Надевая шкуру

В глухих снежных лесах Северо-западных территорий Канады стоит городок. Люди в нём не очень приветливы к незнакомцам: местность вокруг выдавила из них тепло, проморозила ледяными ветрами. Леса вокруг полны мистических историй, и нет-нет, а пара лесорубов всё же пропадёт где-то, не оставляя никакого следа. На окраине городка стоит особняк, не слишком старый, не слишком новый. Помимо приходящей наёмной горничной, в нём живёт лишь одна женщина, тридцатитрёхлетняя вдова по имени Хелен. Кто-то из горожан восхищается отсутствием у неё какого-либо страха перед лесом, другие же настороженно посматривают на одинокий дом, подозревая что-то неладное, а то и мистическое. Сегодня Хелен вышла на веранду подышать с утра свежим морозным воздухом. Это позволило ей увидеть скользящего по снегу поджарого чёрного волка. Он тёмным пятном выделялся на фоне рано выпавшего в этом году снега. Впрочем, Хелен не обманывала себя: если бы он не захотел быть замеченным, она бы не узнала о его присутствии. Возможно, ей следовало бы приготовить гостю кофе. Но Хелен хорошо знала именно этого волка. И знала что, во-первых, он не любит кофе, а во-вторых, никогда не приходит, чтобы обсудить погоду или последние сплетни. Поэтому она махнула волку рукой, приглашая воспользоваться верандой, и зашла внутрь дома. Крепкий кофе поможет ей успокоится. Хелен не была шизофреничкой, приглашающей волков на кофе. Обычных волков, по крайней мере. Добежав до дома, её гость прыгнул на веранду, перемахнув через перила, и прямо в полёте превратился невысокого человека с тёмными волосами, острым носом и немного виноватым взглядом зелёных глаз, прячущегося от холода за шубой. Оборотень стряхнул снег с сапог и прошёл в дом. Хелен, по-домашнему одетая в футболку, свободные штаны и махровый халат, уже сидела за столом, неторопливо помешивая молотый кофе. Её длинные медно-рыжие волосы были убраны в хвост на затылке. — Доброе утро, Плач Ворона. — поприветствовала она вошедшего оборотня. — Здравствуй, Хелен. Боюсь, сегодня утро добрым не было. — хрипло ответил Плач. — Другого от тебя и не ожидала. — Хелен отложила ложечку и со спокойным лицом отпила кофе. Если бы не появившаяся после подъема со стола рябь, у неё бы получилось изобразить спокойствие. Плач Ворона был печально известен по всей округе. Над новорожденным оборотнем было произнесено пророчество, что многим его голос покажется вороньим плачем. Этот Рагабаш разносил вести о смерти. Хелен видела его слишком часто, чтобы на что-то надеяться. — Да... — Плач Ворона с жалостью посмотрел на рябь в чашке Хелен. В такие моменты он ненавидел свои обязанности в пару раз сильнее, чем обычно. — Если я появился, то добрым утро не будет... — Хватит. Я жена воина и мать воинов. Я вынесу всё, что ты мне скажешь. Плач Ворона вздохнул. — Два дня назад стая Зовущего Битву попала в засаду. Их врагов было пятеро, а в стае, даже считая раненного Моргана, было всего трое. Но, как рассказал Теург их стаи, даже так Морган положил двоих, а ещё двоих тяжело ранил. Он дрался, как настоящий Арун. Но... — Плач Ворона замялся, глядя на усиливающуюся рябь в остановившейся на полпути к столу чашке. Хелен гадала: "Мёртв или изувечен? Мёртв или изувечен?" — Но сам Зовущий Битву покинул наш мир в этом сражении. Прощание с ним будет завтра. Чуть не расплескав кофе, Хелен молча поставила чашку на стол. Возможно, чуть громче, чем стоит. Она подняла свои пронзительные изумрудные глаза на оборотня. — Спасибо, что сообщил мне об этом, Плач Ворона. Я рада, что мой сын стал таким достойным воином. Единственное, о чём я могу сожалеть, так это о его ранней кончине, оборвавшей его славный путь. Надеюсь, Галлиарды запомнят его подвиг и поведают о нём другим. Плач Ворона грустно, поддерживающе улыбнулся. Он видел много реакций на такие новости: плач, просьбы убраться, нападения... Но подобную гордость выражала только одна. И эта ложная гордость была самой душераздирающей реакцией. — Разумеется. Я приложу все усилия, чтобы уже спустя месяц о подвиге Зовущего Битву знали все Фианна континента, а через два месяца и остальные Гару. — оборотень отошёл к двери. Он знал, что Хелен надо поплакать, и знал, что при нём она будет тверда, как скала. — Прости, но больше я не могу здесь остаться. Я вернусь завтра, чтобы сопроводить тебя на прощание с Морганом. Рагабаш спрыгнул в снег и перекинулся в волка. Стараясь идти по собственному следу и присыпать его хвостом, он побежал обратно к лесу. Пока он не скрылся в его тени, на красивом лице Хелен оставалось выражение трагической гордости. — Морган... Морган... — тихо заплакала вдова, когда траурный вестник скрылся из виду. — Почему?.. Почему ты, а не тот чёртов Теург? Почему меня не было рядом? Перед её глазами пронеслись картины детства её малыша. Он впервые учится ходить. Он с милейшим выражением гордой самостоятельности на лице, на которое способны только маленькие дети, идёт в их небольшую школу. Он дарит ей её портрет, криво подписанный "Мамочка". Он играет с Анной и Бэзилом. Он с гордостью рассказывает матери, как