Алый смог

Я не знал, когда пришёл в себя, но глаза не открывал долго — вслушивался в почти полную тишину. Почти — лёгкий звук, будто по металлу проводили тканью, едва различимая напеваемая Вальдемаром мелодия... Всё это не предвещало ничего хорошего. Я понимал, что лежу на твёрдой и холодной поверхности. Чувствовал, как в шею, плечи, грудь, руки, живот, бёдра, лодыжки — во всё впивались прочные ремни. И чувствовал, что полностью обнажён — судя по тому, что трупы в яме были одеты, у Вальдемара действительно были большие планы. Вряд ли он посмертно их одевал. Виски пронзило мыслью — и я с замиранием сердца прислушался к ощущениям на запястье. И — едва сдержал вздох облегчения. Я понятия не имел, почему Вальдемар не снял браслет, но по крайней мере это значило, что Ай должен был быть в порядке. «Дай-ка проясню, — я едва не вздрогнул от этого почти злого ворчания. — Всё началось с краденых рваных труселей, а заканчивается участием в мокрых фантазиях поехавшего патологоанатома?» Я едва сдержал себя. «Ай... Не смеши. Сейчас самое время, чтобы подумать, что делать. А если я рассмеюсь — оно закончится». «Слушай, а притворись тоже поехавшим? Я помогу. Буду смешить. Могу даже посуфлёрничать!» «Я и сам могу сказать, что он пидор, а я нет». «И это всё, на что хватает твоей фантазии?! Пф!» «Это обязательный пункт. Есть идеи?» Он помолчал. «Ну, с ремнями мы далеко не уйдём...» «Слушай, — осенило меня, — когда ты ещё был в коробке... Ты потом рассказывал о том, что лежало с тобой. Получается, ты видишь сам?» «А ты... Бля, ты ж глаза не можешь открыть! Короче, пидор протирает всякую хуйню. Скальпели вижу. А так, эм-м... Ну, мы тут уже были. Ничего нового». «Как закреплены ремни?» «Застёжек не вижу». «Значит, нужно заставить его освободить меня, — я мысленно усмехнулся. — Есть идеи?» «А ты уже отчаялся?» «Честно? Да. Я не вижу выхода. Я проиграл». «Ну, очко разорвали, но несмертельно. Шанс есть». «И то верно. И всё же?..» «Ну, вряд ли он отпустит тебя посрать. Можно в лоб пидорский попробовать. Мол, слышь, дай шанс сбежать! Интересно же!» «Можно попробовать заполучить скальпель и разрезать ремни... Мне понадобилась бы твоя помощь. Но, по-моему, убраться отсюда это не поможет. Я так и не понял, что он сделал на берегу». «Я тоже. Ясно одно — он неведома херобора. Это плохо». «Да. Ладно, видимо, придётся импровизировать... Спасибо». «Постараюсь помочь. Хотя вряд ли сильно смогу». «Поверь, лучше противостоять неведомой хероборе на пару с пидором, чем одному». «А! Согласен. Тогда постараюсь и тебя как-нибудь привлечь». Я подавил смешок — и, набравшись смелости, открыл глаза. Свет электрических ламп на мгновение ослепил. — О. Ты долго, — Вальдемар тут же оказался рядом и склонил голову набок, с любопытством меня разглядывая. — Похоже, я не рассчитал силы? Прошу прощения. Это было крайне неосмотрительно. — И что это было? — хрипло спросил я — и Вальдемар хмыкнул: — К чему тебе это знать? Люди всё равно не способны осознать это... Осознать меня. — Он покачал головой. — А те, кто пытались... Что ж, их я убивал из жалости. Предлагаю не повторять их ошибку. Ты согласен? — Не зная, кто ты, я вряд ли смогу что-то сделать. — И это самое интересное, не так ли? — он наклонился к самому моему лицу — и выдохнул почти мне в губы: — Играть вслепую. Не зная ничего — в то время как я знаю о тебе всё. Честность делает всё невыносимо скучным. — И что именно ты обо мне знаешь? — терпеливо спросил я, борясь с порывом сглотнуть; Вальдемар ухмыльнулся — и вдруг коснулся скальпелем моей кожи: — Всё, что необходимо. Знаю, что ты лишь человек. Знаю, что тебе страшно, — кончик лезвия чуть надавил в области сердца, и я почувствовал, как по боку стекает горячая капелька. — Знаю, что ты долго лежал, пытаясь придумать, как сбежать... И знаю, что ты не смог придумать ничего, — он хмыкнул и убрал скальпель, попутно оставив на моей груди болезненный алый росчерк. — Я ведь ничего не упустил? Ах