Искажение зеленого и черного

6 августа 1985 года. Какая ужасная, вызывающая отвращение толпа. Барти Крауч Младший чувствовал себя крайне неуютно, и если бы его Лорд не намекнул на важность мероприятия, он бы никогда не пришел сюда по доброй воле. Банкет проходил в честь дня рождения Ориона II, сына Регулуса Блэка и Мелиссы Воул. Мальчику исполнялось шесть лет. Следуя старым магическим традициям, Ориону подарили заранее подобранную волшебную палочку. Затем было необходимо этой самой палочкой разрезать мальчику ладонь и окропить его кровью стену с генеалогическим древом, — так подтверждалась и сама кровь, и магия, и титул наследника. После ритуала на стене должен был появиться портрет Ориона в золотой рамке — таким образом, сама магия рода Блэк подтверждала его силу. Это был порог, испытание, которое дети Блэков обязаны были проходить с текущей по их венам магической силой — и если же оной нет, их нарекали сквибами и изгоняли из рода. Безжалостно, жестоко, но привычно для общества чистокровных, родовитых волшебников. Что же было удивительным и нетипичным для такого мероприятия, так это нынешний список гостей — Кэрроу, Лестрейнджи, Розье, сами Воулы из Германии, их союзники Шмидты, Гриммсоны, и многие другие. Конечно, мероприятие было важным — у Блэков, спустя столько беспокойных лет, наконец-то уродился наследничек, достойный продолжить род, — однако не такой степени, чтобы на банкете оказали честь присутствовать почти треть фамилий членства Визенгамота и Всемирной Конференции Магов. И не только Британского контингента, но и некоторых других соседних стран. Это было даже больше, чем ненормально. Но главный виновник ненормальности происходящего был последний приглашенный на банкет гость — Геллерт Гриндевальд. Или же, если говорить начистоту, гость, вокруг которого и составлялся список остальных приглашенных волшебников. Крауч все еще помнит апогей волнений в тот момент, когда многим стало известно о его присутствии на банкете. Для начала, реакция самих Блэков — одних из главнейших претендентов на звание его сюзеренов. Лорд всегда серьезно подходил к своим выходам в свет, и Блэки быстро поняли и приняли смысл этого перформанса — и именно потому сегодня, стоило Ориону лишь прикоснуться к гобелену, как его сразу же оттащили и сопроводили вон. Крауч даже не был уверен, успел ли сам мальчик увидеть свой портрет, — что, Мерлин, было просто смешно. Мероприятия по «признанию» Ориона настоящим членом магического сообщества, наследником рода, каким-то образом потеряло свой первоначальный смысл, превратилось в какое-то проходное, незначительное событие. Крауч мог бы даже посочувствовать мальчишке, если бы не понимание того, что теперь это было нечто большим, чем просто банкетом. Это было, без преувеличения, переломным моментом в истории волшебников. Гриндевальд был очень противоречивым для многих политиком, особенно в свете последних событий. И многие понимали, что из-за его присутствия мероприятие из обычной дани традиции неофициально и неотвратимо перетекло бы в политическое собрание. Потому Крауч и стоял здесь, подпирая стенку в ожидании своего господина. И от нечего делать разглядывал гостей. Как он уже успел заприметить, статус присутствующих был очень высок. Приглашения всегда тщательно и выверено продумывали, сейчас же, из-за присутствия Гриндевальда, отбор приглашенных был ещё более строг. В течении всего банкета Крауч то и дело слышал разговоры о том, насколько удивительным было, что на банкете присутствовали те или иные волшебники. Очень много говорили про Малфоев. Многим казалось, что после недавнего провала Люциуса на тендере Лорд просто не захочет их видеть — Малфой тупо пропустил собрание, и вместо него тендер выиграла семья, не принадлежащая к составу сторонников Гриндевальда, а после своими дальнейшими действиями задержала последнюю поставку ингредиентов из Индии. Это не привело к чему-то непоправимому, но оказало неприятный эффект — из-за задержки компонентов целую серию новых зелий пришлось просто уничтожить. Малфой держали почти тридцать процентов акций организации, что потеряла зелья, и из-за уничтоженной партии не получили дивиденды, которые, по своей глупости, заранее распределили по другим своим проектам. Произошел сбой системы, Малфоям пришлось брать финансы из сбережений других отделов, что в итоге повлияло на снижение финансирования некоторых департаментов, подконтрольных Лорду. Барти помнит, как еще на недавнем собрании Блэки с удовольствием обсасывали эту ситуацию со всех сторон. Мерлин знает, почему он запомнил это в таких подробностях. Малфои — извечные соперники Блэков в перетягивании одеяла под названием «внимание Темного Лорда», а также вторые претенденты на роль сюзеренов, поэтому неудивительно, что из-за их небольшой ошибки Блэки, а за ними и остальные, организовали такой театр абсурда. Не иначе, хотели выставить их в как можно более невыгодном свете. Но для Крауча было очевидно, что на политику Гриндевальда это не повлияет ничуть, и даже не ослабят с ними связь. И Краучу было смешно от того, насколько неочевидным фактом это являлось для других. Поэтому видимое недоумении в моменте, когда в чьем-то поле зрения появлялись Малфои, были для него своеобразным