резкий и чистый запах, прах и пепел, жгучие искры в крови... Слуги перестали шнырять по коридорам, погасив напоследок лишние светильники и свечи. Арно прислушался к тишине, плотнее запахнулся в плащ, осторожно приоткрыл тяжёлую дверь и направился к короткой лестнице. Он беззвучно крался, прячась в тенях, до самой двери в комнаты, занятые Валентином. Постучал едва слышно, скорее, даже поскрёбся. Решил, что если Валентин не услышит и не откроет, он просто развернётся и пойдёт обратно. Своего рода знак... Дверь распахнулась раньше, чем Арно успел от неё отступить. Валентин окинул Арно слегка задумчивым взглядом и шагнул в сторону, позволяя войти. Приглашением Арно воспользовался, зашёл в хорошо натопленную комнату, развернулся, и как только Валентин запер дверь, сбросил плащ. В первый раз Арно увидел у Валентина такой взгляд, в котором волна ошеломления в одно мгновение сменилась вспышкой желания. Смотрелось потрясающе на контрасте с совершенно спокойным и невозмутимым лицом. Да Арно бы в жизни не догадался, что самое увлекательное занятие в мире — соблазнять Спрута, если б не эта глупая выходка. О гайифских утехах Арно имел смутное представление, но если и за пределами Гайифы некоторым это нравилось, значит, проявить любопытство можно — это не смертельно. Попытка не пытка. Если бы не понравилось, Валентин бы понял. По этой причине Арно решил подготовиться. С его точки зрения. Валентин не смеялся. И не хохотал. Даже не улыбнулся. Он смотрел и не сводил с обнажённого Арно глаз. А Арно будто наяву чувствовал всё, что с ним проделывал в мыслях Валентин. Ещё он знал, что Валентин не сможет отказаться, потому и протянул руку, ломая истончившийся лёд. Искушая. Леворукий, Арно даже не представлял, каким это может стать сладким удовольствием — соблазнять Валентина. Жермон называл Валентина и Ойгена двумя айсбергами и на трезвую голову не мог слушать их беседы. Может, Ойген и был айсбергом, но для Арно Валентин был вулканом под шапкой изо льда. Папа маме не изменял, но в нем нет огня, как и в этом твоем Валентине, а в тебе есть… Гизелла ошибалась. Она не могла увидеть Валентина по-настоящему, потому что Валентин позволял это немногим. Арно обожал волновать вулкан, заставлять лёд мало-помалу таять, трескаться, ломаться, а после ждать, когда хлынет раскалённая лава. Так приятно иногда осознавать, что непроницаемый для всех прочих человек умеет страстно и бешено чувствовать. Впрочем, Арно бури не пугали. Тем более такие бури, которые позволяли ему самому сверкать и сгорать в блаженстве. И когда Арно почувствовал внутри себя пальцы Валентина, он узнал, что молния может жить гораздо дольше, чем одно мгновение. Было ещё кое-что, что казалось Арно необъяснимым и странным. Чуткость пальцев Валентина. Ему доставало всего одного касания, чтобы понять, нравится оно Арно или нет, причиняет неудобство, боль или наоборот вызывает восторг. Валентин с лёгкостью читал касаниями всё, что Арно чувствовал. И ему не потребовалось много времени, чтобы узнать о теле Арно всё и даже немножко больше. Спрут и есть, Леворукий его побери... Они потом многое сказали друг другу — времени до рассвета хватало, а вот сна не было ни в одном глазу. Арно чувствовал себя пеплом в объятиях Валентина, а Валентин смотрел на него как грешник из Заката на Рассветные Сады. — Неужели ты хоть чуточку не ревнуешь? — Спросить об этом Арно рискнул уже при новом дворе. Нестерпимо хотелось узнать ответ. Спокойствие Валентина, его невозмутимость и непроницаемость могли убивать людей пачками. И когда Давенпорт заявил, что было бы неплохо, если б все вокруг походили на Валентина, Арно захотелось повеситься. Потому что больше одного человека с морской водой в жилах вместо крови — и человечество вымрет, не переживёт такого холодного безразличия по отношению к ближним. Арно страдал под натиском придворных дам, а бесчувственный Валентин и ухом не вёл. Спасать, к слову, тоже не торопился. Он внял лишь взгляду, полному отчаянной мольбы, тогда только подошёл с виртуозно изобретённым поводом и увёл Арно от девиц подальше. — Нет. Я не особенно умею. — Поймав удивлённый взгляд Арно, Валентин соизволил пояснить: — Мы оба знаем, что такой, как я, один-единственный. Другого просто нет. Если тебе нужен именно я, куда ты денешься? А если тебе нравится лишь часть меня, то что бы я ни делал, ты уйдёшь, встретив кого-то, в ком тебе будет нравиться большее, чем во мне. Вот поэтому ревновать глупо и бессмысленно. — Да уж... — У Арно слов не было ни тогда, ни после. Оставалось отчаянно заявить: — Тогда ревновать буду я. — Попытайся. — Валентин чуть приподнял уголок рта в незнакомой Арно до этого усмешке, хищной и несколько пугающей. — Собираешься опять развлечься за мой счёт? — Если ты не против. Зар-раза! Этим Арно и занимался именно сейчас. Ревновал и пытался догнать идущих впереди Валентина и черноволосую женщину. Под ногами и по сторонам клубился дурацкий туман, из-за которого Арно уже несколько раз едва не оступился и шею себе не свернул. Валентин и странная дама продолжали идти по видимой лишь им тропке. Иногда Арно видел, как двигались губы Валентина, но не слышал ни звука. Он пытался звать, и его голос увязал в тумане, словно в паутине. Или же начинал шуметь водопад, и тогда звать было бесполезно. Вскоре Валентин и его спутница остановились. Она что-то спросила, Валентин небрежно кивнул. По чётко очерченным губам скользнула слабая полуулыбка. Женщина осторожно тронула кончиками пальцев скулы Валентина, заставила немного наклониться, привстала на носочки и на миг прижалась губами к его лбу. Она медленно уходила после в туман, а Валентин смотрел ей вслед. Арно из последних сил помчался к Валентину, пока и его не окутало с головой проклятым туманом. Внезапно споткнулся о какой-то булыжник, едва устоял на ногах, обрёл равновесие и снова рванул вперёд. И вдруг налетел на Валентина, почему-то оказавшегося ближе, чем казалось всего миг назад. С разбега. Наверное, они должны были упасть, но, как ни странно, Валентин даже не пошатнулся. Обхватил руками Арно за пояс, удержал. Он слегка хмурился, разглядывая Арно, и молчал. Для верности Арно сам вцепился в Валентина обеими руками сразу, прижался плотнее. Ощущения утверждали, что Валентин вполне материален и Вальтазару пока не уподобился. — Кляча твоя несусветная! Хоть ты объясни что-нибудь. Я ни кошки не понимаю. Когда я тебя услышал, ну, про Оставленную, они заставляли меня пускать себе кровь и искать тебя. Ли возражал, но ты говорил только со мной, и они не понимают, почему ты только со мной... — Арно перевёл дух, выдохнул, вдохнул и постарался говорить ровнее и спокойнее, как и требовал обычно Валентин. — Насколько я понял, Ли провёл ритуал по призыву Зверя Раканов. К тебе он послал кого-то, чтобы заплатить не собственной жизнью, а твоей. Что-то получилось, а что-то нет. Рокэ говорил про старый герб Приддов. Говорил, что тобой заплатить не вышло бы всё равно. Арно сглотнул, поднял голову и всмотрелся в спокойное лицо. Знакомое и вовсе не пугающее. Валентин ничем на Зверя не походил. Пока что. — Это правда, что ты... ты... — Ты знаешь, где ты? При тихих низких звуках такого родного голоса немного полегчало. — Всё равно, пока тут ты. Валентин медленно покачал головой. — Чем дольше ты здесь пробудешь, тем больше вероятность, что тебя заметят. Уйти на Рубеж не так уж плохо, но цена слишком высока. — Если я смогу видеть тебя всегда... — Зверю не место на Рубеже. Ты забудешь обо мне. Обо всём. Они возьмут твою память, но не сожаления. И ты даже не сможешь вспомнить, о чём именно сожалеешь. Это проклятие, а не благо. У нас мало времени. Арно, — Валентин отпустил его, чтобы через миг коснуться ладонью затылка, притянуть к себе и прижаться лбом ко лбу Арно. — Слушай внимательно. Это важно. И постарайся запомнить всё в точности. Готов? Ни кошки Арно готов не был, конечно же, но придвинулся к Валентину ещё ближе. — Зверь давно не слышит зов Раканов. Проклятие Ринальди лишило их права призыва. Зверь — это средоточие стихий, источник силы тех, кого мы называли Повелителями. И Зверь слышит стихии, когда те зовут. Прежде слышал и Раканов, потому что в них заключены были Четыре силы. Скажи ему, Арно, что Алва никогда не были потомками Ринальди. И скажи... ...