Птичья свобода

Побежденный

- Обет это... - Я знаю, что это такое, - перебила она, задумчиво глядя на нежить. Почему так трудно сохранить свою жизнь, богоравный?! Трудная, неблагодарная задача - пытаться спасти твою жизнь, от твоих побед и твоих поражений, от твоих собственных попыток броситься навстречу смерти и от таких, как эти двое. Опасны люди, которые приложили много усилий, чтобы найти самых близких к тебе, и все восемь миллионов богов свидетели, ты выбрал себе союзников так, словно ты бессмертен. Анжело можно переманить, используя правильные рычаги, Семажа можно запугать, Тазок - дрянь, которая видит только силу и предаст тебя в первый же момент слабости... Твоя блондинка - худшая из них, потому что она нищая, а таких людей очень, очень легко покупают. Тебе повезло, богоравный, что они решили сначала прийти к Тамоко, а не к твоей блондинке. Конечно, Тамоко последовала за нежитью, которая притворялась женщиной, потому что, как бы это ни было тщетно, она хотела оградить своего мужчину от таких людей и таких предложений. Нежить пела и ворковала, что они только и мечтают помочь ей и ее богоравному, если только она приведет его живым, если только примет обет, если только... Они, должно быть, думали, что она обиженная женщина, а мало что есть на свете более уязвимого и более опасного. Дома дают клятвы во имя Короля Судьи, который встретит вас на берегах Вечной Реки, который следит за выполнением каждой клятвы и оценивает каждое ваше слово и поступок в вашей загробной жизни. Сможет ли одно имя на бусинке, привезенной в чужую страну, уберечь ее от магии, в которой она ничего не понимает, если она даст этим двоим их обет? Она может сказать "да" и выиграть немного времени. Может быть, есть способ снять эту клятву, может быть, она сможет просто убить их позже. Она боялась отказать, зная, что эти двое, скорее всего, пойдут к его блондинке (а ее богоравный был достаточно безрассудным, чтобы поделиться с ней слишком многим) - и Тамоко прекрасно видела, как быстро фавориты продают своих бывших хозяев. Тогда известный каллиграф и художник продал её мужа, в те времена, когда она ещё плохо умела защищать своих любимых. Почему так трудно сохранить тебе жизнь, равный богу, если ты сам, твои враги, твои поражения и победы - все это означает твою смерть? И, что хуже всего, ты изо всех сил бежишь ей навстречу. “Повтори, Тамоко”, - нежно пропела нежить. “Повторяй за мной”, - сказал волшебник, и Тамоко погладила маленькую фигурку генерала в кармане. Защити меня, если сможешь добраться до этой земли, генерал генералов. Защити меня, как и всех, кто идет по твоему пути, кто дважды на своем месте, кто рожден, чтобы занять свое место в твоей армии мертвых. Даже если ее имя вычеркнуто изо всех книг и она потеряла право на имя предков, даже если она предала многое, оставшись в живых, когда не имела на это права, генерал, примешь ли ты меня после того, как Судья вынесет свой приговор, потому что нет людей, которым нет надежды все искупить однажды? После обета боль прочно поселилась в основании ее черепа, и Тамоко поняла, что Генерал до нее не дотянулся. Или просто это была ее правильная смерть в нужное время, чтобы Генерал мог принять ее? "Я приведу его к тебе живым или умру", - вот что она сказала. Вот и все. Теперь все ясно, теперь она знает, чем это для нее закончится. Зато пока держится клятва, они не пойдут больше ни к кому из окружения её богоравного, а за это время всё успеет решиться. Теперь победитель не отпустит ее, одинокую, побежденную, изгнанную, без имени, без дома, без единой могилы, чтобы ее брат увез ее прочь среди тюков с контрабандным товаром, потерявшую все, что у нее было. Это был позор, предательство - остаться в живых, выбрать брата с его мимолетными улыбками, выбрать уговоры рыдающей матери, которая за одну ночь постарела на двадцать лет, и остаться в живых. Бесчестьем хуже смерти. Она долго сидела, крепко связав лодыжки и держа в руках - нет, у нее больше не было церемониальной катаны, та теперь принадлежала победителю, был только ее невзрачный боевой танто, и она держала его у горла. Мужчины