Бабл Ти

От улочек, что носят название центральных, ожидаешь большей широты души — протискиваясь между людьми, Шу Ицуки и Мика Кагехира едва слышали себя, не говоря уже друг о друге. Рычание и визги машин, наглых и словно взбесившихся, все перебивали. Людей много. Лето. Выходной день. Потные, липкие. Грязные. Шу недовольно жмет губы и наверняка в неприязни щурит глаза. За солнечными очками не видно, но Мика просто это знает. Они давно друг друга знают. Именно поэтому Шу держит скользкую от пота ладонь Кагехиры, крепко-накрепко, не разжимая. Ведет за собой, выискивая среди дверей старинных зданий "хотелось бы ресторанчик", "можно кафе" или "хорошо, супермаркет тоже неплохо". Взглядом Шу невольно утыкается в броскую наклейку: "Попробуйте нашу страну на вкус". Звучит многообещающе. Протолкнув Кагехиру вперед, Шу заходит сам, но… Пустынно. Какой-то захудаленький минимаркет, павильоны с чем-то, что издали можно назвать одеждой (по скромному мнению Ицуки). И… — Оши-сан! Смотри, бабл ти! Какой-то фудкортик с бабл ти. Мика уже восторженно вертится вокруг него, выбирая, что послаще. У него все еще дурацкая привычка есть дешевые, вредные сладости. Шу вздыхает. Встает рядом с Микой, пристально разглядывая табличку с меню. Табличка радушно гласит: «Супер кормящий папочка». Шу кривит губы. Снова. Этой забегаловке явно стоит поработать над названием. Но, по крайней мере, здесь мало людей и работают кондиционеры. — Заказ рассчитать вместе. Я оплачу. Да и побаловать Мику чем-то таким вредно-дешёвым и вредно-сладким банально приятно. . . . На удивление, в небольшом парковом закуточке людей не так много. Сейчас Мика Кагехира и Шу Ицуки сидят в тени высоких деревьев, что, кажется, и машин стало меньше. Хотя бы не так шумно. Даже тихо. Рядом небольшая часовня. Шу с интересом ее рассматривает, что-то поясняет Кагехире, пока тот, слегка раскачивая ногами, наслаждается холодным бабл ти. — Нам нужно будет зайти в ту церковь, что мы видели на площади рядом с отелем. Признаться, мне бы хотелось вживую увидеть ее внутреннее убранство — в православной ветви церкви принято украшать богато, как бы воссоздавая величие Бога, чтобы человек, входя внутрь, чувствовал себя, как они говорят, "рабом Божьим". Не разделяю идею, но ценю как памятник архитектуры. — Если хочешь, можем и в эту сходить. — Не с напитками, Кагехира. Пей быстрее, и пойдем дальше. Чуть выше должны быть старинные лютеранская кирха и римско-католическая церковь. У последней местные особенно хвалят витражи. — М-м… Мика просто наслаждается днем. Стоило выйти к берегу, как словно дышать стало легче. Морской воздух отдавал чем-то родным и привычным. И Шу рядом с ним — все так же крепко-накрепко держит за руку, ведет отвлеченный разговор и голос, приятный и тягучий, баюкает. Мика ложится ему на плечо, смотрит ласково, и в глазах пляшут ехидные искринки: — Шарики в бабл ти такие вкусные, прям похожи на те, что у нас. Хочешь попробовать? Шу кивает, ждет, когда Мика сделает свой глоток. И Мика его делает. А затем убирает стаканчик. Шу в растерянности, когда Мика нежно берет его за лицо. И в еще большей растерянности, когда Мика накрывает его губы своими. Его язык моляще проводит по зубам, как разрешение. Шу подавляет возмущенный вдох, как-то неуклюже то ли отталкивает, то ли просто кладет руки на плечи Кагехиры. Но все же приоткрывает рот, пропуская язык внутрь. Своими губами он чувствует, как губы Мики чуть растянулись в улыбке. Поцелуй молочный. Тающе молочный, приятно сладкий, отнюдь не резко, как ожидал того Шу. Некоторое время Мика лишь дразнит, позволяя соприкоснуться лишь кончиками слегка кружащихся вдоль друг друга языков. И как-то сразу стало жарче, и Шу не хочет думать от чего. Он просто надеется, что здесь не будет людей, как и надеется, что поцелуй продлится дольше. Что-то круглое и упругое перекатывается на язык Шу. Чуть сладковатое, но по большей части безвкусное. Тапиоковый желейный шарик. Мика улыбается чуть шире, радуясь, как ребенок, удавшейся шалости. Шу краснеет. И мысленно делает пометку отчитать за это Мику позже. Чуть позже. Еще чуть-чуть… Их языки хотят соприкоснуться — но утыкаются в желейный шарик. Он вертится меж ними, не давая соединиться, встав этакой преградой. Хочется надавить сильнее, что Мике, что Шу. И в этом есть некий элемент игры — совершить усилие, чтобы получить желаемое. Шарик по началу поддается лишь слегка, но вот он сдавливается сильнее, сильнее. Пока не крошится меж ними, давая желанное ощущение близости. Они широко трутся телами языков, и на их рецепторах все еще тают нежная сладость молочного чая, чуть сахарный привкус тапиоки и сладковатая слюна, которой будто бы стало больше. Наконец-то, Мика отстраняется. Шу тяжело дышит, его взгляд слегка рассеян, и губы все еще маняще приоткрыты. Восстановив дыхание, он тянется к сумке: — После такого нас ни в одну церковь не пустят, Кагехира, — Шу краснеет, отворачивается, и вытирает влажные губы, после чего достает чистую салфетку и протягивает ее Мике: — Я специально взял дополнительные трубочки, чтобы не пить из одной. Однако не ожидал, что ты прибегнешь к таким — тц! — методам. Мика улыбается, довольный, как сытый кот, и глаза прищурены в наглой безнаказанности: — Поэтому я и действовал на опережение! И звонко смеется, когда получает легкий хлопок по голове.