да... Конечно, упустил. Я знаю, что ты сейчас пытаешься растянуть ремни и понять, насколько они прочны на самом деле, — буднично сказал он, отворачиваясь. — Можешь не тратить на это время. Они очень прочные... Настолько, что, возможно, сдержали бы и меня. Что ещё можешь придумать? Я промолчал. — Что ж... Тогда, возможно, своими мыслями стоит поделиться мне. Убить тебя пока видится мне слишком скучным. Мы столько времени можем провести вместе... Однако удерживать тебя на грани — что скажешь? Скажем, останавливать кровотечение лишь в критический момент... Но я бы предпочёл болевой шок. Сколько ты сможешь выдержать, прежде чем умрёшь? — Скоро узнаю. Он тихо, но угрожающе рассмеялся. — И то верно. К чему теоретизировать, когда можно сразу проверить на практике? — Нужно же хоть примерно понимать, когда лучше остановиться. — Не могу не согласиться. Что ж... Начнём? Я не стал отвечать — это было не нужно. Но чем больше лезвие скальпеля приближалось к моей коже — тем больше в груди начинала жечься мерзкая паника. Тогда боль была средством. Теперь она была самоцелью. Что ж, это значило одно — здесь я не мог сломаться. Это просто было невозможно — Вальдемар ничего не добивался. Я мог умереть... Но не мог ни дать необходимое, ни забрать его. Это могло продолжаться бесконечно — закольцованный момент. Можно ли разорвать временную петлю до того, как она сдавит горло?.. Кончик скальпеля надавил на бьющуюся жилку на шее — совсем немного, не надрезая — и я невольно задержал дыхание, глядя в безумные алые глаза. — Знаешь, — вдруг почти зашептал Вальдемар, — я ведь не сомневаюсь, что ты придумаешь, как сбежать. Просто... Предчувствие. Но чем дольше ты здесь остаёшься — тем проще мне будет найти тебя снова. Я медленно опустил взгляд на скальпель. Если предмет запечатлит эмоцию... — Похоже, ты догадался, — он хмыкнул. — Абсолютно верно. Впрочем, невозможно предсказать, на какой предмет будет направлена магия. Это всегда... Порыв души. Поэтому я предпочёл более надёжный вариант. В нём наверняка полно и других твоих эмоций. Или я не прав? «Э, блэ! Попробует меня отжать — я ему член отгрызу и глаза выковыряю! И в глазницы насру! Скажи ему, а?!» — Если продолжишь в том же духе, — меланхолично начал я; почему бы и нет?.. — Тебе отгрызут член, выковыряют глаза и насрут в глазницы. Я предупредил. Охреневание Ай я сейчас чувствовал почти физически. Охреневание Вальдемара было просто видно: он застыл надо мной со скальпелем в руке, рассматривая меня почти растерянно. Да уж, Ай способен дезориентировать кого угодно... И более мощным психологическим оружием был только я, внезапно начинающий повторять за ним. Похоже, этому эффекту были подвержены не только люди. Вальдемар наконец пришёл в себя — и склонил голову набок, а в его лице было что-то злое: — Ты... Серьёзно? Так примитивно? Так глупо?! — Почему примитивно? Сомневаюсь, что тебе приходило в голову делать такое со своими жертвами. Насрать в глазницы точно вряд ли. Вальдемар выпрямился — и смотрел он снова с привычным снисхождением. Быстро же он. — Жертвами? О, нет-нет. Жертвы — это всегда о бессмысленном насилии. Я же делаю это ради науки. — Сколько ты этим занимаешься? Он чуть прищурился, глядя на меня. — Дольше, чем ты сможешь осознать. — И что же нового появляется внутри людей, что это всё ещё не бессмысленно? Он тихо рассмеялся, прикрыв глаза. — О, Ноар... — Тебе плевать, что внутри людей, — перебил его я. — Тебя забавляет их реакция. Но ты сам сказал — все реакции скучны и однообразны. Люди кричат, зовут на помощь и молят о пощаде. Так зачем ты это делаешь, если тебе не приносит удовольствие то, как они кричат, зовут на помощь и молят о пощаде? Он склонил голову — и неожиданно светло улыбнулся; я даже... Прихренел. — Ради таких, как ты, конечно же. И редко, но бывают случаи, когда люди продвигаются в попытках сбежать чуть дальше, чем расшатать крепления ремней. У ремней есть крепления. Крепления можно