Никому не говори!

— Серьезно? Ты еще будешь ставить мне условия? — Я не хочу находиться с тобой в одном помещении в принципе, не то что жить. — Никто тебя и не держит, съебывай на все четыре стороны. Настолько разгневанным Данила себя не помнил очень давно, ибо мало кто хотел ссориться с Кашиным, но Тушенцов видимо этот урок еще не усвоил, что портить отношения с ним не стоит. Хотя, у них они были не такими стандартными и ушло бы слишком много времени, чтобы обдумать все происходящее. Нужно было решать, где до конца смены рыжий будет ночевать, но нужно все провернуть так, чтобы Деймур ничего не узнал, иначе его терпение окончательно лопнет. Оставалось две недели, и все эти две недели придется ютиться непонятно где. Мысль об этом раздражала больше всего, поскольку из вожатской меньше всего хотелось выезжать, как никак за прошлую смену он слишком привык к этому помещению. Идти было в прямом смысле слова некуда, в голове крутился лишь один, и то сомнительный вариант, но ноги неосознанно сами понесли Кашина через витиеватые тропинки к небольшому домику. Поднявшись по небольшой лестнице, предварительно постучав, рыжий заметил, как вышла чем-то явно недовольная Алиса Михайловна: — Кашин, чего тебе? — Здравствуйте, у меня к вам дело есть. — Заболел? — Не совсем, я зайду? — Попробуй, — рассмеявшись, ответила женщина, после чего сразу замолчала, пропуская коллегу. Щелканье настенных часов нагнетало, поскольку вожатый так и не решался начать диалог, не зная с какой стороны подойти к ней. Парень чувствовал испепеляющий взгляд Алисы Михайловны, которая явно не терпела, когда ее тревожили не по делу: — Либо сейчас говоришь, либо уходишь. Обреченно вздохнув, Данила начал свой монолог: — Понимаете, по одной причине я не могу на данный момент проживать в своей комнате, Давид Игоревич в курсе, правда, но сказал, что с этим сделать ничего не может и отправил к вам. Могу я у вас здесь пожить, есть же отдельная комната для заболевших во время смены? — Как нагло врешь, в твоем стиле. Давид Игоревич всегда меня предупреждает в таком случае, а ты, рыжая и бесстыжая морда, опять где-то накосячил! — Алиса Михайловна, ради бога, выручите. Естественно, я в долгу не останусь. — Ладно, хрен с тобой. Только не мешайся и сильно вокруг домика не маячь, не дай боже увидит кто, подумают, что ты зачастил сюда, настучат. — Спасибо вам большое, я всегда знал, что вы широкой души человек! — Ой, иди уже за вещами, а? Еще раз сердечно поблагодарив женщину, Кашин поспешно вышел из помещения, чтобы успеть перетащить все до зарядки. У него оставался на это всего лишь час, которого вряд ли хватило бы. Даниле всегда симпатизировала Алиса Михайловна как человек, поскольку чем-то отдаленно она напоминала ему родную бабушку. Такая же добрая, но с характером, и всегда протянет руку помощи. По мере приближения к корпусу, настроение вновь ухудшилось из-за мысли о том, что придется вновь пересекаться с Русланом. Зайдя в вожатскую, специально громко хлопнув дверью, Тушенцов подскочил. Данила, самодовольно ухмыльнувшись, начал выгребать вещи из своего шкафа, даже не пытаясь завести диалог с бывшим соседом или еще что-то, просто хотел как можно скорее забыть о том, что их что-то связывало. Парень успокаивал себя мыслью, что после лагеря они больше никогда не встретятся и со временем этот образ просто сотрется из памяти. Было заметно, что брюнет хотел как-то съязвить, но не решался. Единственное, оба хотели быстрее разойтись из-за напряженности, которая как будто летала в воздухе, вынуждая всех находится в неком тревожном состоянии. Послышался звук застегивающейся спортивной сумки, после чего, рыжий, накинув ее на плечо, поспешил вернуться в свое новое пристанище на последние две недели. Пытаясь быть максимально незаметным, Кашин накинул капюшон и старался сильно не светить