Святой и грешник

      — Я хочу исповедоваться вам в своих грехах.       Мягкий мужской голос нарушает повисшую в старом храме тишину. Небольшая белокаменная церковь, в которой он сейчас находится, и по сей день является единственным культовым сооружением в ближайшей округе. Еë стены уже давно значительно потрескались от старости, известняк крошится от любого неаккуратного прикосновения к ним. Обычно в течении дня она ни минуты не пустовала без прихожан, но сейчас, глубокой ночью, это место практически полностью пустое, не считая двоих скелетоподобных монстров. Один, в простой повседневной рубашке, нагло прервавший чужое единение, и одинокая мелькающая возле алтаря фигурка, облачëнная в рясу священника.       В храме стоит приятный полумрак, лишь больше добавляющий атмосферы. Пламя от восковых свечей сейчас служит единственным источником освещения в замкнутом пространстве, запах от них смешивается с дымящимся ладаном, рождая весьма своеобразную, но приятную комбинацию. Священник, до этого постукивающий коготками фаланг по чаше, в которую до верху был налит елей, наконец поворачивается к визитёру, а на его лице расплывается хитрая улыбка, которую Кросс находит весьма очаровательной. Слегка опираясь на престол, Киллер лукаво щурит глазницы, немного наклоняя голову набок и словно задумываясь о чëм-то.       — Церковь уже закрыта для посещения, — плавно, практически нараспев произносит церковнослужитель, но по всей видимости абсолютно не возражая против чужой компании. Даже, хитрый лис, игриво подмигивает, будто в ожидании, когда к нему подойдут поближе. И Кросс не заставляет Убийцу ждать, да и ему самому хочется оказаться поближе к другому монстру, желательно как можно быстрее. Он и так весь день пробыл вдали, а теперь, оказавшись так рядом, едва себя сдерживает, силой заставляя идти себя размеренным шагом, а не бежать сломя голову. Тихое эхо от стука каблуков о деревянный пол заполняет помещение.       — Но я правда в этом нуждаюсь, — почти шёпотом произносит Крестоносец, подходя практически вплотную. — В духовном утешении, — наибольшее количество свечей горит именно у престола, позволяя священнику разглядеть бурые пятна на чужой некогда белой рубашке. Киллер задерживает на них свой взгляд, напрягаясь, покуда Кросс также тихо продолжает. — Я согрешил. Так сильно согрешил… как же мне теперь без покаяния?       Киллер едва слышно фыркает что-то неразборчивое себе под переносицу, а его небольшая ладонь в нежном и мягком прикосновении ложится на грудную клетку Креста, сминая окровавленную ткань рубашки. Кровь не принадлежит самому Кроссу, и это заставляет плечи второго скелета заметно расслабиться, а взгляд смягчиться. Монстр практически полностью опирается всем весом на собеседника, внимательно заглядывается ему в глаза, после чего вновь посмеивается, качая головой.       — Что же ты снова натворил, Крисс-Кросс? — пальцы неторопливо скользят по грудине, пересчитывают рёбра сквозь одежду, одними только такими невинными прикосновениями будоража Мечника, заставляя странную дрожь пройтись по всему позвоночнику. — Что такого, что могло бы потребовать моего безотлагательного внимания? — голос Киллера опускается до низкого вкрадчивого шëпота, отдаваясь чем-то двусмысленным и томным. Чем-то, от чего в глубине души Кросса приятно ëкает, отзываясь взаимностью. Биение становится более быстрым, а дыхание не таким спокойным и ровным. Киллер, чëртов змей, умудряется искушать одним только тоном голоса.       Тепло чужих рук греет не только рëбра. Вторая рука священника словно невзначай касается бедра, уводит кончиком пальца вверх, приостанавливаясь на выпирающих тазобедренных костях. В какой-то момент пальцы уже скользят по ширинке, с тихим шелестом расстëгивая молнию и цепляя одну единственную пуговицу как последнюю преграду перед желаемым трофеем.       — Я убил, — просто отвечает Кросс, осознавая что какое-то время просто молча стоял, потерявшись в чувствах от прикосновений Киллера. Руками тот работать умеет, и умеет чертовски хорошо.       — Неужели снова? — Киллер спрашивает это с явно наигранным удивлением, так, будто бы это действительно что-то, чего он абсолютно точно не ожидал услышать. Надо отметить также и то, что пуговица на брюках Кросса интересует скелета в данный момент гораздо больше, нежели факт убийства. Последнее, кажется, вовсе было воспринято как нечто абсолютно обыденное. Хоть скажи Крест что подбил самолёт или устроил массовый геноцид, реакция осталась бы такой же.       — Снова, — подтверждает Монохромный, в какой-то момент уже успевая расположить свои ладони на плечах более низкого скелета, ловя себя на мысли что хочет, чтобы Киллер расстегнул эту чёртову пуговицу поскорее.       — Ай-яй-яй, Кросс, — с фальшивым укором тянет Киллер, даже не скрывая улыбки на своём лице. Приди Кросс к нему с ног до головы залитый кровью, продолжил бы также улыбаться. Он покачивает головой. — Как же ты мог?       Звучит особенно иронично из уст того, кто убивал огромное количество раз. Но оба продолжают эту игру.       — Это не всë, — добавляет серьëзно Крестоносец, не сдерживая шумный выдох от облегчения, когда треклятая пуговица наконец перестаёт быть преградой. Честное слово, всё скопившееся внизу напряжение... Что же. Это было слегка дискомфортно. — Есть ещё один грех, в котором я обязан покаяться, — фаланги Киллера продолжают борьбу с пуговицами, на этот раз с теми, что на рубашке. Не спеша расстëгивают, покуда сам скелет подаëтся ближе, поднимая голову так, чтобы пересечься с монстром взглядом. — Грех, гораздо более ужасный, чем вся та кровь на моих руках, — шепчет Кросс на слуховое отверстие священнику, обжигая его шейные позвонки горячим дыханием, что, к удовольствию самого Кросса, заставляет партнëра мелко дрогнуть.       — Внимательно слушаю тебя, мой грешник, — на выдохе произносит Киллер, зацепляя последнюю пуговицу. В своих не менее смазанных и смутных мыслях приходит к любопытному выводу, что в храме становится всё жарче с каждым мгновением.       — Я хочу вас.       Прежде чем Киллер успевает что-либо ответить на такое покаяние, Кросс действует на опережение, и просто напросто смыкает их челюсти в поцелуе. Он действует напористо, целует жадно, прижимаясь плотнее к хрупкому тельцу священника и неосознанно сжимая того в объятиях, комкая чëрную ткань. Убийца недолго остаётся в стороне, подхватывая настроение любовника и отвечая ему под стать. Его руки оказываются где-то под рубашкой Кросса, слегка царапая спину в порыве затуманивающей страсти. Они отдаются друг другу, акту сладкого греха прямо в святом чистилище, ни капли не задумываясь ни о чём большем, кроме как о монстре напротив.       Поцелуй прерывается, оставляя их двоих, тяжело дышащих, приходить в себя. Убийца ловит себя на мысли, что Кросс чрезвычайно милый в таком положении. Сиреневого оттенка румянец сияет на его скулах, делая таким очаровательным, что хочется поцеловать его снова, в чём монстр себя не ограничивает. На этот раз невинно и кратко, в лоб, но и это срывает с Кросса лëгкую улыбку.       — Я хочу вас больше всего на свете, продолжает он свою исповедь, притягивая возлюбленного любовника к себе ближе, нетерпеливо надавливая на его плечи. — Хочу вас так, как не хотел ещë никого.       — Разве я могу отказать столь страждущей душе в её отчаянной просьбе? — снисходительно говорит Киллер, щëлкая грешную душу по переносице. — Позволь, я помогу тебе искупить твои грехи.       Они ненадолго переглядываются, и Мечник кивает, без слов показывая, что в этот раз Убийца может побыть сверху. Во время их исповедей обоих мало интересовал вопрос о том, кому какая позиция достанется, от того всё решалось по ситуации, обычно прямо в процессе. Киллер как был чрезвычайно старателен в доставлении партнёру удовольствия, так и чрезвычайно хорош в принимающей позиции, да и про Кросса можно сказать всё это с тем же успехом.       Рубашка, едва держащаяся на одних плечах, обнажает прекрасный вид на чужие рëбра, открывая Киллеру достаточно пространства для манëвров. Фаланги нежно скользят по белоснежным костям, легонько царапая самыми кончиками, скорее чтобы раззадорить и слегка взбудоражить. Касается его самых чувствительных мест, за всё время их единений уже наизусть выучив что нужно трогать и как, дабы вызвать самую яркую ответную реакцию. Острые клычки и юркий язычок облюбовывают плечи и ключицы, оставляя весьма красноречивые следы, а вместе с этим разжигая возбуждение лишь сильнее. Священник напирает с большими стараниями, под довольные вздохи и выдохи со стороны второго скелета. Поднимается выше, акцентируя свои действия на шее, закусывая остистые отростки и попадая кончиком языка в межпозвоночные щели, рассылая дрожь по костям покаявшегося монстра. И пока это извращение над шеей продолжается, одна из рук так удачно проходит по тазовым костям, касаясь жаждущей внимания магии.       