расшатать. — Неужели это так ценно, чтобы заставлять страдать такое количество людей? — Жизни конечны. Жизни ничтожны, — он легко пожал плечами. — Но подобные случаи... Возвращают к этому миру некоторый интерес. Сколько скуки приходится перетерпеть ради редкого шанса встретить что-то действительно интересное... Именно поэтому ты здесь надолго — для человека очень надолго. Я слишком долго ждал... И собираюсь взять от тебя всё, что ты только сможешь дать. Страх. Злость. Боль. Всё. — Светлые чувства тебя не интересуют? — Больше нет. В страхе, злости и боли люди бывают разнообразны... Но в радости, счастье и любви? Никогда. Это слишком скучно, чтобы продолжать исследования. — Скучно быть неким высшим существом. — О, ты считаешь меня высшим существом? Я польщён. — Ты явно считаешь себя высшим существом. Но с тем, что твои возможности и способности превосходят человеческие, спорить не приходится. — Что же тогда высшее существо? — Хороший вопрос. Не думаю, что на него может быть ответ. — На все вопросы можно найти ответ. — В чём смысл твоей жизни? Он тихо рассмеялся, склонив голову набок и внимательно меня рассматривая. — Ожидание определённо того стоило. — Это не похоже на ответ на мой вопрос. Он хмыкнул — и вдруг отошёл; сразу стало чуть легче дышать. — Смысл жизни... Само это понятие порождается человечностью. Конечностью человеческой жизни. В этом и суть — то, что заканчивается, не имеет смысла. — Тогда какой смысл в том, чтобы я был здесь? Как минимум я рано или поздно умру. — Это не значит, что ты не сможешь послужить... Высшей цели. Твоя жизнь бессмысленна сама по себе, но её бессмысленность может развлечь меня. — Развлечь тебя — высшая цель? — Раз уж я высшее существо. Я коротко вздохнул. — Люди не могут понять тебя, а ты не можешь понять людей. — Может, поможешь мне с этим? — Тогда ты перестанешь заживо их вскрывать? — Дай-ка подумать... Нет. Скорее наоборот. Мне ведь нужно будет проверять твои слова, верно? — Тогда я не буду тебе помогать. — А вот над этим я бы посоветовал подумать, — Вальдемар вернулся — и его улыбка не предвещала ничего хорошего. Как и пипетка в его руках. — Я буду задавать вопросы. Ответишь — и я залечу одну твою рану. Окажешься отвечать... Ты предпочтёшь объяснения или демонстрацию? — Объяснения. Он хмыкнул. — В этой пипетке около восьми... Нет, девяти капель сильнодействующей кислоты. Пипетка из стекла — с ним кислота не реагирует. Однако со всем остальным... Включая, разумеется, живую плоть... Я сглотнул. Нет. Только не сраные ассоциации. Нет. — Один неотвеченный вопрос — одна капля, — с ледяным спокойствием продолжил Вальдемар. — Тяжело предсказать, насколько глубоко кислота пройдёт до окончания реакции. Это очень зависит от кожи... Однако могу заверить — сама кислота не убьёт тебя. А вот мозг, который такая боль сильно выбьет из колеи... — Ты всё равно вколешь мне обезболивающее ещё до наступления терминальной стадии. — Ты так уверен в этом? — Не только на друзей можно положиться. Смешок. — Что ж, вот и первый вопрос... Кто такие друзья? Это индивидуально, хотел сказать я — но промолчал. Он ведь потом пойдёт это проверять. Проверять на ком-то. И если «это индивидуально» было ответом абсолютно расплывчатым, то хоть что-то более конкретное... — Пять. Четыре. Я пустым взглядом уставился на кончик пипетки, где уже начинала собираться капелька. Что ж... Что-то новое. — Три. Два. «Блядь, пусти, я выебу эту суку!» «Успокойся. Ничего страшного. Старое на новый ла...» — Один. Мысль оборвалась — капля упала аккурат на порез от скальпеля на груди — и в глазах потемнело. А когда я вернулся в реальность, то с трудом осознал, что раздающийся крик — мой. — Итак? Зовёшь на помощь? Молишь о пощаде? Я глубоко вдохнул — всё тело чуть потряхивало после вспышки боли. — П-помолчу, — я нервно облизнул пересохшие губы. — Не буду мешать наслаждаться моими криками. Он тихо рассмеялся — а я подумал: кислота не реагирует только со