вспарывают себе животы, женщины перерезают себе горло. Это было правильно. Если бы весть о пленении ее мужа и падении его клана и дома застала их раньше, ее отец убил бы их обоих на месте, - обоих, последних, потому что оба брата, оставшиеся на островах, к тому времени уже умерли. В отличие от нее, ее отец был настоящим воином. В отличие от нее, он знал, что значит носить свою смерть под сердцем. Ее мать и брат сидели за раздвижными дверями, и оба плакали. Взгляд Тамоко был прикован к маленькому грязному пятнышку на стене напротив нее, и ее сильное, выносливое, тренированное тело хотело жить, так отчаянно хотело жить, она хотела есть и спать, ее ноги хотели ходить, ее руки хотели прикасаться. Долг всегда был на первом месте, но к этому моменту долг был уже мертв, вороны выели глаза ее долга, уличные собака обглодали руки её долга, долг лежал обнаженный и мертвый на траве, даже без могилы; ни праха, ни могилы не было у ее чести и долга. Черви ползали в чреве ее судьбы, уста ее долга прогнили, тело ее чести одеревенело и замёрзло. Долг был мертв, Тамоко все еще была жива. Плоть, кровь и кости, Тамоко все еще была жива. Ее отец не колебался бы ни секунды, и она тоже не должна была колебаться. - Тамоко, у меня остались только ты и Йоши. Пожалуйста, не забирай себя у меня. Ты знаешь, какой ты была в детстве? Я никогда не слышала, чтобы ты кричала, ты никогда не закатывала истерик. Пока Йоши снова злил отца своими выходками, а мальчики дрались, ты всегда была единственной, кто оставался спокойной и послушной. А жрица сказала, что твое сердце такое спокойное, потому что боги благословили тебя, твой характер - это их дар тебе. Я умоляла его, умоляла его дать тебе нормальную жизнь, а он все твердил мне о чести. Я мечтала, чтобы у тебя был нормальный дом, а не все это. Я бы предпочла, чтобы вы присоединились к Крабьим Кланам или к Йоши, по крайней мере, это жизнь, а вот эти не постоянные попытки покончить с собой. Я ненавижу ваши острова, проклинаю тот момент, когда моя семья переехала сюда. Я ненавидела то, что он с тобой сделал, воспользовался тем, что в тебе никогда не было бунтарского духа, потом отдал этому избалованному мальчишке... Тамоко, пожалуйста, не надо, у тебя еще есть шанс пожить. - Мне так это нравилось, - невольно ответила она. Ее рука не дрожала, лезвие стояло прямо у горла, её пятки умоляли отпустить их пройтись по мокрой траве еще хотя бы раз. “Мне всегда нравилось часами отрабатывать камаэ до совершенства. Это было мое место, учеба, а потом жизнь войны, мое тело и мой разум были созданы для этого». - На Фаэруне любой наймет тебя учителем, ты можешь учить королевских детей махать деревянными палками, просто пойдем со мной, пожалуйста, - умоляющим голосом произнес ее брат из-за двери. - Это должен быть мой момент спокойного, достойного прощания, - сказала она. - Я должна поблагодарить вас, вы должны были благословить меня и позволить мне исполнить свой долг. - Это ложь, Тамоко, это преувеличенная иллюзия, отцу просто нечем было гордиться! Или хуже того, это лицемерие, потому что он брал деньги матери, прекрасно зная, откуда они берутся, а потом продолжал унижать нас за это. Ты знаешь, как часто я видел, как даймё берут деньги у контрабандистов? Ты знаешь, как часто я покупал лордов и их сообщников? Послушай моего доброго совета, сестра, плюнь на это, скажи спасибо, что все закончилось и ты все еще жива! Вот так ты узнаешь, что есть время жить и время умирать, когда твой меч с громким звоном падает на пол; и после того, как ты хорошенько посмотрел в глаза своему собственному поражению, в лицо своей собственной смерти, ты стоишь на песчаном пляже, зарываясь пальцами ног в ледяной мокрый песок, и этот резкий холод ты ощущаешь так ярко, как никогда раньше. После этого момента ты должен научиться жить без судьбы и без долга, неся свою смерть с собой, под сердцем, зная, что настанет момент встретить ее должным образом, взять ее за руку и позволить ей нежно обнять тебя. Отец был прав, пока ты на своем месте, все вокруг кажется предельно ясным. У Тамоко был долг, изгнанница, она стала птицей, а ведь