он мой брат по крови, так будет же он проклят этой самой кровью и моей невиновностью до последнего своего потомка. Пусть его последнее отродье четырежды пройдёт то, что по его милости прохожу я. Ему будет хуже, чем мне, ведь на нём повиснут беды и подлости всех его предков... Невиновные будут платить за виновных и не расплатятся. Да падут эти проклятья на душу Эридани Ракана, где б она ни была, на души его потомков и души всех его сообщников. ...скажи ему, что история об оставленной Гальтаре — одна большая ложь. Слабость любой большой лжи — её ключевая деталь. Стоит понять, что с ней не так, и ложь раскрошится, обнажив истину. Он знает истину, просто не понимает, что уже видел её. И он должен жить, потому что она уже умерла. Он будет жить, если снова не встретит её. Один из них всегда будет умирать, а второй — жить долго. Круг можно разорвать, если не повторять прошлых ошибок. — Валентин... — Арно не выдержал. — Как я запомню этот бред? Мне же это снится, да? — Нет. Арно, постарайся запомнить — прямота мне сейчас недоступна. Первое, как я сказал, Алва никогда не были потомками Ринальди. Второе. Зверь не может остановиться сам. Никогда. И остановить Зверя придётся вам, так или иначе. Есть три способа остановить Зверя до дня расплаты и один — после. — Какой первый? — Арно с надеждой смотрел в светлые до прозрачности глаза, наполненные серебристыми отблесками. — Тебе он не подойдёт. — Губы Валентина тронул намёк на слабую усмешку. — Если до дня, когда будет стребована оплата, убить призвавшего, Зверь уснёт. — Ли? Убить Ли? — Призвавший связан с призванным, Арно. Умрёт до срока один, умрёт и другой. Зверь уснёт, — терпеливо объяснил Валентин. — Но Ли... — Арно осёкся, осознав сказанное Валентином полностью. — Если до срока убить Ли, ты тоже умрёшь? Валентин не ответил. — Так, это нам точно не подходит. Второй способ? Валентин медленно провёл кончиком большого пальца по собственной шее и неожиданно улыбнулся по-настоящему. Он редко это делал. — Наоборот, Арно. Если ты сейчас убьёшь меня до срока, Зверь уснёт. Но твой брат умрёт тоже. Арно зажмурился, честно пытаясь не вспылить. Второй способ ничем от первого не отличался, на его взгляд. Какая, к Леворукому, разница, кого убивать первым, если умрут всё равно оба хоть так, хоть эдак? — А третий? — Ничего сказать не могу, прости. Мне не дано узнать его. Даже если ты узнаешь и громко скажешь мне на ухо, я не смогу разобрать ни слова. Ищите в старых легендах. Но если найти не успеете, выбора не останется. Помни, Зверь сам не остановится. — Если мы не найдём способ остановить Зверя до срока, — медленно повторил Арно, — то как тогда? — Призвавший заплатит, жертва усмирит. Все ответы уже есть, нужно лишь увидеть их. — Разрубленный Змей, да у меня голова скорее взорвётся... — взмолился Арно, совершенно не уверенный, что сможет связно рассказать весь этот бред хоть кому-нибудь. — Почему ты сам не скажешь Рокэ или Ли? — Один проклят, второй отмечен. Здесь им лучше со мной не встречаться. Если я убью твоего брата до дня расплаты... — Валентин пожал плечами. — Она не хочет, чтобы я разрушил то, что уже сплетено. Она попросила. — Вновь такой холодный взгляд, словно они встретились впервые и друг друга не знают. — Ты... ты ненавидишь Ли? — Это бессмысленно. Он призвал. Его больше нет. Он ещё дышит, но уже мёртв. Всякий раз они надеются, что смогут обмануть, и считают себя умнее всех, но их надежды напрасны. Арно колебался, не зная, верить словам Валентина или нет. Он не чуял лжи, но и как будто вся правда не прозвучала. — Арно, ты запомнил? Все ответы уже есть. Надо их просто увидеть, если все вы хотите, чтобы всё это закончилось более или менее хорошо. — Валентин, у нас там от Талига одни горы, считай, остались. Ничего себе, «более или менее хорошо»... — А могли и не остаться. Будет хуже. — Да знаю я, что утешать ты ни кошки не умеешь, кляча твоя... — Тебе пора. Не бойся, ты не умрёшь. — Валентин неожиданно обнял его и шепнул на ухо: — Прости... будет больно. Арно задохнулся, ощущая, как лезвие кинжала входит всё глубже под лопатку. Кажется, он закричал от обжигающей боли, что растекалась по всему телу вместе с кровью, бегущей по жилам. В уголках глаз стало влажно, и Арно подскочил, чтобы тут же свалиться на доски со спутанными покрывалом ногами. Его трясло от прохлады и сырости, за тонкой стенкой громко ругались разбуженные моряки и недовольно ворчал на дриксен Добряк Юхан. Пронзительно скрипнув, распахнулась дверь. По глазам полоснуло нестерпимо ярким светом. — Леворукий тебя побери! Ни царапины, а орал так, будто режут! — Арно узнал бы Вальдеса по голосу хоть в самом Закате. — Вас бы так резали... — Арно с трудом вскарабкался на лежанку и неловко сел. Не удержался, завёл руку за спину и попытался ощупать место, куда Валентин вонзил кинжал. Ни раны, ни крови. Ну хоть в этом правду сказал — никто не умер. — Что случилось-то? Кошмар? — Вроде того. — Арно поправил покрывало и неохотно признался. — Валентин. — Та-ак... — Вальдес оставил фонарь на полу, присел на край ящика, из-за чего Арно передёрнуло, подбросил и поймал в ладонь изумруд. — Эй, принесите набор для бумагомарательства! Райнштайнер велел всё записывать, а то потом не вспомнишь. — Ещё и записывать! — возмутился Арно, не имевший ни малейшего желания корпеть над бумагой до самого рассвета. — Лионель говорил, надо приставить охрану и не выпускать, пока не закончишь. Кормить тоже не будем. Ну и воды, само собой, не дадим. — Вальдес бесцеремонно похлопал ладонью по крышке ящика. — Надо тебе почаще ночевать с ледяным принцем. Вдруг снова приснится? Арно едва усмирил желание запустить в Вальдеса тяжёлым сапогом. Не из-за этих слов и не потому, что Вальдес — это Вальдес. Из-за Валентина, который всё ещё был в том самом ящике и выглядел как статуя из покрытого инеем мрамора.***
В полузатопленный Хексберг прибыли к исходу третьего дня. Арно мечтал обнять сушу, которая не качалась под ногами, а потом прикорнуть в каком-нибудь тихом и довольно сухом уголке. В обнимку с ящиком, разумеется. Создатель отменил чудеса на ближайший год, поэтому Арно пришлось распрощаться с мечтами и брести следом за крепкими матросами, тащившими длинный ящик в «адмиралтейство». Прежде этот дом занимало представительство купцов из Ардоры, но времена изменились. Арно рассеянно кивал в ответ на рассказ Вальдеса, что он шёл вместе с Альмейдой, который взял на борт регента, Ли и остальную компанию. Вальдес после свернул, чтобы догнать «Хитрого селезня» и проводить в Хексберг, а Альмейда двинулся дальше. Высадив регента и его сопровождение в Хексберг, адмирал ушёл в патруль на север вдоль берега. На всякий случай. Дриксы не покушались ни на что — своих забот хватало, но осторожность лишней не бывает. Добряк Юхан что-то недовольно проворчал, достал любимую флягу с ненаглядными «цыпочками» и протянул Арно. — Сударь, вам не помешает. Чую, беседа будет долгой и муторной. Арно тихо поблагодарил и сделал осторожный глоток. Можжевеловая у Юхана была на редкость забористой и