стеклом. Ремни не стеклянные. Как бы это... — Что ж, тогда следующий вопрос... — Ты задал уже два. Зову ли я на помощь и молю ли я о пощаде. Я ответил. На оба. Ты должен залечить две моих раны. На самом деле, я ни на что не рассчитывал — далеко не первый свихнувшийся садист в моей жизни... Но этот был первым, который кивнул и потянулся за пузырьком. — Верно. Ты подловил меня. Небольшая колотая рана в области сердца, порез, ожог? — Колотая и ожог. Вальдемар склонил голову набок. — Интересный выбор. Ожог очевиден, однако... От пореза ведь намного больше крови. Выбрать его было бы логично. — Порез — всего лишь порез, — я неловко повёл плечом; ремни больно врезались в кожу. — Он на самой поверхности. Но глубина колотой раны неизвестна. Возможно, когда я встану, кровь польётся... Сильно. Скорее всего. Он чуть прищурился — и слабо улыбнулся. — Важная ошибка: если ты встанешь. Однако ты сделал свой выбор, — пальцы в холодной перчатке прошлись по ранам; я сдержался. — И следующий вопрос... — Ты задал ещё один вопрос. Я выбрал колотую рану и ожог. За тобой порез. Он с ухмылкой покачал головой. — Я не ошибался: ты действительно полон сюрпризов... Хорошо. Пока тебе удаётся опередить меня. Твоя награда. Кажется, его пальцы проникли немного в порез — я сцепил зубы, стерпев эту боль. — Итак, вопрос. Почему люди так дорожат близкими людьми? — Потому что эти люди им близки и дороги. Раны кончились. Ослабь ремни. Кажется, он опешил — но только хмыкнул. — Не поспоришь: это был ответ. Абсолютно неинформативный, но — ответ. И я даже позволю тебе ставить свои условия. Он щёлкнул пальцами — и ремни действительно чуть ослабли; я немного пошевелился, разминая затекающие конечности. — Почему эти люди им близки и дороги? — Потому что так вышло, что они сблизились и стали дорожить ими. Ослабишь ещё или расстегнёшь один? Смешок. Самый нижний ремень расстегнулся будто сам по себе. — Я бы спросил, как так вышло, что они сблизились и стали дорожить ими... Но ответом будет «потому что произошли события, благодаря которым они сблизились и стали дорожить ими». Признаться, я растерян. Ты успешно обходишь правила... Пока что. — Скоро полночь? — Через восемнадцать минут. Капля упала внезапно — кажется, я прокусил губу: во рту появился мерзкий вкус крови. — И, смею заметить, мой ответ максимально информативен. — Неинформативный ответ — тоже ответ. — Верно. Поэтому у тебя ослаблены ремни и нет... Почти нет ран. Однако... Стук в дверь был сильным, настойчивым и раздражённым; Вальдемар вскинул брови — и дверь распахнулась. — Мне не удалось найти подопытных, — с порога процедил Валериус, быстро входя в комнату. — Для этого нужно больше... Что за?!.. — И вам доброй ночи, консул Валериус, — почти нараспев ответил Вальдемар, поглядывая на меня. — Что ж, вам повезло: на ближайшее время я нашёл подопытного сам. Полагаю, вы знакомы. — Валериус промолчал — на его лице было откровенное замешательство. — Впрочем, я лукавлю. Ведь это вы привели его ко мне в лабораторию. — Что ты... — Слежка, Валериус. Для того, кто пытается плести интриги, ты слишком нечувствителен к подобным вещам. Это могло иметь фатальные последствия... Ты должен быть благодарен мне. — Ты просто... — Молчать, — Вальдемар поднял руку и прикрыл глаза; Валериус осёкся. — Я начинаю считать, что в сотрудничестве с тобой нет никакого смысла. Ранее весь риск приходился на тебя, но сегодня под удар мог попасть и я. Это бы создало... Определённые неудобства. Что же ты можешь предложить мне теперь? — Я делал всё, что тебе было нужно! — Я не наблюдаю подопытных. В любом случае... Всё уже готово. Не похоже, что от тебя ещё будет польза. Что ты предложишь взамен на свою жизнь? Дверь за спиной Валериуса красноречиво захлопнулась — он резко выпрямился ещё сильнее, до белизны поджимая губы. — Смотря что тебе нужно. — То, что мне нужно сейчас — заставить это прелестное существо бурлить эмоциями, — Вальдемар сцепил пальцы. — Не похоже, что