все птицы свободны; свободны выбирать свое время жизни и свое время смерти. Спасибо тебе, бывший мальчик, черноглазый мужчина, богоравный, за то, что с тобой я все-таки стала птицей. Дотянешься ли ты здесь, в этой чужой земле до моей души, Генерал? Сочтешь ли ты, Судья, это моей правильной смертью в нужное время? Отведи меня к себе, Есибэй, хранитель юга, бог воинов, генерал генералов, пожалуйста, отведи меня туда, где живет море, которое дало мне все и все у меня отобрало. Дважды в жизни она была дважды на своем месте и дважды просила других мальчиков сохранить жизнь ее господину. В первый раз она только смотрела, как его привязывали к столбу, а лучники целились в него, чтобы стрелы выложили символ клана победителей на теле ее мужа. Во второй раз она стояла перед другим вчерашним мальчиком и думала: почему вы кажетесь такими похожими, так неуловимо и так безошибочно? Что делает вас такими похожими, как будто вы действительно братья? Может быть, это богоравный, что стоит за твоим плечом и ждет своего шанса поглотить тебя? - Обещай мне, что ты позволишь ему покинуть этот город живым. Если он проиграет, если его планы не увенчаются успехом, всем вашим бедам и бедам этого города придет конец. Но он должен жить. Пообещай мне один разговор и одну жизнь. Вчерашний мальчик, подросток из Кэндлкипа сморщил нос. Такой ещё ну вот совсем недавно, вчера сидел наверное в своём Кэндлкипе и спорил с друзьями, кто кого перепьет или за служанками гонялся. В уголках его глаз притаилась легкая улыбка, такая же, как у ее брата, и Тамоко захотелось улыбнуться в ответ. Зачем вам эти мальчики, фаэрунские боги? Отдайте вы их, отпустите обратно туда, где ещё лето, дайте им пожить немного. Почему вам непременно нужна эта армия мёртвых мальчишек?! - Саревок не проявляет особого желания спасать свою жизнь. Он ведет себя так, будто ему наплевать на все, моей смерти. Поверь мне, я не нападаю первым. - Он пока не ценит жизнь, потому что он все еще бессмертен. Каждый из нас такой, прежде чем у нас появится шанс увидеть собственную смерть в лицо, - вздохнула Тамоко. - Но ты должен пообещать мне, что отпустишь его, чтобы заручиться моей помощью. Конечно, она попросила мальчика убить блондинку, потому что фавориты без гроша в кармане очень и очень опасны - особенно сейчас, когда врагов ее богоравного можно выстроить как легио империа, в дюжину рядов строем. И если ее богоравному повезет и он останется жив, то рядом с ним определенно не должно быть таких блондинок, которые так много знают и продадут его либо нежити и магу в маске, либо Железному трону, либо зентаримам за мешок монет. Она рассказала мальчику какую-то жалкую ложь о дурном влиянии, вряд ли мальчик из Кэндлкипа понял бы, зачем нужно было спасать жизнь ее господина и мужчины, убивая блондинок. Как мало уважения нужно иметь к своему врагу, чтобы поверить, что его решения принимаются под влиянием нищих фавориток?! Но, по крайней мере, она получила одно обещание, и это было хоть что-то, когда он был окружен теми, кто не стал бы давать никаких обещаний. Скажи мне, Генерал, как спасти того, кто делает все, чтобы не выжить? Как освободить его от веревки, которую он собственными руками затягивает вокруг своей шеи? Он обещал, этот мальчик из Кэндлкипа. Он солгал и сказал правду одновременно. Он сказал правду в том, что богоравный не ценил свою жизнь. Он солгал, что можно было попытаться спасти ее. - Сохранить мне жизнь?! Теперь ты так объясняешь предательство, да? Тебя следовало бы убить прямо сейчас, но знаешь что? Иди, если ты так спелась с этим щенком и принеси мне его голову, если хочешь, чтобы я тебя встретил чем бы то ни было, кроме меча! Иди, убей его, и может быть, ты ещё получишь мое прощение. И на секунду Тамоко подумала: откуда такая бешеная ярость в твоём голосе, богоравный – оттого ли, что ты считаешь, что я предала тебя ради того, кто твой конкурент на трон твоего отца и бога? Этого ты боишься? Это называется ревность, доно, абсолютно бесполезное чувство. Какой же ты все-таки мальчишка, как был, так и остался, богоравный. Все тот же, черноглазый. Хотела напомнить ему, что если есть даже тень подозрения в предательстве - надо убивать без колебаний, а не кричать, и уж тем более чужих голов от предателей не требовать, но не стала. ...