развлечением. Помимо этого в поместье приехали несколько именитых волшебников из Европы, откуда с дипломатической поездкой совсем недавно вернулся вышеупомянутый Гриндевальд. Несомненно, это было событие, которое на века нарекли бы Величайшим. Именно так, с большой буквы. Конечно, как не повариться в котле хитросплетений, интриг и заговоров, не пересосать кровь друг у друга и не заручиться новыми связями. Ведь иначе Блэки не были бы Блэками, как и многие другие магические семьи не были бы самими собой. Однако при таких масштабных событиях было одно, незримое «но». И в этой бочке меда была явная, горькая для всех ложка дегтя. Эта «ложка» незримой тенью висела над всей разномастной толпой, придавливая к земле, погружая вежливые и медовые лица в угрюмые тени. Эта «ложка» встревала в любые, заметные и нет, смешки, улыбки и даже вздохи, показывая во всей красе смертность человеческого вида. Ведь всем было известно о нападение на поместье Поттеров. И все успешно — или нет, — пытались делать вид, будто ничего не произошло. Будто бы шесть дней назад чуть не стерли с лица земли один из древнейших и могущественных магических родов Британии. Будто бы не было пропавшей жены Поттера и его наследника, а сам Джеймс не лежал бездыханным полутрупом в больнице Святого Мунго. Как же Крауча тошнило от всех этих людей. — Барти, — послышалось из-за спины, и мужчина развернулся. Неожиданно к нему подошла Нарцисса Малфой. Всегда статная, высокомерно выглядящая волшебница, сейчас она выглядела не лучшим образом. Несмотря на косметические чары, выражение ее лица было таким угрюмым, что ни одно колдовство, как ни старайся, не могло это спрятать. Крауч даже успел подумать, не пересуды ли о ситуации с тендером так сильно ухудшили ее самочувствие, когда Нарцисса вдруг тронула его локоть, прося придвинуться ближе. — Есть ли какие-нибудь новости по поводу… по поводу Поттеров? Брови Крауча взлетели. А вот это было неожиданно. — И тебе здравствуй, Нарцисса. К сожалению, вместо поисков я вынужден находиться здесь. Известно лишь одно: если Джеймс Поттер и сможет прийти в себя, то только благодаря чуду. Лицо Нарциссы помрачнело еще больше. — Это так ужасно. С нападения прошла почти неделя, но я до сих пор не могу нормально спать. Крауча вдруг слегка кольнули собственные недавние мысли насчёт Малфоев. Несмотря на то, что их никогда не связывали какие-либо отношения, Крауч мимоходом посочувствовал Нарциссе — она почти единственная из Блэков, хоть и бывших, кто поддерживал связь с Поттерами. Но даже так ему было все ещё интересно, зачем она подошла именно к нему. — Ясно. Конечно, это ужасное событие для всей магической Британии. Но мы… — Нить Ариадны, — вдруг резко выдохнула женщина. — Я хотела сказать… что готова дать кровь для Нити Ариадны. Так вот в чем дело. Крауч не мог не усмехнулся. Еще несколько дней назад с таким же предложением пришла и Андромеда. Как отважно, но, к сожалению, несколько поздновато. — Не требуется. С помощью Сириуса я уже как неделю назад в частном порядке провел ритуал, но он ничего не показал. Либо мальчишка мертв, либо охраняется очень сильными чарами. Нарцисса глубоко вздохнула, но не казалась удивленной или ошарашенной. Видимо, давно понимала, каков будет ответ, но не могла не поставить на свою попытку. Как вдруг глаза ее расширились. — Подожди, ты сказал Сириус? Сириус знает об этом? Он приходил сюда? — Конечно, нет, — фыркнул Крауч. — Но я был не менее ошарашен, чем ты, когда он появился на пороге моего дома шесть дней назад. Выглядел он неважно, но это не помешало провести ритуал. В конце концов, несмотря на его статус, цена его крови не уменьшилась ни на фунт — уж я-то понимаю это, в отличии от семьи Блэк. Что же до того, как он узнал… без понятия. Не мое дело. — Но… — от волнения сжав бокал, выдавила Нарцисса. — Что на это сказал… сказал Наш Лорд? — Это дело Блэков, а не Гриндевальда. Ему плевать на Сириуса, ему плевать на его связи, грехи или ошибки. Он пришел, чтобы помочь, не более и не менее. Но это давно тебя не касается, Нарцисса. Ты и сама это понимаешь. — Да, — взяв себя в руки, кивнула женщина. — Прошу прощения за мою неучтивость. Крауч лишь махнул рукой. Толпа вдруг прошлась волной шепотков и беспокойных телодвижений: прибыл Гриндевальд. Барти тут же оторвался от стены, с невозмутимым лицом протянул Нарциссе бокал — волшебница, растерявшись, взяла его, — и степенным шагом направился к своему господину. Настало время того самого «политического мероприятия». Люди, только завидев его, расступались точно также, как и перед Его Лордом. Несомненно, играла репутация Первого Круга — самых приближенных к Гриндевальду волшебников, его первая армия, доверенные лица, собранные со всего света. Барти Крауч Младший, будто соответствуя своему имени, был самым молодым магом из круга — в этом году ему исполнилось лишь двадцать четыре года. Многие злые лица любили шептаться за его спиной, строя недостойные и омрачающие его честь теории, однако ни одна из них не была приближена к правде. Гриндевальд пришел один, что показалось Краучу немного странным — ведь изначально его господина должна была сопровождать Ариана. Однако Его Лорд ничего не говорил Барти об изменениях плана, значит, это было не его дело. Он