Мир! Труд! Май! Дача!

Ветер дунул так, что пачка сигарет улетела со стола. Легкий дождик грозил превратиться в ливень. Душ из холодных капель вернул способность соображать. — Хватаем все и бегом в дом! За один раз не получилось — на зашипевшем мангале осталось несколько шампуров, и Глеб-двойник побежал за ними, обнаружив заодно забытый другим Глебом телефон. Топтались у порога, разуваясь, промокшие, взбудораженные неожиданной встряской. Вадим сердито блестел глазами, стараясь не смотреть ни на кого. Подал братьям полотенце, полез в шкаф. — Переодевайтесь, живо! — выложил стопку одежды, снял свою насквозь промокшую кофту. — Я Джека под столом оставил, — в голосе Глеба прозвучала растерянность пополам с досадой. — Ну и фиг с ним… Вадим метнул взгляд — только у него получался такой, от которого хотелось спрятаться. Без разговоров пошел как есть, полуголым, сунув ноги в первые попавшиеся резиновые тапки. — Вадик, куда? Не надо!.. Останавливать его было бесполезно. Вернулся совсем мокрым, с прилипших к голове кудряшек ручейками стекала вода. Глеб набросил на него полотенце, принялся растирать. Вадим нетерпеливо дернул плечами, высвобождаясь. — Вадь, ну ты что?! Ему даже не хотелось разбираться, кто говорит. Мрачный, с обиженно надутой губой, босиком и с полотенцем на плечах пошлепал к камину. — Ваааадик! Мы здесь на столик все поставим? — Ставьте! — согбенные плечи сердито передернулись. На корточках перед камином, он чиркал длинной спичкой, пытаясь разжечь сложенные пирамидкой дрова. Пламя вспыхнуло, а он остался там же, усевшись на пол и скрестив ноги по-турецки; кисти рук печально свисали с колен. — Вадик, не психуй. Давай выпьем! Недопонимание, внезапная ревность и обида, подогретые алкоголем больно стучали в висках. Вадим понимал, что это глупо, по-детски, но не мог заставить себя сделать вид, что все в порядке, как и должно быть. Почему он должен выглядеть взрослее и умнее этих двоих? Позади что-то происходило: шорохи, шаги, обрывки слов, звук сдвигаемого стола и звон посуды — уши горели, чувствуя взгляды и почти беззвучные разговоры за спиной. — Вадик! — Вадик, хватит дуться. Давай к столу. — Он может так долго… — А я не могу! В следующий момент Вадим оказался зажат между двумя Глебами, усевшимися рядом с обеих сторон. Пресекая попытки вырваться, его придерживали за руки и обнимали за плечи. Он мог бы раскидать их, но так не хотелось… подергался для острастки и упрямо прикрыл глаза. Чья-то рука начала гладить по спине, сначала поверх накинутого полотенца, потом забравшись под него. Поглаживания превратились в почесывание — ногтями вдоль позвоночника, по пояснице, до дрожи и мурашек по коже. — Я не рассказал тебе, не мог иначе. Это как в омут с головой. Если бы увидел тебя, не смог бы решиться. Боялся своих чувств. Ты же знаешь, каким я могу быть. Ведь у меня от тебя крышу сносит… — от горячего шепота на ухо бросило в жар. — У него о-очень испорченный мир, — шепот полился в ухо с другой стороны. — Поверь. Пальцы уже двух рук продолжали путешествие по самым чувствительным зонам спины и поясницы — Вадим держался из последних сил. Когда кто-то из экзекуторов предательски лизнул его в ухо, он едва не заорал и взвился бы свечкой, но паршивцы знали свое дело и опрокинули жертву на спину. Там все было подготовлено — расстеленный плед и подушки приняли всех троих. В результате недолгой борьбы сопротивление было подавлено превосходящим суммарным весом. Лишь тяжелое прерывистое дыхание вплеталось в тишину и потрескивание камина — один молчал из-за упрямства, а двум другим было некогда. Вадим оказался распят на полу, руки и ноги раскинуты и прижаты с каждой стороны. В сгущающихся сумерках отблески пламени из