. . . .
Шкафчик, способный раскрыть мою отдушину, возможно сокрытые преступления, в разгадки котрых я сам и погряз. Открываю, дверца нещадно поскрипывает, заполняя и так шумный коридор невыносимыми звуками. После невыносимого ожидания, наконец можно погрузится в мечтания, в очередной раз разглядывая, накопившиеся составляющее шкафчика. Словно антиквариат на полке расставлены вещи, достающиеся непосильным трудом, родителям явно не нравится то что их сын тащит в дом всё подряд, особенно, если это связано с некой убийственной игрой, как любят кличить рабы системы, обитатели дома. И вот снова в глаза, среди всего бросается фотокарточка, несколько фотографий бледноволосой девушки из первого, оригинального сезона. Еë глаза утрированно яркие, но по прежнему не выражают ничего кроме холода. Это раньше я видел в ней идеал беспристрастного героя, теперь же мало что осталось от бывалого восторга. Она стала блеклой на фоне огромного количества персонажей данной франшизы, но по прежнему выражает во мне чувсто долга, как с самой первой любви, с которой я был вынужден расстаться. Было бы в её биографии чуть больше жесткости, неожидынных поворотов, я бы бесспорно отдал ей первое место в своём сердце, но увы, она как второстепенный персонаж моего собственного воображения останется гнить в левом предсердии моего органа. Следующим на очереди бросается небольшая рамочка с очередной картинкой постера «Абсалютного адвоката». Да уж! Этот сезон выдался по настоящему выдающиеся, не исключая жесткости, Team Danganronpa решила показать, насколько запутанные и одновременно глупые бывают дела. Даже я, несмотря на свою скуку из-за однотипных раскрытий преступников остался в исступлении, это девушка не только знала о всех грехах мастерсайнда, но и почти смогла доказать, его присутствие, не смотря на смерть на втором суде. Спрятавшись за маской «абсолютного мима», в немом присутствии он наблюдал за игрой, в последствии был подвержен нападению самоотверженной девушки, настоящего адвоката! Способного оправдать себя за проступок, но не в данной игре. В любом случае, этот поворот был внушаемый, не возможность абсолютного адвоката оправдать себя на классном суде и последний многогранный финал. Ах. но кто-то в этом сезоне всё же запомнился мне намного больше. Присутсвие которого чувствововалась до дрожи в теле, а дыхание доводило до иступления, поклонение которому было сродне обряду. Его портерет красовался по середине шкафчика, между кучей другой франшизы этого шоу. Через засаленное стекло рамы, виднелся портрет молодого парня. Салатовые волосы, будто недавно выкрашенные в самом престижном салоне Токио, совсем не напоминал подобие зеленки, во что пытались выкрашиватся фанатки, тщетно пытаясь подрожать прекрасному образу короля. Глаза всё также зелёные, но более мягкие в своём свете, кожа неотличима от полотна, что часто используют великие художники, чтобы мазками замарать ту неприступную чистоту. И наконец взгляд, ох, взгляд был поистине впечетлящим, вызывающим дрожь и проклятую кровь из носа. Ну вот опять. Немного отойдя я опять обратил внимание на своё состояние, кожа будто дымилась, невообразимым жаром оседая каплями пота по всему телу. Тонкой струйкой стекала алая жидкость, оставляя след на сухих губах, протекая глубже за воротник. Только сейчас я заметил засохшую кровь на моём галстуке, видимо не заметил или забыл смыть ещё утренний след крови. Высокое артериальное давление мучило меня ещё с детства, но такого внушающее чистого нападения на мой организм ещё не было за все те годы средней школы. Что-то переменилось в моём организме заставляя вскипеть адреналину в моём мозгу, либо же, как мои родители любят списывать это всё на стресс перед экзаменами. Говоря научным языком у меня был эпистаксис, болезнь, заставляющая мой нос переживать нескончаемый дождь, а меня самого бурю эмоций, а также кучу грязной одежды, что уже устала отстирывать моя матушка, заставив меня носить одну и ту же деловую форму, весьма помятую и потную, но не обязывающую пользоваться дезодорантом, этот запах крови и дури уже не заглушить. Поэтому единственное, что меня сейчас волновало, это мой новый галстук с маскотом 51го сезона, на удивление ярким, отличительным от официально деловой рубашки и чёрного жакета, но будоражил скорее не цвет, а маленький жёлтый медведь с тигровой раскраской и умилительными очками. Он напоминал мне о невероятной иронии шоу, но прокручивая все события, я понимал, что это лишь поверхностный взгляд на сие творение, потому как вторая часть головы медведя показывает шоу с другой стороны, более коварной и жёстокой, всё в духе триллерного детектива, как я и любил упоминать при поиске любимого направления в жанрах кино.. . . .
