Reich mir die Hand, mein Leben, nenn mir den Preis, Ich schenk' dir gestern, heut’ und morgen, Dann schließt sich der Kreis. Kein Weg zurück, das weiße Licht rückt näher, Stück für Stück. Will mich ergeben, muss ich denn sterben, um zu leben? Дай мне руку, жизнь моя, скажи, чего мне это будет стоить, И я подарю тебе вчера, сегодня и завтра - Замкнётся круг тогда. Нет пути назад, а яркий свет всё ближе и ближе. Мне надо сдаться? Неужели мне надо умереть, чтобы жить? Eisbrecher - Out of the Dark
Юхан подмигнул «цыпочкам», убрал флягу с глаз и стукнул в запертую дверь. Уверенности, что в такую рань важные господа ему откроют, не было. Может, всё ещё спят, но тянуть дольше нельзя. Юхану ничто не мешало поднять паруса и уйти, никому ничего не сказав. Какая, к крабьей тёще, разница? Он не подданный Талига, сам себе хозяин, а что мотался по фрошерским делам, так то из собственного интереса. И не надо, господа селёдки, хитрые рыбьи рожи корчить. У хорошего торговца своих интересов всегда выше мачты. Дверь открыли-таки. Столичный хлыщ, что таскал с собой варастийского пса. Даже с встрёпанными волосами и в небрежно застёгнутой рубахе он умудрялся выглядеть самым настоящим пройдохой, отиравшимся при дворе. — Где горит? — Виконт Валме зевнул, прикрыв рот ладонью. — Везде, — буркнул Юхан. — Поговорить надо с господином регентом. — Прямо сейчас? — Валме широко раскрыл глаза, насквозь фальшиво изобразив ужас. К этому Юхан уже попривык, так что молча кивнул. — Заходите, господин Клюгкатер. Пёс где-то гулял сам по себе, а регент сидел за столом с разложенными картами — военными и морскими. Он рассеянно поприветствовал незваного и раннего гостя и вновь уткнулся в карты. — Рассказывайте. — Тут такое дело... — Юхан вздохнул, но раз уж решил, куда деваться... Вряд ли ему поверят, конечно, но попытаться стоит. — К исходу ночи, уже завтра, может, к утру, а самое позднее — к полудню, будет ещё волна. Вода поднимется выше. Оставаться здесь нельзя. — Юхан подошёл к столу, выбрал карту поближе и уткнул палец в точку. — Мы здесь. К западу горы. Эти. Так себе горы. Может и так стать, что после этой волны затопит даже их. Но уйти ещё куда-то уже не успеть. Я бы предложил вам уходить на южный склон и подниматься повыше, но не к самым вершинам, пока волна не уйдёт. Только придётся всем быть наготове. Если вода поднимется быстро, надо будет уходить вверх по склону. Ваши говорили, что вода дальше Аконы пока не прошла. Ну так теперь пройдёт. Если до Олларии не дойдёт, потом волны придут ещё. И будут приходить снова, пока не доберутся до цели. Надо возвращаться вам в Аффенталь, но вода дойдёт и туда. Ноймар и Бергмарк безопаснее. — Насколько вы уверены в своих словах? — Пронзительная синь пристального взгляда и уверенное выражение на красивом лице. Пожалуй, этот и в поющих устриц поверит, если те вдруг и впрямь запоют. — Настолько, что я ухожу. Сейчас. Мой «Селезень» мне дорог, если останусь, корабль потеряю. — И куда пойдёте? — К Аконе, куда ж ещё? Выбора нет. В шторм у берега кораблю делать нечего, если только капитан смерти не ищет. Я на пьянку к господам селёдкам пока не спешу, могу и повременить, если удача будет. Волна пойдёт к Аконе и дальше, это точно. На открытой воде шансы выжить неплохи, но у берега их просто нет. Волна пойдёт на юг, сметая всё на пути. На гребень не взобраться, значит, надо идти с волной. Потом она отхлынет обратно. Не вся, но те, кому не повезёт оказаться на пути, это прочувствуют перед смертью. — Добраться до Аконы вам не успеть, даже если волна придёт только завтра в полдень. — Так мне и не надо. Если б успел, это ж тоже ничего хорошего. Главное, подальше от берегов и гор оказаться. А там уж понесет, как понесет. Рулевой я хороший, «Селезня» удержу. Так что, господа, как увидите убирающиеся на юг стаи птиц, так и молитесь. Перед волной будет штиль. Недолго. Но как он случится, так и знайте, что вот-вот разверзнутся врата в Закат. Вода поднимется, это точно. Корабли пригодятся больше, чем сейчас. Если хотите их спасти, пусть их уводят немедленно. До полудня. Только не на север. — Значит, в Марагону? — Иначе никак. Сами слушайте, что ваш адмирал скажет, но я эти воды знаю — всю жизнь проходил у этих берегов. В море соваться нельзя. Плохо там. И не в волнах дело. Дождь зачем-то идёт. Не просто так. И волне не просто так дойти до Олларии надо. В общем, в море только смерть сейчас. Лучше или в горы лезть, или идти с волной так, чтобы она ни обо что вас не расшибла. Хороших моряков у вас хватает. Тех, кто ходил в шторм, тоже. Положитесь на них. Юхан неловко с непривычки поклонился и направился к двери. Всё, что хотел, он уже сказал. — Господин Клюгкатер, если увидите на хвосте «Астэру», не пугайтесь и не прячьтесь. Возможно, на борту будет что-нибудь для вас. Доброго пути. — И вам счастливо оставаться, — проворчал Юхан, закрывая дверь за собой. Поглядев в затянутое тучами рассветное небо, Юхан достал флягу и сделал добрый глоток. Дождь обещался в самое ближайшее время, хвала Создателю. Волны пели всё громче, обещая грядущее торжество. Они ждали. Скучали. Звали окутанного инеем мальчишку, которого Юхан отыскал на свою голову и забрал оттуда, откуда забирать не стоило, наверное. — Никуда не денетесь, — пробормотал Юхан, оглянувшись на вновь запертую дверь. — Ему за какими-то кошками надо в Олларию, и вы сами его туда потащите, если переживёте эту волну. Иначе он вам тут устроит... небо с овчинку покажется.***
Арно понятия не имел, сомневался ли Валентин хоть в чём-нибудь после принятия решения. Иногда казалось, что сомнений для него не существует: ни самого явления, ни слова такого. Похвастать тем же Арно не мог, хотя дома считали, что уж младший-то, любитель побить копытом и взбрыкнуть по поводу и без, лишь бы показать характер, к сомнениям не склонен, поскольку жизнерадостен, временами капризен, упрям, вспыльчив и порой совершенно несносен. Общее семейное мнение Арно удручало, как и частые упрёки Ли по поводу пренебрежения учёбой. До Лаик Арно даже не понимал, что старшему брату не так, ведь он учил, запоминал, выполнял задания и всегда отвечал всё, что менторы спрашивали. Это вот после дошло, что он вовсе не глупый, просто Ли умнее. На примере Валентина в Лаик и дошло. Отпрыски двух печально знаменитых семейств Талига были на заметке у Арамоны и многих менторов. И придирались к обоим поначалу одинаково. Хотя бы пытались. Но юный Придд всегда выглядел безупречно настолько, что и при самом сильном желании прицепиться к нему ни у кого не получалось. И не существовало таких вопросов, на которые он бы не ответил. Безразличие или хлёсткость ответа зависели от характера вопроса. Выражение лица Придда никогда не менялось. Он будто пребывал в безмятежном полусне и ничто не могло его от этого полусна отвлечь, даже утончённые издёвки над теми, кто пытался его растормошить. Очередная безупречная обманка. Правда, Арно понял это далеко не сразу. Унары работали над техникой рисования лица, а моделью был Валентин, благодаря своей классической внешности. Арно тихо злился, пытаясь повторить на белой глади удлинённый овал, хищные линии тёмных бровей, разрез глаз, фамильный нос с лёгкой горбинкой, безупречный подбородок и плотно сжатые губы. Вот тогда-то и вспомнилась наука Ли. А может, Арно раньше просто не замечал и не обращал внимания. Или не смотрел нарочно. Ли часто напоминал, что люди, плотно сжимающие губы, не представляют, как это они хоть что-то не могут держать под контролем. Из таких выходят отличные высшие офицеры, клирики и тираны. Иногда они хотят добиться власти, а иногда власть находит их сама, но из таких вот никогда не выйдет хороших подчинённых — своим начальникам такие приносят только сплошные сложности, а порой и смерть. Валентин Придд никогда не пребывал в безмятежном сне. Он делал вид. Он никогда не лгал, а принуждал других лгать себе самим. Не говоря ни слова, он с лёгкостью заставлял всех вокруг сомневаться в том, что минуту назад казалось правильным. Он вёл себя подобным Ли образом, но тоньше и изощрённее. Арно был удивлён, ошеломлён, против воли восхищён и обозлён. Как этот Придд посмел хоть немного походить на Ли? И даже быть лучше в некоторых вещах? Арно злился, ненавидел и мечтал поставить Придда на место, но не имел ни единой возможности сделать это в стенах Лаик. Придд оставался неприступным, безупречным и таким скользким, что Арно не удавалось