быстро поравнялся с волшебником, встал за левым плечом, и продолжил шествие по залу. Его Лорд, как всегда, выглядел безукоризненно. Хоть Гриндевальду и перевалило больше, чем за сто лет, по внешнему виду это было совершенно непонятно: ведь перед гостями предстал не седовласый старик, а бледнокожий молодой мужчина с платиновыми волосами и гетерохромными глазами. Аура его была настолько подавляющая и властная, что сомневаться в его силах не представлялось возможным. Даже Барти Крауч, за столько лет привыкший к магическому фону Лорда, не мог подавить внутреннюю дрожь. Ему не сказали ни слова, и они прошли через весь зал, остановившись только прямо перед стеной с генеалогическим древом. По ходу его шествия голоса утихали, и люди собирались вокруг плотной толпой. Барти слегка отошёл, понимая, что его фигура на импровизированной сцене, освещенной взглядом фанфар, была лишней, и на всякий случай отстегнул ремешок с футляра палочки на своем бедре. Помимо остальных обязательств, иногда он брал на себя роль телохранителя. И даже несмотря на то, что здесь, в поместье Блэков, они были в полной безопасности, ему все равно нужно было сохранять бдительность. Гриндевальд остановился и эффектно развернулся, взмахнув полом плаща. На лице его играла легкая улыбка, но взгляд оставался несколько отчужденным от этого настроения — многолетняя стезя хорошего политика, привыкшего демонстрировать для обывателей маску приверженности и дружелюбия, но для более внимательных — без приукрас, открывающую им настоящие эмоции. Гриндевальда в свете других политиков давно отличала эта особенная черта — открытая, лояльная реакция для глупцов, и правдивая, уникальная— для избранных. Тех, кто мог в момент заметить настоящее отношение оратора к волшебникам, его истинную цель. Сейчас в зале собрались именно такие избранные волшебники. Все погрузились в тишину. — Что значит для мира, нашего мира, приобретение пока юного, но в будущем, несомненно, одного из сильнейших волшебников магического мира? — начал Гриндевальд, заложив за спину руки. — Многие согласятся, что именно ребенок, наследник — то, к чему нам, как представителям ограниченному на этой планете меньшинству, нужно стремиться. Ведь это не просто ребенок — нет, это продолжение нас, нашей истории, мечт, деяний, достижений. Однако… равноценно ли появление мага на свет любому другому ребенку? Я думаю, каждый из вас знает ответ на этот вопрос. По мере его речи тон из плавного и мягкого преображался в более жесткий. Под конец на его лице расползлась еле видная, ехидная усмешка, а в глазах загорелись непонятные эмоции, отдающие каким-то безумным огоньком. — Вот пошел уже второй год, как Международный Статус о Секретности был отменён, но мы, меньшинство, так до сих пор и не избавились от привычки скрываться. Мы прячемся, чтобы защитить себя, чтобы уберечься… но в первую очередь мы оберегаем наших детей, наследников. Я понимаю это. Я понимаю причины опасаться, прятаться, бояться выйти из подполья, куда мы были загнаны обстоятельствами много веков назад. Однако… разве сейчас пред нами времена, когда мы, как маги, преобладали в таком меньшинстве, что боялись даже издали показаться на глаза какому-нибудь прохожему мимо нашего дома? Разве боимся мы сейчас гибели от рук неотесанных, грубых крестьян, иной раз в прошлом забивающих нас камнями или сжигающих нас на кострах? Разве остались мы на том же уровне, когда не могли сбежать от инквизиции, не могли противостоять этим червям, называющих себя подобием человечности? Я думаю, и на эти вопросы вы можете самостоятельно найти ответы. Конечно… ваши предположения могут отличаться. Но главный смысл пройдет сквозь каждое слово, взгляд, мысль — даже сейчас, просто посмотрите друг на друга! Не произнося ни звука, мы все ясно и четко понимаем одно — мы, волшебники, больше не те, кем были в прошлом. Сейчас мы связаны единым, и являясь единством, мы больше не обязаны прятаться. Крауч прерывисто вздохнул, прикрывая глаза. Он чувствовал, кожей ощущал связывающее чувство поддержки, единения, окутывающее всех находящихся в зале людей — то самое единство, про которое говорил Его Лорд. Даже заранее зная контекст сегодняшней полемики, Крауч не смог подавить табун мурашек, пробежавших по его спине. — Однако, что изменилось за это время? Ничтожно мало. В магловском мире начинают замечать чуть больше странностей, чем раньше, а круг посвященных в магию людей хоть и растет изо дня в день, но без явных скачков — и в первую очередь это все еще связано с проросшим в наше естество страхом. Но мы забываем, что мы не простые, неотличимые от других существа, вынужденные выживать… мы — волшебники. Мы те, кто способен противостоять другим, используя свою силу. Мы те, кто несет в себе истинность природы, ядро нашего мира. Мы те, кто может сотворить невозможное, — Гриндевальд взял паузу, прикрывая глаза. — В конце концов, мы те, кто заслужил жить, а не выживать. И теперь ответьте мне на мой последний вопрос. Нужно ли нам, как раньше, скрываться от этого мира? Вдруг по помещению прошёлся еле заметный ветерок, всколыхнувший огонь на подсвечниках, висевших на стенах по всему периметру зала. Крауч мгновенно напрягся, вглядываясь в очертания стен. И по тому, как отреагировал