кусачей. — Я вообще могу снаружи подождать, — приняв флягу обратно, буркнул Юхан куда-то в сторону Вальдеса. — Регент настаивает на вашем присутствии, господин Клюгкатер, — сверкнул широкой улыбкой Вальдес. Юхан фыркнул и отвернулся с гордым видом, словно заслуженный морской кот. — Если вы устали... — Прохлаждаться на борту чужого корыта, пока мой «Селезень» плёлся в кильватере? — показал разом сорок зубов Юхан. — Вот ещё. А как ваши девочки? Всё не возвращаются? Вальдес помрачнел — уел его дрикс. С тех пор, как на борт «Астэры» подняли ящик с Валентином, ведьмы сгинули без следа. Юхану ведьмы были без надобности — он чуял воду, течения и даже запахи. И глубину определял всего лишь по оттенку водной глади. Ящик затащили в просторный зал и хотели поставить у дальней стены возле лавок. — Откройте. Арно обернулся и увидел входивших в зал Рокэ, Ли, Робера Эпинэ, Валме и Райнштайнера. Глупо было надеяться, что они оставят в покое Валентина. Арно отчаянно искал достаточно убедительные доводы, чтобы избавиться от всей компании хотя бы до утра. На ум ничего не приходило, а крышку ящика уже подняли. — Разрубленный Змей, ничего не понимаю, — честно признался Робер. Он хотя бы не полез к ящику вплотную. — Иней. — Марсель озадаченно приподнял брови и уставился на Рокэ с немым вопросом в глазах. Ли подался вперёд и вытянул руку, но Рокэ ухватил его за запястье. — Не стоит рисковать понапрасну. С рукой от тебя больше толку, чем без руки. Ли помедлил, но всё же кивнул, и когда Рокэ разжал пальцы, отошёл в сторону. Сам Рокэ, впрочем, сделал именно то, что намеревался сделать Ли: склонился над ящиком, вытянул руку и прикоснулся к щеке Валентина. Долго он не продержался и отшатнулся от Валентина точно так же, как сам Арно несколько дней назад. — Нужно сдвинуть лавки. Застелите чем-нибудь, — принялся отрывисто распоряжаться Рокэ. — Теперь доставайте его. Осторожнее... Один из матросов зашипел от боли. Второй додумался обмотать руки плащом, хотя это помогло лишь на время. Нелегко им пришлось. За прикосновения к Валентину приходилось платить болью от обжигающего холода. В конце концов, Валентина удобно устроили на укрытых покрывалами лавках. Несмотря на близость печки, всего за пару минут покрывала, лавки и часть стены заиндевели. Барон Райнштайнер бесцеремонно потеснил Рокэ, подошёл поближе к сдвинутым лавкам и опустился на колено. Он с настороженным вниманием всматривался в лицо Валентина, после тоже прикоснулся к щеке пальцами, но почти сразу отнял пальцы от покрытой инеем кожи. Растёр между подушечками прозрачные капли, кивнул собственным мыслям и поднялся. — Это называют в старых трактатах по алхимии пятым состоянием воды, если я не ошибаюсь. — По-моему, это просто статуя из мрамора, — возразил из-за плеча Рокэ Марсель. — Если стукнуть чем-нибудь, расколется на куски. — Отнюдь. — Райнштайнер устремил на Марселя холодный взгляд. — Разбить на куски не получится. Пересказывать содержание трактата я считаю бесполезной тратой времени, но пятое состояние воды известно ещё и как «совершенный материал», который даже времени не по зубам. — Получится или нет, не столь важно. — Ли остановился рядом с устроившимся на столе Вальдесом. — Клинок оборвёт любую жизнь и в любом состоянии... С глухим звуком в столешницу врезался тяжёлый охотничий нож. Ещё немного — и вонзиться он вполне мог в чью-нибудь грудь. Райнштайнер слегка поклонился и повёл рукой в сторону сдвинутых лавок, где лежал Валентин. — Прошу. Арно схватился за край стола и начал медленно подниматься, отказываясь верить собственным ушам и глазам. Но Ли вполне хватило и этих мгновений, чтобы с усилием выдернуть нож из столешницы, торопливо подойти к Валентину и занести руку. Вместо окрика с губ Арно слетел глухой хрип. В груди всё оборвалось и провалилось как будто в бездонную яму. И его хрип слился с вибрирующим хрустальным звоном. Сверкнуло золотой россыпью. Ли шипел и тихо ругался, сжимая левой рукой правое запястье. У его ног о доски пола одна за другой разбивались тёмные капли, расплывались, сливались друг с другом. Марсель протянул Рокэ шейный платок, тот поблагодарил кивком, стёр кровь, выступившую из пореза на запястье, и взялся за Ли. На пол с глухим стуком упала рукоять ножа, из которой торчал обломок широкого лезвия. Райнштайнер небрежно смахнул большим пальцем кровь со скулы. Тонкий порез закровил вновь. — Я правильно понимаю, что необходимые доказательства получили все желающие? Вода в своём пятом состоянии неуязвима. Хотя нож жаль, конечно. Он мне нравился. — Ойген, я тебе подарю другой, — пообещал Рокэ, аккуратно перевязывая иссечённую обломками лезвия кисть Ли. — На первый взгляд всё не так плохо. Впрочем, с левой ты управляешься не хуже. Арно медленно опустился на место, опёрся локтями о столешницу и прикрыл лицо ладонями. Он с ног валился от усталости, но ведь не настолько же он вымотался, чтобы всякое мерещилось... Неужели он в самом деле видел, как лезвие разбилось, едва коснувшись Валентина? Нет, даже не разбилось. Оно как будто взорвалось само по себе. — Где записи? — Ровный голос Райнштайнера даже мертвеца вынудил бы подняться из могилы и встать по стойке смирно, а Арно мертвецом ещё не был. Он сел прямо и проследил, как Вальдес достал исписанные листы и вручил Райнштайнеру, пока все остальные рассаживались так, как им было удобно. Робер забрал стул к печке и спрятался ото всех в густой тени. Марсель придвинулся ближе к Рокэ — они оказались практически во главе стола вдвоём. Добряк Юхан предпочёл держаться поближе к Арно и забравшемуся на стол Вальдесу. Райнштайнер торчал как раз напротив Арно. Ли, помедлив, занял место на другом конце стола — напротив Рокэ и Марселя. И подальше от всех остальных, включая Арно. — Дивная диспозиция, — оценил Вальдес получившуюся картину с высоты своего положения. Райнштайнер невозмутимо принялся изучать сделанные Арно записи. Пока он читал, остальные молчали, иногда поглядывая с настороженностью в сторону Валентина. Белый узор на стене медленно, но верно разрастался. Тихий шелест бумаги убаюкивал. Арно едва-едва держался, так сильно хотелось закрыть глаза и хоть минуту подремать. У Валентина не получалось спать на ходу в седле, а у Арно — на борту корабля. — Алва никогда не были потомками Ринальди, — торжественно нарушил тишину Райнштайнер. — Я полагаю, все присутствующие знают историю об исходе из Гальтары в общих чертах? — История достаточно известная, но в происхождении моих предков не может быть сомнений. — Рокэ устремил на Райнштайнера внимательный взгляд. — Герцог Придд счёл нужным сообщить виконту Сэ, что предшествующее исходу — одна большая ложь. Слабость этой лжи — её ключевая деталь. У кого-нибудь имеются предположения на сей счёт? — Смотря о чём речь. — Ли разглядывал руку, перевязанную шейным платком Марселя. — Ложь — это история о вырвавшихся из подземелий Тварях? Или история Ринальди? — Второе, — сверившись с записями Арно, подсказал Райнштайнер. — Придд упомянул, что проклятие Ринальди лишило Раканов права призыва Зверя. Проклятие существует, а если оно существует, означать это может лишь одно. — Ринальди был невиновен, — тихо проговорил Рокэ, не сводя глаз с листов в руках Райнштайнера. — Однако Беатриса Борраска прошла испытание. Она, несомненно, носила ребёнка Ракана. — Ключевая деталь. — Марсель побарабанил пальцами по столешнице. — Женщина! Не будь Беатрисы, ничего не случилось бы. — Женщина. Большая ложь... Добряк Юхан неловко поёрзал, кашлянул и медленно начал, покосившись на Арно: — Я не очень хорошо знаю эту историю. У нас рассказывают её по-другому. Но одна вещь мне всегда казалась странной. Видите ли, на