потому что ведь не богоравный её не убил, как надо и следовало, а её черноглазый мужчина. Каким бы не стал, не убил - неразумно, нерационально и бесценно. - Он согласился поговорить с тобой, - тихо и очень спокойно сказала Тамоко. - Саревок, доно, послушай меня. Вы оба можете выжить, вы оба можете покинуть этот город живыми, и сейчас это твой лучший шанс. Ты можешь отослать меня, если хочешь, это уже и не важно, но я умоляю тебя, поговори с ним. Еще не поздно отступить. Перегруппируйся, отойди сейчас на позицию, где ты снова будешь иметь преимущество. Было слишком много поражений и слишком много ошибок, уже нельзя больше ставить всё на одну карту. Попробуй еще раз позже, если захочешь, но сейчас у тебя есть очень короткое окно возможностей, когда ты сможешь не пытаться закинуть всю свою жизнь в топку пророчеств, а уйти живым. Можешь мне не верить, но если ты решишь идти до конца сейчас, то настанет момент, когда все, чего ты захочешь, - это жить, и это очень трудный момент. А то, что будет дальше, будет еще тяжелее. Я надеюсь, ты сможешь избежать этого. Ты завязал очень тугой узел на своей шее, я умоляю тебя, пожалуйста, воспользуйся шансом, останься жить. Все, что я сделала, я сделала только для того, чтобы дать тебе этот намек на шанс. Развернулся к ней вдруг лицом богоравный, и снова она вспомнила его лицо, когда говорила - ты устал, молодой господин, отдохни, завтра попробуешь снова. А он только с таким же лицом бросал сквозь сжатые зубы: я пойду до конца. - Убирайся, Тамоко. Я тебе всё сказал. Она услышала его голос, звучавший устало, почти измученно, когда уже почти дошла до дверей. - Что означает это слово? То, которым ты называла меня в последнее время. - Доно? Что-то вроде «мой возлюбленный господин». Я зову тебя так потому, что это правда. Это было мое решение - называть тебя так и относиться к тебе как к моему доно. Может быть, это неважно для тебя, но поверь, для меня это было бесценно. Давай оба будем надеяться, любовь моя, что нет людей, которым не дано птичьей свободы, и у предателей, изгнанников и богоподобных злодеев равно есть надежда на вторые шансы. Что одна может сделать то, что должна была сделать много лет назад, одна может, наконец, взять свою смерть, обнять её в ответ, сама встретить её, руками и сердцем; а другой когда-нибудь почувствует, как его пятки хотят ходить, как его легкие хотят дышать, как он хочет жить, пожить хотя бы еще немного. Потому что это все, что остается, когда судьба мертва, и долг мертв, и мечты, и амбиции, и надежды мертвы, а ты все еще жив. Я молюсь, чтобы ты смог отступить, доно. А в худшем случае, давай помолимся, что нет людей, которым нельзя было бы дать вторых шансов. Пожалуйста, Генерал, еще немного, утоли эту ужасную боль в основании моей шеи, протяни ко мне руку, положи свою ладонь мне на затылок. Помоги мне еще немного. - Ты обещал, что он будет жить. Самый простой способ сдержать свое слово - это развернуться и уйти прямо сейчас. Зачем тебе тот, кто уже побежден? Сдержи свое слово и уходи. - Извини, но я бы не хочу оставлять такого человека за своей спиной. Кроме того, наши судьбы связаны, от этого никуда не деться. Я пытался сделать то, что обещал тебе, но как-то наши разговоры не увенчались успехом. А теперь отойди. Я пытался, но время для разговоров прошло. И тогда Тамоко увидела, насколько они похожи. Не их проклятой стороной, человечьей, как будто они действительно братья. Она увидела человека, который выжил, прошел от Кэндлкипа досюда и не сломался. Зачем ты это устроил, мертвый бог убийств, у тебя такие замечательные мальчики, оба, почему ты не можешь дать им пожить ещё немного? А у неё на родине боги дарят смертным детям троны и золотые короны, а не заставляют своих мальчиков убивать друг друга. Или это только женщины жалеют мальчишек? - Ты продвинешься дальше, только переступив через мой труп, - предупредила она без нажима, вставая и потягиваясь - ее тело слегка затекло