Стук. Слышен стук туфель и каблуков, но не такой, как по обыкновению приходится слушать, на каждой перемене, мимо проходящих лодырей, а будто стук отбивающий ритм в сердце, в желудке, где угодно. Попутно вытираюсь первой попавшийся салфеткой из того же шкафчика, не забывая размазать всё красное содержимое, для пущего уродства. И с замиранием смотрю как приблежается апогея, но не конца света, а его начала! Амами, тот самый высокий зеленоглазый парень, который так близок, но так далек в этой обыденности, ещё не одного дня не происходило без его «реального» присутствия в моей голове и не только. Что же забыло столь значительное лицо, в этом затхлом месте не знает никто, но каждый бы хотел стать приблеженным к его свету. Его шея украшена терновыми ветвями и на ушах виднееются тёмные листья, пирсинг и вправду не был лишним. Глаза конечно не такие яркие на обожаемой картинке и кожа не уподобленна слоновой кости, но это не мешает его божественному подобию, а лишь придаёт истинности. Совсем сзади виден тёмный силуэт девушки с тёмными волосами, ещё одной выжившей в этой кровавой игре, но ей не затмить его, да и описывать её дальше не имеет смысла, на еë заурядность найдутся свои фанаты. Проходят мимо и всё как будто замирает, только лишь новое чувство зарождается, подталкивая к неизбежному движению. Подхожу ближе, так и не перестав держать грязную салфетку, в тщетной попытки не порвать еë в клочья. Подхожу и смотрю, пытаясь вымолвить и объяснить самому себе глупый голос в недрах. Вижу осуждение в глазах напротив и только лишь пуще завожусь. — Что-то хотел, Сайхара-кун? — монотонный голос, будто отчитывающий за самую большую оплошность. Продолжаю стоять в ступоре, мелко подрагивая и формируя мысли, но холодным глазам напротив, некогда ждать и он снова подгоняет. — Сколько можно пялится на меня, как псина. Хочешь новую дозу? –второе предложение на удивление будто бы и не выражает утверждение, конечно король знает чего хотят его подданные, в этом можно не сомневаться. Всё ещё еле стоя на ногах, я наконец поднимаю взгляд и не выдерживая давления тихо скулю. — Пожалуйста. Он с усталым вздохом принимает мою просьбу и предварительно скинув свою кожанную сумку, ударяет поддых нещадно опрокидывая на холодный кафель прямо на глазах у зевак. И снова в ушах это соната, прекрасная прилюдия перед началом оркестра! Падаю, не сопротивлясь. Начинают бить в живот, среди всех ног узнаю мягкие лакированные туфли, те самые ноги. Пытаюсь ухватится, то ли руками, то ли мыслями за этот момент. Но момент причастия окончен. Приоткрываю слезящиеся веки. Вижу как исчезает привычное тепло чужих ботинок, чувствую только взгляд осуждения других и самого короля. И всё довольно очевидно, если бы принцесса позволила бы себе так открыто, распластавшись истекать душой (кровью), то любой принц, посчитал бы это дурным тоном, но я далеко не принцесса и так лишь выражаю свою очевидную открытость, перед объектом обожания. Вместе с органами, вытекающую привязанность к этим встречам. И так бы продолжалась вечность, пока испонителю не надоест, пока его свите не придёт понимание морали и эмпатии. Пока… Не будет слышен укоризненный голос — С него хватит, Рантаро. — И на голос это звучит далеко не от обладательницы иссине-темных волос, что также безпринципно стоит вдалеке, а от тяжёлой ауры где-то со спины. Видно шевеление сверху, кто-то переступает через мою тушу и подходит ближе к тому голосу. –Наконец, Каэде, была бы тут раньше, застала бы смехотворное зрелище, но может это даже и к лучшему. — не слушаю контекст, только лишь улавливаю голос. Так приятно. Слышится звучный