придумать причину или повод, чтобы зацепить его. Каким образом Придд умудрился обезоружить даже его, Арно не представлял, несмотря на всю науку старшего брата. Попытки отыграться за всё в фехтовальном зале вопреки ожиданиям провалились тоже. Придд был высоким, но худым, напоминал цаплю. Арно назвал бы его даже тощим. Костлявый, как рыбина. Обучали его фехтованию явно без рвения, свойственного семьям военных. Но и против любого из братьев Катершванц, которым он откровенно проигрывал в силе, а не только в умении, Придд держался вполне достойно. Силу и навыки в таких случаях ему заменяли быстрый ум и выносливость. И Арно узнал на опыте, что означало слово «двужильный». Их всех могли загонять до такой степени, что даже самые крепкие едва стояли на ногах. Колени у них всех заметно тряслись. Сесть, встать, куда-то пойти вот прямо сейчас, повинуясь окрику... Придд вставал и шёл, и выглядел столь же безупречно, как и всегда. И по нему невозможно было сказать, что он устал, выполнив всё то же, что и остальные унары. Арно честно пытался понять, как Придду это удавалось, и не находил ответа, отчего злился ещё больше. Ненависть застила взор и заставляла верить, что Придд смотрит на всех свысока. Война многое меняла в людях и заставляла смотреть на всё иначе. Арно не хотел знать о Приддах ничего, но узнавать приходилось. Думать об этом и делать выводы Арно начал только после сражений, в которых видел Придда, как он действовал и какие решения принимал. Ну а после, в дриксенском плену, у него было предостаточно времени, чтобы осмыслить собственные предрассудки и сложить более или менее достоверную картину из фактов. Арно не понравились сделанные выводы точно так же, как и собственные прежние оценки и поступки. Зато он теперь понимал, почему Валентин напоминал о Ли. И понимал, почему Валентин будет намного хуже. Понимал, почему Валентин при всём холодном безразличии к королеве всё же сочувствовал ей и никогда не осуждал. Потому что их жизни в одном были схожи — оба всегда оставались заложниками. В разных обстоятельствах и с разными условиями, но — одинаково — заложниками собственного положения без права на ошибку. Валентин не был виноват в смерти единственного родного человека, но ему пришлось собственными руками упокоить любимого брата. И пришлось принять как данность, что из-за фамилии он для всех вокруг будет скотиной и предателем просто потому что. Неважно, сделал он подлость или нет, но его всегда обвиняли в том, что сделал и сделал именно он. Сам Арно, кстати, и обвинял, ещё как. Именно в этом. Просто потому что Валентин был Приддом. В Багерлее Валентин попал по той же причине. Потому что Придд. И вышел он оттуда благодаря себе, а не из-за того, что о нём будто бы забыли. Оказалось, что не забыли. Колиньяр приказал убить Валентина, когда удирал с королевскими отпрысками и казной. В том, что приказ не выполнили, была заслуга самого Валентина, пусть он и полагал, что не умеет производить хорошее впечатление и заводить друзей. Правда, из Багерлее Валентин уже вышел с гирей на шее: вся родня, земли, люди — за всё теперь отвечал он. Арно неохотно признавал, что во всём случившемся Валентин тоже виноват не был. Получалось, виноват Валентин был лишь в одном — он выжил, не свалился под обрушившейся на него тяжестью и оказался достаточно сильным, чтобы тащить всё это на себе. На глазах у Арно ноша Валентина становилась всё тяжелее. Все вокруг так и норовили подбросить пару лишних кирпичей, а Валентин молчал и продолжал тащить. На том самом ужине, когда Валентин ловко передвинул вазу со смородиной поближе к Арно, был подкинут ещё десяток кирпичей и вся Марагона в придачу. Арно злился, затыкая себе рот проклятой смородиной, Валентин молча выслушивал, чего от него хотят, а после подтвердил, что всё понял. Арно едва не лопнул от злости, дожидаясь конца ужина. Можно было поговорить с матерью, но она наверняка поддержала бы регента и все решения, принятые Эмилем. К тому же, брачная церемония не располагала к спорам на посторонние темы. — Монсеньор, могу я уточнить кое-что? Рокэ вряд ли ожидал, что Валентин заступит ему дорогу. — Маршал Савиньяк сейчас отсутствует, но правильно ли я понимаю, что в этой кампании он будет действовать с вашего полного одобрения? Арно ни кошки не понимал и чувствовал себя глупо, задержавшись рядом с Рокэ и Валентином. Но удирать было бы ещё глупее. — Именно так. — Рокэ казался несколько удивлённым. Валентин коротко поклонился и церемонно поблагодарил за уделённое время. Арно пришлось задержаться у Эмиля. Ему напомнили о собственном положении, ожиданиях, велели быть осторожнее — с Валентином в том числе, и сказали, что им придётся заночевать в гостевом домике. Лишь последнее порадовало — в гостевом домике им удалось бы остаться наедине, пусть всего лишь до утра, то есть всего несколько часов, но и это было здорово. Когда Арно наконец вышел во внутренний двор, Валентин ждал его рядом с Каном и Соберано под порывами обозлившегося к ночи ветра. Он прижимал ладонь тыльной стороной к лицу. — Что случилось? — забеспокоился Арно. — Ничего, — спокойно отозвался Валентин, оборачиваясь и убирая ладонь. На коже остался смазанный алый след. Арно торопливо обшарил взглядом невозмутимое лицо Валентина. Губы казались яркими, не такими как всегда. Из-за размазавшейся по коже крови. Потом Арно разглядел тёмную полоску. — Морозно и ветрено, — небрежно объяснил Валентин. — Раз ты тут и тебе виднее... Кровь больше не идёт? Арно молчал, поэтому Валентин снова прижал ладонь тыльной стороной к нижней губе, где лопнула обветренная кожа. Взглянув на руку и убедившись, что новой полосы не осталось, Валентин надел перчатку. — Очень больно? — Арно сражался с головокружением, потому что больше всего на свете сейчас хотел обласкать губы Валентина поцелуями и провести по ранке кончиком языка. Будь они совершенно одни, он непременно пошёл бы на поводу у чувств. Невозможность сделать это здесь и сейчас подливала масла в без того полыхающий огонь. — Нет, слегка саднит. Пустяки. Куда ехать? — Я покажу. Эмиль уже распорядился, чтобы там быстро всё подготовили. Хочет, чтобы мы выспались как следует перед дорогой. Как будто нам времени на это хватит... Арно рассчитывал на большее, чем просто сон. Но не выспаться будет глупо. Ему-то это не так важно — он мог и в пути поспать прямо в седле, а вот Валентин — нет. Тем более вся ответственность в пути ложилась вновь на его плечи. Их кони шли рядом. Если бы Арно захотел, мог бы прижаться коленом к колену Валентина. От этой выходки Арно удержал задумчивый вид Валентина. Поразмыслив, он решил пока не трогать хмурое начальство. Доберутся до места, и вот тогда... Добрались быстрее, чем думалось. Слуги уже и дом протопили, и наготовить что-то успели, и комнаты привели в надлежащий вид, даже воды нагрели. Предложение принять ванну Валентин принял без колебаний. Когда ещё представится возможность вдоволь поваляться в горячей воде? Нет, ну мараги-то ради Валентина расшиблись бы в лепёшку, стоило только намекнуть, только он же намекать не будет. Он и ледяной водой умываться будет с таким видом, будто всё в полном порядке. Багерлее? Или осталась привычка после Лаик? Спросить Арно не рискнул ни тогда, когда увидел в первый раз, ни после. — Они сейчас уйдут? — тихо предположил Валентин, осматриваясь в комнате с большой деревянной ванной в дриксенском стиле. Внутри крепились откидные низкие лавки, и ванна была рассчитана на четверых. Водой её наполнили основательно, словно как раз на четверых, а не на двоих. Густой пар поднимался вверх, благоухая лесными травами. На исходе лета слуги собирали какие-то травки и сушили как раз для господских ванн. Арно они нравились больше дорогущих лепестков, которыми могла побаловать себя мама. — Нет. — Арно вздохнул, кивнул румяной служанке и забрал у неё два тёплых халата, после чего запер дверь на засов. — Они уйдут, когда приберут тут после нас. Поужинать мы сможем без слуг. До утра не вернутся. В большом доме сейчас дел навалом. — Жаль, — едва слышно пробормотал Валентин, распуская идеально завязанный узел шейного платка. — Я сам чуть не плачу, но нельзя же их прогнать. И мать заподозрит что-нибудь, если так откровенно нарушить правила. — Арно начал с сапог, стараясь не наблюдать за Валентином. Нет, он не опасался смутить, а опасался, что смутится сам. Валентин, кажется, вообще не беспокоился, одет он или нет. Было ли