от долгого ожидания. - Я не ненавижу тебя, в отличие от твоего брата, но поверь мне, тебе от этого не лучше. Сделай выбор, сын бога. Ты можешь сдержать свое слово и отпустить его сейчас, он уже проиграл, у тебя нет немедленной причины нападать. Или ты можешь рискнуть своей жизнью и жизнями своих товарищей. - Нас шестеро, а ты одна. Простая математика предсказывает исход. И нет, я почти уверен, что твой Саревок вместо того, чтобы уйти, устроит какую-нибудь эпическую злодейскую хуйню, и я не хочу, чтобы потом мои ошибки кусали меня же в задницу. - Возможно, ты прав, - признала Тамоко. - Но все же, подумай об этом. Не слишком приятный выбор, правда? Даже если вы убьете меня, скорее всего, кто-то будет ранен, это не самая выгодная позиция для еще одной тяжелой битвы. А если решишь сначала восстановиться, дашь ему очень много времени на подготовку, а уж, поверь мне, знает как тебя встретить. Уходи. Даже если вам придется встретиться лицом к лицу позже, сделай выбор прямо сейчас в пользу спасения двух жизней. - Нет. Такие вещи нужно доводить до конца. Теперь я просто хочу покончить с этим раз и навсегда. Но тебе не обязательно умирать здесь, - как-то тоскливо произнес щенок, оценивая ее взглядом. – Тамоко же тебя зовут? Тамоко, зачем так разбрасываться своей жизнью. Ты же не какая-то злодейка. - Я не очень хорошо понимаю ваше представление о добре и зле, - ответила Тамоко. - Я не думаю, что вообще бывают злодеи. Только люди, у которых такая природа и такое проклятие. Пожалуйста, прости меня, у тебя очень странное имя, я не могу его выговорить. Как мне тебя похоронить? У мальчика были забавные каштановые кудряшки и очаровательная улыбка, напомнившие ей о младшем брате. Если ты сможешь, мальчик, сохрани свое юношеское бесшабашное очарование, любое лето того стоит. Она еще раз проверила свои карманы, приготовив статуэтки, взяла в ладонь маленькую деревянную дощечку с именем своего бога, слегка открутила крышки на двух необходимых фляжках, чтобы быстро дотянуться до них. Честная битва малым числом - отличная смерть, лучше хаоса, где сшибаются сотни. Кому бы она ни досталась, это хорошая форма смерти. - Давай как-то избежим всех этих похорон? - мальчик почесал свои кудри. - Ты не хуже меня знаешь, что Саревок, он не пощадит ни своей жизни, ни твоей. Я не хочу убивать одну женщину, когда нас шестеро, а она совсем не похожа на злодейку. Ты выглядишь очень печальной, ты знаешь об этом? Проверив все, что висело у нее на поясе, Тамоко поклонилась мальчику из Кэндлкипа со сложным именем. Плохо, что у него было два мага и одна жрица, и двое из них стояли слишком далеко от нее, и ей придется сначала вывести из строя его бойцов. Но мальчик поставил своих бойцов слишком близко друг к другу, они будут мешать друг другу в этом узком пространстве, и Тамоко легко покажет мальчику, сколько достоинств у длинных древковых и какой широкий круг вокруг себя она может контролировать. Жаль, что обещание поговорить оказалось невыполнимым. И все же, она на своем месте. Там, где и должна быть. - А если ты убьешь меня, не хорони. Урна, о которой никто не помнит, печальнее, чем неупокоенные души. Но, пожалуйста, забери мое оружие, тот, кто победил меня, достоин держать его в своих руках. Особенно моя нагината, она сделана из великолепной стали и это очень ценное оружие. Забери её, пожалуйста, и постарайся о ней заботиться. Спасибо, что дал мне подготовиться, хотя это было не очень разумно с твоей стороны. - Зачем мне твое оружие? Слушай, давай поговорим, может, узнаем друг друга, может быть, мы ещё можем договориться. Тебя зовут Тамоко, верно? А мое имя не такое уж сложное, Абдель. Вот, видишь, совсем не сложно? Просто опусти свою... глефу или что там у тебя. Он говорил с такими интонациями, с какими мог бы приманивать уличную собаку на сосиску. Ужасно наивно думать, что люди изменят свои фундаментальные решения о жизни и смерти из-за его кудрявого обаяния и подобных интонаций. Мальчик провел обеими руками по волосам, давая ей хорошую возможность рассмотреть его оружие: кинжал слева, рапира справа, два ножа. Городское оружие. Мальчик