смех, что неестественно сменяется беспристрастным звуком, похожим на скрежет моего, несмазанного шкафчика — Я понимаю твою любовь к шоу, но иногда это заходит слишком далеко– видеть бы лицо Амами в этот момент, что же выдаст он на такое гнусное замечание! –Не одолжишь ли мне это тело на небольшой срок — тело? Неужели кто-то правда считает это телом, а не куском гниющего мяса. Чувствую небольшое напряжение, затем очередной смех, такой бархатный смех. –Думаешь я правда хотел его избивать? Я лишь выполняю его просьбу. — это правда. Он ничего не сделал, он лишь поддерживает меня в моей никчемности. Морщась от боли, словно после наркоза. Сон превалирует. Чувствую прикосновение холодные рук на плечах, затем на спине. Словно мама, кто-то подхватывает меня и несёт в неизвестном направлении, вскоре воздух становится разрежение, сознание утопает.. . . .
Что-то уносит меня в моих мыслях, что-то отдаляет от ясности тех глаз, что час, минуту, секунду и до селе смотрели на меня. Этому всему приходит осознание, будто использованное папье-маше, которому даже не потрудились притадать форму, а лишь просто опустошили, кинули на собственное попечение. Горе охватывает внутренности, постепенно вытекая в виде слез из довольно длинный ресниц, но рыданию препятствует холодный ветер, что быстро сушит капли, не уступая месту на щеках. Глаза постепенно открываются и вот уже видно небо, серое такое затуманенное небо и перила, что будто насмехаются, выдавая в сознании клетку или наоборот безвыходность в попытке суицида. Чуть приходя в себя, замечаю силуэт, разглядев получше всё равно не вижу точности, всё такой же серый, только лишь с небольшим проблеском желтизны. Позже станет понятна к чему эта желтезна, олицетворяющая то ли волосы девушки, то ли еë состояние, потому как она явно не здорова. Впрочем мне глупо жаловаться, непонятно ещё, кто более подвержен болезням. Голова девушки оборачивается, взгляд резкой стрелой устанавливает зрительный контакт. В зубах видна тлеющая сигарета. И глаза. пугающие по началу, но тусклые в самом конце, при тщательном осмотре будто отливают розовинкой. Одежда также небрежна, ну чуть менее официальна. Чёрная лаконичная форма, коричневая ветровка и клетчатая юбка. Такой себе закос на гранж. –Я же уже говорила тебе не приближаться к ним. — и с начала этой речи, я уже осознаю, что передо мной не манекен, а нечто живое, неустанно мне что-то доказывающие. –Акамацу? –зову, либо пытаюсь спросить. Названная смотрит, а затем глубоко вздыхает. — ну что же ты будешь делать.– трëт виски. — хорошо, тебе правда следует оклематься, Миу, ты тут? И словно сирена раздаётся вопль, а затем слышен треск, падение, но всё довольно быстро заканчивается и перед собой я вижу ещё одну представительницу прекрасного пола, сколько же внимания к моей персоне. На этот раз сразу узнаю. Лицо, полное немого отупления. Отнюдь если у людей и есть разность в внешней характеристики, то у неë как будто сплошной слой дешёвого тональника, опутавший всё тело. Отнюдь не из приятных зрелищ. Слышал о ней из распространенившихся слухов, проблемная особа с возможным РАС и некоторым синдромом Туррета, я не силён в психиатрии, но на ней будто написано предписание врача, даже имя вызывает однобокость. Всё кричит о еë вычурности, даже то, как она забежала на балкон, не забывая при этом два раза убедится в существовании небольшого порога. И при всём этом, присутствие двух девушек крайне смущает. — Обработай этому пареньку раны пожалуйста. — не то просьба, не то указ. И неуклюжая блондинка с длинными волосами уже открывает аптечку. Не придаю значение, откуда у такой особы с собой медицинская аптечка, сосредотачиваюсь на ощущениях, а именно на том, как без всяких смущений она задирает мою рубашку и начинает обрабатывать жгучие места, холодной как лёд мазью. Я безусловно хотел бы попросить остановиться и сохранить несколько побоев так любезно оставленных моей одержимостью, но боюсь что не переживу тех взглядов блондинки напротив, что продолжает безразлично следить за моей болью. А пока «инвалидка», по другому не назовешь, ползает на коленях, в попытке не пероломать мне ещё живые сухожилия своими длинными