так же в Лаик? Арно не помнил. Там он с Валентином в купальнях ни разу не сталкивался. Хотя в то время там и смотреть-то было не на что — длинный, нескладный, да и кости все светились, наверное. Арно не удержался и покосился на Валентина — он как раз снимал рубашку. И сейчас худой, но по-другому. Под светлой кожей длинные тугие мышцы походили на скрученные верёвки с узлами. Кости, мышцы и жилы. При свечах иногда выглядело даже жутковато, но Арно завораживала игра света и теней, когда Валентин двигался. Арно это казалось красивым, и ничто не могло убедить его, что это не так. В общем-то, когда они встретились после Лаик, Арно не мог не заметить, что за прошедшее время Валентин изменился: стал ещё выше, раздался в плечах, окреп. И его худоба больше не казалась нескладной, скорее, опасной, словно тонкость и гибкость заточенного клинка. Спохватившись, Арно торопливо дёрнул завязки рубахи. Разделся так быстро, как смог, но Валентин всё равно забрался в ванну первым. Правда, кое о чём всё-таки забыл. Арно тихонько подобрался поближе и поймал кончик фиолетовой бархатной ленты. Валентин ничего не сказал, поэтому приободрённый Арно осторожно ослабил узел, медленно стянул ленту и подхватил короткий светло-каштановый хвост. Сверху некоторые пряди выгорели до бледно-золотистого цвета. Волосы в руке Арно вообще казались разными по окрасу — где-то светлее, где-то темнее, где-то ярче. Напоминало чем-то алатскую осень с её буйством красок. В Лаик Валентин не торчал на солнце, а пропадал в библиотеке, и тогда его волосы казались немного темнее. Впрочем, тёплый блеск остался тем же. И Арно нравилось, как тяжёлые пряди гладким шёлком скользили у него в ладони. Плотные, не мягкие, но и не слишком жёсткие, слегка волнистые. — Если будешь и дальше так стоять, вода остынет, — вернул Арно из Рассвета Валентин. — Не будь таким жестоким. Я себе уже столько всего намечтал... — Вряд ли у нас будет больше часа. Вставать придётся рано. И без двусмысленностей. Большая часть твоих мечтаний, к сожалению, только мечтами и останется. — Ты же знаешь, я не столь обстоятелен и могу радоваться малому. Это ты вечно недоволен, если приходится спешить. — Потому что в таких делах спешки быть не должно, — безапелляционным тоном отрезал Валентин. Вот и попробуй с ним поспорить!.. Ленту Валентина Арно оставил рядом с аккуратно сложенной одеждой, после чего с чистой совестью влез в ванну и немедленно попытался потеснить Валентина. Закономерно окунулся и был изгнан на другую сторону. Нащупав узкий деревянный выступ, Арно уселся поудобнее, откинулся спиной на бортик и вытянул ноги. Разумеется, задел пальцами на ступнях лодыжку Валентина. Из-под полуопущенных тёмных ресниц сверкнуло серебром. Арно унялся от греха подальше, а то ведь мог и снова в воде оказаться с головой. Волны тому виной или нет, но в воде с Валентином связываться не стоило — проигрыш тут был написан большими буквами. Времени и впрямь было немного. Занялись делом. Арно порывался помочь Валентину, но неизменно оказывался сам в положении опекаемого, довольно щурился и улыбался, наслаждаясь уверенными прикосновениями, когда Валентин помогал ему промыть волосы и тёр плечи и спину. Вода из горячей стала блаженно тёплой. Было приятно просто понежиться в ней, пока совсем не остыла. Арно поглядывал искоса на Валентина и распалялся вновь, подмечая усталую задумчивость во взгляде и вспоминая застольные беседы. И всё-таки не выдержал. — Я не понимаю. — Что именно? — Валентин слегка откинул голову и прикрыл глаза. — Ты можешь кому угодно голову заморочить. И ты умеешь отказывать. И вообще, ты вечно творишь что хочешь, извращая приказы. Почему ты ничего не сказал в этот раз? Ты ведь раньше ничего подобного не делал. Могли же они поручить это кому-то ещё. — Мне нужно восстановить корпус. Это взаимосвязано. Одним камнем двух зайцев... — В жизни не поверю, что ты согласился на это ради генеральства. — Нет, конечно. Мне его и не обещали. Это, скорее, из области предположений. Когда численность корпуса будет восстановлена, а люди подготовлены, понадобится генерал. — Тогда почему? Не слишком ли много взвалили на тебя? Хотя нет, всё не так... Я ни кошки не смыслю в том, чем ты занимаешься. Но даже мне ясно, что это уже... Леворукий знает что такое! Тебя в Марагоне любят, конечно, и рады будут помочь, но как-то это... Взваливать на кого-то, кто младше их вдвое, такую ответственность — свинство. Самое настоящее. Ты же мог возразить! Я уверен, что тебе хотелось. Так почему ты промолчал, а не высказался, как ты умеешь? — Арно, ты сейчас серьёзно? — Валентин глаза не открыл, но по его губам скользнула уже знакомая Арно опасная усмешка. — Я всё ещё глава той самой семьи, о которой никто не рвётся говорить хорошо. Придды до сих пор неблагонадёжны, о чём ты уже слышал не раз от герцогини Георгии. Она откровенно подозревает меня во всём, что в силах придумать, а недавняя смерть Питера её подозрения только усилила. У Приддов нет союзников, как помнишь. И власть формально и практически в руках регента. — Валентин выпрямился и соизволил всё же взглянуть на Арно. — Если бы я отвечал только за себя, я бы многое сделал по-другому. И если бы со мной после заставили отвечать некоторых не слишком приятных членов моей семьи, я бы тоже поступал иначе. Большая свита в Закате любому понравится. Но, к сожалению, моё положение таково, что за каждую мою ошибку платить будут все мои родственники и все мои люди, включая тех, кто живёт на моей земле и вспоминает обо мне редко. И винить в своих бедах все они будут меня. Это даже забавно — всё вокруг меняется, но только не моё положение. Регент же поступает мудро. Мы с ним оба знаем, что у меня нет права на ошибку. И кто везёт, на том и возят. Он знает, что выбора у меня нет. Я могу справиться, значит, я справлюсь. Если не справлюсь, меня не жаль, и он ничего не потеряет. И мою казнь всё ещё можно разыграть с выгодой. Всё просто. Арно с трудом усидел на месте. Вцепился в лавку под собой и закусил губу. Думал и вспоминал. И понимал, что прежде попросту не ценил собственного действительно счастливого детства, которое у него было. У Валентина вот не было. Ни счастливого, ни, судя по всему, детства вообще. И до недавнего времени он считал, что Джастина убили по приказу отца. Арно не знал, что чувствовал бы на месте Валентина, когда столь внезапно стал наследником и при таких обстоятельствах. Быть наследником и знать, что в очереди ещё двое есть, так что вполне можно кончить, как Джастин, если оступиться в глазах отца... И положение Валентина, в самом деле, не особо изменилось. Лица другие, а пьеса всё та же. Пожалуй, в Лаик Валентину вряд ли было хуже, чем дома. А может, и лучше. Арно вздрогнул от неожиданного прикосновения к плечу. — Перестань. Для меня в этом нет и никогда не было ничего неожиданного. Если подумать, я всё равно в выигрыше и могу больше, чем раньше. Если я погибну в бою, это сделает репутацию моей семьи хотя бы неоднозначной. Клаус-Максимилиан в качестве главы семьи устроит всех. Он умеет быть обаятельным и располагать людей к себе в отличие от меня. У него будет возможность обрести союзников и получить хотя бы немного свободы. И его уж точно никто ни в чём обвинить не сможет. Его не было в Олларии, он никогда не видел агарисского узурпатора, был слишком мал, чтобы принимать участие в заговорах, и сейчас он под присмотром в Вальдзее. Он безупречен и будет таким же безупречным в качестве главы семьи. Ему будет проще продолжать начатое мной. Если бы ты подумал об этом, пришёл бы к такому же выводу. Арно помотал головой, сбросил ладонь Валентина с плеча и ухватился за его колено. — Не смей говорить об этом! И погибать тоже не смей! У тебя всё равно не получится. — Арно заставил себя улыбнуться. — Я слышал, как твои болтали, что ты заговоренный. — Был. И всё не совсем так. Габриэла говорила, что я не могу умереть, пока сполна не заплачу. Но Габриэлы больше нет, а значит, и платить теперь уже не надо. С другой стороны, меня столько людей до сих пор ненавидит, что даже и не знаю... — Знакомые серебристые искры в серых глазах. Лицо Валентина оставалось спокойным, а губы неподвижными, но в глазах сверкал смех. И Арно будто наяву слышал этот смех: тихий и низкий, как приглушённый гитарный перебор в шуме дождя. Сильнее ухватившись за колено, Арно подался к Валентину, чтобы коснуться губами его губ. Вспомнил о ранке, тронул с