Его Лорд — перенес вес на ведущую ногу, встал в более открытую, свободную позу, — Барти понял, что ему не показалось. Нежданный гость? Нападение? Крауч еще на шаг углубился в тень, доставая палочку и сжимая ее в руке — чем бы это ни было, он был наготове. — К сожалению, не все понимают значимость этих слов. И не все готовы следовать вместе с нами в этот новый мир — мир без ограничений, без связывающих нас столетиями оков. Тот, кто шесть дней назад посмел покуситься на жизнь одних из нас, кто посмел пролить на землю невинную волшебную кровь, — и есть те самые противостоящие нашим идеям люди. Я назову этих людей своими врагами… и не пощажу. И вы можете последовать в моем стремлении уничтожить этих ничтожеств, недостойных звания магов. Магия нужна, чтобы созидать и защищать, а не убивать себе подобных — ведь это самый настоящий геноцид, уничтожение своей же плоти и крови. Я обещаю, что те, кто напал на семью Поттер, — возможно, не сильно радеющих за наши взгляды, но все еще наших сторонников, — обещаю, что они в полной мере вкусят кровную не по наследственности, так по магии месть. Я воздам нашим врагам, заставлю их заплатить цену вдвойне страшнее той, что они забрали у нас, — тень недавней окрасившей лицо улыбки исчезла, а взгляд Гриндевальда казался ледяным. — К сожалению, не в моих силах сказать, живы ли пропавшие Лили и Гарри Поттер. Однако в свете моих слов о наследниках, мне остаётся лишь всей душой верить в то, что еще не слишком поздно вернуть их. Порыв воздуха снова прошёлся по залу, на этот раз потянув за собой тихий шум голосов начавших переговариваться друг с другом волшебников. За всю речь Гриндевальда толпа охотно велась за движением его незримой, но при этом такой явной дирижерской палочки — от волнения к гневу, от злости к воодушевлению, от единства к желанию истязать, разорвать на куски. Перед Гриндевальдом предстали не отдельные капли личностей, а единый в своих желаниях и чувствах океан. И этот океан по одному мановению его руки проходил в волнения, начинал бушевать, истязая своей стихией. Гриндевальд говорил, что отныне напавшие на семью Поттер люди становились его врагами. Для всех остальных это значило то, что теперь перед ними появился враг, которого необходимо стереть с лица земли, над которым не будет пощады или суда. Желания Его Лорда становились желаниями всех. Это было единство. — В связи с этим я поднимаю бокал, — Гриндевальд невербальной магией наколдовал в протянутой руке бокал и слегка приподнял его — и блики его отразились в горящих глазах наблюдающих за ним волшебников. — И выпиваю за несколько людей. За Ориона Блэка, молодого, сильного наследника, за его будущую жизнь, в которой он не будет следовать по нашим стопам, пряча себя и свою силу. Я выступаю гарантом этого будущего. За Джеймса Поттера, человека, рискнувшего своей жизнью, дабы уберечь свою семью, и за то будущее, где никто никогда больше не будет вынужден идти на такие жертвы. За Лили Поттер, пусть и не рожденную в чистокровной семье, но принявшую наши традиции и законы, точно также защищавшую свою семью, и за других таких же людей, делящих половину крови волшебников. И за Гарри Поттера — мальчика, который… Миг — и, прерывая речь Гриндевальда, зал погрузился в полнейшую темноту. Впрочем, непродолжительную. Вначале Крауч вскинул палочку, вызывая Люмос, а после пространство равномерно осветилось со всех сторон помещения — в конце концов тут стояли далеко не слабые представители магического мира, и не только лишь один он заметил странные колебания, пронесшиеся по залу ранее. Раздался грохот, и створки дверей со всей силы ударили по стенам. Многие маги отскочили, послышались вскрики, но сам Гриндевальд оставался неподвижным — с все еще сжимающим рукой бокалом, он смотрел вперед, и, по всей видимости, даже не собирался предпринимать какие-либо попытки обороняться. Когда Крауч проследил за его направлением, он не мог не озадачиться: в дверях зала, тяжело дыша, видимо, после бега, стояла никто иная, как потерявшаяся ранее Ариана. Ариана Гриндевальд. — Мой Лорд, — низко поклонившись, начала она. — Приношу свои искренние извинения за такое бесцеремонное вторжение и прерывание ваших слов, но мне необходимо сделать кое-что, не терпящее отлагательств. Она отошла, оглядываясь назад — и из-за ее плеча выплыла еще одна фигура. Тонкая, скорее всего, женская, она была закутана в темный плащ, скрывая свое лицо и, очевидно, истинные намерения, и она сразу же не понравилась Краучу. Фигура остановилась, степенно сложив руки в замок и опустив голову, только вот Крауч не почувствовал даже миг искренности — магический фон буквально кричал. Лорд тихо хмыкнул, убирая бокал мановением руки — он так и не испил из него, — а после быстрым, широким шагом пошел в направлении гостей. Люди снова, словно волны, расступались перед ним. Когда он подошёл и встал прямо перед Арианой, слово взяла неизвестная фигура: — Все именно так, Мой Лорд, — голос ее был нежный, но последние слова, казалось, были произнесены с издевкой. — Это и правда дело, не терпящее отлагательств. Как вы и сами говорили ранее, и о ком не успели договорить, — в свете слов о наследниках, вам остается лишь верить в то, что еще не слишком поздно вернуть Гарри