сапогами, Каэде, что уже стала мне сродне нравоучителя начинает свою тираду. –А теперь поведуй мне, как ты докатился до этого. — руки сложила. Ей всё известно, бесполезно врать. –Сколько раз мне говорить, тебе не нужно влезать в мою жизнь, я сам знаю что делать. — раздражённо выдаю. –Знаешь и продолжаешь потакать своей жалости. – будто бы тоже со злостью выдаёт, но позже меняется и уже снова былая монотонность. –Меня правда не должно волновать твоё состояние, но это переходит все границы. Не хочу каждый день при дежурстве убирать все твои жидкости с пола–заключает, будто душит. А на самом деле ломает, ловко манипулирует. И дело даже не в том, что она скрывает свою эмпатию ко мне, просто не хочет видеть изъянов в человечестве и я отчасти понимаю еë, понимаю эти мысли о прогнившем мире и поиск возможности как выбелить его хотя бы изнутри. Но сколько засохшую кровь не оттирай, разъест её только химия. И то с огромным трудом и дырками на ткани. Чувствую будто кто-то лапает меня, полностью снимает всё верхнюю одежду и принимается обламывать изучая кожу. Скользит руками к сумке. Принимается за бинты, бегло обмытвая по всему периметру. Смущение уходит, только стоит странной девушке обратно притронулся к телу. И дело скорее не в моей ориентации (кто бы что не говорили), а в самой нестабильности ситуации, при которой мне приходится позорится в кругу почти незнакомых мне девушек. Совсем ухожу в мысли, не замечая, что забыл ответить. Акамацу, снова истерично посмеивается. –Я знаю что тебе нужно, просто отвлекись, найди что-то чем можно заполнить дыру, да, только не анальную, а душевную, думаю, если ты отвлечешься сможешь посмотреть страху в лицо. — долго доходить не пришлось и щеки мгновенно зарделись от такого замечания, неужто все правда такого больного мнения обо мне. Пубертатный период прошёл у меня в 7-9 классе, это лишь небольшая побочка от наболевшего! Перебирая все нечленораздельные выражения у себя в голове я пропустил, как стало холодно. Мурашки проявились на мертвенной коже, под бинтами промерзло до костяшек. Каэде посмотрела на меня. Немедленно отдала приказ рядом сидящей особе. –Одень его, раз уж он так заледенел, что двинутся не в силах. — и названная Миу быстро накинулась на меня совсеми тряпками, яростно просовывая мои онемевшие руки в рукава без помощи. Накинув всё необходимое, она тихо присела на обратно, будто бы ожидая поощрения от хозяина, но моя теория была ошибочна, явно не от хозяина, а от хозяйки, что также бесшумно подошла к ней и положила ладонь на макушку, начав поглаживания. Это явно походило на цирк уродов и я не сдержался от показаний. –Зачем ты держишь при себе эту зверушку? — Акамацу с минуту посмотрела, а затем на удивление отчаянным голосом пролепетала — Она не зверушка. Она отражение этого отвратильного мира, а я лишь помогаю ей в становлении. — и теперь меня больше не волновало ничего. За несколько лет общения, я убедился в еë отчаянии как никто другой, это лишь одна попытка на становлении еë личности, по всему еë виду, можно сказать сколько пережили эти выцвившие локоны, усталый взгляд, как он нуждается в капельки искренности и сочувствия мира, как он убеждён в его же несщадном гниении и в попытках остановить этот процесс. Это лишь очередной этап принятия, ничего более. Подходит. Мелко моргаю, чувствую тёплое дыхание, отвратительно пропахшие сигаретным дымом. После что-то горячее дотрагивается, явно контрастируя с человеческим покровом. Ожог, ожог на недавне остывшей коже, теперь превратился в ещё одно гниение на моём теле, тёмным отпечатком ложась возле глаза. Отходит. Затухший бычок от сигареты летит вниз с балкона, не удостоившись мягкого преземления. Смотрю вниз, изучаю. Оказалось не так высоко, всего лишь второй этаж корпуса. С жизнью тут точно не распрощаешься, а вот с ногами может быть. –Можешь уходить. — Киваю и не без укачивания встаю с насиженного места, подобие лавочки с многочисленными потёртостями, видимо не одного меня здесь пытали. Напоследок даже не смотрю на неë. Не хочу. Последний взгляд бросаю на названную «Миу», что также непринуждённо остаётся сидеть коленями на обшарпанном полу.. . . .