хочет победить ее доно городским оружием? Неправильно истолковав ее молчание, он сделал шаг – ах, какой легкий красивый шаг, умничка, мальчик! - и Тамоко снова вздохнула. - Пожалуйста, отойди. Прямо сейчас ты стоишь на расстоянии, откуда я могу убить тебя одним движением. Если хочешь сначала поговорить, по крайней мере, отойди, хотя я не вижу в этом смысла. - Хорошо, хорошо, только не нервничай! Почему ты настаиваешь на том, чтобы быть союзницей человека, который... - мальчик предпринял еще одну попытку, явно недооценивая одну женщину или думая, что убить ее будет легко. Один из его магов, судя по всему, был новичком в группе и стоял вдалеке от бойцов, так что они не успеют его прикрыть, а Тамоко – о, Тамоко как раз очень легко до него дотянется. У мальчика явно было ранено колено, и было бы хорошо, если бы кто-нибудь объяснил ему, что не следует так явно демонстрировать врагу свое слабое место, прямо приглашая ударить его в колено, чтобы получить преимущество. Тамоко закрыла глаза. Второй раз это происходит. Во второй раз враги ее любимых и её господ готовы оставить ей жизнь. Младший брат сказал, что это потому, Тамоко, что, глядя на тебя, люди чувствуют только бесконечную печаль. Смотришь на тебя и думаешь: какая грустная, спокойная, невероятно красивая женщина. Никто не хочет представлять, как они убивают ее, для этого требуется определенный уровень жестокости, которым обладают немногие. Многие люди жалеют тебя, кроме твоих мужчин, сестра, почему ты выбрала того, кто никогда никого не жалел, ни себя, ни тебя (а ведь её брат не знал, что дважды она выбрала таких мужчин). Два раза одна и та же у неё дорога, и один раз она ушла жить дальше, а второй раз уже не хочет. Может быть, потому что боль колет шею всё острее - много времени прошло, ты дала слово, ты обещала, почему ещё не выполняешь обета?! Может быть, просто уже очень устала. В её роду есть и другие женщины, и они кругленькие, простые, и носы у них плоские, и лица с уродливым острым подбородком, и они похожи на степных кочевниц с материка. Таким их господа и мужчины не обещают континентов и золотых гребней, зато дают дома, долгую жизнь, детей и внуков. Среди проклятых она одиннадцатая; десять женщин с очень похожим лицом и высоким ростом, что шли до неё, жили одинаковой жизнью и умерли одинаковой смертью, а двенадцатой уже лет, наверное, под двадцать. Хорошо бы она вообще сбежала, нашла себе нищего поэта, который ни одной звезды ей не может подарить, а только каждую ночь говорит: я люблю тебя. На ком-то же должно закончится их проклятье? А сейчас стоит середина лета, самый его излом. Хорошо, наверное, там, за его порогом. Пожалуйста, приди ко мне, возьми меня в свои объятия, Генерал. Пожалуйста, прими меня, на этот раз я сделаю все так, как должно, потому что я так решила. Отведи меня туда, генерал генералов, где твоя армия мертвых сражается со злобными духами, где я снова буду на своем месте в быстром, слаженном конном отряде; а затем, пожалуйста, возьми меня за руку и отведи к утесам у моря хотя бы на мгновение. И даже если меня некому ждать за порогом жизни, потому что я больше не член своей семьи, и боги этой чужой страны распоряжаются загробной жизнью того, кто мне дорог, и другие страсти владеют им, но все равно было бы хорошо прийти туда хоть на мгновение. - Извини, я все еще не могу произнести твое имя. Почему вы так часто употребляете некрасивые сочетания согласных? Если готов уйти - уходи. А если ты принял решение, то я даю тебе две минуты, чтобы ты что-нибудь сделал со своим коленом, пожалуйста, не трать их на разговоры. - Откуда ты знаешь о моем колене?.. Но она жестом остановила мальчика на полуслове: две минуты, вылечи свое колено, я не убиваю калек и младенцев. Пока жрица читала что-то со свитка, она прислонилась к стене, изучая его группу. Жаль, что ни один из них не может отступить. Жаль, что именно так должна закончиться эта история. Жаль, что мертвый бог этой земли не ценит своих сыновей, в отличие от Кара-тура, где боги дарят подарки своим смертным детям и не заставляют их сражаться друг с другом. Но это фундаментальное