Письмо и медальон

Нельзя сказать, что я когда-либо была привередливой. Годы детства и юности, проведённые в бедности и странствиях, таким образом сказались на моём характере, что мне только дай места под широким небом и флягу с водой – я буду довольна. Конечно, иногда, когда какой-нибудь противный корень тычет в спину, не давая уснуть, в голову так и лезут воспоминания о теплой мягкой постели в придорожной гостинице... Отогнать такие мысли непросто. Особенно, если ты уже не первый месяц провела в походе с тринадцатью гномами, хоббитом и волшебником. И куда только Гэндальф меня втянул? В ту ночь я задержалась у костра подольше. Согнувшись в три погибели, я сидела на старом сухом бревне, чтобы не испачкаться о землю. На коленях уложила листы бумаги, на которых медленным и, насколько я могу судить, аккуратным почерком я выводила ровный строй букв. Это было письмо для моей тёти из Озёрного города – последней родственнице, которая у меня осталась. Низкорослики, видимо, за долгие дни нашего путешествия уже привыкли, что я часто о чем-то пишу на своей бумаге, и лишних вопросов не задавали. Иногда приходил Бильбо, обернувшийся в свой тёплый плед, и желал мне доброй ночи. В те редкие моменты, когда я отрывалась от своего письма, мой взгляд падал на широкую мужественную спину, спрятанную под меховой накидкой – Торин всегда так спал, отвернувшись от костра. И хотя его тело размеренно приподнималось с каждым вздохом, несложно было догадаться, что Дубощит спит неспокойным сном. Меня всегда интересовало, что его гложет: кошмары жестокого прошлого или опасения неведомого будущего? Я бы хотела его утешить, если бы знала как. Понять, что я влюблена в предводителя нашего отряда, было не сложно. Сложнее было принять этот факт. В первые дни моего присоединения к гномам, помнится, между нами даже была вражда. Но потом я увидела через грозную внешность Короля-Под-Горой его добрую и благородную натуру. Да и он вскоре заметил в увязавшейся за их отрядом девчонке хорошего и преданного воина. Все низкорослики стали так добры ко мне, что мне даже не хотелось, чтобы это путешествие когда-нибудь закончилось. Именно поэтому чувства сначала напугали меня. Я не боялась быть отвергнутой, я боялась испортить наши прекрасные отношения со всеми участниками похода. Нельзя сказать, что в любовных делах я "глупа и наивна": Торин, безусловно, не первый мужчина, который мне когда-либо нравился. Но из всех них он точно самый напористый и суровый. Раньше эти качества я не находила особенно привлекательными. Что же изменилось? Внезапно послышался шорох: Торин поднялся с земли и принял сидячее положение. Я поспешно отвела взгляд от его спины и вновь уткнулась в свою писанину. Прошло несколько секунд, я увидела краем глаза, как Дубощит огляделся и остановил свой взгляд на мне. – Почему не спишь? – Спросил он хриплым голосом, в котором звучал добрый дружеский упрёк. – Ещё не ложилась, господин, – улыбнулась я. – Плохо, – сказал он, уже не так серьезно. – Когда-нибудь я попрошу тебя рассказать, что ты там вечно пишешь. Мне захотелось улыбнуться ему ещё раз, но он бы уже не заметил. Торин рассеянно и сонно провёл рукой по своей шее и чуть ниже к груди. Там ничего не было. – Ты не видела мой медальон? – спросил он. Мои глаза мимолётно пролетели по его руке и вдоль меховой накидки, но ничего не нашли. – По-моему он исчез ещё перед ужином, – ответила я. И в этот же миг мне показалось, что мои слова звучат слишком очевидно. Будто моя излишняя внимательность выдаёт мои чувства. Но Дубощит ничего не заметил, и я поспешила продолжить. – Я подумала вы сняли его, когда отправились к реке. – Я бы не снял. Торин поднялся в полный рост, стал перебирать свои вещи и обшаривать землю вокруг своей лежанки. Мне даже показалось, что в его резких движениях проскальзывало беспокойство. Неужели этот медальон так ему дорог? Потускневшая серебряная цепочка, а на ней небольшой медальон с непонятными рунами – я уже не один раз задавалась вопросом, что эта вещь для него значит. В трудные моменты рука Дубощита всегда находила цепочку и крутила между пальцев медальон. Таким образом, он, видимо, снимал стресс. Быть может, эта подвеска была его семейной реликвией? Я знала, как гномы ценят подобные вещи. Но, быть может, это было что-то более личное... подарок от любимого человека, например. Фили и Кили однажды сказали мне, что их дядя одинок. Он точно ни с кем не женат и не помолвлен. Я была спокойна, но иногда допускала мысль, что молодые гномы, скорее всего, могли и не подозревать о личных делах Дубощита. – Я помогу вам, – сказала я, уже складывая свое письмо в несколько раз и пряча его вглубь сумки. Поднявшись с бревна, я тут же приступила к поискам. Торин кратко кивнул и, кажется, был благодарен, что я добровольно взялась за дело. Конечно, мои глаза не так остры, как эльфийские, но, тем не менее, я достаточно внимательна, чтобы заметить среди