Стук. Недавние события до сих пор отдают раздражительностью и горьким послевкусием. Костяшки болят, всё-таки удар был внушающим, тело свалилось мгновенно или же это была очередная поддача со стороны Шуичи, сколько с ним не находись, никогда не поймёшь, что у того в голове. И всё же я ненавижу эту систему, пищевую цепочку хищника и жертвы, под которую осознанно пролегаю. Не могу назвать себя плотоядным или травоядным, скорее неосознанно кормлю себя этим мясом, что так рьяно просится залезть ко мне в пасть, насладиться моей притворной жёсткостью, кровавым шоу, что вызывает у меня только отвращение. Это странно, но я преисполнен ненавистью к «мясу», коим сам питаюсь, поддерживая власть, поддерживая маску безразличия к порядку. Заходим в отдалённое место, небольшой класс специально выделенный на наши нужды, как мило было предоставить столько возможностей бывшим участникам убийственного шоу. Всё это время Широгане не отлипает от меня, держась за плечо. –Я понимаю как тебе трудно, но попытайся успокоится. — из-за плеча доносится еë взволнованный голосок. Почему она так уверенна, что мне трудно, вовсе нет, я привык. Как пролетариат привыкает к системе общества, так и я к «обыденности». Это даже намного спокойнее, чем было до. До, когда каждый день казался выдумкой, где бесперывно погибали люди и без разницы морально или нет. Девушка вновь взяла мои остывшие костяшки пальцев и начала греть. –Знаю, ты сейчас в полном отчаянии, но пожалуйста, не забывай ради чего живёшь. — слова бьют по больному, тяжёлой правдой отзываясь в сознании. Невольно вспоминается суть, суть прибывания в этой «игре» с самим собой. Начиная свою карьеру «абсолютный авантюрист» и не предполагал подобных последствий. Всё его пребывание строилось на помощи душевнобольной матери. После трёх последующих выкидышей психика не выдержала и еë уложили в диспансер, напоминая о необходимости доплаты за лечение. К этому прибавилось проблема собственного выживания, будучи несовершеннолетним. Самым пугающим, оставляющим огромный отпечаток, был бред матери. Она верила, что у неë есть несколько дочек, около 10-11, уже точно и не помню. И я, конечно же, насколько было уместно поддерживал эту сказку, искренне веря в востановление, даже придумал имя каждой, чтобы уверить в еë счастье. От безысходности не сбежать и мне пришлось принять эту реальность, чтобы заменить еë вымышленным шоу, с крайне жёстокой иронией, над собственной безвыходностью. Они идевались, резали, пытали и мне пришлось принять эту боль, заменив её на ненависть ко всему, связанному с Team Danganronpa. Протираю глаза, наконец осознаю где сейчас нахожусь. Всё не мелькает как в дешёвой постановки картонной игры, виден лишь приятный силуэт Цумуги, что также обеспокоенно ждёт моего ответа. –Не беспокойся, я справлюсь. —решительно намекаю оставить эту тему. Глаза напротив опускаются, что-то мутнеет в зрачках, будто треск и мы на перепети смерти и осознания. Аккуратно подхожу и обнимаю, хватаясь за плечи, как за спасательный жилет, который не поможешь, ведь мы уже по колено погрязли в этом болоте. Слышен звук учащенного органа, но это далеко не нежность, таящаяся в сопливых мелодрамах, а будто единственное, что может унять разрыв тромба, нескончаемый поток крови и желчи. Ещё глоток воздуха и удушение прекратится. Лёгкий шорох со стороны выхода, медленно открывающийся ставни двери. Небольшое придыхание, а затем тихий вопрос. –Простите, что помешал вам. Вздрагиваю, молниеносно отстраняюсь от девушки, которая совсем не сопротивляется, лишь склоняет голову, чтобы не видно было розоватости, смущенного личика. Нас явно застали врасплох, но это меня не капельки не смущает. Я никогда не считал Широгане кем-то больше родной сестры. Она пережила все невзгоды со мной и объятия не вызывают ничего кроме чувства единения с по настоящему родной душой. Расставляю руки в пригласительном жесте. — Ома-кун, ничего страшного, проходи. — На этот раз Цумуги перемещает свое удивлённое лико на нас, всё ещё видно еë смущение, но на этот раз более явное. –Я пожалуй пойду. Не буду достовлять вам неудобств, мальчики. Мне пора! — И быстро хватает весь, оставшийся позор, как и большую сумку с