право любого человека - жить и умирать в соответствии со своей природой и своим проклятием. Кому, как не Тамоко, знать это? Это единственный способ жить и умереть на своем месте. - Если ты останешься в живых, постарайся никогда не идти по этой дороге. А если пойдешь, не забывай, что не обязан идти до конца, и что нет людей, которым не дано искупления. Закончил с коленом? Тамоко снова поклонилась, потому что смерть следует встречать вежливо и без спешки, если обстоятельства позволяют. Шаг её был легок, когда ее сильное, высокое, быстрое тело двинулось вперед, слегка сокращая расстояние до первого мага. *** ... только смотрел не на свой меч, а на стоящую рядом с ним глефу. Нет, не глефу, лезвие у неё было длиннее и древко по форме напоминало скорее рукоять, чем древко, хоть и слишком длинное для рукояти. Мрачно было лицо бывшего врага, бывшего брата, нынешнего союзника, зажато в жёсткую маску без выражения. - Тамоко просила не хоронить её, только забрать её глефу, - словно извиняясь, не понять только перед кем, сказал Абдель, не зная толком, что тут ещё скажешь. Что он совсем не собирался убивать эту печальную кара-турку, думал, оглушит аккуратно и потом может быть приведет в себя - но только проклятая женщина в шёлке, под которым оказался очень хороший доспех, покалечила ему четырех из шести, прежде чем кое-как они её все-таки убили? Там уже не до выбора было, только бы эта женщина, вращающаяся своей проклятой глефой, словно демоны ею владели, и прекрасно использовавшая неудобное для шестерых пространство в свою пользу, их там просто не оставила всех шестерых трупами. Потом только он подумал, что наверное она-то как раз его компаньонов очень намеренно не убивала. Она калечила, оглушала, оставляла раненых, но не убивала, явно очень хорошо понимая, что делала и зачем. Странная женщина, такой захочешь - не посочувствуешь. Не понять, что и зачем она делала, но явно делала намеренно и спокойно, такую не очень-то получается жалеть. Хотя казалось бы, простая история, влюблённая девушка пытается спасти жизнь своему любимому, который и мизинца её, так-то, не стоил... - Это называется нагината, не глефа, - ровно произнес Саревок. - Ты, значит, забрал оружие обоих побеждённых. Абделю показалось вдруг, что воин выглядит почти удовлетворённым, словно есть хорошая новость в том, что его бывший враг убил и забрал оружие его черноволосой кара-турки. Ну ебнутые люди, боги. - Я не собирался ее убивать, просто... - начал Абдель. - Почему бы тебе не заткнуться, дорогой братец, - отрезал воин, подходя ближе к своему мечу. Своё оружие он взял в руки с почти влюблённым трепетом, оглаживая рукоять меча, а к нагинате не прикоснулся, только встал рядом с ней так, что стало ясно, заберёт Саревок оба. - Знаешь что?! - Огрызнулся, вспылив, Абдель. - Да ты сам её убил, свою кара-турку. Я ей предлагал просто уйти, но нет, ей надо было ради твоих идиотских целей идти до конца. Она мне там сказала что-то, про то что её место... - Место воина об руку со своим господином, странно что ты даже такой простой фразы не в состоянии оказался запомнить. - Саревок развернулся, и да, на его лице действительно была усмешка - злая, жёсткая, но и удовлетворенная в то же время. - А я-то думал, ты своим очарованием тонущего в воде щенка с несчастными глазами её убедил сменить господина. - Тонущего щенка?! Тебе напомнить, кто вышел победителем и от Тамоко, и от тебя? - А потом Абдель понял, что за оскорблениями прятался совсем другой вопрос. - Нет. Она, чтоб ты знал, заботилась в отличие от тебя о сохранении твоей жизни, и... - Не трать дыхание на лекции, братец, - жёстко отрезал Саревок. Абдель только скривил губы. Разговаривать с ним бесполезно, как горох об стену. С обоими, друг друга они стоят, бывший брат и бывший враг и сумасшедшая его кара-турка. - Она уж точно не нуждается и не нуждалась в твоей грошовой жалости, - вдруг добавил "братец" с ухмылкой ещё более широкой. - Ты не хочешь спросить, можешь ли ты забрать нагинату? Я вообще-то отдавал тебе только твой собственный меч. - Нет, не хочу, - и прихватил оба оружия. - Я просто забираю оба.