картинах в Эйнрехте, которые продавал один мой знакомец, я видел Беатрису. Непотребство непотребством, конечно, но и эта картина, и картина с этой вашей Октавией, а ещё покойной королевой Катариной... Их рисовали как будто с одной женщины. Так вот, я к тому, что Ринальди такие женщины никогда не нравились. Прошу прощения, но в одной нашей песенке пелось, что Ринальди называл Беатрису... гм... тёркой. — Юхан немного смущённо умолк. В таверне он смутиться и не подумал бы. — Он говорит правду, — совершенно внезапно отозвался от печки Робер. Вид у него был сразу и потерянный, и отсутствующий. — Ринальди нравились женщины, похожие на Марианну. Беатриса его не интересовала. И он считал её не слишком умной, мягко говоря. — Господин Клюгкатер, — вкрадчивым голосом поинтересовался Марсель, — стали бы вы тратить время, силы и деньги на женщину, которая вам не только не нравится, но и неинтересна? — Ещё чего. Я похож на дурака? — Вот именно. — Райнштайнер кивнул. — Но мы имеем женщину, обвинившую брата анакса в преступлении. И мы имеем доказательство, которое видели многие горожане. Дитя Беатрисы было Раканом по крови. — Эрнани не сделал бы этого, даже будь Беатриса к нему расположена, — продолжил Ли вместо Райнштайнера. — Вариант остаётся лишь один. Эридани. Если вспомнить нелепую смерть Анэсти и предположить, что Эридани подвинул себя в очереди... Ринальди не интересовала власть, но он был ярким и заметным. И не был калекой, как Эрнани. Тот, кто ради власти убил хотя бы раз, станет подозревать угрозу везде. И, насколько я помню, Беатриса была как раз во вкусе Эридани. Борраска постоянно воевал, часто отсутствовал, поэтому связь Беатрисы с Эридани не удивляет. Однако эту связь приходилось скрывать, потому что Эридани отчаянно нуждался в мече и навыках Лорио Борраски. Маловероятно, что Беатриса не соблюдала меры предосторожности. Думаю, Эридани использовал её, чтобы вдоволь насладиться прелестями, а потом обвинить Ринальди в том, чего тот не делал. Смотрите, это просто. Разыграть похищение, объявить об исчезновении Беатрисы, а тем временем держать её в одном из столичных домов и навещать в любое время, не опасаясь, что их поймают. Если послушные слуги были заодно с хозяином, то устроить так, чтобы Беатриса понесла, было не так сложно. Женщина в отчаянии — скоро вернётся муж, а у неё живот и соврать про сроки не выйдет, и Эридани предлагает ей обвинить во всём Ринальди. Формально она будет чиста перед супругом, ведь её принудили силой. Ничего не подозревающий Ринальди останется до испытания и не сбежит, потому что точно знает, что Беатрисы он не касался, а значит, её ребёнок Раканом быть не может. Но именно Раканом он и оказался. — Потому что был ребёнком Эридани. — Лицо Рокэ казалось застывшим и напоминало маску. — В проклятии сказано так: последний потомок «...четырежды пройдёт то, что по его милости прохожу я. Ему будет хуже, чем мне, ведь на нём повиснут беды и подлости всех его предков... Невиновные будут платить за виновных и не расплатятся». — Райнштайнер отложил бумаги и велел: — Вспоминайте. — Ринальди предала любовница за деньги, — тихо проронил у печки Робер. Он как будто смотрел сквозь Рокэ и видел там нечто, доступное лишь ему. — Один. Его предал анакс. Два. Постановочный суд с обвинительным приговором. Три. Подземелья Гальтары с Тварями, из которых нельзя было выйти, как считалось. Четыре. — Рокэ... — Ли побледнел, ухватившись за край стола левой рукой. — Девица Карси, Фердинанд, суд и... — Дыра, — мрачным тоном завершил Марсель. — А что там дальше быть должно? Про невиновных... — Полагаю, мы сейчас как раз в пятом акте этой пьесы — невиновные платят за виновных и не могут расплатиться. — Беатриса пережила Эридани. — Робер ещё не иссяк. — Октавия пережила Рамиро. Когда они встречали друг друга и узнавали, обретая былые чувства, один из них умирал. В этот раз умерла Катари. Ринальди проклял не только Эридани и его потомков. Он проклял сообщников, а Беатриса была сообщницей, хоть и по собственной глупости. — Рокэ, боюсь, тебе следует кардинально пересмотреть свои вкусы в отношении женщин. Хотя ещё безопаснее будет перейти на мужчин, — с участливыми нотками в голосе посоветовал Марсель. Добрая душа. Слышал его Рокэ или нет, Арно не взялся бы сказать наверняка. Внезапно со своего места поднялся Юхан. — Прошу меня простить, но я не должен здесь быть. Вряд ли я ещё могу быть чем-то полезен. Извините. Добряк Юхан несколько поспешнее, чем следовало бы, убрался из зала. Вальдес поймал в ладонь перстень с изумрудом, соскользнул со стола и криво улыбнулся. — Полагаю себя тоже лишним. В ваших дебрях я мало смыслю и смыслить не желаю. Доброй ночи. — И Вальдес убрался следом за дриксом. — Ро, тебе там не одиноко? — Всё хорошо. — Робер вновь выглядел невыспавшимся и измотанным, зато он больше не смотрел в видимые лишь ему дали за призрачной завесой. — Это всё, что сообщил Валентин? Или есть что-то ещё? — Рокэ откинулся на спинку стула и вздохнул. Марсель тоже вздохнул и посмотрел на Райнштайнера с укором.***
Юхан сражался с флягой уже несколько минут. Руки тряслись так, словно ему пару дней назад сто лет стукнуло, не меньше. Под ногами бесшумно промелькнула длинная тень в пятнах света от факелов. Флягу у Юхана бесцеремонно отобрали, открыли и вернули. Юхан поблагодарил за помощь коротким кивком и сделал добрый глоток можжевеловой. Немного полегчало, хотя руки всё ещё тряслись. — Что случилось? — тихо спросил Вальдес, вскинув голову и уставившись на низкие тучи в тёмном небе. — А ведь что-то точно случилось. — А сам чего ушёл? — мрачно ответил вопросом на вопрос Юхан. — Полагаю, потому же, что и ты. — Вальдес опять отобрал флягу и тоже угостился. — У тебя руки трясутся. — Я заметил. Второй раз в жизни. Хорошо, хоть у тебя не трясутся, а то остались бы без можжевеловой. — Юхан ничего интересного в небе не видел, но вот шёпот волн звучал ближе и успокаивал. — Да у меня тоже тряслись. Отпустило немного, как убрался оттуда. Ума не приложу, что это было. Юхан вздохнул и посмотрел себе под ноги. Две тени дрожали и слегка изгибались в пятнах света. Сказать или нет? — Он захотел, чтобы мы ушли. Другого объяснения у меня нет. — Молодой Придд? Ты уверен? — В голосе Вальдеса звучало откровенное сомнение. — Ну сбежали же твои ведьмы, а они покрепче нас будут. Кажется, дождь закончился... Погода меняется. Что скажешь? Вальдес скосил на него шалые глаза и улыбнулся. — Ты заметил, что теперь льёт не так, как поначалу? Перерывы чаще. И тучи нависают не так низко, хотя солнца по-прежнему не видно. — Думаешь, дожди скоро совсем закончатся? — засомневался уже Юхан. — Как ни странно, но теперь мне страшно, что дождь может прекратиться. Хотел бы я знать почему.***