различно атрибуткой одежды и быстро исчезает. Ставни закрываются. Остаётся только удаляющийся звон каблучков. Хочу ещё что-то сказать, но меня прерывает тихий лепет со стороны. –Ещё раз извинюсь за принесённый конфуз, я лишь хотел сказать, что сделал несколько видео. — Перевожу внимание камеру паренька. Он сжимает еë маленькими ручками, легонько подрагивает, но обращаясь к лицу, как вслучае с Каэде, не видно не единой эмоции. Только лишь свет тёмных глаз, чёрные как тень растрёпанные волосы и буравящий взгляд. Одинокий такой, ошпаренный кипятком котëнок. –Опять с тем же психом? — кивок. –Отдай их Иидабаши, я думаю он разберётся. — Небольшая улыбку собеседника выдаёт неискренность. Каверзно, но возможно только на первый взгляд. Не мне уж точно разбираться в лжи, я легко поддаюсь еë влиянию и по сей день живу в этой представленной симуляции. Ома разворачивается, на этот раз не дрожит, изучающе смотрит, подначивает. –Как далеко ты готов зайти с ним? И вправду, как скоро удасться опустить руки и перестать терпеть выходки этого чëкнутого мазохиста. Сайхара далеко не из тех, кто сдаётся первым. Он выбрал Амами, как зависимый - наркоторговца и неустанно ждёт от него ещё дозы желанного наркотика. Его желания беспринципны, как и его личность. Мне отвратителен его фанатизм по этой игре. По всему что его окружает. По всему, чем он так неприрывно давится. Охотник ненавидит свою дичь, над этим можно смеяться бесконечно. Скрипя зубами, не без резкости заявляю. –Если бы я мог, я был дать знать как мне безразлично его внимание. Но как видишь у него своя правда. — Взгляд напротив будто загарается пуще прежнего. Предоставляя ещё больше вопросов, о вменяемости коллеги. –Так что мешает тебе поговорить с ним, дорогой? — улыбка скрылась, но маска, будто не перестаёт насмехаться. Игнорирую смущающие обращение к себе, опять эти игры чувств. –Ты же знаешь чем это обычно закачивается, тебе правда так не хватает зрелища? — Фигура подле мутнеет, прячет недосказанность глубоко в скальпеле. –Это не правда, я искренне волнуюсь за твоё благополучие, мы же играем на одной стороне или ты забыл? . – и снова это «волнуюсь», когда уже введут лимит на это жалосливое слово? Сколько можно повторять его в моём присутствии? Я совсем не нуждаюсь в поддержке. Но остальные слова были правдивы, Кокичи сам подписал приговор со мной нести одно бремя, бороться с неисправимыми мразями. Сломанными из-за «игры страсти» к этому подобию шоу. Безликое выражение усталости, какой-то тошнотный паттерн перетекает в сознании, песочные часы, но постоянно переворачивыемые. С отвращением замераю, возвращая былую безродность. –Хорошо, я поговорю с ним. Завтра.– отрезаю, не о чем не мысля более. –Проводить? –упрекаю. Нет. Приказываю. Не желаю видеть. Даже сообщник сейчас кажется лишь подобием человека, подобием живого коварства над судьбой. Замолчи. Замолчи. Закройся. Не дави. Просто оставь в покое. Я обязательно выполню вашу просьбу, найду компромисс в самом себе и смело приму эту реальность, но не сегодня. Завтра. И тень уходит, оставляя после себя тихий, принужденный вздох. Крадёт мой кислород и исчезает, как и прежде, оставляет толику смуты. . . . . Брожу по коридорам, не знаю где найти себя. Почти все лекции закончились, да и желания присутствовать на них нет, очередная лаконичная промывка мозгов. Взглядом цепляюсь за знакомую тень, дымным клубнем смотрит. Анализирует. Подхожу ближе, застаю врасплох. Ëжится, перебирая глазами мой красноватый галстук, затем резко обращается к глазам. К серым, бездушным, без искорки, но к великому сожалению моим. Обращается, прижимая какое-то устройство к себе. Фотоаппарат? –Сколько будешь пялится Сайхара, может уже проведём приватную беседу? — а грубости ему не занимать. И не дождавшись ответа тянет меня в ближайшую уборную. Бесприреканий следую, будто по течению. Привык. Всё равно выходки от Омы не такие болючие, но и не такие приятные. Закрываются двери, начинается очередное представление. Камера есть, осталось лишь подогнать освещение поярче, а то света от высокого, маленького окошка в этом злачном месте еле хватает. Волосы освещает чуть-чуть света, выдавая странный фиолетовый