Письмо и медальон

Мой бесконечный труд в Дейле продолжался. Всегда самая первая на работе, как и самая последняя, кто уходит, я день за днём доказывала преданность своим обязанностям и людям, которых называла «своими людьми». Кажется, народ тоже чувствовал это и был восхищён: многие относились ко мне с добротой и уважением, а для некоторых моё усердие было источником света. Эта решимость, словно свет звёзд для лесных эльфов, вдохновляла и поддерживала окружающих в нашем упорном труде по восстановлению былой славы как Дейла, так и Эребора. Иногда, задерживаясь до поздна в одиночестве, я ощущала на себе чей-то взгляд, – не самое приятное чувство, честно говоря. Особенно, когда, оглядываясь, я не могла увидеть того, кто наблюдал за мной. Слухи про нас с Бардом не утихали, и порой мне было неловко находиться с ним в одной компании. Местные женщины не упускали возможности сказать мне, что Бард – отличная партия, учитывая, что народ хотел сделать его королём Дейла. И как бы отчаянно я не убеждала их, что ничего из их догадок нет и не будет, искоренить слухи до конца было не возможно. Я не держала зла и со временем даже смирилась. "Быть может, Торин прав, и всё так и должно быть?" – однажды подумала я. У него есть его женщина, но это не значит, что я останусь одна. Будто сама Вселенная говорила, что он мне не пара, что у него есть другая, а у меня... Бард был ответственным и честным человеком, хорошим отцом и прирожденным лидером. Я слышала, что если не любовь, то теплые чувства и взаимоуважение появляются в браке с годами. Бард когда-то давно потерял близкого человека, как и я – своих родителей, но жил дальше и трудился во благо других. Он мог стать королем, хотя и бедность меня не пугала... Как говорили женщины, он был прекрасной партией, но я знала, что он не смог бы сделать меня счастливой. И сколько бы дней я не проводила, трудясь в Дейле, мой взгляд всегда возвращался на Одинокую гору, а мысли – к подгорному королю. *** – Великолепно! – Восторжествовал Убийца дракона, когда я принесла ему отчёты работ за последний месяц. – Мы перевыполнили норму почти в два раза. Такими темпами к концу весны Дейл станет самым прекрасным городом Средиземья. Конечно, он шутил, и зал наполнился довольным смехом рабочих. Я тоже не смогла сдержать улыбки. – Всё благодаря нашей руководительнице, – продолжил Бард, по-дружески хлопая меня по плечу. – Не зря мы просили вас остаться с нами. Я принимала поздравления, параллельно выражая благодарность каждому труженику. Моя тётя стояла в толпе и радовалась больше всех. Внезапно наше празднование прервалось громким стуком, и в дверном проёме показался только что прибывший из Эребора гонец. Он назвал моё имя, и рабочие с неохотой меня отпустили. Мне пришлось пообещать им, что моё отсутствие не продлится дольше пяти минут. – Его Величество Король-Под-Горой передаёт вам поздравления, госпожа, – сказал гонец, когда мы отошли за дверь. – И выражает надежду, что вы нанесёте ему сегодня визит. Я неуверенно кивнула. Уже не помню, что я ответила, наверное, поблагодарила гонца или что-то в этом роде, но когда вернулась в зал, Бард сразу заметил мой обеспокоенный и задумчивый взгляд. На его вопросы я лишь ответила, что хочу взять на сегодня выходной. Это был мой первый выходной за последние месяцы. Я слышала, что неделю-две назад Торина перевели из лазарета в его личные покои в Эреборе, поэтому теперь без приглашения навещать его было непорядочно, да и у меня было слишком много дел в Дейле. Иногда перед сном я представляла, как Торин пригласит меня к себе во владения, но сейчас, когда это случилось, я ощущала неуверенность. Должна ли я была пойти? Одолеваемая сомнениями, я подошла к воротам Эребора уже на закате. Когда назвала своё имя, слуги вызвались сопроводить меня до королевских покоев. Я шла по великолепным, но всё ещё разрушенным чертогам Одинокой горы, и от её величия сбивалось дыхание. В тот момент я поняла, почему Торин и его отряд так рвались вернуть свою Родину: она стоила пролитой крови. Перед огромными дверьми его спальни я вдруг остановилась в замешательстве, но вопросительные взгляды прислуг заставили меня войти. Только двери отворились, Торин увидел меня и порывисто поднялся с кресла, в котором сидел. Он опирался на