Дети мои.

Просторное помещение без окон. В дальнем углу кровать. Около двери комод, на котором стоит телевизор и приставка. У стены письменный стол. Пара стеллажей с книгами и шкаф для одежды. Недалеко от кровати стоит небольшой холодильник, набитый фруктами, ягодами, соками, йогуртами, сладостями. На белом, пушистом ковре, устилавшем помещение, сидит мальчик. Ему лет 8, может 9. Он рисует что-то. Рядом лежит телефон с которого играет музыка. Освещает комнату только пара ламп и гирлянд. Вилли, так звали это дитя, тихо подпевал и болтал ногами в такт. — Вильгельм. — глухо раздался взрослый голос откуда-то сверху. — Иди завтракать. Мальчик выключил музыку и прям так, босиком, вышел из комнаты. Перед дверью была только лестница, по которой ребенок и пошел. Придя на кухню Вилли сел за стол. — Доброе утро. Как спалось? — перед ним поставили тарелку с парой грибов, кусочком мяса и запеченной картошкой в каком-то соусе. — Как обычно. Артур поставил перед мальчиком стакан сока, а сам ушел в другую комнату, потрепав его по голове. * * * Целыми днями, а то и неделями, малец мог не выходить из своей «комнаты». Он, по сути, жил в макро квартире под землей. Отец никогда не позволял ему находится в доме пока его нет. Помимо самой комнаты в распоряжении ребенка была еще и ванная, являющаяся частью «подвала». Иногда Артур просто запирал сына там на несколько часов, как бы в наказание. Одиночество для этого ребенка было страшнее всего на свете. Родитель всегда уделял мальчику много внимания, из-за чего его дефицит был крайне неприятен, в какой-то степени мучителен. Думаю многим знакомо такое ужасное чувство, как тактильный голод. Вот он и терзал Вильгельма в такие моменты. Мальчишка был готов из кожи вон вылезти, лишь бы его не ощущать. И ведь это мерзотное ощущение нельзя утолить, обнимая подушку или игрушку. Нет. Нужен именно человек. А в случае с ребенком еще и человек взрослый, сильный, за которым можно спрятаться, с которым ты будешь чувствовать себя в безопасности. * * * 10 часов. А может и 12. А может и 2 часа ночи. Черт его знает, Вилли с утра за временем не следил. Он ворочается в кровати, издавая непонятные звуки, зарываясь в одеяло, как змея в нору. Сбоку от него сидит Артур, наблюдающий за сыном, поглаживая его по голове и позвоночнику. Ему очень нравилось наблюдать за тем, как спит это дитя. В такие момент он кажется еще более маленьким и беззащитным чем обычно. Создается ощущение, будто он всегда будет ребенком, всегда будет рядом с родителем, всегда будет зависеть от родителя. Пусть многие это и отрицают, но все родители в глубине души хотят, что бы их чадо оставалось маленьким и невинным. Артур убрал с лица мальчика волосы, зачесав их в сторону, поправил одеяло, и ушел. Щелчок двери. * * * Вилли обнимает отца, сидя с ним на полу перед телевизором. Они смотрят фильм. Судя по музыке это хоррор или триллер. Во время каждой страшной сцены, каждого скримера, мальчик утыкался в родителя, вжимаясь в его плечо и бок. Мужчина тем временем прижимал к себе сына, успокаивающе разговаривал с ним. Голос Артура действительно очень приятный: теплый, не слишком высокий или низкий, тянущийся. Он будто создан, что бы говорить с детьми. Вильгельм надувает щеки, жмурится, не желая дальше смотреть на экран. Ему явно такой киниматограф не понравился. — Да ладно тебе. Хороший фильм. — Неет, — протягивает недовольно малец — он страшный. — Ничего не страшный. Кто-то просто трусишка. — Я не трусишка. — А твой вид говорит об обратном. Ладно, индюшонок, не злись.