оттенок и он начинает. –Что же ты хотел, социопат мой. Подошёл бы, я не кусаюсь. –Ехидство, во всём взгляде, звенящая пошлость, но не та, что способна совратить, а пошлость, вызывающая тошноту. Смотрит. Изучает. Порицает, за зверинную натуру. Это его цирк уродов. Он главенствует там сродне лидеру злой группировки, явно не предвещая ничего хорошего для моей психики. Но я решаюсь, сваливаюсь на этот погорелый концерт, в самую пасть пламени. –Могу ли задать несколько вопросов о нём? — не выдаю имени, заранее знаю, что он осведомлен о моих пристрастиях, возможно даже лучше, чем я сам. Оскал сменяется недоумением, уголки губ немного подкашиваются от такого вопроса в лоб. Совсем бесстрашный. –Ты не думал, как Амами-куну будет неприятно, если я буду так легко распространяться о его личности! — театральный восторг, затем снова каменная бледность, меня никогда не перестану удивлять, то как он профессионально играет роль. Будто всё свою жизнь не спускался со сцены. Сомневаюсь. Делаю сбежать от неуклонной бури стыда. Но пути назад нет. Не успевая опомниться, предчувствую вновь возвращающийся детский восторг. –Конечно я расскажу тебе ВСЁ, но не бесплатно! — так и знал, везде есть подвох. Бесплатный сыр только в мышеловке. –Взамен ты повеселишь меня, небольшая игра, обмен информацией. — и вправду всё оказалась не таким пугающим, как напридумывало моё больное воображение, всего лишь обмен информацией, словно разведчики на границе. Без всяких пререканий способен выдать любую информацию, что знаю, какой-бы она не была, позорной, важной, личной. Всё это не стоит и волоса с головы короля. Любая теория вероятности, счета банковских карт, информация о цвете моих трусов, ничего не смутит и не остановит меня от драгоценности, что готовы предоставить мне за сущий пустяк. И как положено лидеру, он первый тянет свой вопрос –Не думал, что так быстро согласишься, но мне ли удивляться насколько тебе важно прошерстить всё об этом человеке? Хах. — забудьте, это был явно не вопрос, просто ещё одно едкое изречение. –Чтож. Расскажи мне всё, что думаешь о Team Danganronpa. — Такая странная просьба, да именно просьба, не вопрос как изначально обговаривалось. И всё равно, это звучит так, будто он спрашивает «в чем суть твоего существования?». С какого времени это шоу стало моим смыслом, когда уцепилось стальными клешнями в моё горло. Снова ухожу во внутрь, в это мерзкое нутро черепной коробки. Ему нужна честность, он видит моë желание и страсть насквозь, но всё равно интересуется. Как мило. К горлу снова поступает желчь, медленно сгорают органы, вызывая холодные капли на лице. Не контролируемо начинает течь струйкой тёплая жидкость. Опять этот контраст с кожей. Разливается алым, формируя мою беспомощность перед самим собой. Перевожу взгляд в ока напротив. Вижу примесь злорадства и сочувствия. Ядерную невырозимую неприязнь. Я чувствую еë. Чувствую и содрагаюсь. Трясущимеся руками пытаюсь унять дрожь, выражая свою приземленность. Пытаюсь вытереть, сокрыть красноту от пронизывающих глаз. Чуть успокоившись, начинаю выдавать что-то похожее на ответ. –Д-да, обожаю всё что они делают!Их игра поражает реальностью событий, мне так нравится разгадывать преступление, ужасаться коварностью участников, анализировать их абсолюты, находить сходство. Но особенно мне нравится принципы, ради которых они готовы рвать глотки! Как бы я хотел доказать эту безграничную любовь, самостоятельно побывав в этом месте.– последние слова были произнесены с придыханием, слишком ярким было моё откровение. Мне захотелось стереть из сознания этот лепет. Никто не достоин слышать моё обожание к этому шоу. Но само состояние организма не даёт мне скрыть эту тайну. Маска ломается, на меня смотрят, не скрывая ужаса. Если бы я молчал, уверен, меня бы посетил тот же взгляд. Всё выдаёт во мне болезненность. Осознание приходит, когда становится слышно нервное придыхание рядом. Медленно поднимаю уже красные от лопнутых капилляр белки глаз. Сцена не без откровения. Прямо сейчас сжимаю ткань чужой, чёрной рубашки. Неудобно. Страшно. Другая сторона вероятно испытывает тоже самое. Быстро отпускаю ткань. Искривляю рот, в подобии неловкой