Кросс тихо стонет, когда тонкие пальцы игриво проводят вдоль члена, скорее поигрываясь и дразнясь, нежели действительно стимулируя нуждающуюся в большем магию. Киллер, тварь эдакая, прекрасно знает, что делает. Улыбается, коварно и хитро, не хуже самого дьявола. Напоследок оставляет засос на ключице, прежде чем опуститься вниз, на колени, и к некоторой неожиданности самого Креста прикоснуться к нему вновь, но уже другим способом.       Ох, боги.       Кросс стонет громче, когда влажный язык так услужливо проводит по всему стволу, от основания к головке. Он спиной опирается на стоящий позади престол, дабы иметь хоть какую-то опору, покуда священник вытворяет совсем уж беспощадные фокусы, с каждой секундой вызывая настойчивое желание в следующую их исповедь отыграться. О, Киллер определённо знает, что делает. Помимо отличного владения руками, в список чужих способностей входит и прекрасное владение языком, начиная от способности трещать без умолку и заканчивая оральными ласками, в которых скелет знает толк. Несколько раз он подводит Крестоносца к практически финалу, но затем бессердечно прекращает, не давая закончить раньше времени. Даже просьбы не дают результата, на них Килл лишь не без самодовольства лыбится и качает головой. Это тоже входит в искупление греха? Кросс уже не уверен. Пока его замутнëнный размытый взгляд скользит по иконам в сумбурном темпе, он ловит себя на мысли, что в следующий раз сам заставит Убийцу также скулить и умолять о большем. Это, стоит признать, весьма приятное зрелище.       В конце концов, Киллер снисходит до пощады, прекращая дразнить Кросса. Довольно облизывается, утирая пальцем струйку слюны, после чего подталкивает партнёра прямо на стол позади, удобно располагая того на возвышении. Дело ведёт наконец к заключительной части, которую оба ожидают с нетерпением. Густой тëплый елей, подготовленный с краю престола заранее, зачëрпывается чужими пальцами, а затем кончики фаланг касаются разгорячëнной магии, аккуратно проникая внутрь, смазывая и подготавливая к чему-то более интересному.       Как ни сгорает от нетерпения Киллер, он всё-таки не спешит в этом деле. Тычется переносицей куда-то в шею Кросса, что-то ласково ему мурлыкая. Не хочет причинять боли и дискомфорта, целует чужие плечи, вслушиваясь в чужие вздохи и выдохи. Заканчивая с подготовкой Монохромного, некоторое время возится с собственной одеждой, а затем пристраивается поближе, входя плавно и медленно, что выбивает из второго скелета скомканный стон.       — Всё хорошо? — тихо спрашивает Киллер, его голос, обычно ровный и пропитанный самодовольством, теперь дрожит и срывается от переизбытка чувств.       — Д-да... я думаю... я ещё не до конца искупил грехи... — бормочет Крест, пытаясь выровнять собственное дыхание, но первый же толчок рушит все попытки.       Кто бы из местных жителей знал, что творится в этой старенькой церкви по ночам... Но кого это волнует? Уж точно не Киллера и не Кросса. Взгляд икон со всех сторон мог бы показаться осуждающим, но, казалось бы, что такого? Всего-то священник, помогающий заблудшей душе с её душевными муками.       И не только душевными.       Тишина храма теперь нарушается тяжёлым дыханием, стонами и влажными хлюпающими звуками, которые, должно быть, никогда не должны были прозвучать в таком священном месте как церковь. Финалом оказываются пара шумных вскриков, символизирующих о конце своеобразной исповеди, когда оба скелета валятся на престол и пытаются хоть как-то отдышаться.       — Так… полагаю… я искупил свои грехи? — со слабой улыбкой интересуется Мечник, пальцем водя по плечу Киллера и довольно жмурясь, когда его кратко целуют в переносицу.       — Искупил, искупил, — мурлыкает священник, явно довольный проделанной работой. — Но надолго ли?       — Ты и сам знаешь ответ.       Киллер лишь смеётся.