осторожностью, провёл медленно кончиком языка. Валентин ловко вывернулся и взялся за бортик. — Если ты уже не хочешь, чтобы слуги поскорее ушли, так и скажи. Но я хочу. Арно разочарованно вздохнул и послушно выбрался из ванны, поймал тёплый стёганый халат. Валентин уже затягивал пояс и убирал со лба влажные волосы, небрежно откидывая их назад. Пошарив в ворохе одежды, Арно нашёл шнурок с подвеской-склянкой, который тут же надел на шею. Валентин видел, но ничего не сказал. Арно был бы рад, если б после недавнего разговора не осталось осадка, но увы. Вспомнилось вдруг, как Валентин сказал однажды, что ему тяжело далось решение не убивать Арно. Тогда Арно даже не придал этим словам особого значения, но теперь... Валентин буквально прямым текстом сказал ему в лицо, что хотел убить его и с трудом отказался от этого намерения. И в свете этого признания положение Валентина выглядело своего рода благословением. Арно попытался представить, что мог бы натворить Валентин, если бы был свободен и никого не тащил за собой, если бы знал, что отвечать за всё будет только он один. Картина выходила пугающая. По-настоящему жуткая. И оставалось благодарить Создателя за милость, потому что в мудрости своей Он не лишил Валентина всей родни и сделал герцогом, обременив ответственностью, которая, как и благородство, была у Валентина в костях и крови. И зная, как часто винили его род в предательстве, Валентин не предал бы своих людей хотя бы из духа противоречия. Потому что... да, именно. Зараза! Ужин ждал их в гостиной. Даже вино поставили на выбор: «Вдовьи Слёзы» и «Проклятую кровь». — Что будешь? — Не люблю «Слёзы», — коротко отозвался Валентин, с придворным изяществом занимая место за столом. Халат и влажные волосы впечатления не портили. Арно отвлёкся на слуг, оставив Валентина в гостиной. Без труда убедил всех, что им нужно всего лишь переночевать в тепле, они всем довольны и встанут рано. Заперев за слугами дверь, Арно вернулся в тёплую комнату и весело объявил: — Нам приготовили спальни, хотя понадобится лишь одна. Ко мне или к тебе? Валентин поставил на стол наполненный «Кровью» бокал и пожал плечами. — Ты знаешь этот дом. Выбери на своё усмотрение. — Жаль, что двери тонкие. — Двери всегда тонкие, — согласился Валентин, поднимаясь из-за стола. Его пальцы скользнули по фигурке оленя, украшавшей спинку стула. Это натолкнуло Арно на мысль, что Валентину непросто отчасти и из-за него. Братья держались с Валентином отстранённо. Вроде бы и принимали его, но не позволяли забыть ни о чём. Валентин отвечал им безупречной вежливостью в любых обстоятельствах. Арно подозревал, что ответы Валентина могли отличаться, но не отличались из-за него. Потому что Эмиль и Ли были братьями Арно, и Валентин помнил об этом. И он помнил об этом даже во время бесед с Арно. Может быть, именно поэтому Валентин не обсуждал братьев, ничего не говорил о их распоряжениях и не давал никаких оценок. Что он думал на самом деле, оставалось тайной. Разбираться в Валентине и пытаться понять его было сложно всегда, хоть и увлекательно для Арно. Но этим он мог заняться и позже. Спальни располагались на втором этаже, туда Арно и повёл Валентина. Выбрал из двух комнат собственную и распахнул дверь. Оказавшись внутри, Валентин первым делом обнаружил, что в двери нет замка. — Прости, это не Васспард. — Так и тянуло расхохотаться, глядя на перебирающего варианты Валентина. Только для Спрута дверь, которую нельзя запереть, могла превратиться в сложную задачу, требующую решения. Впрочем, с вариантами он разобрался быстро и передвинул тяжёлое кресло вплотную к двери. Теперь точно никто не проник бы в комнату. Бросив взгляд в сторону массивного стола-бюро, Валентин кивнул. — Когда-нибудь я подарю тебе какой-нибудь необычный стол, — пообещал Арно. — У тебя к ним прямо-таки страсть. — Не совсем к ним, но буду ждать подарка с нетерпением. Арно аккуратно убрал со стола всё, что там стояло. Прежде он ограничился бы тем, что освободил достаточно места, но теперь знал, что достаточно не бывает. Покончив с делом, Арно оглянулся. Валентин как раз переставил высокий подсвечник ближе к окну и погасил две трети свечей. Оставшейся трети вполне хватало для всего, кроме чтения. — Я правильно понял, что без меня столы тебе не слишком интересны? — По-своему они, несомненно, хороши, — Валентин подправил пламя и слегка повернул голову, — ты, впрочем, тоже. Но сочетание получается... опасным. Уточнять, какого рода опасность Валентин имел в виду, Арно не стал. Вместо этого полез в сундук, притулившийся в углу. Помнится, когда они раньше тут гостили, Арно частенько удирал в рощу. Возвращался порой с боевыми трофеями, и их в сундук как раз и складывали. Всё осталось на месте, включая полосатое покрывало, которое Арно обожал в те времена, когда Лаик казался далёким будущим. Встряхнув покрывало, Арно накрыл им стол и полюбовался на дело рук своих. И Валентин точно не ошибся — стол подходил им идеально. Всего год назад Арно и не подумал бы, что станет использовать стол ещё и по такому назначению. Арно прикрыл глаза, позволив неслышно подкравшемуся Валентину обнять себя со спины. Слабо улыбнулся, когда Валентин кончиком носа потёрся о край уха, а затем тронул губами кожу под мочкой. — Ты уже думал, чем хочешь заняться после всего? Пойдёшь по стопам Эмиля и останешься в армии? Или?.. Арно осторожно повернул голову, чтобы взглянуть на Валентина. Хотел убедиться, что расслышал правильно, и это не шутка. Не то чтобы он не ждал подобного вопроса вовсе, но Валентин спросил, и на сердце потеплело. — Ты же знаешь, я не силён в планировании, тем более столь отдалённого будущего. Но если всё это кончится... Ладно, когда это всё кончится, я хотел бы пойти с экспедицией Вальдеса к Бирюзовым землям. Разумеется, если она всё же состоится. А ты хочешь с нами? — Возможно. Если я смогу себе позволить долгую отлучку. Валентин умел подбирать слова. Арно понял прекрасно всё, что осталось непроизнесённым. Выражать сочувствие тем, кто намеревался с Валентином связаться, он тоже не стал. Некоторые раны лучше не бередить даже полунамёками. — Интересно, это возраст виноват, врождённая горячность или со мной что-то не так? — тихо спросил он, наклонив голову к правому плечу, чтобы Валентину было удобнее касаться губами его шеи и уха. — Я смогу что-нибудь ответить, если ты соизволишь огласить весь вопрос, а не его часть, — почти шёпотом отозвался Валентин, задевая губами обласканное ухо. Тёплый выдох и новое прикосновение, мягкое и осторожное. Валентин как будто принюхивался, пытаясь почуять на коже Арно особый запах. Это волновало до мурашек вдоль позвоночника и дрожи в кончиках пальцев. — Я слишком много думаю о тебе. Нет, не сейчас, а вообще. Хотя и сейчас тоже. И мне хочется постоянно быть ближе. Хочется прикоснуться. Снова и снова. Иногда не помогают и ненужные свидетели. Бывает, что сдерживаться невыносимо. Так будет всегда? Или со временем пройдёт? — Положим, мне хочется того же, хотя горячность мне не свойственна. Но мне нечего тебе ответить. Вряд ли кто-нибудь знает ответ на этот вопрос. — Валентин провёл ладонями по бокам Арно и тронул узел на поясе. — Тебе хочется это изменить? — Нет. Я помню, что ты говорил. Ты говорил, если я не захочу заходить так далеко, ты... — Теперь мне кажется, что я бесстыдно солгал. — Слава Создателю, — выдохнул Арно так искренне, что Валентин рассмеялся, уткнувшись ему в плечо. И Арно не ошибся — смех Валентина был именно таким, каким он представлял его себе. Низким, тихим, мягким, словно приглушённый гитарный перебор в шуме дождя. Арно убил бы кого-нибудь и принёс в жертву, знать бы кому, чтобы Валентин смеялся почаще. Этот смех раздувал из маленькой искры такой пожар, что Арно развернулся в объятиях Валентина, сжал пальцами влажные волосы на затылке, притягивая к себе, и с несдерживаемым больше пылом принялся целовать. Он будто пытался поймать в поцелуи тающую тень недавнего смеха, запомнить навсегда и оставить немного этого смеха себе. Вместе с шумом водопада, шёпотом прибоя и шелестом дождя. Что-то, наверное, пресловутая кровь эориев, отзывалось у Арно внутри, когда Валентин обнимал его за пояс и целовал в ответ. И чем крепче Валентин сжимал его в объятиях, тем сильнее хотелось прижаться к нему как можно ближе. И как нельзя — тоже. Арно мог лишь надеяться, что дело не только в крови. Иначе это было бы обидно. Поскольку с узлом Валентин