Поттера. Точнее, так было ранее. Ведь теперь… появилась одна переменная, которая может полностью изменить ход ныне идущих событий. Фигура подняла руку — белую, тонкую, — и приложила к своему сердцу. — Я знаю местонахождение наследника Поттера. И знаю, что он ещё жив. Крауч распахнул глаза, сзади кто-то рассмеялся, видимо, не поверив ее словам. Однако Гриндевальд оставался невозмутим — лишь взгляд, вмиг пронзивший хрупкую фигуру, показал его истинные эмоции. — И если я верно поняла ваши намерения, я предлагаю незамедлительно последовать за мной — и предать огню отмщения ваших врагов. *** Гарри проснулся, чувствуя, как тяжёлое, неприятное чувство сдавливает его грудь. Мальчик долго не мог понять, что с ним, постоянно ворочался из стороны в сторону, пытаясь снова погрузиться в сон, но ничего не выходило. Перед глазами постоянно всплывали странные искаженные картины, но сюжет их он уловить не мог. В конце концов Гарри оторвал себя от дивана — кажется, вчера он чувствовал себя не очень хорошо, и из-за этого так и не дошел до комнаты, которую ему выделил незнакомец, — и, еле переставляя ноги, поплелся на выход. Незнакомец, — точнее, как сумел узнать Гарри, Волдеморт, — оказался на кухне. Он, казалось, эти два дня за пределы кухни так никуда и не перемещался. Гарри зашёл в помещение, оглянулся, замечая разбросанные повсюду склянки, а после несколько неуклюже забрался на стул. Волдеморт оторвался от помешивания зелья и пристально уставился на него. — Что? — буркнул Гарри, потирая пальцами виски. — Когда я смогу увидеть мою маму? — Я думал, ты пошел спать. — Что? — тупо повторил Гарри. — Я только что проснулся. Волдеморт положил на стол державший в руках стебель белладонны. Нахмурился. Потом перевел взгляд на зелье — вступая в завершающую стадию, оно начало светлеть, закручиваясь само по себе по часовой стрелке, — и так ничего и не ответил. — Ты что, ночевал здесь? — Я не ложился спать вообще. Мне нужно было… наблюдать за состоянием Лили. — Так долго? — Гарри подозрительно уставился на Волдеморта. — Ты не выглядишь как человек, не спавший несколько дней подряд. Незнакомец медленно поднял голову и прищурился. — Повтори. — Ну ладно, неважно, — немного стушевался мальчик. — Так когда ты пустишь меня к моей маме? — Я же говорил тебе: как только закончу готовить вторую партию зелий… Выражение его лица было странным. Гарри по своей глупости не обратил на это внимание. — А что, ты еще не закончил ее готовить? Что тогда ты дал мне вчера? Незнакомец вдруг резко поднялся, напугав Гарри до полусмерти. Мальчик спрыгнул со стула и в беспокойстве отступил на несколько шагов назад, но было поздно — вскинув палочку, незнакомец направил ее прямо на него. Гарри зажмурился, не зная, к чему быть готовым, но, как оказалось, его просто просканировали невербальными диагностическими чарами. Волдеморт был очень напряженным — казалось то, что он увидел, не понравилось ему. — Почему… — начал он, но оборвал сам себя на полуслове, а затем немигающим взглядом уставился в стену позади Гарри. Мальчик, не знающий, чего ожидать, развернулся — и, конечно же, никого не увидел. — Что с тобой? Ты меня пугаешь, — признался Гарри, заставляя Волдеморта снова обратить внимание на него. — Что последнее ты помнишь? — вдруг спросил он. — Ты… дал мне свою палочку и учил меня заклинанию Вингардиум Левиоса. Потом я устал, ты дал мне зелье, и я заснул. Зрачки незнакомца сузились. Он вскинул руку, подкидывая палочку — она не упала, а зависла прямо над ладонью, — а после тихо произнес «Приори Инкантатем». Гарри растерянно моргнул, не понимая, что он только что сделал, а незнакомец в это время с устрашающей гримасой наблюдал за тем, как из его палочки один за другим вылетают миниатюрные росчерки чар. Десятой по счету вылетела почти невидимая лента и незнакомец остановил действия заклинания. В тот же момент от маленьких сгустков волшебства, начиная с самой первой, послышался тихий шепот: «Обливиэйт», «Протего»… Не дослушав, незнакомец схватил палочку и зарычал. — Жди здесь, — бросил он, а потом стремительно выбежал из комнаты. Конечно же, Гарри последовал за ним, думая лишь о том, чтобы не упустить его из виду. Обуявшее его беспокойство просто не могло позволить ему сидеть на месте. Но только выбежав за дверь, Гарри понял, что Незнакомец не ушел слишком далеко — мальчик сразу наткнулся на его застывшую в окаменении спину, стоявшую напротив… комнаты его мамы. По коридору пронесся порыв холодного ветра. Дверь в комнату Лили была распахнута настежь — он будто бы забыл, что не хотел пускать внутрь Гарри. Даже больше — незнакомец буквально забыл о его существовании, без эмоций уставившись на открывшуюся ему картину. Сердце мальчика вдруг сжалось в ужасно тревожном спазме, а после зашлось бешеным галопом. Что-то было не так. Нет. Гарри протиснулся через незнакомца в комнату. Нет… Он увидел лежавшую на кровати Лили. Ее выражение лица было безмятежным, поза расслаблена — и, кажется, подойди Гарри к ней ближе, она откроет глаза, улыбнется своей милой, любящей улыбкой, притянет его к себе, до боли сжимая в крепких объятиях. Нет! Взгляд Гарри переместился ниже, на шею. Кровь. Разрез. Ее грудь не поднимается. Сердце сжалось в первобытном, необузданном