мои методы работают. Возможно, у вас есть идеи, консул? Повисла тишина; я позволил себе закрыть глаза, пытаясь дать им отдохнуть от режущего света ламп. — Это сохранит мне жизнь? — Это повысит шансы, что вы будете жить... Или хотя бы не умрёте здесь и сейчас. — Да. У меня есть идея. — В таком случае, он весь ваш. Что ж, по крайней мере, Валериус не был похож на садиста. Заносчивый, высокомерный, эгоистичный — но ничего садистского я пока не замечал. Надеюсь, и не замечу. Но блядь, лучше бы он взял этот дрянной скальпель и перерезал мне сухожилия, лучше бы капнул кислотой в глаза, лучше бы... Нет. Не лучше. Сухожилия не залечить, глаза не вернуть. Но по ощущениям — по ощущениям меня передёрнуло от прикосновения холодных пальцев к соску не меньше, чем от кислоты. — Иногда жестокость — не лучший путь. Есть люди, которым она привычна. — Кажется, я вижу, к чему вы клоните, консул... Что ж, как я и сказал — он весь ваш. Я сцепил зубы. Ладно. Не в первый раз. Надеяться, что в последний, наверное, бесполезно — но я всё равно буду. Потому что это и есть надежда. Её суть. Её смысл. — Как тебе нравится больше? Нежно, — пальцы Валериуса обвели сосок почти невесомо, — или же грубее? — и тут же сжали до боли, заставляя сцепить зубы сильнее. — Как бы ты хотел? — Я бы хотел не здесь, не сейчас и не с вами, — почти буднично ответил я; Валериус хмыкнул. — Что ж... Боюсь, где, когда и с кем — выбора у тебя нет. Но как... Кончики пальцев прошлись по краям ожога — извращённая смесь ласки и боли. — Побыстрее. — Должен предупредить, консул: он мастерски уходит от ответов, при этом отвечая, — Вальдемар ухмыльнулся. — Формулируйте... Точнее. — Точнее, хм, — ладонь чуть скользнула по животу. — Хорошо, колдунишка. Спрошу так: ты предпочтёшь, чтобы я любил тебя как близкую сердцу жену или отодрал как последнюю портовую шлюху? «Хочешь получить от изнасилования удовольствие или хочешь нормальное такое изнасилование, хрестоматийное?» «Твой перевод мне нравится больше. Он... Точнее и честнее». «Да я ваще мастер точности! Сравнениями и юпитетами еборю в самое сердечко!» «Ну вот как мастер мне и скажи: что мне ответить?» «Ну, ебли явно не избежать... Так дай хоть повеселиться!» Я выслушал его. Внимательно. Умудрился даже не особо удивиться. Но вздох сдержал с трудом. «Такой фантазией, как у тебя, Ай, не обладает больше никто». Ответа я дожидаться не стал — наигранно страстно выгнулся в ремнях, подаваясь навстречу руке, и наигранно же простонал: — Да, папочка! Трахни своего малыша! Трахни свою детку! Обкончай меня, растяни мои похотливые дырки, заставь стонать на весь дворец! Я так долго этого жду! Сдавленное хрюканье Ай в голове меня приободрило; я не мог отделаться от ощущения абсурдности происходящего — но своих идей у меня действительно не было. Что ж, идеи Ай хотя бы виртуозно выбивали всех из колеи. Валериус с Вальдемаром переглянулись — Вальдемар лишь пожал плечами; Ай же оборотов сбавлять не собирался — и я тоже не мог придумать ничего, кроме игры в молчанку, поэтому продолжил повторять за ним: — Хочу быть твоей сучкой ёбаной, папочка! Дрочи мои соски! Еби меня! Моя пизда уже вся мокрая от снизошедшего с небес желания, а в задницу будто ввинчивается бур из самых недр земли! Да-а! Из горла Валериуса вырвался какой-то странный звук; Вальдемар же задумчиво коснулся подбородка: — Ты действительно настолько плохой актёр? — Поверь — он хороший актёр, — сложно было сказать, раздражён Валериус или пытается не расхохотаться. Или всё и сразу. — Он просто издевается над нами. — Не-ет, — заскулил я, преувеличенно извиваясь. — Прошу, папочка, вставь мне! Засади в мою узенькую попочку по самые яйца! Моя киска скоро потушит пламя в самих глубинах ада! «Блядь, Ай... Что за бред?» «Ну а что? Небольшая стилистическая эклектика, согласен, но я тут абсурда и добиваюсь!» «Ай, девятый круг ада во льдах. Там нет пламени». «Но-но, я ни слова про девятый круг не сказал! Там было про