им восхищались сверстники после первой игры на баскетбольной площадке. Он с ещё большей гордостью рассказывает о своём Обряде Перехода и своём втором имени. И последняя картина, созданная её воображением: её Морган в устрашающей боевой форме, покрытый ранами и свалявшейся от крови шерстью, проигрывает бой тем самым Танцорам Чёрной Спирали. Они, разумеется, невредимы и неуязвимы. Но теперь к давнему кошмару добавилось два трупа Гару-предателей, остывающих на окровавленном снегу. Но это не помогает измученному Моргану, и один из Танцоров смыкает свою покрытую пеной пасть на горле Фианна. — Почему? Почему? — её вопросы перемежаются всхлипами. — Почему и ты тоже? Почему я обречена отдавать своих детей на войну, но не могу отдать за них жизнь? Толку от моей "чистейшей крови Фианна", если она не позволяет мне драться за Гайю наравне со всеми ними? Эта истерика давно должна была произойти. Каждый раз она удерживала её внутри, но смерть её маленького Моргана стала последней каплей. Поэтому Хелен бессильно рыдала на полу, не обращая внимания на опрокинутый стол, разбитую чашку и растекающийся кофе. *** Плач Ворона снова преобразился в человека. Конечно, форма Люпус по сравнению с Хомид давала огромные преимущества при передвижении в лесу, но по-настоящему уверенно Рагабаш чувствовал себя лишь на двух ногах. — Как она отреагировала? — спросил подошедший Старейшина по имени Мудрость Ели, пославший его с этим сообщением. — Стойко. Никаких слёз или чего-то подобного, по крайней мере, пока я мог это видеть. Выразила гордость и попросила всем-всем рассказать о подвиге Зовущего Битву. — Необычная стойкость. С чего бы это? — Мудрость Ели, судя по всему, до недавних пор не очень интересовался Хелен. — Мы с ней не в первый раз встречаемся. Познакомились, когда её старшая дочь, Анна Судящая Реки, погибла во время сражения со Спиралями. — Да, я помню эту девушку. Она могла бы стать прекрасным Филодоксом, если бы не эта трагедия. — Потом я был вынужден посетить её повторно, потому что её муж, Клык Песни, попытался отомстить за дочь и переоценил свои силы. — Если бы не его горячность! Его боевые песни до сих пор известны по всей Канаде. — Третий раз я встретился с Хелен, когда вместе со своей стаей сражался с налетевшими на их особняк Спиралями. Они пришли туда за местью Клыку Песни и его родне, но нашли лишь свою смерть. К сожалению, её родители в ту ночь не выжили. — Это была славная битва. Я впечатлён стойкостью этой женщины. Пережить подобные потери четыре раза... — Пять раз. Её средний сын, Бэзил, прибился к нашей стае, чтобы вернуть Спиралям должок. Бедолага... Мы даже не знаем, где его тело. Я был последним, кто видел его в живых, когда эти ублюдки утаскивали его. Мудрость Ели задумчиво посмотрел в сторону городка. Он был далеко, но опытный Гару прекрасно знал местность. Всё это выглядело так, будто сам Вирм желает причинить этой женщине как можно больше боли, сломать её. Но Вирм не занимается подобным: всё это было лишь кровавой цепочкой мести, начавшейся с Судящей Реки. Разве что Зовущий Битву не был связан с этой затянувшейся взаимной местью. — Позволите вопрос? — Спрашивай. — Почему вы так интересуетесь судьбой Хелен? — А ты как думаешь? Тебя самого-то ничего не удивляет в этой истории? — Кроме того, что на её долю выпало так много несчастий, ничего. — Ты смотришь не туда. У неё ведь было три ребёнка, так? — Так. — А тебя не смутило, что двое из них были Гару, и притом весьма одарёнными Гару. Зовущий Битву был сильнейшим среди сверстников. Даже Фенриры обломали об него клыки. — Да, обычно оборотни рождаются реже. — Гораздо реже, Плач, гораздо. Её кровь невероятно чиста. Она благословлена Гайей. Наверное, каждый второй её ребёнок станет Гару. Поэтому я хочу, чтобы ты собрал у себя в голове все знания о ней, которые могут пригодится, и передал их Крушащему Проклятие. После прощания с Зовущим Битву и Клочком Листа будут поминки, и на этих поминках Крушащий должен возлежать с Хелен. Он славный малый, он поможет ей всё это пережить. Плач Ворона позволил себе в душе обозвать Старейшину евгеником. Значения этого слова оборотень не понимал и просто ругался вроде бы подходящим словом из вивернутых книжек, но в этот раз он попал в цель. Мудрость Ели действительно хотел бы стабилизировать эмоциональное состояние Хелен. Во вторую очередь. В первую очередь он, несомненно, хотел ещё больше талантливых оборотней с высоким шансом рождения, и Плач не то чтобы мог его за это винить. На войне как на войне, и не в их положении отказываться от подкреплений. Но Рагабаш знал Хелен намного ближе, чем им обоим бы хотелось, и относиться к ней как к источнику Гару не мог. Но, с другой стороны, Крушащий Проклятие действительно сможет помешать ей сделать какую-нибудь глупость. — Кстати, что говорят насчёт того Зимнего Ублюдка? — Он снова исчез. В городе говорят, что видели следы какого-то походного лагеря в паре миль отсюда, так что он уже может быть крайне близко. — Надо будет предупредить патрули. С него уже хватит оскорблять Гайю своим существованием.