травы тускло переливающийся под лунным светом медальон. Я подхватила его, провела пальцем по выгравированным рунам на кхуздуле, которого я не знала, и огляделась. Дубощит продолжал поиски будучи достаточно далеко. – Эта вещица особенная, господин? – Спросила я, приближаясь к Торину, с трудом преодолевая высокую траву. – Можно сказать. Подарок дорогого человека, – пожал плечами он, выпрямляясь. "Дорогим человеком может быть и родная сестра," – я мысленно попыталась себя успокоить. В темноте Торин не заметил в моей руке медальон. – Ты нашла что-нибудь? – Спросил он, пытаясь разглядеть моё лицо. – Не думаю. Одно ловкое незаметное движение и цепочка оказалась в кармане моего плаща. – Отправляйся спать, – С усталым вздохом Дубощит похлопал меня по плечу. – Уже поздно. Я сам поищу. В тот момент я вдруг показалась себе глупой и бесчестной. Чего ради я спрятала медальон в своём кармане, а не вернула владельцу? Собственная гордость не позволила признаться в этом Торину в лицо. Ужасно стыдно. – Извините, – прошептала я, потупив голову в землю. – Тебе не за что извиняться. Ты поступила очень милосердно, предложив свою помощь. По-дружески похлопывая меня по спине, Торин направил меня в сторону лагеря. Я всё ещё будучи в сомнениях, неуверенно огляделась по сторонам. – А вы? – Это я потерял медальон, мне его и искать, – усмехнулся он. Внезапно я осмелела. – Подарок вашей возлюбленной, ведь так? Перепугавшись, я замолчала, переживая, что задела что-то личное. Но Торин остался невозмутим. – Я бы не сказал. Я не давал ей никаких обещаний, не предлагал жениться... Но между нами определённо что-то было. Что-то, что заставило её подарить мне этот медальон перед расставанием. Я опешила от его подробностей. Слышать подобное было ужасно неприятно, но, слава небесам, моё недовольное лицо было трудно разглядеть в темноте. Я молчала, даже не пытаясь подобрать слова. – Видимо, я перешёл черту. – Нет-нет, всё в порядке. Теперь я понимаю, как это важно для вас. Теперь я была полна решимости вернуть ему этот чёртов медальон. Женщина, которая подарила его, безусловно, не равнодушна к Дубощиту. Может быть, она считает дни до его возвращения? Представляет свой медальон у него на груди перед сном? Несмотря на всю мою пылающую влюбленность, роль разлучницы ни капли не привлекала меня. Порывшись в кармане, я уже была готова вернуть Торину его подвеску, но гордость всё ещё останавливала меня. Ничего не подозревающий гном вновь подтолкнул меня к лагерю. – Иди, иди. – Я встану пораньше на рассвете и помогу вам поискать ещё раз. – Ты очень добра. Спокойной ночи. *** К несчастью, эта ночь не была для меня спокойной. Всё время я ворочалась, перекатывалась с боку на бок и не могла уснуть. Я думала о Торине, о той женщине, об их медальоне... Вновь и вновь находя его в своём кармане рукой, я принималась проводить пальцами по рунам, пытаясь догадаться, что они значат. От своих же мыслей мне становилось плохо, наверное, ревность меня душила. А ещё меня мучала совесть. Я приняла решение вернуть медальон Торину как только он проснётся, даже если ради этого мне придётся переступить свою гордость. Только начало светать, я подскочила с места и от безысходности стала бродить недалеко от лагеря. Себе же в наказание я отказалась от завтрака. Голодная, сонная, несчастная, но полная решимости. Торин был удивлён, заметив меня бродящей рано утром в высокой траве. Я заверила его, что я хорошо выспалась и, чтобы не терять времени, отправилась искать его медальон. Потом аккуратно вложила цепочку в его ладонь. – Махал милостивый, – Улыбнулся он, сердечно поблагодарил меня и спрятал цепочку во внутреннем кармане пальто, прямо у сердца. Я ещё никогда не видела его таким облегченным и довольным. Наверное, раз он счастлив, то я тоже должна была быть? Но мне почему-то хотелось плакать. Солнце только поднималось у востока, все остальные низкорослики ещё спали, поэтому никем не нарушаемая наша дружеская близость всё ещё витала в воздухе. Торин стал разжигать костёр для завтрака, а я опустилась на землю неподалеку. – Куда ты собираешься отправиться, когда мы вернём Одинокую гору? – Внезапно спросил он. Я не знала, что ответить. Никогда не думала так далеко и не хотела. – Наверное, навещу свою тётю в Озерном городе. Потом отправлюсь куда-нибудь на юг. Может быть, в Рохан. – Я всё к тому, что тебе необязательно уходить, – продолжил он, едва я закончила. – Ты так много сделала для нашего отряда и для Эребора, что я был бы рад, если бы ты осталась жить у нас. Поверь, как король, я нашёл бы тебе хорошее местечко. Он оглянулся на меня с доброй улыбкой. Торин видел во мне хорошего друга, была ли я такой на самом деле? Если бы Дубощит предложил мне остаться в Эреборе в любой другой день, я была бы на седьмом небе от счастья. Но теперь, когда я знала про его возлюбленную, жизнь среди гномов казалась мне невыносимой. Нет, я всё-таки уйду в Рохан.