глубины! Глу-би-ны! Ниже пятого тоже глубины!» «Резонно...» — Как ты это делаешь? — задумчиво спросил Вальдемар. — Успешно сбегаешь, замаскировавшись среди трупов — и придумываешь... Нечто подобное? — Люди многогранны, — я пожал плечами — и снова повысил голос, вторя не прекращающему ржать Ай: — Разве ты не видишь, папочка? Я уже без трусиков! Мои дырочки ждут твой член! Вставь в меня свой огненный поршень, залей меня своим лавовым молочком! Валериус вздохнул — и, убрав руку, покачал головой: — Я не знаю, что с этим делать. «Ебать, это что, работает?..» «Сам в ахуе... Э-э-э, в смысле, ну на то ж и расчёт!» — Займитесь своим сучёнком, господин, — я «зазывно» повертел бёдрами, насколько позволяли ремни. — Заставьте его кончить на вашем могучем, как дуб, хуе! Два раза! Нет! Три! Ах! — Если эта чушь так отвлекает тебя, придётся... Протянуть руку помощи. — Позволь мне отсосать те... — я подавился собственными словами — Вальдемар что-то быстро вставил между моих зубов. — Так-то лучше, — он хмыкнул, мягко проведя пальцами сначала по палочке у меня во рту, а потом по щеке к затылку — и застегнул ремешки. Я обречённо выдохнул, закрывая глаза. Ну, хотя бы не придётся нести такую чушь... Но был нюанс: пока я нёс чушь, в голове не было места для страха, паники и злости. Место освободилось. — Должен поблагодарить. Слушать это было... Сомнительным удовольствием, — Валериус фыркнул, с силой проводя ладонью по моему животу. — Сделай одолжение: раздроби ему руки. Будет весьма прискорбно, если он возьмётся ещё и за написание эротической литературы, а не только чтение. — Не могу не согласиться, консул. Пожалуй, я исполню вашу просьбу. Никогда нельзя быть слишком осторожным. «Э, а вот это было обидно!» «Не хочешь правда попробовать написать эротический роман?» «Ты ж понимаешь, что тебе придётся за мной записывать, да?» «Зато я отлично справлюсь с редактурой практической составляющей...» «Ебать тебя на чернуху потянуло. Тебе срочно нужен целибат». «Да, насиловать меня станет ещё веселее». — Когда леди узнавали, что моя постель не даст им статуса и богатства, они были в ярости, — рука Валериуса проскользила по внутренней части моего бедра. — Когда юноши узнавали, что меня интересовал только секс, они порывались меня ударить. Что же будет с человеком, с которым я пересплю лишь ради спасения собственной жизни? «Хотя бы не чтобы потешить самолюбие». «Согласен». — О чём ты думаешь, когда ласкаешь себя? — выдохнул Валериус мне в ухо, мягко перебирая пальцами у меня между ног. — Представляешь, как тебя покрывают поцелуями с головы до ног, шепча слова любви? Или как тебя силой ставят на колени, — он оттянул мою голову за волосы — и обжёг шею своим дыханием, — и заталкивают член так глубоко в глотку, что ты не можешь дышать? — Слова действительно способны спровоцировать эротическую реакцию? — заинтересованно спросил Вальдемар — и Валериус бросил на него уничтожающий взгляд: — Не вмешивайся. Тебе ведь нужны эмоции? — О, прошу прощения. Не буду мешать. Валериус поднялся чуть выше, прикусил мочку уха — а его пальцы всё ещё навязчиво касались моих клитора и бёдер. — Знаешь, когда я смотрю на тебя... Ты отлично смотрелся бы на поводке. Кляп тебе идёт. Так как насчёт того, чтобы я связал тебе руки и приковал за ошейник к ножке кровати? Впрочем, к чему я спрашиваю. Я всё равно сделаю это, если ты ещё сможешь выйти отсюда. И неважно, что ты об этом думаешь. «Он отвратителен». «Согласен». — Но кляп — это так обыденно для такой шлюшки, как ты, правда? — я закрыл глаза, отстраняясь от всего — если бы я реагировал на его слова, то захлебнулся бы собственной рвотой задолго до того, как меня убил бы Вальдемар. — Нет, конечно, как я мог не подумать об этом... Ты будешь кричать и умолять меня о продолжении. А когда твоё бельё промокнет насквозь... Что ж, тогда твои мольбы станут крайне неразборчивыми. «Похоже, ценитель эротической литературы сомнительного качества тут он». «Всё ещё