— Все ответы у нас есть, надо лишь правильно смотреть, чтобы их увидеть... Валентин предупредил, что Зверь сам не остановится. — Райнштайнер обстоятельно рассказал о двух способах остановить Зверя до дня расплаты. — Об этом стоит помнить. На крайний случай. Мы потеряем Лионеля и Валентина, но Зверь уснёт. — Слишком просто, тебе не кажется? — Рокэ коротко взглянул на Ли и едва заметно усмехнулся. Но ответил ему Райнштайнер. — Не в сравнении с ценой. О третьем способе Валентин ничего не знает и знать не может. Это знание Зверю недоступно. Он посоветовал поискать в старых легендах. — Увы, библиотеки теперь на дне морском, — хмуро отозвался Ли и попробовал пошевелить пальцами правой руки. Поморщился с досадой. — У нас нет времени на это. — О времени мы ничего не знаем, — невозмутимо поправил Райнштайнер. — И мне не кажется, что Валентин вот прямо сейчас станет Зверем. — По-моему, мы слишком уж буквально понимаем это, — вмешался Марсель. — Рокэ не так давно излагал теорию о бусинах и ожерельях. Вы же не думаете, что подобное Зверю создание сунули в каждый из миров? А вдруг ему что плохое приснится, проснётся вот так вдруг — и поминай как тот мир звали. Я бы не стал так неосмотрительно поступать. И если этот Зверь так сильно всех пугал, значит, это действительно что-то жуткое и страшное. И очень сильное. Умнее всего держать такую штуку где-нибудь подальше, а при надобности просто приводить куда надо, глядя на дорожные указатели. Наш указатель вон там морозится, как мне кажется. — Марсель махнул в сторону Валентина. — Как там про Излом было и маяки, а? Так вот, Придд — маяк Зверя. — Нет, дорожный указатель и маяк — это Лионель, — поправил Райнштайнер. — Он звал, и к нему идут. С Валентином всё сложнее. — Зверю нужна связь с миром, в который он придёт. А если Валентин и есть та самая связь? Или Валентин, как один из дома Волн, получил частицу Зверя, и через эту частицу Зверь способен воплотиться здесь... — Ли порывисто поднялся, прошёлся к печке и обратно к столу. — Это всё больше походит на бессмысленное гадание. Нам нужно хоть от чего-то отталкиваться. Ладно, допустим, Зверь явится, разверзнет врата в Закат, море смоет скверну и всех, кому не очень повезло, а потом? Кто спросит плату с меня? — Зверь, наверное, — пожал плечами Марсель. — Раз уж его звали, ему и спрашивать. — Хорошо. Спросит. Я заплачу. Дальше что? Сам Зверь не остановится, так? И что вы будете делать после моей кончины? — Не думаю, что Зверя можно остановить оружием. — Нельзя. Нет такого оружия, которое смогло бы ранить его, — долетело от печки. — Внемлите гласу, — хмыкнул Марсель. — Отбиться не выйдет. И как тогда его остановить? — Зверь должен уснуть, — пробормотал Арно. — Надо сделать так, чтобы он уснул. Он спит, пока его не зовут. Или пока не случается что-то очень плохое... — Рокэ, тебе не кажется, что Ро стал заразным? — Эти двое — Молнии. Это нормально. — И что тут нормального, если оба пялятся в никуда, не моргают даже и несут всякий бред? — Я просто засыпаю на ходу, — честно признался Арно. — Со мной такое только тогда случается, когда я долго не спал и устал сильно. Честно. — В таком случае предлагаю продолжить беседу завтра, — решил за всех Райнштайнер, размеренно складывая записи Арно и собственные в нужном ему порядке. — Виконт Сэ, вам лучше спать здесь. На тот случай, если герцог Придд сочтёт необходимым поведать нам ещё что-нибудь. Господа, давайте не будем мешать виконту. — Разумеется. — Ли поднялся со стула. — Я распоряжусь насчёт ужина и одеял. Арно промолчал. Ужинать он не хотел — на это сил не было. А вот парочка сухих и тёплых одеял... Едва дождавшись, когда все уберутся к кошкам, Арно устало направился к лавкам. Опустился на колени, сложил руки на краю и устремил взгляд на чеканный профиль. Через минуту неохотно осмотрел мундир на груди. Ни следа от попытки Ли пронзить грудь ножом. Рукоять с обломком лезвия всё так же валялась на полу в шаге от Арно. Теперь на ней тоже сверкал иней, золотясь в отблесках огня, весело плясавшего в печке. Инеем накрыло и подсохший кровавый узор на досках. Разумом Арно понимал, что грядут неприятности. И большие. С провиантом всё хуже, влага и сырость наступают со всех сторон, доставать сухое топливо для огня всё труднее. В Хексберг люди привыкли к дарам моря, но чем дальше к югу, тем сложнее людям питаться только лишь рыбой и водорослями. Лошадей и другой домашний скот приходилось постепенно забивать. Вода поднималась, затапливая пастбища и поля. Самые отчаянные ещё пытались выращивать привычные овощи, но обилие влаги губило большую часть урожая. Никто теперь не знал, стоит ли вообще полагаться на календарь; лето сейчас, осень или уже зима? Арно не помнил, когда последний раз видел на небе солнце. Разум всё осознавал и понимал, а сердцу было наплевать. Сердце Арно окутывал сейчас иней. Ещё немного — вмёрзнет в лёд. Мысль пустить себе кровь посещала Арно всё чаще. Он хотел снова туда, где Валентин говорил с ним, прижимал к себе и смотрел ему в глаза. Даже если Валентин снова вонзит в него кинжал, да пусть и парочку кинжалов, — всё равно. Не так уж и больно было. Намного больнее было осознавать, что Ли собирался Валентина убить, не смог, но сделал ещё хуже. И чувствовал себя самым виноватым почему-то Арно. Прошлая встреча получилась неожиданной, у Арно из головы вылетело всё, кроме Валентина. Теперь же страшно было представить, как он будет смотреть Валентину в глаза. Намного страшнее, чем тонущий под водой привычный мир, бесконечный дождь, грядущий Зверь, день расплаты и вполне возможный конец всему. Но страх не убивал надежду. Арно боялся и страстно хотел снова увидеть Валентина. Или чтобы Валентин очнулся и вернулся в нормальное для живых состояние. Да, Арно сильнее всего желал именно этого. Чтобы Валентин сейчас был здесь, с ним, такой же, как прежде. И тогда любой исход принять было бы легче. Даже если бы остался всего один день существования Кэртианы, этот день запомнился бы ему как самый счастливый. Арно покосился на меч, который никому так и не удалось забрать из рук Валентина. Странно, что Рокэ и Райнштайнер так ничего о мече и не сказали. Пару раз посмотрели и всё. Но ведь он такой необычный: форма клинка, длина, форма и длина рукояти, а ещё... Арно наклонился, пытаясь получше рассмотреть слегка выпуклый узор на серебристой глади навершия. Когда-то оружие украшали драгоценными камнями, но не это. Рукоять просто сделали с округлым утолщением на конце, и вот там... Что-то вроде обвившейся вокруг утолщения змеи? Рассмотреть в деталях не получалось, потому что меч у Валентина не забрать, а пальцы правой руки закрывали часть узора. Как Арно переключился с рукояти на пальцы, он и сам не понял. Медленно наклонился ещё ниже и осторожно прикоснулся губами. Иней от его дыхания неохотно таял, оставался на губах прохладными каплями. Не удержавшись, Арно облизнул губы. На вкус вода походила на родниковую. К счастью, дверь в зал открывалась отнюдь не бесшумно, поэтому Арно успел выпрямиться. Оборачиваться не стал — это принесли ужин и обещанные покрывала, конечно же. — Оставьте где-нибудь и уходите. В тишине особенно противно скрипнули ножки стула по доскам пола. Арно обернулся и помрачнел, глядя, как Ли устраивается на стуле верхом и складывает руки поверх спинки. — Можешь не притворяться. Если бы не Излом, тебя следовало бы прикончить сразу после Фабианова дня. Ты же рос у меня на глазах. Неужели ты решил, что сможешь меня обмануть? — Не понимаю, что... — Перестань. — Ли смотрел прямо ему в лицо и недовольно хмурился. — Стоило тебе услышать «Придд», ты сразу взрывался, как бочонок с порохом, и начинал рассказывать четырежды четыре раза, как непозволительно Придд вёл себя в Лаик и смел не замечать даже отпрыска дома Савиньяк. — Я говорил о нём только гадости и... — Если бы ты сам себя слышал, давно бы понял то, что сразу стало ясно и мне, и Эмилю. Если бы это была просто влюблённость, вдруг ударившая молния, а Придда прикончили бы в Олларии, можно было бы считать это ерундой. Но тут другое. К сожалению. Твоя влюблённость с одержимостью пополам, а это не исправить. Если Молния в сговоре с Волной... — И ты убил бы меня не в Излом только из-за Валентина? — Нет. Не в нём дело. — В чести семьи? — Арно поднялся, глядя на Ли с мрачной решимостью. — Не волнуйся, я прекрасно помню, кто я, из какой семьи и каков мой долг. Как и Валентин. Женюсь на ком скажешь. Двух или трёх наследников будет достаточно? Это будет трудно, но я постараюсь. Взамен я хочу две вещи. Первая — никогда не смей лезть в мою личную