камина создавали причудливые тени в этой сцене, придавая лицам демонические черты. Две тени нависали над ним. Зловещий низкий голос полушепотом переговаривался как бы сам с собой с двух сторон. — Он очень красивый, когда злится. — Он всегда красивый, — пальцы легко пробежались по волосам, заправили прядь за ухо, щекотно спустились по шее, очертили подбородок. — Мне нравится его женственность, — рука с другой стороны отвела волосы со лба. — Эти брови, ресницы, — большой палец проехался по дуге брови к виску, со щеки перебрался к краешку губ. Вадим извернулся и щелкнул зубами, едва не цапнув за палец, но рука отдернулась быстрее и его тотчас прижали опять. — С-ссопротивляйся, это так з-ззаводит! Хватка стала чуть сильнее. Горячая ладонь слева легла на живот, погладив круговыми движениями, двинулась наверх. Вторая ладонь, справа, присоединилась, сразу решительно, на грани грубости лаская грудь, защемляя между пальцами взбодрившийся сосок. — Мммм, такая нежная кожа… с запахом секса и «Молекулы»… Губы начали путешествие от шеи по ключице и вниз, целуя по пути, к другому соску, засосав и прикусив его. От щекочущей атаки со всех сторон вставал дыбом каждый волосок, и не только. Колено между его ног продвинулось выше, разжигая пожар сквозь тонкие треники и его промокшие штаны. Терпеть становилось все труднее, хотелось заорать, но он мог лишь материться. В ответ к его губам приникли другие, горячие и настойчивые; две руки дружно скользнули вниз, под пояс штанов и на бедро. Вадим неожиданно расслабился и захохотал. Это оказалось такой неожиданностью для остальных, что они ослабили захват и все свои старания. Нерешительно выпрямились, один за другим, усаживаясь рядом поудобнее. — Ты чего? — в голосе смешивались любопытство и досада. — Вы… Вы бы видели… — Вадим попытался сесть, но еще один приступ хохота снова свалил его на пол. — Нууу… Насмеявшись, не вставая, он перевернулся к небольшому столику, стоявшему недалеко, тому самому, куда они перенесли всю снедь и выпивку. Наполнил стаканы вискарем и все еще посмеиваясь передал братьям. Оба выжидательно смотрели на него, ожидая объяснений. Вадим поднял свой бокал. — За вас, ебари-извращенцы! Когда все выпили, он попытался объяснить. — Представил, как это выглядит со стороны: школяры, насмотревшиеся порнухи, изображают гей-оргию на троих. Только им уже немало лет, они напились, устали и натерли мозоли на руках. Вадим опять хохотнул, когда оба Глеба принялись рассматривать свои ладони. — Лопатами натерли! А не тем, чем можно было подумать. Сначала прыснул один, за ним другой. Вскоре ржали уже все трое. — Ты хотя бы уже не злишься. — Был таким мрачным, подойти страшно. — Опять ты себе что-то придумал? Заговор? — И вы решили меня переубедить? Таким вот способом? Молодцы! Вадим уже не сердился, вся досада на обоих растаяла. — Вадик, по поводу Асбеста. Я сразу сказал, что без тебя ничего не получится, — теперь Глеб попытался объясниться. Другой тихо сидел с виноватым видом. — Это как? Без меня вселенная не откроет портал? Самый главный, да? — Ну почти, — Глеб умел подбирать аргументы. — Ты важное звено, я так чувствую. Но он все равно решил попробовать. Он такой же упрямый, как ты. — Хочешь сказать, как ты? — Как мы, тут не поспоришь. Но видишь, ничего не вышло. — Теперь ты попытаешься опять? — Вадим развернулся к двойнику. Тот замялся и выглядел совсем смущенным. Глеб ответил за него: — Мы подумаем об этом завтра. И коне-е-ечно, посоветуемся с тобой. Вадим шлепнул его по колену. — Ладно, подумаем вместе. У них еще осталось мясо, и виски, и до коньяка дойдет очередь. А в углу стояла гитара. Можно было валяться на подушках возле камина, орать песни, и ни о чем не думать сегодня.