согласен». — Будешь извиваться на полу и пытаться приласкать себя в поисках облегчения... Но без моего разрешения тебе это не удастся. Тебе придётся хорошенько постараться, чтобы уговорить меня позволить тебе кончить. Если у тебя не получится, придётся всю ночь провести связанным у подножия кровати, сгорая от желания. Если же получится... Что ж, я позволю тебе оттрахать себя всем, что только найдёшь. И может быть, если ты будешь хорошей послушной сучкой, я даже кончу тебе на лицо. Ты бы потрясающе смотрелся с моей спермой на лице... «Блевать уже можно или надо окончания дождаться? Так, из вежливости?» «Не надо. Я не хочу случайно запечатлеть в тебе отвращение». «Не надо во мне его запечтлявывать, у меня своё есть!» — Впрочем, к чему все эти пустые разговоры, когда я могу показать тебе? «Только не говорите мне, что у него встал на эту хуйню». «Меня больше смущает, что у меня не... Встал». «Так это значит, что у тебя есть хоть какой-то вкус!» «А ещё это значит, что мне будет очень больно». «Ой...» Валериус наконец-то убрал руку — и неудовлетворённо посмотрел на едва-едва влажные пальцы — простая физиологическая реакция на прикосновения. — У тебя есть что-то скользкое? Желательно не мерзкое. Ну уже не так плохо. — Предпочтёте масло для лезвий или бальзам для отсрочки трупного разложения? — Я не хочу знать, что это. Просто дай. — Сложный выбор... А что же скажет принимающий партнёр? Я неопределённо качнул головой — мне было абсолютно наплевать, что конкретно поможет меня трахнуть. — Ах точно. Ничего не скажет... Что ж, я остановлюсь на масле. В бальзаме слишком много агрессивных химических веществ, есть риск... Нежелательной реакции. — Давай уже. Раздался звук расстёгивающейся ширинки — и я невольно взглянул на член Валериуса. «Да, Ай. У него действительно... Встал». «Ебучий извращенец, а!» «Ты хотел сказать ебущий?» «Я бы очень хотел сказать выебанный!» Я подавил смешок. И всё же хорошо, что я не один. Одному было бы... Сложнее. Валериус расстегнул держащие меня ремни до поясницы и, встав ногами по сторонам от довольно узкого стола, забросил мои ноги себе на плечи; я подавил желание свернуть ему шею. Внутрь проскользнуло сразу два пальца, обильно смазанных маслом; я поморщился — было не больно, скорее... Противно. — Ты просил вставить в тебя мой огненный поршень? Что ж, сейчас ты получишь желаемое. Я ожидал, что он войдёт в меня членом — но вместо этого он достал пальцы из моего влагалища — и приставил их к анусу. — Что там было про засадить в твою узенькую попочку? Помнится, ты хотел по самые яйца? «Бля. Извини». «Расслабься. Это просто повод. Не думаю, что что-то было бы по-другому». Валериус не слишком возился с тем, чтобы меня растянуть — и я всё-таки зашипел, когда он резко вошёл в мою задницу, наверняка до синяков сжимая мои бёдра. — А что ты говорил про три раза кончить на моём могучем хуе? «Как дуб. Могучем, как дуб». «Это уже тонкости...» «Дуб — это не тонкости!» — Как жаль, что твой открытый рот разрушит всё очарование, — он сильно шлёпнул меня — аккурат в месте удара осталось почти невыносимое жжение. — Я бы с удовольствием послушал эти шлюшьи стоны. Впрочем, вид тоже хорош... Он двигался быстро и размашисто — больно уже не было, но и приятного не прибавлялось; я на мгновение зажмурился, прогоняя пока смутное видение из прошлого. А Валериус вдруг, не выходя из меня, до упора вставил во влагалище пальцы — я едва не подавился воздухом. — Остановимся на двух? Или по количеству оргазмов — три? Не будь пальцы Валериуса такими тонкими, третий причинил бы сильную боль — но мне повезло, и эту боль можно было стерпеть. Я надеялся, что достаточно хорошо держал себя в руках, чтобы ни капля моих эмоций не выплеснулась наружу — во что-то. — Какая похотливая зверушка. Принимаешь всё с такой покорностью... Ни слова возмущения!.. Интересно, почему... — Интересно, что ты сейчас испытываешь? — вдруг прошептал мне на ухо Вальдемар — наверняка с