жизнь, какой бы она ни была. Вторая — если ты каким-то чудом останешься жив, поклянёшься кровью, что даже в мыслях никогда больше не пожелаешь причинить зла Валентину. Ли опустил подбородок на скрещенные поверх спинки стула запястья и усмехнулся. — Уже торгуешься? — Вовсе нет. И не спрашивай, ненавижу я тебя или нет. Наверное, я бы простил тебе всё, потому что ты позволил мне поехать вместе с Валентином. Мы погибли бы вместе. Неплохо. Но получилось иначе. И если... после... я потеряю его, этого я тебе не прощу. — Ну надо же... — Ли поморщился. Арно на миг показалось, что брату больно, но отнюдь не из-за пострадавшей недавно руки. — Почему, во имя Создателя, почему из всех людей вокруг тебя — именно он? Почему не кто-то другой? — Разве не ты говорил не так давно, что Валентин тебе нравится? — Не в этом качестве. Такой, как он, не имеет права на тебя. Сердца у него нет и никогда не будет, и любить он не научится. Я жалею, что не оказался рядом и не смог это предотвратить. — Такой, как он? — Арно начинал закипать. — Какой? Как ты, Ли? Да, я знаю. Вы похожи. И я очень хорошо тебя знаю. Поверь, Валентин не лучше тебя. Всегда себе на уме, опасный, холодный, слишком умный и часто непонятный. Но скоро он будет намного хуже и куда опаснее, чем ты сейчас. Я знаю. Но вы всё же очень похожи. Вам обоим необходим кто-то рядом. Не для поддержки. Уж Валентин в поддержке не нуждается. Да и ты... Вам необходим кто-то, кто будет всецело вам доверять, но при этом уязвимый перед вами. Кто-то, кто знает, что может в любой миг стать покойником, но, несмотря на это и вопреки здравому смыслу, полагающийся на вас. И даже готовый за вас умереть. Вам нужен тот, кого вы сможете в любой миг разбить, чтобы всю жизнь беречь его и греться о чужое доверие. Ну так кто из нас одержим на самом деле? Ли медленно поднялся, задвинул стул обратно, потом покачал головой. — Ты не понимаешь, Арно. Дело не в твоей оценке — она верна, но ты недооцениваешь ум Валентина. Ты вообще мало понимаешь его. Знаешь ли, гениальные люди — это чудовища среди людей. Их мысли и стремления не имеют ничего общего с мыслями и стремлениями большинства. Они слишком другие. Со временем люди начинают их утомлять. И даже если Валентин не считает тебя глупым, он всё равно понимает, что ты никогда не увидишь мир вокруг себя его глазами. Ты даже его в Лаик не смог увидеть и разглядеть. Рано или поздно он оценит твой предел, и ты окончательно ему наскучишь. Что ты станешь делать тогда? Начнёшь искать другого, который тоже захочет пристроиться к заднице младшего брата графа Сав... Разбитые костяшки заныли не сразу. Арно понадобилось время, чтобы почувствовать боль, и ещё немного, чтобы осознать, что он только что сделал. Ли потёр подбородок левой рукой, выпрямился и безжалостно припечатал: — Так себе удар. Из-за юнцов мне ещё драться не доводилось. Даже в кошмаре мне бы не приснилось, что это будет Придд. — Ли, просто уйди. Пожалуйста, — тихо попросил Арно, стискивая кулаки. — Не хочу ничего слышать. От тебя. И сколько бы пошлостей ты ни вывалил на нас, выглядеть мерзко в итоге будешь лишь ты сам. Я всё понимаю, но я больше не могу. Ты хотел как лучше, да? Но если жертвовать всеми подряд бездумно, однажды останешься в полном одиночестве и даже не заметишь этого. А когда заметишь, ничего уже нельзя будет изменить. И никого нельзя будет вернуть. Ты уже мёртв, Ли. И ты можешь прихватить меня с собой, если хочешь. И тогда здесь не останется больше никого. Пусть будет так. Если ты хочешь именно этого. Они молча смотрели друг на друга. В печке потрескивали догоравшие дрова. Язычок свечи на столе криво затанцевал, отбрасывая причудливые тени на облитую инеем стену. — Подойди, — велел вдруг Ли. — Ну же. Арно с сомнением шагнул к брату. Ли ухватился за его плечо и заставил повернуться к печке и лавкам. — Смотри. Сначала Арно не понял, куда надо смотреть. Просто отметил, что почти вся стена украшена белыми узорами. Иней расползался быстрее, чем они все предполагали. И на полу... Вот тогда Арно и понял, куда ему велел смотреть Ли. Иней был повсюду, но мягкой дугой он огибал то место, где не так давно сидел Арно. — Какая забота. И кто бы мог подумать... — Это странно. — Арно пытался ухватить за хвост ускользающую мысль. — Когда Юхан нашёл Валентина, там было что-то вроде гробницы изо льда. Потом не было ничего такого. Лишь иней на Валентине и внутри ящика. И пока мы добирались сюда, такого тоже не было. Валентин держал иней при себе и не распускал его вот так вот... — Он меняется, — пожал плечами Ли. — После он может не вспомнить ни тебя, ни меня, ни эти места, ничего из прошлого. И даже себя он может забыть. — Зверю нет места на Рубеже. Ему не нужно платить памятью. И он не забудет, — огрызнулся Арно. — Волны никогда не забывают, сам знаешь. Арно сдержался и не поморщился, когда хватка на плече усилилась. Ли слегка тряхнул его, убрал руку с плеча и направился к двери. — Я рад, что оленёнок подрос, — бросил он с порога, так и не оглянувшись. Дверь захлопнулась, и Арно вздохнул с облегчением. На Ли он истратил все оставшиеся силы. Хотелось просто лечь прямо на пол и уснуть. Арно стиснул зубы и добрался до лавок. Иней так и не тронул то место, где он прежде сидел. Устроившись там же, Арно сложил руки на краю лавки, уронил на них голову и позволил себе сомкнуть веки. И ему было всё равно, замёрзнет он в холоде Валентина или нет. Однажды он вложил в руку Валентина свой кинжал, встал перед ним и заставил прижать лезвие к шее. Валентину не требовалось прикладывать усилий, чтобы легко перерезать ему горло. Арно тогда слова не понадобились — Валентин сам всё понял правильно. Это было именно то, чего он хотел, и Арно мог дать ему это. Нет, Арно желал дать ему это. Валентин всё ещё винил мать во всём, что случилось с их семьёй после ареста. Если бы Ангелика сделала то, чего от неё хотел Вальтер, а после — Валентин, они все могли остаться в живых. Упрямство Ангелики дорого обошлось всей их семье. Эта рана всё ещё болела. Поэтому Арно и предложил то, от чего Валентин отказаться не мог. Ну, или мог, просто не захотел. Ты сказал, я услышал.***
Арно ждал, что сны придут, но его ожидания были жестоко обмануты. Меньше всего он желал оказаться вновь в Лаик. И хотя прежде в Лаик был Валентин, тогда он был неприступнее Саграннских гор. Арно опасался даже короткие взгляды бросать в его сторону, хотя и сам не знал, чего именно боялся больше — что кто-то заметит это и решит, что Валентин ему интересен, или что это заметит сам Валентин и кошки знает что о нём подумает. — Унар Арно сейчас покажет нам, где именно проходит Манлиев тракт, — объявил мэтр Шабли. Землеописание, что ли? Арно медленно поднялся и шагнул к карте. Остановился, услышав за спиной тихие смешки. Они зазвучали громче, а потом и вовсе превратились в откровенное унарское ржание. — Унар Арно, простите, но кто оставил вам на память знак своей страсти на столь пикантном месте? — со знакомыми насмешливыми интонациями поинтересовался Эстебан. Арно в один миг осознал, что стоит в двух шагах от карты совершенно голый, и все вокруг глазеют на шрам, заметно выделявшийся в верхней части правой ягодицы. Этот шрам остался у Арно после укуса, и догадаться об этом труда не составляло — следы зубов отчётливо проступали на коже. Арно так и не придумал, как объяснить эту отметину, если её кто-то вдруг увидит. Честно говоря, она навевала исключительно приятные воспоминания. И хотя в своё время было очень больно, та боль казалась сладкой и желанной. — Унар Эстебан, меня хотя бы кусают особы поприятнее, чем сторожевые псы. И не за самые любопытные места. Главное, отвечать уверенно