благополучно расправился, Арно выпутался из халата и позволил ему соскользнуть на пол, им под ноги. Соблазнять Арно предпочитал собой. Всё равно Валентин не умел смотреть на него обнажённого и распалённого спокойно. Тот ещё непрошибаемый зараза, умеющий держать лицо в любых обстоятельствах как никто. Но когда дело касалось Арно, ледяная маска трескалась и крошилась. Шторм в серебристых глазах был лучшей наградой для Арно. В Васспарде Арно однажды неосторожно заявил, что дом слишком уж строг и мрачен, и старый слуга равнодушно ответил, что с точки зрения Приддов такой дом идеально подходил для надлежащего воспитания ужасающе несдержанного и излишне страстного ребёнка, осмеливавшегося спорить с самим герцогом Вальтером Приддом. Арно погрешил на Клауса, ну или Джастина, и едва не полетел с лестницы кубарем, услыхав, что речь шла вообще-то о Валентине. Остальные дети были, оказывается, на фоне Валентина сущими морискиллами. И когда Валентин смотрел на Арно, а в его глазах бушевал шторм из именно что страстей, Арно переставал сомневаться в словах старого слуги. Этот вот Валентин точно мог стащить герцогскую цепь, скормить уткам письма с жалобами, разлить на ступенях парадной лестницы перед приёмом масло и настаивать на собственной непричастности ко всему абсолютно с ледяным спокойствием. И отыгрывать роль Сузы-Музы в Лаик и во дворце. Да чего уж там... Валентин у Арно на глазах толковал приказы как хотел, прикрываясь фиговым листком целесообразности, а на деле же занимался всё тем же. Ведь и правда ничуть не изменился, просто обставлял всё с лоском и изяществом, сохраняя суть прежней. Ариго и Райнштайнер только беспомощно разводили руками после привычного и бесполезного ритуала, заключавшегося в выражении неудовольствия и перечислении упрёков, которые Валентин благополучно пропускал мимо ушей, повторяя про себя недавно выученные кэналлийские слова. На месте Ариго и Райнштайнера Арно давно бы смирился. В конце концов, все бежали от Ульриха-Бертольда как от чумы. Только Валентин мог торчать сутки кряду рядом со старым воителем, больше того — Валентин умел добиваться от Ульриха-Бертольда всего, чего хотел, без особых усилий. Сразу же ясно, что с таким человеком, способным превратить непарного Катершванца в кроткого агнца, связываться — себе дороже. Арно тихо зарычал, в очередной раз запутавшись в узле на халате Валентина. Проклятый «замок спрута» ни в какую не желал поддаваться под настойчивым напором. Этим гадским «замком» Валентин завязывал почти всё, начиная от шейного платка. А ведь вроде не на флоте служит... Валентин несколько раз показывал Арно, как завязывать этот узел, внешне мало отличающийся от обычного, и как легко его развязывать, но в самый нужный миг вся наука вылетала у Арно из головы. Валентин пальцами сжал его подбородок, заставил вскинуть голову и тронул губы мимолётным поцелуем. — Опять забыл? — Он поправил узел и вложил в ладонь Арно нужный кончик пояса. — Просто плавно тяни. Недовольство растаяло между их губами, пока Арно тянул к себе пояс. Узел выскользнул из петли и послушно распустился. С наслаждением Арно провёл ладонью по твёрдым мышцам на животе Валентина и решительно стянул халат совсем, небрежно бросив к своему на пол. Обнял Валентина, нетерпеливо прижался, кончиком носа потёрся о плечо. Голова шла кругом от вспыхнувшего с удвоенной силой желания. Разбираться, где и чьё, и как они переплетаются, не хотелось. Хотелось проживать всё сразу снова и снова. Молния отражалась в волнах, а волны поглощали искры и отправляли молнию обратно в небо рябью из бликов. Небо осыпалось звёздами в море и вновь разбивалось молнией, остановить которую могли лишь волны. Валентин сжал ягодицы Арно ладонями, подхватил и усадил на край стола. Прикрыл глаза, едва Арно запустил пальцы ему в спутанные волосы. Арно снова и снова целовал приоткрытые губы, сильнее сжимая коленями узкие бёдра и не позволяя Валентину отпрянуть. Дыхание учащалось и становилось всё громче. В нём терялся даже отдалённый шум водопада, по которому Арно мог отыскать Валентина при желании в бою, во дворце или в городе. Запрокинув голову, Арно сгорал в жарких поцелуях, которыми Валентин помечал кожу на шее. Чувствовал прикосновения жёстких ладоней на боках. Валентин скользнул пальцами по бедру, сжал на миг левое колено, ещё медленнее и чувственнее провёл ладонью по внутренней стороне бедра — от колена к паху. Арно невольно затаил дыхание, но был жестоко обманут — Валентин плавно сжал пальцами мышцы, когда осталось так немного... Он нарисовал влажную линию языком на шее, сбоку, добрался до самого уха, легонько прикусил мочку, коснулся губами щеки, чтобы после потревожить выдохом уголок рта. Ухватившись за широкие плечи, Арно поймал нижнюю губу Валентина собственными, отпустил на мгновение, чтобы поймать вновь. Сдержать тихий протяжный стон не смог, потому что Валентин крепко стиснул его бёдра и рывком притянул к себе, вжавшись пахом меж раздвинутых ног. Арно чувствовал, насколько твёрдый член Валентина, и собственный чувствовал тоже. — Буду держаться... сколько смогу, — хриплым шёпотом пообещал Арно, касаясь губами подбородка Валентина. Валентин правильно понял, что ни мешать, ни помогать не нужно, и с Арно можно делать всё, что ему захочется. Валентин подхватил шнурок со склянкой-подвеской, который висел у Арно на шее. Зубами потянул пробку. Арно отобрал склянку, чтобы поймать на ладонь капли масла. Пока Валентин закрывал склянку, Арно растирал масло на ладони и между пальцами, а затем обхватил горячий член. Валентин шумно выдохнул и прикусил кожу на плече зубами. Мягко и не до крови, а то он мог... Арно с плавной неспешностью сдвинул ладонь к крупной головке, ещё медленнее провёл от головки к основанию. Потемневший от прилившей крови член заблестел от масла, которое от тепла становилось как будто ещё более жидким и скользким. Арно с наслаждением тронул пальцами отчётливо проступившие вены, вновь обхватил ладонью, сжал чуть крепче. Он таял от частого дыхания, которым обжигало плечо. Валентин неумолимо сжимал пальцами его бёдра всё сильнее, пока Арно так старательно наносил масло, стараясь ничего не упустить. Хотя Валентина было не жалко — он-то точно продержится столько, сколько ему надо. С его-то волей... Хотя себя Арно тоже жалеть не стал. В другое время Валентин потрудился бы продлить его удовольствие, даже цапнул бы так, как не каждая собака смогла бы, при необходимости — было дело, но сейчас у них осталось не так много времени, так что чем быстрее, тем лучше. Ухватившись левой рукой за шею Валентина, Арно медленно отклонился назад, увлекая за собой Валентина. Опустившись спиной на столешницу, укрытую мягкой тканью, улыбнулся. Поймал прямой взгляд Валентина, потом этот взгляд скользнул вниз. Арно всё ещё улыбался и отлично знал, какая именно улыбка могла Валентина заворожить. Правда, тут же забыл обо всём — сам уставился на губы Валентина, которому приспичило кончиком языка тронуть недавнюю ранку. Арно сдвинул ноги, чтобы крепче сжать ими Валентина. Так, на всякий случай. А то этот любитель резвиться меж всяческих холмов был склонен к неожиданным выходкам и при менее располагающих обстоятельствах. Обычно результаты выходок Арно радовали, но понимал он это далеко не сразу, так что это на следующий раз, когда времени будет больше. Валентин сжал его бёдра ещё сильнее, рывком притянул ближе. Провёл языком по груди, мешая сосредоточиться хоть на чём-нибудь. Но Арно слегка вздрогнул, когда Валентин сдвинул руку и пальцами скользнул по ягодице, по ложбинке между и плавно надавил. От новой улыбки Арно не удержался. Он вполне достаточно расслабился для продолжения, чтобы не тратить время зря на разогрев. Он предвкушал. Хотел вновь ощутить то особое чувство, что лишь слегка коснулось его на льду озера в Васспарде, а после несколько раз вспыхивало так ярко, что Арно мог с удовольствием забыть себя и остаться там, с волнами и молниями, навсегда. Призрачное присутствие Валентина внутри. В его голове, в его теле. Голос, звучавший будто наяву, но не снаружи. Чёткие команды и бег вместе со временем и вечностью. Бег по гребням волн в сполохах молний. Единственное, за что Арно был благодарен обрушенной братом на его голову гальтарской мути, так это за отсутствие страха. Страх помешал бы наслаждаться единением крови. Слава Создателю, что страха не было, и Арно наслаждался без стыда и совести. Если