дубовую трость, потому что всё ещё не мог крепко стоять на ногах после ранения. Но эта трость, как и дорогой мех, и королевская туника на нём, придавали ещё более царственный характер его и без того властному облику. В теплом свете горящего камина, что освещал комнату, я заметила, что среди волнистых темных волос Торина появилось чуть больше поседевших, чем в первый день нашей встречи. Кажется, и морщин на его прекрасном суровом лице появилось чуть больше, чем их было тогда, в хоббитской норе. Война потрепала каждого из нас. Я задалась вопросом, рассматривает ли Торин меня сейчас так же, как и я его? Видит ли мои изменения, мои новые шрамы? Итак, он поднялся с кресла и на его лице появилась добрая улыбка. Я тоже улыбнулась и низко поклонилась королю. Мне хотелось броситься к нему в объятия, но остатки благоразумия подсказывали мне, что это было бы крайне неуместно. – Я поздно? – Я прервала тишину. – Вовсе нет, проходи, – Его голос был тихий, но сильный. Я не слышала его уже очень давно. – Я ждал нашей встречи весь день. Я попыталась не думать об этих словах и не тешить себя ложной надеждой. Уже осознав, что вскоре меня вновь ждёт разочарование, я заранее начала думать о медальоне, письме и его возлюбленной. Я хотела быть готовой ко всем ударам, словно на поле боя. – Я слышал, дела в Дейле идут хорошо, да? – Спросил Дубощит, только я села в кресло возле него. Приятное тепло от потрескивающего в камине огня окутало мои ноги. – Всё так, господин, – начала я и рассказала про успехи Дейла, не забывая при этом упомянуть, что и Эребор потихоньку восстанавливается, ожидая своего правителя. Видимо, не желая, чтобы наш разговор перешёл в политическое русло, Торин ничего не ответил. Вместо этого он достал из внутреннего кармана своей меховой накидки сложенный в прямоугольник лист бумаги. – Позволь мне прочитать тебе кое-что, – сказал Дубощит, и я напряглась всем телом. Я догадывалась, что он хотел прочитать мне Её письмо и поделиться личными переживаниями. Я ощутила горький привкус разочарования: видимо, такова была причина его приглашения. Я подумала, что как далеко друг от друга они не были бы, эта женщина никогда не покидала мыслей Торина, от того у меня никогда не было даже шанса. Тем не менее, наблюдая за разворачивающим листок Дубощитом, я вдруг увидела его едва заметную ухмылку, перерастающую в озорную улыбку. На миг мне показалось, что передо мной сидит не мудрый правитель и храбрый воин, а юный парнишка, радующийся удавшейся шалости. Не могло же быть, что написанное в письме приносило ему столько удовольствия? «Дорогой Торин, – начал читать он, искоса поглядывая на меня. – Недавно вы сказали, что видите и чувствуете моё пламя любви, которое я отчаянно пытаюсь потушить. В тот момент мне не хватило смелости признать, как вы правы, но теперь я понимаю: ничто в этом мире не могло бы описать мои чувства точнее, чем ваши слова. Единственное, чего вы не знали, так это то, что это вы разожгли во мне это пламя. Вы виновник моих страданий...» С первых слов я поняла, что за письмо читает Дубощит. Мир для меня словно остановился. Стыд и смущение окутали меня как мрачное, плотное облако, лишая ясности мыслей и спокойствия. Я могла бы дотянуться до Торина, вырвать письмо из его рук и кинуть в огонь, но был ли в этом смысл? Бумага бы сгорела за считанные секунды, но мой позор всё равно остался бы здесь, вместе с жестокой ухмылкой на его лице. Был бы камин чуть побольше в размерах, от стыда я бы бросилась в огонь и сама. – Перестаньте, – взмолила я. «Каждый раз когда мне кажется, что угли почти остыли, вновь поднимается ветер и раздувает огонь сильнее прежнего...» – продолжал он. Я в безысходности приложила руки к лицу, будто это могло спрятать меня от мучений. – Хватит! Зачем вы читаете это? Зачем вы мучаете меня? Я умирала, а на его лице играла добрая улыбка. – Разве не ты сама отдала мне это письмо? – Спросил Торин, откладывая лист в сторону. – Я не могла... – Но, тем не менее, письмо у меня. И я отчётливо помню, как перед тем, как моя лодка отплыла от Эсгарота, ты добровольно протянула мне этот конверт. Осознание пришло ко мне моментально. – Так значит, я отдала вам не тот конверт? Значит, вы получили мое письмо, а ваше... – Я обречённо откинулась на спинку