улыбки, стираю потеки крови, что уже простираются ниже шеи. Тошно, и не от железного послевкусия, а от собственной фрустрации. Этого не должно быть, уж точно не при нём. –Прости, это вышло случайно. Я.. — прерывают. Как на скользкой дорожке, падаю на гололёд. –Понял, успокойся, это то, что я и ожидал увидеть. — ожидал? Неужели меня и вправду так легко читать. –Мне просто нужно было убедится в твоём помешательстве и я не ошибся. Тебя правда не пугают последствия этого шоу? –бесцеремонно перегибает палку. Последствия? Неужели он думает, что я не против остаться инвалидом. Да, безусловно, самое ужасное в данной компании, это манипуляции над мозгом, во время игры. Участники настолько сильно погружены в виртуальную реальность, что все физические функции начинают работать за счёт исскуственного напряжения. Если человек умрёт в игре, то вряд ли останется без сильного отпечатка вне еë действия. Зачастую такие люди перестают двигаться, либо борются с заболеваниями нервной системы, некотрые фантомно чувствуют удушение и агонию, если такова была смерть. Но меня не капли не волнует такой исход, смирение это путь к долгожданному восторгу, эмоцияи, которые готовы подарить организаторы этого шоу! Да и я явно не собираюсь так быстро сдаваться. Уж лучше доберусь до конца, путём чужих жертв, соответствуя своему своему заранее сформированному образу. Да и к тому же, мы договорились на один вопрос, а Кокичи так бесцеремонно требует ещё, неужели моя личность кому-то интересна или же это очередной допрос подопытного. Проигнорировав последующий вопрос, который я решил счесть за замечание, начал думать над своим. Мне так интересен Амами-кун как участник, но в особенности как личность, столько всего можно разузнать, если названный дружок сам во в чëм-то сведущ, но зная Ому, это всё могло оказаться ложью ради потехи. Мне нужна личная встреча, встреча, где я смог бы по-настоящему открыться, не изливаясь кровью и потом, не перекашивая улыбку в психопатическом оскале в его присутствие. Мне бы очень хотелось чтобы это встреча была наполненна пониманием, если меня примут, быть может я стану самым счастливым подобием человека на свете! Поразмыслив над всем я счёл нужным назвать лишь один вопрос, выдающий во мне столько мурашек. –Что нравится Амами-сану..? — Мой опрос был похож, на замедленную бомбу действия, только в случае окончания счета, мы бы не разлетелись на мельчайшие атомы, а лишь разразились смехом, в моëм же случае лишь тихим недоумением от собственных сказанных слов. И Кокичи вероятно оценил моë сравнение, аккуратно прикрыл рот ладонью хихикая, чтоб уж совсем не вывести меня из положения. –Хи-хи, думаю ты и сам знаешь, что ему больше по душе, но раз нашему сталкеру нужны подробности, то ладно. — перестаёт смеяться, принимает серьёзную моську. –Конечно, он склонен к насилию. И ему даже больше нравится тот факт его влияния, думаю ему хотелось бы иметь своих последователей! — театрально выдыхает, а затем снова посмеивается. –Шучу, ему чуждо насилие, он просто ненавидит таких как ты. — и тут я бы счёл это за очередной анекдот, смело рассказаный наивному простаку, но даже в контексте не видно лжи. С самого начала было очевидно, что я противен своему королю, но никогда не видел причины такой ненависти. Тучи не развеялись, но полило ледяное осознание. Я всегда был чужд для него за связь с насилием, шрамы на моём теле всегда напоминали о боли, но не он ли так приятно оставлял их на моей коже. Он моё искажённое отражение, самый лакомый кусочек истины, к чему такие выводы? Разумеется, ложь это или правда Амами останется для меня неприкосновенной иконой. Словно следуя эффекту Пигмалиона буду грезить о ложности произнесённых слов. Это явно не то, мне нужно убедится самостоятельно, мне нужны сухие факты, желательно на практике. Понял, что стою так уже продолжительный срок. В отдалении вижу силуэт в самом конце уборной, со скучающим видом сидит Ома, раскачивая ногами. Ждёт, когда я закончу свои размышления, а может и сам находится в порыве занимательного монолога. –Я могу идти? — как всегда глупо. Но ответа долго ждать не пришлось, уже закрывая пыльную дверь я слышу тихое. –Проваливай..