и с любезной улыбкой. Невольные слушатели ни за что не пожелают признаться, что ни разу не слышали подобной истории, а на мгновение растерявшийся Эстебан заставит всех поверить окончательно, что такое точно было. Так и вышло. Арно наконец добрался до карты и собрался показать проклятый Манлиев тракт, но ладонь провалилась сквозь карту и стену, и Арно плюхнулся в укрытую туманом траву. Рядом до боли знакомо шумел водопад. Побарахтавшись в зелени и выпутавшись из каких-то лоз, Арно поднялся и увидел на краю обрыва разглядывающего небо Валентина. Ну неужели! Валентин даже головы не повернул, когда Арно добрался до него, осторожно ступая по камням босыми ногами. — Что ты делаешь? Валентин продолжал разглядывать небо, в котором вот вообще ничего примечательного не было. — Эй! — Арно слегка пихнул Валентина в плечо. — Я не обращаю на тебя внимания в надежде, что ты сам по себе расточишься, — неохотно ответил Валентин, по-прежнему избегая смотреть на Арно. — Тебе надоест. — Ты недооцениваешь моё терпение. Ты знаешь, где ты? — Я помню. Если долго тут пробыть, меня кто-нибудь заметит. Интересно, куда всё-таки делась моя одежда? — Скорее всего, ты уснул раздетым или разделся во сне. — Валентин набросил Арно на плечи свой плащ. — Только перед этим я угодил в Лаик, и надо мной все смеялись из-за отметины на заднице. Да уж, спасибо тебе большое. Валентин смотрел на него с задумчивым видом целую минуту. — Ты хочешь, чтобы я извинился? — Не стоит. Лучше придумай, как мне это объяснять, если кто-то вдруг увидит. — Для начала не следует расхаживать в обществе без одежды. Если никто не видит, то никто и не знает, а зачем объяснять то, о чём не знают? Или ты можешь сказать что угодно. — В глазах Валентина серебряным бликом отразилась улыбка, так и не добравшаяся до губ. — Вряд ли кто-то по следу от зубов сможет понять, чьи именно это были зубы. Даже если ты скажешь, что это укус графини Рокслей, тебе поверят. — И мне точно никто не поверит, если я скажу, что это герцог Придд виноват, — вздохнул Арно. — Именно так. Для всех это совершенно несочетаемые вещи. Пусть так и остаётся. Прости, но тебе нужно уйти. — И больше не приходить, да? — сердито уточнил Арно. — А если я себе вены порежу, я останусь тут надолго? — Нет, ты умрёшь. Просто и без затей. — Валентин положил ладонь на плечо Арно и слегка сжал пальцы, как недавно Ли. — Я не собираюсь оставаться тут дольше необходимого. Будь терпелив. — Ты... Ты вернёшься? Правда, вернёшься? Валентин едва заметно наклонил голову. — Самым лучшим выходом для тебя будет забыть обо мне, оставить меня здесь и отправиться в Бергмарк. Шпрехау и Агмштадт, скорее всего, будут в полном порядке даже через месяц. Ну а после... им точно ничто грозить не будет. — Нет. — Арно, ты боишься, и я понимаю почему. Если ты уйдёшь, никто тебя винить не станет. Тем более я. — Если я уйду, то только с тобой. Пойду куда скажешь. Хоть в Шпрехау, хоть ещё куда. На этом и остановимся. Ты предложил, я отказался. И я не тебя боюсь, а того, что с тобой может случиться. Что дальше? — Скажи им, что чем ближе я буду к Олларии, тем меньше будет ущерб. Но сначала мне нужно к Зинкероне. Куда дальше, узнают уже там. Арно, скажи им это, когда почувствуешь, что так надо. И нас обязательно должен сопровождать «Хитрый селезень». Ещё лучше — добираться до Зинкероне прямо на нём. — Чем тебе «Астэра» не угодила? — С ней всё в порядке. Позже ты сам всё поймёшь. — Кстати, — Арно покосился на Валентина, любуясь его профилем украдкой и скучая по приятной тяжести руки на плече, — что за меч ты с собой таскаешь? Валентин молча повернулся и неторопливо направился в ту сторону, где шумел водопад. — Кляча твоя несусветная! Это какая-то страшная тайна? — Арно зашипел, наступив на острый камешек. — Дорогу обратно ты уже знаешь и сможешь вернуться сам. — Остановиться Валентин и не подумал. Туман вокруг него густел и медленно поднимался всё выше. — Валентин! — Просто немного подожди. Ты и так знаешь, что будет дальше. Не мучай себя понапрасну — оставь это мне. — Зараза... На сей раз Арно проснулся у печки — ему стало жарко. И он совершенно не помнил, как сдвигал стулья, раздевался и укладывался напротив печки, кутаясь в толстое покрывало. Арно зато помнил, что сидел у лавки, где устроили Валентина. Засыпал он, кажется, тоже там. Тогда как же он переместился?***
Завтрак мог бы порадовать, если бы не собравшаяся за столом компания. Единственная приятная особа — Котик, пристроивший голову на коленях у Арно. — ...написано, что Зверя создали Ушедшие, что само по себе сомнительно, — неумолимо рассуждал Райнштайнер, накладывая себе в тарелку кусочки рыбы, обёрнутые водорослями. Затем он оставил на свободном месте клок бумаги с жутковатым изображением герба Раканов. Чтоб всем было видно. — Это порождение больного воображения отбивает аппетит, — вздохнул Марсель, с сомнением разглядывая водоросли в собственной тарелке. — Сразу ясно, что такая тварь попросту не выживет, — согласился Ли, ограничившийся бокалом вина. На завтрак. — Пропорции, количество конечностей... Это какое-то... — ...уродство? — подсказал Арно, расправившись с очередным куском рыбы. Всё в порядке с аппетитом было, похоже, только у него, Райнштайнера и Котика. — Да, спасибо. Больше всего это похоже на примитивную стилизацию четырёх сил Ушедших, а не на Зверя. Ещё можно предположить, что рядом со Зверем никому выжить не удалось, а те, кто выжил, находились слишком далеко, чтобы что-то рассмотреть. — Поэтому у нас есть уродское изображение не пойми чего и нет ни одного, отражающего истину, — кивнул Рокэ, прихватив из миски горсть сине-чёрных ягод. Арно задумчиво покосился на миску. Смородина. К сожалению, я её не люблю. Если бы Валентин завтракал с ними, сейчас его порция ягод незаметно бы перекочевала к Арно, который совершенно ничего против смородины не имел. Это, наверное, было бы так же, как после... Эмиль и Франческа. Арно решительно взялся за рыбу, запретив себе вспоминать. Не сейчас. Сейчас не до этого. — Ойген, ты полагаешь, что Зверь был раньше Ушедших? — Рокэ задумчиво придвинул миску со смородиной к себе поближе. — Именно так. Уверенности, что Зверь изначальнее Изначальных Тварей, у меня нет. Если мы допустим, что Зверя всё же создали, я бы поставил на Создателя. Единственное, что не вызывает сомнений, — это упоминание всех четырёх сил, а значит, Зверь мог использовать любую из них или все четыре сразу. — Я уже говорил, что Придды менялись два Круга браслетами со множеством семей, — напомнил Марсель, не рискнувший попробовать водоросли на вкус. — Это отчасти может объяснить, почему именно Валентин. Ещё Волны, конечно. И если варитские россказни хоть немного правдивы — и восстанет Зверь из глубин. Кто же тут лучше подходит, если не Валентин? — Ему не пришлось бы восставать, если бы обошлось без Зова. Ли выдержал пристальный взгляд Рокэ и пожал плечами. — Когда море вновь обрушилось на Агарис, а затем и на Паону, куда сразу стало незачем ехать, мне пришлось думать, как исправлять уже случившееся. Иного выхода я не нашёл. Сейчас я считаю так же. Ты ценнее, чем Придд и я. Арно крепче сжал пальцами нож, которым отчаянно пытался аккуратно резать рыбу, а не кромсать. — Дело твоё, но я считаю иначе. Обмен тонкими улыбками только сильнее разозлил, и Арно вновь уткнулся взглядом в тарелку. Котик удобнее устроил голову у него на коленях и шумно вздохнул. Арно был с ним полностью согласен. — Я тут спросить хочу. — Марсель отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. — Сущая безделица, право. Один, буквально маленький и коротенький вопрос. Мне даже как-то неудобно... — Вопрос мы услышим