сумкой. Быстро вернувшись в домик, Данила облегченно выдохнул, скатываясь по стене. — Я сегодня уезжаю на весь день по делам одним, поэтому раскладывай вещи, постельное белье Марина Леонидовна выдала, все готово. Когда будешь уходить на какие-то мероприятия, закрывай все, вот ключи, — произнесла женщина из соседней комнаты. — Спасибо огромное еще раз! Пока Кашин осматривал свою новую комнату, за спиной раздался хлопок дверью — Алиса Михайловна уехала. Разложиться, как он и предполагал, рыжий совсем не успел, только застелить кровать. Рухнув на нее, Данила выдохнул с облегчением, смотря в потолок. Чем дольше он просто устремлял свой взгляд в одну точку, тем больше приходило угнетающих мыслей, но помимо всего этого, совсем неожиданно, пришло осознание всего произошедшего. Буквально вчера все было нормально, Руслан и Даня — близкие по духу люди, отличные друзья, коллеги и так можно было перечислять до бесконечности, но одна ночь, ставшая роковой, все так кардинально изменила. Постепенно все размышления уходили не в то русло и Кашин начинал винить себя, но больше всего в голову въелись слова: «Почему ты ищешь какие-то недостатки в других, а в себе нет? Даже с самим собой договориться не можешь, живешь в вечном конфликте». Может, брюнет был прав? Из-за этого парень продолжал себя накручивать, искренне переживая из-за ситуации, ведь за столь короткий срок Данила сумел так сблизиться с Тушенцовым, как у него не вышло бы с другими и за полгода. На душе становилось с каждой минутой все паршивее и паршивее, переживания стали каким-то слишком тяжким грузом, отчего становилось чуть сложнее дышать, начинала болеть голова, но все это было второстепенными вещами. Выйдя в основное помещение, где Алиса Михайловна принимала пациентов, рыжий начал искать воду, которая обычно всегда там стояла, но боковым зрением парень заметил что-то блестящее и неосознанно развернулся. Лезвие. Воспоминания, накатив сокрушающей волной, так напугали Данилу, что он чуть не выронил стакан из рук. Прошло слишком много времени, а парень все так же до жути боялся вернуться к тому периоду. Но все равно боль искала выход, все, что накопилось за долгое время так и не нашло своего слушателя, который взял бы на себя ответственность за эти душевные метания. Рука неосознанно потянулась к лезвию, а дальше все было как в тумане. Закатав рукав, Кашин чувствовал каждой клеткой своего тела, как изделие впивается в кожу. Чем глубже, тем больше становится больнее и хочется кричать так, что сорвешь себе голос, но от какой именно боли? Но после этого неприятного ощущения всегда следовал приятный мандраж, который все переворачивал и будоражил изнутри, что чуть позже перетекало в одержимость. Именно это он любил, когда боль мешалась с удовольствием, а особенно, когда в подобных делах нервы ощущались как тонкие струны, за которые ты дергаешь сам, в ожидании именно этого перевозбуждения. Рефлекторно отбросив железку на пол, Данила посмотрел на свою окровавленную руку, после чего оцепенел в ту же секунду. Он сорвался, не сдержал обещание, которое давал самому себе. Вожатый почувствовал моментальную тошноту от увиденного, после чего отдернул руку. Пока он окончательно не опоздал, нужно все обработать и, по возможности перебинтовать, чтобы в случае чего не вызвать подозрений, а уже какую историю этих бинтов придумать — выбирать ему самому. Немного прибравшись после всех проведенных процедур, на всякий случай Кашин надел кофту с длинным рукавом, дабы точно не возникло никаких вопросов со стороны коллег. Хотя бы с этим сегодня он не прогадал, поскольку погода держалась точно такая же, что и два часа назад. Тучи закрывали солнце, не давая ему одарить лето своими палящими лучами. Эта лагерная серость и пасмурность еще больше убивала, на что Данила старался не акцентировать внимание, что получалось