собственная кровь позволяла так остро чувствовать Валентина и его близость, значит, ничего неправильного в этом не было. Арно вскинулся, цепляясь за Валентина, запрокинул голову и закусил губу. Это ему тоже нравилось в Валентине: уверенность без колебаний, бережная аккуратность и контролируемый напор — никакой чрезмерной осторожности и щемящей нежности. Валентин знал, чего хотели они оба, и собирался добиться именно этого. Арно сделал хриплый судорожный вдох, едва смог. Валентин тут же этим воспользовался, чтобы вдвинуть член ещё чуточку глубже и прижать Арно к себе плотнее. Арно прислонился лбом к плечу Валентина. Дышал коротко и часто, не пытаясь смахнуть сползавшую по виску капельку пота. Хоть немного успокоиться не получалось. У Арно всё внутри непроизвольно сжималось. Пугающе отчётливо ощущалась пульсация собственных мышц, неохотно привыкавших к наполненности. Отодвигаться Валентин не собирался, поэтому выбор был невелик. Стоило лишь подождать немного, пока тело смирится, привыкнет и поддастся. Прикосновение к подбородку слегка приободрило. Валентин провёл губами по его щеке. Знакомо коснулся ладонью колена, плавно сжал пальцами чуть выше, вынуждая испытать ощущение, родственное щекотке, но куда более приятное и стремительно превращавшееся в головокружительное блаженство. Короткий толчок заставил ухватиться за плечи Валентина, хриплый вдох оборвался из-за следующего, тоже короткого и более мягкого. Потом Арно задохнулся от неожиданности, потому что Валентин рывком дёрнул его на себя, проникнув глубже и резче, прижался к ягодицам твёрдыми бёдрами, помедлил и вернулся к прежнему мягкому темпу. Честные попытки подстроиться пошли прахом. Арно отчаянно сжимал Валентина ногами, чтобы немного удержать и хоть как-то повлиять. Когда хотелось быстрее, Валентин замедлялся или вовсе останавливался, когда хотелось чуть медленнее, Валентин встряхивал Арно толчками раз за разом, не позволяя нормально сделать вдох или выдох. И сомневаться не стоило, что этот мерзавец точно знал, когда поступать наоборот. И, как ни странно, это возбуждало намного сильнее, чем можно было подумать. Несколько раз Арно ловил себя на том, что пытается ускорить развязку. Нарастающая тяжесть в паху молила о скором освобождении. При особенно резких толчках Арно чувствовал, как его собственный член покачивался и иногда ударялся о напряжённые мышцы. Проступившие на головке капли смазки оставляли влажные следы на ладонь ниже пупка. Схватиться за Валентина Арно уже не мог: Валентин выпрямился, резким движением потянул Арно за бёдра на себя, вынудил выгнуться от ошеломляющего ощущения совершенного единства. Отпустив бёдра Арно, Валентин провёл ладонями по ногам, на миг сжал под коленями, заставил выше поднять правую ногу. Горячее прикосновение губ к лодыжке оказалось столь внезапным, что Арно едва не сорвался к Леворукому и всем его кошкам. Слишком чувственно это было. И слишком внезапно настолько, что с лёгкостью перечеркнуло всё, что случилось до. И нахлынувшее вместе с этим ощущение неправильной пустоты вызвало смятение, немного рассеявшее туман сладострастия. Арно с трудом высвободил ногу, неловко приподнялся на локте, с силой прижав ладонь к низу живота. Честно старался унять собственные ощущения, замедлить дыхание и уговорить сердце стучать не так быстро. Валентин поймал его руки в свои и заставил соскользнуть со стола. Поддержал и не позволил упасть. Тронул уголок рта стремительным поцелуем. Столь же стремительно развернул Арно лицом к столу, прижал ладони Арно к столешнице собственными и опалил горячим дыханием ямочку под затылком. Неторопливые поцелуи, лёгкие покусывания и невозможность ускользнуть походили на утончённую пытку. Арно не мог сбежать, обернуться или остановить это. Только откинуться спиной на грудь Валентину или потереться ягодицами о жёсткие бёдра. Смирение или искушение? Выбрал второе. Соблазнение Валентина часто приводило к непредсказуемым последствиям. Арно солгал бы, если б сказал, что это ему не нравилось и не волновало все его чувства. Сейчас он рассчитывал на растерянность, но опять ошибся. Покрывало на столешнице под грудью смялось и сдвинулось, пальцами едва удалось ухватиться за край стола, по разгорячённой коже между ягодиц провели округлой головкой члена. Арно сам качнулся навстречу, желая вновь соединиться с Валентином одной плотью. Он пытался не проронить ни звука, смяв в кулаке покрывало и силясь удержаться за край стола правой рукой. Трение грудью о гладкую столешницу лишь сильнее подхлёстывало возбуждение, туманило мысли и вынуждало срываться на тихие, отрывистые из-за резких толчков стоны. Арно пытался дышать, кусал губы, чтобы не шептать имя. Не сразу разглядел перед глазами напряжённое запястье и отчётливо проступившие под светлой кожей голубые вены. Валентин упирался ладонями в столешницу, толкался часто и резко, не пытаясь вдвигать член глубоко. Значит, знал, что Арно на пределе и делал именно то, что было необходимо. Арно мог больше не сдерживаться и отпустить себя полностью. Присутствие Валентина больше не было призрачным. Арно чувствовал его везде. Как на озере в Васспарде, только предельно отчётливо. Чувствовал в себе даже его пульс. Они бежали вместе со временем и вечностью над гребнями волн в сполохах молний. В небо, расколотое на части. Потом из кусочков собирал себя Арно, заодно пытаясь вспомнить, что же он там увидел — в тот самый миг, когда достиг собственного предела и был поглощён без остатка собственными чувствами. Вспомнить никогда не получалось, но всякий раз он пытался снова и снова. Из чистого упрямства. Отдышавшись немного, Арно шевельнулся и бросил быстрый взгляд поверх плеча на Валентина. Почувствовал себя виноватым, заметив, как отчаянно Валентин вцепился в край стола. Дыхание его оставалось неровным, а пальцы заметно подрагивали. Мышцы на животе казались напряжёнными до предела. Оттолкнувшись от стола, Арно выпрямился. Немного постоял, убедился, что ноги держат, тогда только шагнул к Валентину. Левой ладонью прикоснулся к щеке, мягко сдвинул ладонь и плавно надавил на затылок. Валентин наклонил голову без возражений. Арно провёл подушечкой большого пальца по нижней губе, потом приник к приоткрытым губам собственными. Продолжая медленно целовать Валентина, правой рукой скользнул по груди, животу, наконец задел пальцами основание члена. Почти невесомо провёл по коже рядом, чуть царапая короткими ногтями. Поймал губами шумный выдох, улыбнулся и подхватил в ладонь тугую мошонку, плавно сжал, желая услышать едва различимый низкий стон. Услышал. И поплатился — Валентин укусил его за нижнюю губу. Не сильно, но ощутимо так. Арно смял пальцами волосы на затылке Валентина, чуть потянул. Хотел поймать взгляд Валентина именно сейчас, когда в нём не осталось льда. По этой причине Арно иногда даже любил спешку. Любил, потому что Валентину требовалось больше времени, чтобы достичь предела. И всё это время он мог смотреть и смотреть. Вдоволь. Видеть, как постепенно истончается и исчезает привычная безупречная маска. Видеть все оттенки чувств и страстей в глубине серебристых глаз. Замечать в мелочах, как пропадают строгость и ледяная невозмутимость, идеальная холодность аристократичности и правильность манер. Всё, что делало Валентина недосягаемым и создавало ощущение взрослости. И тогда Арно мог вдоволь смотреть на своего однокорытника. На такого же мальчишку, как он сам. Пылкого, одержимого страстями и искреннего в своих чувствах. Цеплявшегося за его плечо в погоне за собственным удовольствием. Арно время от времени оставлял на его губах быстрые поцелуи, сжимал ладонью твёрдый член с нужной силой, позволяя вбиваться в свой кулак. А после прижимался щекой к щеке Валентина и, прикрыв глаза, вслушивался в его дыхание, всем телом ловил его дрожь, позволяя себя обнимать. Где-то рядом и вместе с тем вдали от них ревел водопад, разбивающий камни в крошку. Они стояли, прижавшись друг к другу, и молчали. Слова были не нужны. Арно постарался зевнуть так, чтобы никто этого не заметил. За окном темень медленно превращалась в серую муть. В тишине скрип пера по бумаге звучал особенно громко. Наконец Рокэ отложил перо и принялся запечатывать послания для Райнштайнера и маркграфа Бергмарк. Незнакомый хмурый капитан с почтительностью принял футляр из рук регента, поклонился и отбыл немедленно. — Пора взглянуть, всё ли устроило Придда, — лениво протянул