страхе. Нет, нет, нет, нет, нет, нет… — Гарри, — позвал его кто-то сзади. — Гарри, стой! Он не понимал, что происходит. Кто-то закричал. Только через будто бесконечно прошедшую минуту он осознал, что это он. Его руки дрожали — каким-то образом Гарри оказался у кровати, а ладони его прижимались к щекам Лили. Или к шее. Что он пытался сделать? Зажать рану? Кровь была холодная, застывшая — неизвестно, как долго она тут лежала, не двигаясь, не дыша. Будучи мертвой. Его мама. Она мертва. Она была мертва. Кто-то схватил его за шкирку и грубо потянул назад. Гарри вырывался, отбивался, кажется, он даже укусил напавшего на него человека — но все равно оказался на полу в коридоре, вышвырнутый за дверь, будто щенок. — Мама! — закричал Гарри, снова рвясь в комнату. Его снова схватили за шкирку, беря на руки. — Прекрати! Хватит, не вынуждай меня применять к тебе чары, Гарри! — Ты! — вдруг надорвался мальчик, безумными глазами смотря на Волдеморта. — Ты убил ее! Ты убил мою маму! Ты… ты… Дальше говорить он не смог — рыдания душили его, и в следующую секунду Гарри бессильно сполз по рукам незнакомца, надрываясь в истерическом плаче. Будто что-то, что сдерживалось, копилось в нем в течении нескольких дней подряд, прорвало. Лопнуло. С громким треском, с надрывом, будто туго натянутая, тонкая нить. А после острыми тонкими пластинками лезвий прошлось по всему его существу — больно, страшно, невыносимо. Пол дрожал, все пространство вокруг искажалось. Незнакомец что-то кричал ему, прося успокоиться. Гарри в одно мгновение пытался оттолкнуть его от себя, а в другое — прижаться ближе, почувствовать живое, так необходимо ему сейчас тепло, найти утешение. А потом ему на мгновение показалось, что мир взорвался: прямо перед его глазами разорвало половину дома. Он снова закричал, и практически перестал воспринимать действительность: яркие вспышки перед глазами, какофония громких звуков, взрывов и криков, ощущение сжимаемых его рук и постоянных передвижений. В какой-то момент Гарри осознал, что стало слишком просторно — и, подняв голову, уставился на висевшую в небе луну. Они оказались на улице. Гарри повернулся, каким-то образом все еще находясь на руках незнакомца. Позади него виднелся полуразрушенный дом, вокруг летала пыль, заслоняя обзор. Ещё немного, и строение просто исчезнет из его поля зрения. Испугавшись, Гарри протянул руку через плечо парня, будто пытаясь схватить очертания дома в свою маленькую ладошку, и закричал: — Нет, вернись назад! Отпусти меня! Пусти меня к маме! — Сальвио гексиа! — вдруг хлестко произнес незнакомец, и Гарри почувствовал, как что-то тяжёлое разливается вокруг него, окутывает, как паутина. Это была магия. Он повернулся. Его лицо было в слезах, но сквозь мутную пелену он все равно увидел десяток окруживших их магов. Гарри испуганно ахнул. Все замерли. Две противостоящие друг другу стороны, — Волдеморт с Гарри на руках, и около десяти волшебников в праздной, вычурной одежде, — стояли, вскинув палочки, не произнося ни звука. И почти все они, не отрываясь, смотрели на Гарри. Кто… были эти люди? Это были все те же преследователи? Те, кто напал на них? — Что ты с ним сделал? — вдруг воскликнул женский голос, и из стройного ряда однообразных людей выбилась высокая светловолосая волшебница, а за ней, будто прикрывая, мужчина с тростью. — Только посмей причинить ему вред, и ты!.. — Тихо, — вскинул руку один из волшебников по центру. Он был одним из немногих, не сводящих глаз с Волдеморта. Гарри вздрогнул: он его узнал. Лорд Гриндевальд… человек, которого, как говорила его мама, нужно было опасаться. Мама… Губы Гарри задрожали. Он опустил голову. Он больше не мог этого выносить. Его мысли просто застыли, больше не желая помогать Гарри — все это было слишком для него. Он молча закрыл глаза, и из-под век тихо покатились слезы. *** Гриндевальд решил отправиться сам. Это было странное, не поддающееся логики решение, но Крауч, как и другие, не могли противиться его приказам. Перемещение было быстрым. Вместе с Гриндевальдом с банкета ушли несколько членов Первого Круга: Рабастан Лестрейндж и Беллатриса Блэк, одни из самых фанатично преданных Гриндевальду чистокровных магов; Антонин Долохов — темный маг, присоединившийся к ним одним из последних, и точно также преданный Его Лорду, и сам Крауч, — а также, что удивительно, супруги Малфой, Нарцисса и Люциус. Также с ними пошла женщина в черном плаще, пожелавшая остаться безымянной — она стояла позади всех, кажется, не собираясь принимать никакого участия, и Ариана Гриндевальд, которая сопровождала незнакомку. Однако никто не ожидал, что не успеют они приземлиться, как тут же будут вынуждены защищаться от ударной волны. Крауч, как и Малфой, стояли прямо позади своего господина, поэтому, оказавшись под чужим Протего, не так сильно пострадали, как другие. Но не прошло и мгновения, как за первым взрывом последовал следующий. Только теперь это был жёсткий, целенаправленный взрыв — целились прямо в их группу. Взмах руки Гриндевальда — и мешающий им дым начал отлетать в стороны. Лестрейндж мгновенно попытался наслать контрзаклинания на пока еще невидимого противника, но будто насмехаясь над ним, все они отлетали назад к своему владельцу. Наконец, сквозь рваные