meant to be yours

      Вся эта ситуация действовала Штокхаузену на нервы. Он идет следом за Сеченовым, пялится на всевозможные предметы, атрибуты интерьера, лишь бы не смотреть на спину того, кто вновь вышел сухим из воды, устроив чертов цирк с догонялками Харитона туда-сюда, пока сам Михаэль был двойным агентом. И далеко не для Дмитрия Сергеевича, так обожаемого майором П-3. Все началось в том самом злополучном театре, где, как оказалось, Виктор Петров устроил грандиозное шоу, наебав всех и каждого своей фальшивой смертью и скрылся в туман. Даже сама Филатова, из-за разрыва с которой и происходил весь этот пафосный актерский фарс, во некоторое время не знала о том, что ее бывший возлюбленный в действительности жив. Йозеф нашел ее там же, сидящей, запутавшейся в правде и во лжи, потерявшей смысл. Он хотел ее убить — грубо, болезненно, воткнув в грудь осколок зеркала, смотреть, как она истекает кровью. Просто потому, что досталась не ему.       А потом стало не до этого, желание взыграть в героя стало выше его сил, и Филатова, сгорбившаяся, смотрящая пустым, невидящим взглядом на разорванную ей же фотографию стала хрупким музыкальным инструментом, который он, Михаэль, собирался бережно и медленно чинить, подстраивать под себя, а потом бросить, словно ужасную привычку, доводившую его до гроба. Бросить не получилось. Немец жаден, желает власти, а еще больше — утереть нос Петрову, решившему, что нервы этой женщины куда ценнее его самомнения, показать, что он достоин большего доверия, чем Виктор. В тот вечер он впервые познал вкус ее губ. Отчаявшаяся Филатова, потерявшая всех близких стало легкой добычей, но в итоге зайцем в этой охоте стал он. В какой-то момент просто сердце стукнуло сильнее обычного, и он понял, что пропал в ней. В любом случае… Это было не так уж и плохо.       Оказалось, что любить Ларису не так уж и больно, что эти голубые глаза могут смотреть не только с равнодушием, призрением и раздражением, но еще и сверкать ярко при появлении рядом. Это было приятно. И хотелось отдавать в ответ столько же, сколько он и получал. Даже на Петрова впервые в жизни стало плевать, а в голове уже теплился план со смещением Сеченова. Сейчас, он поможет Харитону Радеоновичу, поставит его фальшивое полимерное тело, прячущееся за созданной им же человеческой оболочкой во главе, и пусть делает, что хочет — сейчас была важнее Лариса. А потом стало не смешно. Наоборот, тело бил озноб, руки дрожали, а в голове металась мысль «это же все глупая шутка, да?!». К сожалению, нет. Лариса, подначиваемая Харитоном, решила повторить его эксперимент ради их общей цели. Вероятные последствия были неизвестны, и эта черная дыра будущего засасывала немца целиком и полностью, погружая во тьму собственных страхов. Лариса дала обещание: быть рядом, даже если ее личность, воспоминания сотрутся, если окажется, что там, за гранью, действительно ничего не чувствуешь. Штокхаузен поверил, Филатова сдержала обещание. А потом ряд случайных ошибок привел их к тому, где они сейчас: Захаров уничтожен, Филатова и Петров под стражей, как сообщники. Йозеф, не успевший наследить, остался в стороне.       Он стоит за Сеченовым, Сеченов стоит перед дверью в конференц-зал. Михаэль сглатывает слюну, убирает взгляд в пол. Ему не обязательно присутствовать, но… — Дмитгхий Сегхеевич. — Да, Михаэль? — мужчина поворачивается к нему головой, смотря на сжатую фигуру помощника. — Лагхиса Филатова, я. — Я знаю. Я сделаю все, что в моих силах. Михаэль знает, что это обещание он сдержит. Потому что в нем не осталось человечного, но стратегического полно — Лариса будет удобным инструментом, чтобы оказывать давление на Штокхаузена. Он не отсчитывает секунды, минуты, часы — просто стоит на месте, периодически расхаживая взад-вперед, чтобы размять затекшие конечности. И когда все заканчивается, лишь по лицу Сеченова понимает — сохранить Ларису не выйдет. — Мне жаль. — на выдохе говорит Сеченов, проходя мимо Михаэля. Он знал, что чужое соболезнование в данной ситуации было что-то вроде будничных пожиманий рук каждому встречному на Предприятии. И все равно, было больно. Не за себя, за Ларису. Что позволил Петрову выжать из нее все соки, что сам, того не ведая, потерял свое счастье в борьбе за чье-то первенство, хотя можно было сделать гораздо проще — забрать Ларису с собой в Германию, избежать чужих непонятливых взглядов. — Я могу?.. — подал голос немец, разглядывая собственные туфли. — Да. К сожалению, уже знал, что это последний раз, когда он взглянет на нее.

***

— Лариса… — шепчет Михаэль, опускаясь на диван рядом с возлюбленной. Она выглядит так же, как и при бытье человеком, и это еще больше напоминает ей о том, что она больше не жива. Только не биологически. Удивительная возможность у этого полимера — полностью копировать внешность носителя. А Лариса молчит, вздыхает, или, если быть точнее, имитирует вздох. — Я знаю. Все в порядке. — Ты так спокойно к этому относишься? — Может, раньше бы отреагировала эмоциональнее. Не знаю. Не помню. А у Йозефа сердце щемит — Лариса все больше забывает. Сначала детство, потом Виктора, сейчас с натяжкой вспомнит всем сердцем любимую Мусю, оставшуюся после профессора Захарова. Которая сейчас сидит где-то в квартире немца и ждет возвращения любимой хозяйки. — Мы можем… — Прекрати искать выходы, Йозеф. Такое случается. Обычный набор ошибок на основе невнимательности и вот, где я. Это нормально. — … — Можно последнюю просьбу? — Что угодно, Ларис, просто!.. — Сделай это сам. У Михаэля перекрывается дыхание, а голубые глаза вновь смотрят на него с холодом. Нет, сожалением. Она знает. Штокхаузен достает из кармана дисклятор. Направлять на Ларису тяжело, осознавать, что Сеченов все это рассчитал заранее — еще больнее. Это урок. Наказание, бремя. Ебанный Дмитрий! Выстрел. Он зажмуривает глаза, отворачивается. Это не смерть, ей уже не больно, давно не больно. Но больно ему. Михаэль делает шаг назад, слышит склизкий звук и ощущает, как быстро становится мокрым носок туфли. Глаза боязливо распахиваются. На полу — бездушный полимер, который не собрать вновь. Ларисы там нет. Сука! Даже похоронить нормально нельзя! Немец отшагивает к стене, сползает по ней, смотря в одну точку. Туда, где раньше была она. А в голове ядовитыми цветками прорастает план, как отыграться на Сеченове. После этого он сможет вернуться, к ней, и забыть все как страшный сон. Только дождись, милая.