Рокэ, набрасывая на плечи тёплый плащ. Потребовал сварить шадди уже в коридоре и стремительно распахнул тяжёлую дверь. Арно следовал за регентом, поэтому на миг позже увидел картину, вынудившую регента замереть на ступенях крыльца. С этих вот ступеней Арно едва и не полетел. С трудом удержался, вцепившись в перила. Зато капитану в драгунской форме не так повезло. От хорошего удара кулаком в челюсть он пошатнулся и налетел на бочки. Одна из бочек завалилась на бок и угодила аккурат под ноги бедняге. Капитан споткнулся, шмякнулся на спину и неловко забарахтался в попытках приподняться. Но вовсе не постигшая капитана судьба ошарашила Арно, да и регента, судя по всему, тоже. Рассвет ещё только обещался, но в робком предрассветном мареве отличить Валентина от любого другого офицера труда не составляло. Сомнений в том, что именно он приложил кулак к озадаченной физиономии капитана, быть не могло. Зато у всех присутствующих имелись сомнения в состоянии собственного рассудка. Арно вот показалось, что он ещё спит в гостевом домике, обнимая Валентина, и видит странный сон, в котором Спрут — Валентин! — ведёт себя как простой смертный. Валентин небрежно поправил перчатку с таким же бесстрастным выражением на лице, как и всегда. — При желании, сударь, вы можете повторить всё, что пожелали мне высказать, но учтите, что последствия вам уже известны. — Господа, что вы... Как можно?.. — слабым голосом растерянно протянул другой господин в такой же форме, как и пострадавший. Тоже капитан. Рядом топтались теньенты и несколько солдат. Арно не поставил бы собственную голову на кон, но, кажется, он видел их всех прежде у Лионеля. В странную компанию затесался и Чарльз Давенпорт, но он стоял в сторонке и выглядел вконец потерянным. Капитан, поборов бочки, поднялся-таки. Лицо его побагровело от ярости. — Вы!.. Я тре... — Доставайте шпагу. — Валентин пожал плечами с ледяным безразличием. — Но как же... — Господа, — прервал сбивчивые речи Рокэ, спускаясь по ступеням, — вы на марше. Бригадир Придд совершенно прав. Если у офицера есть претензии к командующему, разрешать их следует немедленно. С удовольствием выступлю в качестве свидетеля. А вы... — Капитан Фэлло, — тронув рукоять шпаги, представил Валентин взбешённого офицера, недавно обнимавшегося с бочками. — Находится в подчинении полковника Штерна, просившего о переводе в мой корпус. Арно не ошибся. Полковник Штерн и правда был из людей Ли. И он действительно подавал прошение о переводе в корпус Придда. Рокэ прошение удовлетворил, кстати, ещё накануне вечером. — Капитан Фэлло, вы намерены отстаивать своё мнение в поединке? Если да, прошу приступать немедленно, дабы никого не задерживать. Решительно оправив мундир, капитан достал шпагу из ножен. Он огляделся по сторонам, рассудил, что регент далёк от шуток, и никто не намерен вмешиваться. Перехватив шпагу удобнее, капитан шагнул к Валентину. Вполне естественно, что Валентин тоже взялся за оружие. Ждать приближения противника не стал и направился ему навстречу. Что было после, расписать взялся бы только Дидерих, наверное. Дуэль длиной в один взмах клинка и один выпад. Всё. Фэлло намеревался атаковать, и Валентин опередил его, вонзив шпагу в грудь. Но это произошло настолько стремительно, что никто ничего толком не разглядел и даже не понял, как именно Валентин это сделал. До них до всех только-только доходило, что случилось, а Валентин платком уже стирал кровь с клинка и небрежно поворачивал голову в сторону замершей в паре шагов от раскатившихся бочек группки прибывших офицеров. — Следующий? Шаг назад сделали все, пусть и не особо слаженно. Побледневшие ошеломлённые лица, неверие в глазах и опаска. — Валентин, на чём вы остановились? — Поколебать спокойствие Рокэ мало что могло в принципе, а особого внимания напуганные свидетели, по его мнению, не заслуживали. — Кавалерия уже выступает. Я хотел проверить обоз. — Проверим вместе. Мне бы хотелось обсудить с вами ещё кое-что... Арно растерянно смотрел вслед Рокэ и Валентину, пока его не окликнул Давенпорт. Приветствие вышло скомканным. Давенпорт вскользь обронил, что Арно искал кто-то из «фульгатов» не так давно. — Я был при регенте. Потом найдут, — отмахнулся Арно. — Куда командующий, туда и я. Они привыкли уже. Кстати, вы же были тут. Что произошло? Этот Фэлло не походил на бесноватого. — Нет, но слишком много говорил о Спрутах, — мрачно отозвался Давенпорт. — Регент верно сказал, такое надо пресекать сразу же. — Вы хотите сказать, этот Фэлло был против... — Он заявил, что Придд командовать не должен. Вспомнил все прегрешения, что были. Придумал пару своих. Обозвал Придда потомственным предателем, который даже не потрудился доказать хоть какую-то преданность тем же способом, что и ныне покойный брат. Слухи ходили, если помните. — Давенпорт смутился. — Придд будто ничего не слышал, пока Фэлло не заговорил о его брате. Ну, вы уже видели, что продолжить он не смог. До сих пор не верю, что Придд просто взял и сунул кулаком ему в зубы... У Арно поверить сразу вполне вышло. Он не знал наверняка, сколько у Валентина было незаживших ран, но Джастин всё ещё оставался именно такой раной. Да и Робер Эпинэ рассказывал у алатских костров, как видел лишь раз впечатляющую несдержанность Валентина. — Валентин не похож на бочку с порохом, но он тогда откровенно шёл на ссору и говорил, что думал. Не знаю, что они с Диконом не поделили, но унимать в тот раз пришлось именно Валентина. Хотя даже тогда формально он ничего такого не делал, но если бы его не увели подальше, дело кончилось бы безобразной дракой. Арно ничуть не сомневался, что и в тот раз причиной стало упоминание Джастина. Ненависть Валентина была стылой и не вспыхивала, как сухая бумага, от одной искры. Но Валентин не выносил, когда оскорбляли мёртвых. Мёртвые уже мертвы и не могут ответить. А Джастин не только умер дважды, но и оставался до сих пор единственным родственником Валентина, которого Валентин называл братом без сложной игры интонаций, появлявшейся всякий раз, едва речь заходила об отце, матери или другой родне. О матери и Ирэне Валентин говорил с теплом, но всё равно сложно. С остальными Арно и разобраться не пытался. Но Джастина Валентин называл братом просто, тепло и без колебаний. Чем больше Арно об этом думал, тем сильнее сомневался, что это вообще можно было назвать жизнью. Он не представлял подобного в собственной семье. И вообще не представлял, как это: верить лишь единственному человеку, а от всей прочей родни ждать каждый миг удара в спину или пулю в грудь по приказу. И если так, что же тогда заставляло Валентина не сдаваться и идти вперёд? Природное упрямство? Если бы Валентин после смерти Джастина сдался, это хотя бы выглядело понятным. Ведь у него ничего не осталось. И никого. И не осталось причин цепляться хоть за что-то. Или как раз именно поэтому?***
Пляску ярких пятен Арно различал даже сквозь сомкнутые веки. Раскрыв глаза, уставился на недавно подброшенные в печь полешки. В двух шагах от печки белели узоры на полу. Кто-то тихо выругался в другом конце зала. Арно приподнялся, придерживая одеяло, оглянулся. Увидел Эпинэ, замотавшегося в одеяло почти с головой, только нос и торчал. — Тут как в могиле, — пожаловался Эпинэ с растерянной улыбкой. — Ещё рано, часок поспать можно. Или опять... странные сны? — Нет. Просто сны, — честно признался Арно и послушно улёгся обратно. В голову тут же полезло всякое. Во сне Арно видел то, что уже было. Это походило на воспоминание и казалось важным. Что именно? Джастин? Или то, что после его смерти у Валентина не было очевидных причин, чтобы жить и бороться? Но даже если так, действительность противоречила этим выводам. Потому что Валентин не сдался и выживал раз за разом вопреки всему. Маршал Савиньяк сейчас отсутствует, но правильно ли я понимаю, что в этой кампании он будет действовать с вашего полного одобрения? Арно что-то упускал, что-то важное, но никак не мог понять, что именно. Ты уже думал, чем хочешь заняться после всего? Это не было прощанием, Арно был уверен. Зинкероне и всё остальное случились позже. И Валентин прощался именно тогда. Если я погибну в бою, это сделает репутацию моей семьи хотя бы неоднозначной. Валентин никак не мог знать, что Ли проведёт ритуал. Никто не знал об этом, даже закатные твари. Но Валентин понял, что Ли намерен от него избавиться. Причём с одобрения регента. И смерть Валентина не могла