клубы дыма показался силуэт. Крауч поднял палочку, приготовившись, но стоило противнику показаться, он в удивлении вскинул брови. Перед ними предстал очаровательный молодой парень, почти подросток. Его правая щека и губы были залиты кровью — от переносицы к скуле тянулся длинный, глубокий порез, однако он, похоже, совершенно не чувствовал боли. Глаза его сверкали каким-то странным злобным блеском, а губы были растянуты в оскале — что, контрастируя с кровью, выглядело довольно жутко. — Да наш противник — мальчишка, у которых еще молоко на губах не обсохло? Это шутка? — начала смеяться Беллатриса, из-за чего Нарцисса — ее сестра, — фыркнула. Крауч даже не обратил на нее внимания. Самое сюрреалистическое в представшей картине было то, что на его руках этого «мальчишки» был ребенок. Все так, как ранее сказала пришедшая на банкет фигура. Ребенком был Гарри Поттер. Крауч не мог не перевести дух. Он понимал, знал, что фигура не могла соврать, но тревога до этого момента все равно грызла его душу. А не сомневался он в словах загадочной женщины потому, что сразу после своего заявления она решила принести Непреложный обет. «Скрепляя этот ритуал, с этого момента клянусь никогда и ни при каких обстоятельствах не произносить в этом зале ложь, будь даже это оговорка, недосказанность или полуправда. Клянусь не добавлять в свои слова двойного смысла, говорить в ясном уме и памяти, не замутненном ни зельем, ни проклятием, ни магическим заклинанием, ни каким-либо другим ритуалом,» — решительно произнесла фигура. Она была той, кто дала клятву, Ариана выступила в роли посредника, свидетелем же стал Крауч. Принятие клятвы прошло быстро и совершенно не претензионно, — но, видит Мерлин, в тот момент всем было совершенно плевать на это. Гарри повернулся к ним. Все его лицо было в слезах и крови — и не было понятно, была ли это его собственная кровь, или того парня, что держал его на руках. — Что ты с ним сделал? — внезапно воскликнула Нарцисса Малфой. — Только посмей причинить ему вред, и ты!.. За ней тут же выскочил Люциус, за руку дергая назад в строй. — Тихо, — вмешался и Гриндевальд, поднимая руку. Крауч несколько удивился такому глупому порыву Нарциссы. Но на ее состоянии он сосредоточится позже, сейчас же первостепенная задача — стоящий впереди похититель. Антонин Долохов в этот момент шагнул вперёд и громко произнес: — Кто ты? — Разве это имеет значение? — с холодной иронией ответили ему, хотя неотрывно смотрели на Гриндевальда. — Кажется, вы пришли не за праздной беседой. Его Лорд тонко улыбнулся. — Тебе, мальчишка, лучше по-хорошему сдаться. Твоя бравада похвальна, но совершенно не уместна. Я думаю, ты и сам это понимаешь — ты один, а нас явно больше. Парень молча вскинул палочку. По его лицу невозможно было что-либо прочитать. — Глупо, — выдохнул Рабастан. — Но и опасно. У него ребенок, и он может начать шантажировать нас. — Только вот что-то он пока не спешит делать этого, не так ли? Ему явно что-то нужно, — покачал головой Долохов. Гриндевальд задумчиво смотрел на похитителя, никак не реагируя на реплики своих преследователей. — И что же ты собираешься противопоставить нам? Будь любезен, удовлетвори мое любопытство, — вместо этого обратил внимание на парня Лорд. — Или ты скрываешь свое истинное лицо? Интересно. Кто же ты? Темный маг? На секунду показалось, будто похититель настроен на беседу — его рука слегка опустилась на фразе «интересно», однако Крауч быстро понял, что неправильно раскусил намерения парня. Миг — и в магов полетели заклинания. Крауч увернулся от первого луча — он не был уверен, что Протего отбило бы это проклятие, — и после этого решил наплевать на какие-либо переговоры. Послышались крики, по воздуху засвистели разные яркие мазки заклинаний — люди вступили в битву. Парень контратаковал, но, очевидно, груз в виде ребенка на его руках сильно ограничивал его движения. Другие маги, не сговариваясь, стали полукругом, один за другим посылая в парня заклинания — и пока, на удивление Крауча, он успешно отбивался от всех лучей. Однако Барти понимал, что ещё минута, и парень проиграет. В какой-то момент одно из случайных заклятий достало парня и резануло его по руке. Кровь потекла прямо по его палочке, но ни один мускул не дрогнул на лице похитителя. Где-то сзади Крауча закричала Нарцисса Малфой — кажется, что-то про то, чтобы они не ранили ребенка, — а Крауч в это время послал очередное оглушительное. Однако Его Лорд решил подавить похитителя голой силой. Он не использовал атакующие проклятия, а просто направил на щит мощный поток магической силы. Под таким давлением у парня из носа потекла струйка крови, а рука вскоре начала дрожать — но даже так, он не переставал держать Протего, при этом уворачиваясь от других лучей. Вскоре стало ясно две вещи: то, что в чистой силе похититель был слабее Гриндевальда, и то, что он не собирался прикрываться ребенком. Наоборот, парень во время битвы постоянно стоял к ним полубоком — и Краучу это казалось очень странным перфомансом. Какую цель, Мерлин подери, преследовал этот парень? Послышался гул — магический фон начал сгущаться, грозясь вырваться во что-то неприглядное. Протего парня начало дрожать и искажаться — ещё мгновение, и оно разлетелось бы