улыбкой. — Боль? Или же наслаждение? Или же они могут смешиваться? Как насчёт небольшой проверки? Его ладонь вдруг легла мне на шею — и я чудом сдержал кашель, чтобы не растерять из лёгких последний воздух. Блядь. Валериус вколачивался в мою задницу, грубо насилуя влагалище пальцами, а Вальдемар не давал и вдохнуть — перед глазами начинало темнеть, а головокружение уже переставало быть лёгким. Что-то обожгло щёку — тонкое и холодное; видимо, это был скальпель — горячие капли скатились по скуле на шею. Только для того, чтобы их убрало что-то влажное и шершавое. Язык?.. «Не отключайся!» Дикая яркая боль в запястье отрезвила — вот только кислорода дать не могла. Но она дала мне те самые недостающие секунды — Валериус резко толкнулся в последний раз — и Вальдемар мгновенно отпустил мою шею; теперь я едва не потерял сознание от избытка кислорода... Но — не потерял. — Было приятно провести время, — с лёгкой хрипотцой сказал Валериус, выходя из меня — наконец-то. — Думаю, эмоции тебе обеспечены с лихвой, Вальдемар. Откроешь дверь? — Разумеется. Но я хотел бы ещё поговорить с вами, консул... На всякий случай — не здесь. Пройдёмте в мой кабинет. — Только быстрее. Я хочу принять ванну и лечь в постель. — Конечно. Это не займёт много времени. Дверь за ними чуть скрипнула — и я прикрыл глаза. «Ай. Скальпель. Только тихо». Вспышка была не очень яркой — и маленький дракон опустил скальпель рядом с моей рукой; я тут же изогнул запястье, хватая пальцами рукоять, и принялся резать ремень. Дело шло плохо — вряд ли у меня было столько времени. «Пипетка с кислотой. Не обожгись». Ремень тихо лопнул — и я, перехватив пипетку, капнул на следующий. Шипение. Немного дыма. И — свобода. Я почти остервенело сбросил с себя ремни и поднялся на ноги; чуть пошатывало, но удержаться получилось. «Вернись на руку». Ай не спорил — я на всякий случай перепроверил браслет на запястье, уже двигаясь к углу, где быстро заметил свою одежду. Дверь вряд ли откроется, тележка катилась по камням, а одеваться не было времени — так что я только натянул ботинки и схватил рубашку, на ходу набрасывая её. Явно в стене. Но в какой? Пристань. Вода. Холод... Я присел на корточки, прикладывая пальцы к полу — и, ориентируясь на слабый поток воздуха, двинулся в угол. Вот. Щели между пластинами совсем немного шире... Чёрт. Слабо не поддаётся. Остаётся... Я глубоко вдохнул — и изо всех сил ударился всем телом о предполагаемую дверь. Есть. Но — грохот забрал у меня время, так что я просто рванул по тоннелю изо всех сил. Как долго ехала тележка? Несколько минут? Какая из развилок? Я услышал далеко позади стук каблуков — и ускорился. Та, откуда дует ветер. Неважно, откуда он именно. — Как я и говорил. Забавно, что чутьё меня не подвело, ты не считаешь? Небо. Нет, не кромка воды. Скала или... Пристань. Я остановился на краю; чернота воды пугала, но алый воздух был намного хуже — так что я только хотел сделать ещё кое-что. Цокот каблуков по дереву был мерным и спокойным. — Что ж, ты смог сбежать — снова. Поздравляю. Но есть разница в том, чтобы сбежать из лаборатории и сбежать от меня, верно? Я поджал губы — так естественно, как только мог. «Ай. Его камень». — Раз уж мне всё равно не уйти... Нет... Ты хотел моих эмоций? Так забирай этот дрянной браслет! И — сорвав браслет с запястья, я швырнул его в Вальдемара. Ложь-ложь-ложь. Лицо Вальдемара было ошарашенным — но потом его закрыли крылья превратившегося Ай, так что я не успел насладиться. Вальдемар не смог среагировать — Ай с рёвом когтями сорвал камень с его груди и швырнул его мне в руки. И я, ранясь об острые края, крепко сжал его в пальцах. — Ты... Я не дослушал — ухмыльнулся и сиганул в воду. Алый туман был везде — над пристанью, над берегом, над морем. Алый туман закрыл небо и затмил свет звёзд... ... Но алому туману было не проникнуть под воду. Ты хотел найти меня — но теперь я найду тебя. И, поверь, я пролью на кровавый туман солнечный свет.