остаться незамеченной, если б всё пошло по плану. Ли предстояло врать — много и красиво. И, кажется, Валентин точно знал, как именно соврёт Ли. Эта ложь его устраивала. Списать одним махом самых опасных, обвинив их в сговоре и убийстве генерала Талига... После такой смерти герцога Придда претензий к его семье не оставалось. Валентин не желал Клаусу своей судьбы, но план Ли избавлял Клауса от большей части существующих или надуманных грехов Приддов. И тогда всё это обретало смысл, которого прежде не было. Возвращение Арно означало согласие на сделку? Возможно, ведь никто не думал, что Ли преследовал иную цель. Даже Рокэ ни сном ни духом... Валентин наверняка улыбался, когда пил «Кровь», приправленную ядом. Арно пулей вылетел из-под одеяла и собрался в мгновение ока под ошарашенным взглядом Эпинэ. — Герцог, вы же побудете с Валентином? Я быстро, — пообещал Арно, спохватившись уже на пороге. Ответа ждать не стал и понёсся прочь, вспоминая на ходу, где поместили брата. Даже если Ли не спал, наверняка в такую рань сидел у себя и строил ещё какие-нибудь планы. Накануне Райнштайнер и Рокэ много всего ему высказали в свете последней выходки. Ли, конечно, всё понял по-своему, ну и кошки с ним. Арно и не думал волноваться из-за ерунды. В благоразумии Ли он не сомневался никогда. И никогда не сомневался, что нет такого чувства вины, которое Ли приложил бы к себе в полной мере. Уж тем более Ли не стал бы каяться в сделанном. Потому что уже бессмысленно — вино пролито. Арно промчался мимо патрульных, угощавших выпивкой усталого гаунау. Откуда он тут взялся? К Ли его пустили без проволочек, и на столе Арно увидел футляр с медведем. Вести от Хайнриха? Рядом стояла початая бутылка, вторая — пустая — валялась у Ли под ногами. Под внимательным взглядом Ли Арно дошёл до стула и без спешки опустился на него. — Новости не очень? — Арно смотрел на футляр. Смятый лист рядом украшали строки, выведенные женской рукой. Ответ напрашивался сам. — Это от Селины? Ли кивнул и слегка покачал бокалом в руке, сделал глоток вина и, наконец, соизволил поделиться: — Мэллица. Её больше нет. Арно нахмурился в попытке освежить в памяти уроки по землеописанию. Липпе... С севера волны бы прошли. — Нет. Причина в ином. — Ли будто мысли прочитал. — Сложная беременность, а всё творящееся вокруг не располагало к спокойствию. Много волнений и слабое тело. Началось кровотечение. Спасти её не смогли. Нужные выводы Арно сделал сам. Иначе с чего бы Селине писать Ли о таком? И если навскидку соотнести сроки, спрашивать о судьбе ребёнка было бы жестоко. Плохо верилось, что Ли мог к кому-то привязаться, но где одно, там и другое. Почему бы и нет? — Мне жаль, но я всё равно хотел бы поговорить с тобой. — Не сомневаюсь. Опять бежал сломя голову? — Тонкая улыбка поверх бокала, а в глазах холодная тьма. Что ж, Арно и так знал, что рука у Ли не дрогнула бы, сложись обстоятельства иначе, и будь до Излома далеко. Пристрелил бы непутёвого младшего братца и запомнил, но терзаться бы не стал. — Мне стало интересно, как бы ты объяснил смерть герцога Придда в Ноймаре. Офицерам в армии. Ну и всем остальным. Ли понял, что Арно имел в виду, и ответил очередной тонкой улыбкой. — Колиньяр, Дораки, Манрик и даже Гогенлоэ. Из них закатную тварь вылепить можно без усилий, было бы желание. Нашёлся бы и ещё кто-то. Ызаргов всегда предостаточно. На их фоне Придд выглядел бы героем и невинной жертвой хоть куда. Ещё бы и спасибо сказал из Заката. Арно стиснул кулаки, но сдержался. — Спасибо он сказал мной. Только не подумал о ритуале. Как и ты — о последствиях. Он думал о размене, а ты звал Зверя и платить ему собирался не собой. — Разумно, — кивнул Ли. — Но я не стал бы жертвовать такой фигурой ради неугодных. Размен неравноценный. Живой Придд стоит дороже себя мёртвого и их жизней в придачу. Но если добавить к этому всему послушного моей воле Зверя... — Даже я не считал тебя настолько жадным. — Неважно. Всё равно ничего не вышло. Зверь не прикончит меня первым только потому, что это ударит по нему же. Валентин тоже не станет менять свою жизнь на мою. И это единственная хорошая для меня новость. — Пока что. Платить всё равно придётся. — Разве я не говорил, что готов к этому? Моя ошибка — мне и отвечать. Хорошо бы до этого успеть исправить всё, что ещё можно исправить. — В таком случае тебе лучше пить воду и искать ответы вместе с бароном Райнштайнером. А письмо лучше сжечь. Чтобы не отвлекало. Ли усмехнулся, откинувшись на спинку стула и взглянув на Арно как-то по-новому. Он будто вспомнил что-то, и это показалось ему забавным. — Я последую твоему совету чуть позже. А теперь, если ты услышал всё, что хотел, убирайся к Придду. — Не так быстро, — распахивая дверь, возразил с порога Рокэ. Мимо него проскочил Котик и немедленно принялся выражать накопившиеся чувства, едва не опрокинув Арно вместе с тяжёлым стулом. — Новая волна идёт с севера. Я уже отправил людей проверить тропы на южном склоне. Уходить нужно немедленно. Уцелевшие суда покидают порт и идут в Марагону. Капитан Сэ, проследите за устройством герцога Придда на «Астэре». Отвечаете за это лично. Ли, отходом командовать тебе и Эпинэ. — А ты, прошу прощения, куда денешься на сей раз? — Ли покосился на открытую бутылку и поморщился с досадой. Ему нужно было поставить бокал на стол, чтобы налить в него вина. Повязку на правой руке ему сменили, но рука, судя по всему, по-прежнему слушалась плохо и болела. — А я хочу проверить одну догадку, поэтому составлю компанию Вальдесу и Арно. — Монсеньор, а можно устроить Валентина на «Хитром селезне»? — придерживая всё ещё преисполненного чувств Котика, забросил пробный камень Арно. — Увы, — ответил вместо Рокэ заглянувший из коридора неизбежный Марсель, — наш добрый друг спешно покинул порт, выложив всё, что знал. Разумеется, покинул он нас не на своих двоих, а как раз на «Хитром селезне», на борту которого ноги моей не будет. Если ему верить, волна придёт, самое позднее, завтра в полдень. — Полдень — расплата, — пробормотал Арно, снова отпихивая Котика, норовившего вылизать ему лицо. — Она придёт именно в полдень. Он вздрогнул, когда Рокэ сжал его плечо. Смешался под пристальным взглядом. — Подумай ещё. О волне. О Звере. Подумать? Да Арно и так не мог из головы это выкинуть, как и Валентина. Только о них и думал всё время. — Не на меня смотри, думай! — строго повторил Рокэ. — Цена Зверя — жизнь. Имя Зверя забыто, а Зову цена — смерть. Право на то есть у анакса, Повелителей и кровных вассалов. Но разбудить недостаточно. Зверь не обязан выполнять приказы. Он сам сделает нужное и так, как пожелает. Но после его придётся остановить. — Плохо, что это Валентин. Его волю подавить не выйдет. И приказать остановиться не выйдет тоже. — А если попросить или убедить? — Сомнительно. Остановить волну он мог бы, но захочет ли? — Нет. Волны будут. Дожди будут тоже. Так нужно, — уверенно возразил Арно, хотя понятия не имел, откуда он это знает. — И вам обоим он не поверит. Монсеньор, вы помните, о чём он вас спросил, когда Эмиль и Франческа... Продолжить Арно не смог. Он старался не думать о потерях, но всякий раз, как случайно задевал эту рану, боль вспыхивала с прежней силой. — Я помню, — отозвался Рокэ. — Жаль, что понял смысл только сейчас. — О чём вы говорите? — Ли всё же оставил в покое бокал и поднялся, отодвинув стул. — Я подтвердил, что одобряю все твои действия. Видимо, включая убийство герцога Придда. По крайней мере, меня поняли именно так. — Закатные твари... — А я, да простит меня Создатель, начал было думать, что хуже точно быть не может, — вздохнул Марсель, шаря по карманам в поисках уже несуществующих пряников. — Да у Зверя на каждого из вас во-о-от такущий зуб. — Но если Валентин пошёл на это, значит, считал, что сделал правильный выбор, разве нет? — Арно с надеждой посмотрел на Рокэ. — Если бы речь шла о сбывшемся. Но Валентин не знал, что планы Ли простирались куда дальше. Никто не знал. Теперь у нас тут Зверь, обезумевшие волны, дожди, скорый голод и Леворукий знает что ещё. Всё, что имело значение прежде, стало бессмысленным. — А можно уточнить одну маленькую деталь? — Марсель себе не изменял. Ли посмотрел на него волком, но кивнул. — Мне кажется, это важно. План Лионеля предполагал смерть Валентина. Хотелось бы знать наверняка, он жив или всё-таки мёртв? Всем определённо пришло в голову что-то своё, но ответить не рискнул никто.