к ужину? — Ли всё же не смог скрыть раздражение и досаду полностью. — Ну раз можно прямо сейчас... — просиял улыбкой Марсель. — Где Валентин раздобыл вон тот странный меч? — Почему странный? — Рокэ слегка приподнял бровь. — Палаш обычный. — Сабля... — Заговоривший почти одновременно с Рокэ Робер осёкся. — Тяжёлый двуручник. — Райнштайнер не собирался стесняться и запинаться. — Прошу прощения, но лично я не вижу ничего из перечисленного, — пожал плечами Марсель. — Я вообще ни кошки не вижу, — хмыкнул Ли. — Кто же из нас в здравом уме? — А что вы видите? — с интересом спросил Арно у Марселя. — Поскольку я понятия не имею, как это называется... Никогда не видел такого меча раньше. — Длина рукояти... — осторожно начал Арно и умолк. — Это даже не двуручный меч, а кошки знает что такое. Там четыре ладони можно разместить. И клинок извилистый. — Точно. Если мы видим одно и то же, значит, мы в порядке? — порадовался Арно и с сочувствием посмотрел на остальных. — Сходить с ума проще наедине с собой, — не стал спорить Райнштайнер. — Массовые помешательства случаются гораздо реже, хотя этот Излом предрасположен именно к массовости подобного явления. Арно обменялся с Марселем обеспокоенными взглядами. Их былая уверенность стремительно улетучивалась. — Значит, что-то не так с нами, а не с вами? Если бы Котик мог говорить, мы бы спросили, что видит он. Ему-то скверна нипочём. — Арно, ты видел этот меч за гранью, когда говорил с Валентином? — внезапно спросил Рокэ. — Нет. Там из оружия у него был только фамильный кинжал Волн. — Ты считаешь, что по ту сторону меч примет подлинную форму? — Райнштайнер отодвинул пустую тарелку и вытер губы салфеткой. Взглянув в сторону неподвижного Валентина, распустившего иней на ползала, он едва заметно нахмурился. — Если нам лгут глаза, стоило бы проверить... на ощупь? — Опасно, — не согласился Рокэ. — Если не видишь, что хватаешь, можно и без рук остаться. Или без пальцев, что тоже не слишком приятно. Арно сделал глубокий вдох, высвободил колени из собачьего плена и поднялся из-за стола. Не обращая внимания ни на что вокруг, он двинулся к Валентину. Протянул руку и коснулся длинных пальцев поверх рукояти. Аккуратно повёл вдоль клинка, оценивая на ощупь длину. Под подушечками ледяной металл струился гладью ровно столько, сколько Арно видел. Он осмелился с осторожностью провести ногтем по заточенной стороне, чтобы убедиться в существовании изгибов. Убедился, но всё-таки порезался. Безотчётно сунул палец в рот, лизнул ранку кончиком языка. Резким рывком его заставили выпустить палец изо рта. Рокэ смотрел на Арно с недовольством. — Ты забыл, что Спруты и дракон ядовиты? Арно непонимающе моргнул. Меч же блестел даже, какой там яд? — Виконту Сэ надлежит должным образом воспитывать выдержку и трезвую осмотрительность, — вынес приговор Райнштайнер, устремив на Арно холодный взгляд. Наверное, так полагалось Леворукому смотреть на тех, кому одна дорога — в Закат. Благодаря Валентину, Арно попривык к Ужасу Виндблуме, хотя ни за что не пошёл бы против Ульриха-Бертольда в одиночку, только барон Райнштайнер, точнее, заинтересованный в нём и его воспитании барон Райнштайнер, пугал Арно куда больше. Если рядом с Ульрихом-Бертольдом Арно мог притвориться павшим в битве и отделаться малой кровью, то от Райнштайнера предпочёл бы удрать. Стремглав. И даже недостойно сверкая пятками. И стараясь не думать, что Валентин не так уж сильно от барона отличается. Яблоко от яблони, кошки их... — Всё-таки палаш. — Рокэ, наклонив голову к плечу, с тщанием разглядывал меч в руках Валентина. — Да он же ему до пяток достаёт! — возмутился Арно. — Ну вот! Помня о порезе, Арно коснулся пальцем лезвия у самого острия, чтобы остальные могли получить представление о длине меча. — Арно, ты можешь нарисовать, что именно видишь? Ещё бы он не мог! Он нарисовал им меч под чутким руководством Марселя, который видел то же самое. Марсель лишь слегка подправил рисунок на свой вкус. — Немного похоже на фламберг, но рукоять не подходит, как и соотношение длины клинка к длине рукояти, — оценив результат совместного творчества, подытожил Райнштайнер. Тут же нарисовал меч, что видел сам. И впрямь вышел обычный бергерский двуручник. Такими любили до сих пор помахать в своё удовольствие «медоеды Шпрехау» и даже Ульрих-Бертольд. Следующим изображал собственное видение Робер. Выглядел он заметно лучше, чем накануне, и у него получилась вполне узнаваемая тяжёлая алатская сабля. Рокэ рисовал последним. Ну, палаш. Ничего особенного. Осталось получить рисунок от Ли. Почувствовав на себе выжидающие взгляды, Ли отвлёкся от разглядывания вина в бокале и покачал головой. — Я в самом деле ничего не вижу, к сожалению. — Возможно, дело в призыве и возникшей между Лионелем и Валентином связи, — предположил Райнштайнер. — Нам необходим ещё один взгляд. Лучше два, но под рукой только вице-адмирал. Чарльз Давенпорт, к сожалению, остался в Аффентале. — А господин Юхан? — Пусть и он посмотрит, — благосклонно согласился Рокэ. Всё равно о завтраке все уже забыли. Райнштайнер отправил дежурившего за дверью теньента за моряками. Привели их быстро, хотя оба — и Вальдес, и Добряк Юхан — выглядели так, словно их всю дорогу на верёвке тащили. — Ротгер, взгляни на оружие Валентина и нарисуй, что видишь, — сразу перешел к делу Рокэ, обойдясь даже без приветствия. — Господин Клюгкатер, вас я попрошу о том же. Озадаченно переглянувшись, Вальдес и Юхан дружно уставились на Валентина. Им или надоело удивляться, или не хотелось торчать под крышей, так что требуемое они выполнили, не теряя времени попусту. И оба, не спрашивая дозволения, вместе убрались из зала. На рисунке Юхана красовалась менее аккуратная копия видения Райнштайнера, а вот Вальдес намалевал короткую и лёгкую саблю с широким клинком и странно массивной рукояткой. Собрав рисунки, Райнштайнер неторопливо разложил их на столе в линию. Немного поразмыслив, передвинул свой рисунок и Юхана, придавил сверху бокалом с вином. — Это Волна. Двуручник. — На рисунок Робера он поставил резную фигурку со свечой. — Молния. Художества Рокэ в компании с раканьим гербом оказались справа. На рисунке Вальдеса Райнштайнер небрежно дорисовал спираль Ветра. Творчество Арно и Марселя вызвало у Райнштайнера затруднение. Он просто смотрел и ничего не делал, замерев на месте. — Марсель, ты и раньше подозревался в страшном. Боюсь, теперь будешь подозреваться вдвойне, — не обрадовал Марселя Рокэ. — А Арно у нас сам по себе сомнительный. — Это ещё почему? — обиделся Арно. — Потому что я не увидел саблю, хотя должен был видеть то же, что герцог Эпинэ? — Вот именно. И в этом изрядная вина вашей с Ли матушки, юноша. Стоит ли предположить, что смешение сил позволяет увидеть больше? — Если исходить из известных нам фактов и верить, что Зверь соединяет в себе все силы, это не лишено смысла, — согласился Райнштайнер, сдвинув лист с совместным творчеством так, чтобы тот оказался между Волной и Молнией. — Рисунок Скал, впрочем, нам не помешал бы. Лионель? Ли поднялся из-за стола и повторил то, что сделал вчера Райнштайнер — вогнал в столешницу кинжал левой рукой. — Есть способ намного проще, чем разгадывать головоломки. Достаточно перерезать мне или Придду горло, и всё закончится. С ним сейчас это не выйдет, зато со мной — легко. Лучше вам с ним согласиться, Арно. Он прав — это самый простой способ. Скверну смыло не до конца, но её теперь гораздо меньше. Будет трудно, однако вам вполне по силам совладать с последствиями такого масштаба. Цена за спасение соразмерна. «Тебе надо, вот сам им об этом и скажи, кляча твоя несусветная! Мне этот способ не подходит».