кресла. – Ваше письмо сгорело в пламени дракона! – И я не жалею, – Дубощит прервал мои страдания. – Всё так и должно быть, мой милый друг, так было суждено. Я недоверчиво и недоуменно покосилась на него. – Ты, наверное, знаешь, что я оступился. Мой разум был затуманен драконьим недугом, и в те дни я не мог ни о чём думать, кроме как о богатствах своего народа, которые мне нужно было защитить. Я не хотел отправлять письмо и даже не вспоминал об этом конверте до тех пор, пока однажды, я не наткнулся на него по чистой случайности. Мне захотелось перечитать его разок, и... Прежде чем повести свой отряд в бой я перечитывал его снова и снова. Твоё письмо помогло мне избавиться от наваждения. Твоё письмо даровало мне новую жизнь. Рука Торина нашла мою и ласково сжала ее с упованием. – Я пытался сказать тебе в тот день в лазарете, но обстоятельства были против. Мне приходилось жить словно немым, ты помнишь, чем закончились мои попытки заговорить... Письмо, о котором я спрашивал, было вовсе не тем, что пришло из Синих гор, а твоим. Я хотел дать тебе знать, что я прочитал его. – Получается, вы не посылали письмо своей возлю... – Я колебалась, не решаясь назвать её имя. – ...той женщине? – Нет, не посылал, – Дубощит достал второй конверт, и в нём я узнала письмо, пришедшее из Синих гор. – Это от... моей давней подруги. То письмо, что ты принесла в лазарет. Он развернул лист и пробежался глазами по тексту ещё раз. – Слухи о войне дошли до неё. Она решила написать мне первой, пожелать скорейшего выздоровления и мудрого правления. А ещё... рассказала о своём недавнем замужестве. Я почувствовала, будто камень упал с моего сердца. Теперь я впервые смогла вдохнуть полной грудью. – Сейчас, когда я, наконец, могу свободно говорить, не обременённый своим состоянием здоровья, я должен объясниться тебе. Я мечтал об этом с тех пор, как очнулся на больничной койке. Моё неравнодушие дало о себе знать, и я сжала руку Торина сильнее обычного. – Мой народ очень ценит своих женщин. Гномок рождается совсем мало. У меня была близкая подруга, и все считали, что я должен был жениться на ней, но я этого не сделал. Она тоже не изъявляла желания и, казалось, вовсе не собиралась когда-нибудь выходить замуж. Я покинул её в Синих горах, а она на прощание отдала мне свой медальон. На нём были руны на кхуздуле, означавшие удачу и исполнение желаний. Как давно я мечтала узнать, что означал этот медальон! Казалось, что мне всё это снится. – Во время путешествия я много думал и пришёл к выводу, что поступил бесчестно, даже не поговорив с ней на тему женитьбы. Я мог испортить её репутацию лишь тем, что был так тесно с нею дружен. По городу ходили слухи, что она проводит ночи в моей спальне, но это была наглая, гнусная ложь. Между нами никогда ничего не было, только крепкая дружба, даже товарищество. Возможность оставить своего друга опозоренной не прельщала меня. Она хорошая гномка и могла бы стать неплохой женой и королевой. Мне показалось, что жениться на ней было бы высоконравственным решением и – отчасти – правильным. Он замолчал, подбирая слова. Я нежно улыбнулась и, наверное, это его ободрило. – Я всё ещё сомневался, но ты так милосердно согласилась мне помочь, что я воспринял это как знак. Я был доволен нашем письмом, но что-то меня останавливало. Я хотел жениться по большой любви, а не по высокой нравственности. Торин перевёл дух. – В Озерном городе я осознал, что неравнодушен к тебе. Когда ты попросилась остаться с тётей, мне было тяжело расставаться с тобой, но долг звал меня к Эребору, а тебя – к твоей семье. Тогда мои чувства были сравнимы с маленькими росточками, оттого я надеялся их затоптать. Кто же знал, что они превратятся в огромные, мощные деревья? Он усмехнулся. Я почувствовала, как моё тело заполняется теплом и любовью. – Что произошло с медальоном? – Поинтересовалась я. – Как только мы прибыли к Одинокой горе, я достал медальон из кармана и долго смотрел на руны, сулившие мне удачу. Весь путь от Синих гор до Эребора я использовал этот медальон как свой талисман и напоминание о моём долге, как короля, поэтому он был так дорог мне. Теперь же, успешно достигнув своей цели, я понял, что эта вещь мне больше не нужна. Потом хорошенько замахнулся и кинул её куда-то вдаль. Медальон