пока что, честно говоря, не очень. Наконец, подойдя к фонтану, который обычно являлся местом сбора всех для проведения утренней зарядки, парень обнаружил, что детей стало слишком много, что означало лишь одно — Кашин опоздал. Пробившись сквозь толпу, рыжий завидел Деймура, стоящего по центру: — Сегодня в связи с погодными условиями все запланированные мероприятия отменяются и зарядка в том числе, приемы пищи по расписанию. Ребята негодовали из-за нежелания весь день сидеть в комнате, но после чуть подуспокоились, расходясь по своим корпусам. Давид, найдя взглядом Даню, неторопливым шагом направился к другу: — Привет, слушай, я тебе так и не сказал спасибо за сегодняшнюю ночь. За то, что организовал все, правда приятно. — Да ладно тебе, это просто мелочи, с днем рождения еще раз. — Я вот думаю, раз у меня еще продолжается праздник, то соберемся небольшой компанией в столовой и просто выпьем? — Я пас, хочу отоспаться, извини, Давид. Остальных можешь собрать, но завтра обещают нормальную погоду и все запланированные мероприятия вести все равно придется. — Хотя, ты прав, но у меня к тебе просьба небольшая есть. Тогда отоспись и можешь мне с доками помочь? — Лады, во сколько? — В часов восемь. Придешь ко мне. — Договор. Перед тем как лечь восстанавливать силы, хотелось попробовать привести мысли в полный порядок, поэтому распрощавшись с директором, Кашин побрел к тому самому пруду. Спустившись к нему, Данила присел на холодные камни, устремляя взгляд на водную гладь, на которой словно оседал туман. Поежившись от холода, в голове невольно всплыло недавнее воспоминание о том, как рыжий заболел после того, как решил освежиться как раз в этом пруду. А потом, как о нем заботился Тушенцов. Из размышлений парня вырвала вибрация телефона в кармане. Удивившись тому, как до него дозвонились здесь, Кашин ответил на звонок: — Слушаю. — Данила, здравствуйте. — Виктория Алексеевна? Как вы дозвонились? — Не знаю, как видите получилось. Звоню узнать, как ваше состояние? — Знаете, я поступил как вы мне и посоветовали. Сменил обстановку и уехал работать вожатым в лагерь сразу после нашей последней встречи. — И как оно? — Первую смену было все хорошо, правда помогло отвлечься, дети такие искренние, столько отдачи. — Сейчас вы на какой смене по счету? — Вторая, после нее возвращаюсь обратно в город, — более грустным тоном ответил Кашин, благодаря чему психолог уловил настроение пациента. — У вас возникли какие-то проблемы на ней? — Да, но я не уверен, что могу об этом рассказать, но попробую. — Я ни в коем случае не буду на вас давить, мы можем с вами обсудить все, когда вы приедете. — Сомневаюсь, что смогу дождаться этого момента. Я не отвлекаю сейчас? — Нет, конечно, я же сама вам набрала. Говорите сколько угодно. — Я живу в комнате в корпусе, которая называется вожатской. Ко мне подселили нового вожатого, с которым мы быстро сдружились, мне ни с кем не было так комфортно, как с ним и все это так быстро случилось, в такие короткие сроки, что меня начало напрягать, поскольку вы помните, что мне тяжело открываться людям, но наши взаимоотношения начали переходить не в то русло, от его прикосновений, скажем, я ощущал себя очень странно, трепет в груди был. Я не могу воспринимать его как друга, но очень боюсь признаться в том, что… Не важно, утром мы повздорили и с горяча я ему все рассказал, после чего мы поцеловались, что для меня очень серьезно, а он просто отверг, хотя инициативу проявил сам. — Вы боитесь признаться себе в том, что ваша ориентация нетрадиционная? — Этого не может быть, исключено. Всю жизнь мне нравились девушки, это просто какое-то исключение, я не могу объяснить, но этот человек вызывает во мне такой яркий спектр эмоций, мне слишком плохо от этого. Я просто запутался, из-за чего я неосознанно сегодня сорвался. — Понимаете, ориентацию