вдребезги. И в этот момент в спину Крауча прилетело заклятие. В последний миг он успел увернуться, однако чары все равно задели его по касательной — и его с силой отбросило на землю. Воздух выбило из его легких. — Предательница! — громко закричала Беллатриса. Его Лорд нахмурился, но не успел отреагировать: прямо за его спиной произошел взрыв, откидывая других магов в разные стороны. Послышались крики, а после из эпицентра вылетела знакомая фигура в черном плаще. Гриндевальд резким взмахом руки послал в нее Круцио, но прежде, чем Непростительное достигло адресата, женщина оказалась прямо около похитителя. Она оглянулась — кажется, на ее лице мелькнула напряжённая улыбка, — и, крутанувшись на месте, трансгрессировала вместе с парнем и мальчишкой. Все произошло буквально в один миг. Крауч взревел, и в приступе гнева кинул в то место взрывное заклинание. — Стой! — вдруг воскликнула Ариана, а после отразила его заклинание невербальной магией; дым постепенно начал исчезать. — Там кто-то остался. Проверь. Крауч скривился. Ариана ведь пошла с ними, чтобы присматривать за той женщиной. И именно она ее упустила! Но прежде, чем вываливать на нее обвинения, Крауч успел прикусил язык. Опасно. Эта светловолосая волшебница с яркими голубыми глазами только на первый взгляд могла показаться кроткой и безобидной. Но на деле она была очень пугающей волшебницей — взять хотя бы то, что она являлась ровесницей Гриндевальда, и, собственно, его женой. Почему она вообще пошла с ними? Крауч пытался понять это ещё с банкета, но сейчас этот вопрос завис над всеми дамокловым мечом. Нарцисса кинулась к месту первая — в этот момент Крауч точно убедился в ее горячей блэковской крови. За ней последовал ее муж Люциус, все это время ошивающийся где-то в задних рядах. И не успел Барти подняться, она закричала: — Там Гарри! Дым полностью рассеялся, обнажая неприглядную картину: разорванная взрывами земля, остатки деревянного забора и крыльца, и лежавшие тут и там обломки камня — половина дома была просто уничтожена. А среди всего этого бардака лежала маленькая фигурка мальчика. Крауч поспешил подойти к ним поближе. За это время Нарцисса успела использовать на мальчишке диагностические чары, и, убедившись, что он не ранен, опустилась рядом с ним на землю. Она помогла ему подняться, и он сел, обхватив колени руками. Его глаза были влажные, но слезы больше не катились. — Гарри, как ты? — обратилась она к нему, но мальчик только помотал головой. — Возможно, у ребенка шок, — сказал также подошедший к ним Рабастан. — Конечно, пережить такие события. — Знаете, я не совсем понял, что произошло… — осторожно начал Долохов. — Но мы, получается, спасли его? Хотя на секунду я подумал, что мы упустили их — когда эта женщина трансгрессировала… — Это не была трансгрессия, — перебила Ариана, не сводя с Гриндевальда напряжённого взгляда. — Мой Лорд… ты думаешь, оно уже начало исполняться? «О чем они?» — нахмурился Крауч. Гриндевальд подошёл и сверху вниз посмотрел на мальчика. Гарри, ощутив его взгляд, поднял голову. — Ты знаешь, кто я? — спросил Его Лорд. Гарри вздрогнул, но после коротко кивнул. — Вы приходили к моему отцу, и я несколько раз видел вас у нас дома… Вы — Лорд Гриндевальд. — Верно. Ты знаешь, что случилось с твоей семьёй? Гарри задрожал. — На нас напали. Мой папа… я не знаю, что с ним. А моя мама… мама… — его губы задрожали. — Моя мама… была убита Волдемортом. Она должна быть в доме… она… осталась там. — Кем? — не поняла Беллатриса, но Гриндевальд одним лишь жестом дал знать всем молчать. — Рабастан и Антонин, идите проверь дом, — сразу же распорядилась Ариана. Барти снова скривился. Ариана была странной и неоднозначной волшебницей, но будучи той, кто носил титул жены Его Лорда, ее приказы были равносильны приказам Гриндевальда. Рабастан вместе с Долоховым были просто вынуждены пойти исследовать полуразрушенный дом. Гриндевальд снова обратился к ребенку: — Ты сказал «напали», а не «напал». Где-то рядом есть другие волшебники? — Нет, — продолжал махать головой Гарри. — Нет, потому что… меня… я… — Мой Лорд, сейчас он не в состоянии ответить на ваши вопросы, — тут же подошла Ариана, мягко касаясь плеча Гриндевальда. — Но нам нужно будет забрать его в Нурменгард — если этот ребенок один из двух, упомянутых в пророчестве… В пророчестве? Один из двух? Крауч недоуменно оглянулся, поджимая губы. Те, кто слышали слова Арианы, точно также кидали на нее странные вопросительные взгляды. Что, во имя Мерлина, происходит? — Мой Лорд! — вдруг послышался крик Рабастана. Лестрейндж выскочил из дома, волоча кого-то за плечо. Крауч вскинул брови, чувствуя, как его виски начинали сжиматься в страшной боли. Рабастан тащил за плечо… ребенка, на вид не старше сидевшего рядом с ними Гарри. Растрепанного, темноволосого мальчишку, что дико пытался вывернуться из захвата Лестрейнджа и страшными глазами оглядывался вокруг, будто не понимая, где находится. Кто это был? — Он сказал, что его зовут Том Реддл, и что его похитили и держали в этом доме несколько дней. Я поймал его, когда он пытался сбежать. Ариана судорожно вздохнула, пряча лицо в ладони. Лицо Гриндевальда потемнело. А Барти Крауч вдруг осознал, что тут происходило нечто большее, чем он мог понять.