скрылся из поля зрения и больше я никогда его не видел. Я изнывала от нетерпения. Мне так хотелось услышать те самые слова, ради которых Торин рассказал мне всё это. Наверное, через наши соединённые руки ему передались мои мысли и желания, потому что не прошло и минуты, как Дубощит поднялся с кресла. – Пойдём. Я обязан показать тебе кое-что ещё. Торин шёл горделиво и уверенно, несмотря на нужду использовать дубовую трость при ходьбе. Мне показалось, что эта трость даже подходит ему, хотя королю она не приносила удовольствия. Мы прошли всю спальню Дубощита и вышли на прилежащий к его покоям балкон. Прохладный ветерок окутал моё лицо, но рядом с Торином мне было тепло. Я схватилась за ледяные перила и огляделась. С этого балкона открывался вид на Дейл, и я могла видеть практически каждую улицу человеческого города. – Красиво? – Спросил король, приближаясь ко мне со спины. – Завораживает, – ответила я и продолжила любоваться видом. – Это было первое место, куда я решил пойти, когда, наконец, смог встать на ноги. Ты не представляешь, каким сложным был путь от кровати до сюда! Я стоял почти как ты, схватившись за перила, а Оин и другие лекари стояли по обе стороны от меня и следили, чтобы я, не дай Махал, не сиганул вниз. Я засмеялась. Он тоже улыбался. – И в тот миг я увидел тебя. Ты трудилась в совершенном одиночестве вон там, – он указал пальцем на одну из улиц Дейла. – И тогда я спросил Оина: «Ты тоже видишь её?» и он подтвердил мои слова. На следующий день ты снова работала там. И день за днём я приходил сюда, чтобы увидеть трудолюбивую неугомонную пчёлку. То есть тебя. – А я ведь чувствовала, что кто-то на меня смотрит! Но не могла понять кто. – Увидеть тебя было словно мотивацией для меня, чтобы подняться с кровати и начать, наконец, ходить. Но в эти дни ты также преподала мне урок. – Я? – Я удивилась. – Да. Все эти дни я страдал от ревности. Я видел, как любезно ты общаешься с Бардом Лучником и как мило ты играешь с его детьми. Я слышал слухи, что ходили по Дейлу, и сходил с ума. – Сходил с ума от ревности? – Я шутливо переспросила, чтобы насладиться вдоволь его ответом. Мне хотелось немножко смутить Торина, но он остался непоколебим. Когда прозвучали его искренние слова тем серьёзным тоном, смутилась я, а не он. – Так и было. Ведь со дня прочтения того письма я уже знал, что ты моя, а я твой. По моему телу прошлись мурашки, но не из-за холодного ветра. – Если твои угли ещё не остыли... – добавил Торин уже тише. Я оглянулась через плечо и встретилась с его чудесными голубыми глазами. При мягком свете только что взошедшей луны Торин вдруг показался мне самым красивым, мужественным, сильным мужчиной, которого я когда-либо видела. Его новые седые локоны, морщины или трость не имели для меня никакого значения. Я любила Торина таким, какой он есть. Наверное, Дубощит понял всё по моим глазам. В миг он откинул трость в сторону и своими большими руками сгреб меня в свои объятия. Я встретилась с его меховой накидкой, и руки сами обвили его шею, нежно притягивая Торина к себе всё ближе. Моё сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья. – Почему же ты молчал? Всё это время! Я чуть с ума не сошла... – Разве мог я просить твоей руки, будучи калекой, проводящим и день, и ночь на больничной койке? Я хотела возразить, сказать, что приняла бы его любым, но он меня перебил. – Теперь, клянусь, я буду поддерживать твоё пламя горящим до конца наших дней. Я буду стараться, чтобы эти угли никогда не погасли. Он стал целовать мои пальцы. А потом руки, и плечи, и так пока не дошёл до лица. Я умирала под его ласками и возрождалась снова. Сколько месяцев я провела в страданиях... но вот теперь я, наконец, обрела своё счастье. *** – Хитрая же ты, дорогуша, – звонко рассмеялась тётя, когда мы остались наедине. В этот день она дала благословение Торину жениться на мне. – Все ожидали, что ты станешь королевой Дейла, а ты себе королевство гномов отхватила. Только скажи на милость, ты ведь не ради Эребора за него выходишь? – Люблю я его, тётя, люблю, – ответила я, а сама покраснела от смущения. Она улыбнулась, и я тоже улыбнулась, и мы все были счастливы. Я с нетерпением ждала новую главу своей жизни, которая теперь начиналась в Эреборе с Торином Дубощитом.