можно переосознать в любом возрасте, просто вам не выпадало возможности. — Я повторюсь, это исключено. — Хорошо, мы обсудим еще раз это при личной встрече. Вы вернулись к тому, что причинили себе боль снова? — Это было не специально, я не знаю, как так вышло. Я очень переживал из-за произошедшего, увидел лезвие и дальше все как в тумане. Скажем так, что очнулся я, когда рука уже была, изрезана… — Я понимаю, что… — женщина начала что-то говорить, но рыжий уже не слушал ее, молча смотря на ели. Все равно от этих слов легче не становилось. Прервав ее на полуслове, парень попрощался: — Виктория Алексеевна, спасибо большое, что позвонили, я наберу вам, когда вернусь со смены, мне нужно идти. Не успела она в ответ попрощаться, как Данила сбросил трубку и откинул телефон от себя, не желая больше никого слушать. За спиной раздался какой-то шорох и Кашин обернулся. Чуть поотдаль стоял удивленный Руслан. Сердцебиение участилось и дыхание начало сбиваться. Почему всё вечно оборачивается против Дани? Попытавшись сохранить равнодушие в голосе, рыжий спросил: — С какого момента ты здесь стоишь? — С самого начала вашего разговора. — Какого хуя ты сюда приперся? — А че, мне теперь вообще никуда нельзя ходить? — Сюда никто не ходит. — Ты ходишь. — И что, ты за мной пришел? — Нет. — Тогда зачем? — Привести мысли в порядок перед отъездом, похоже, ты тоже попытался их устаканить, не вышло? — Какая тебе разница? Погоди, что? Перед каким отъездом? — Мы все решили с Давидом, я отмазался, но если смотреть правде в глаза, то ты не сможешь нормально работать, а ты гораздо больше знаешь о том, как быть вожатым и прочее. Меня не особо это изначально интересовало, а сейчас я как раз понял, что это не мое. Поэтому, справишься один. Стоило Руслану только это договорить, как Кашин окончательно вышел из себя. Резко поднявшись, быстрым шагом Данила подошел к коллеге и схватил его за руку, как бы пытаясь удержать: — Сука, ты долбаеб конченый, че ты вообще творишь? Не умеешь ответственность за решения свои нести? Если приехал на смену, будь добр ее закрыть, я не справлюсь здесь один, шутишь? Все пойдет просто по пизде конкретной. Мне похуй на то, какие наши взаимоотношения сейчас, я хочу, чтобы ребята в нашем отряде навсегда запомнили этот лагерь! Если ты сейчас не заберешь документы обратно, я клянусь, что убью тебя. — На той смене справился как-то. — Не сравнивай, это абсолютно разные смены. Время пошло, иди к Деймуру, сука! — А если я не хочу, что ты мне сделаешь, а? Ты же ничего мне не сделаешь, потому что я тебе нравлюсь. — Уже нет, блять, просто заткнись. Ты мне противен, и каждое новое твое решение, да и в принципе действие подтверждает мои предположения по поводу тебя. Тушенцову явно не понравилось высказывание рыжего, поэтому он попытался вырваться, что не получилось из-за того, что Данила вцепился намертво. Брюнет, перехватив руки, схватил Кашина прямо за то место на руке. С порезами. Парень, втянув воздух сквозь зубы от боли, прошипел: — Если ты не отпустишь эту руку, то клянусь, я тебя отхуярю. Прокрутив в голове диалог рыжего с его психологом, который Руслан услышал буквально пару минут назад, к нему пришло осознание. Пока Даня пытался отдернуть руку, Тушенцов быстро закатал рукав его кофты, чтобы убедиться в своих догадках. Увидев алые порезы на коже, брюнет инстинктивно захотел отвернуться, но почему-то не получалось оторвать взгляд. Ослабив хватку, рыжий быстро убрал руку. Отдышавшись, почти шепотом, Руслан спросил: — Это из-за того, что я тебе утром сказал? — Нет. — Я же вижу, что совсем свежие. — Уходи, уезжай, блять, прошу тебя. Все. — Дань, я просто испугался. Испугался того, что могу сломать тебя. Я ужасный человек, пойми, со мной просто не нужно связываться. Перед тем как я уеду, хочу, чтобы ты знал — это была ошибка, но только по моей вине.