Fun or pleasure, as if
They drag our unpronounceable names through the mud
No work and frustration
You are not painters just because you cover up the truth
Your barricades are air
Load signal colours, wait (wait, wait) — shoot
The street is sinking
We are the witnesses of Mandela, witnesses of Martin Luther King
Open the cages, let white doves fly
Evolution is spelt with an R
Не для удовольствия или веселья
Они втаптывают в грязь наши непроизносимые имена
Нет работы и разочарования
Ты не художник только потому, что скрываешь правду
Ваши баррикады — воздух
Загрузка сигнальных цветов, подождите (подождите, подождите) — снято
Улица тонет
Мы свидетели Манделы, свидетели Мартина Лютера Кинга
Открой клетки, пусть летят белые голуби
Эволюция пишется через «Р»
— Marteria , Bengalische Tiger
Сириус убьет Джеймса и Питера. Все начиналось так же, как и обычно, если дело касалось троих мародеров, — весело. Они только закончили седьмой курс, на горизонте маячило идеальное лето, полное возможностей. Они были молоды, беззаботны и полны энтузиазма. Выпить где-нибудь даже не было конечной целью вечера. Целью, если на то пошло, было осторожное начало одного из многих безумных, веселых, захватывающих приключений, которые им предстояли. План не был амбициозным — выбраться, напиться, исследовать магловскую часть Лондона, потанцевать, может, подцепить девчонок. Ну, девчонок для Пита, парней для Сириуса и правую руку для Джеймса, который — а вот это точно что-то новенькое — состоял в серьезных отношениях. Задрот. Не учли они того, что магловский алкоголь очень сильно отличался от волшебного. Или, по крайней мере, от того, который они тайком проносили в Хогвартс. Оказывается, волшебники были на шаг позади всего, что касалось алкоголя. Сливочное пиво было почти никаким, а огневиски много не выпьешь. А вот магловские фруктовые коктейли… Что-то прямиком из ада. Ты даже не понимал, что пьян, пока не становилось слишком поздно. Где-то спустя час Джеймс и Питер были настолько пьяны, что Сириус впервые в жизни усомнился в их способности следовать плану. К сожалению, на энтузиазм это никак не повлияло. И после короткого визита в ближайшую подворотню, где Питер опустошил содержимое своего желудка, а Джеймс почти присоединился к нему из чувства товарищества, они были не только в относительно нормальном состоянии, но и глупее, чем обычно. Придурки. Иначе никак не объяснить эту грандиозную идею поиграть в прятки посреди магловского Лондона, поздно ночью, пьяными в стельку. Сириус должен был искать, потому что он был самым трезвым и едва ли мог поспорить с этим заявлением. Он не был трезвым. Но он хотя бы мог ясно мыслить, более или менее, что было преимуществом. Другим преимуществом была его палочка, но это, по мнению Джеймса и Питера, было нечестным, так что они буквально украли ее у него за секунду до того, как аппарировать прочь. Аппарация не была легкой даже в трезвом состоянии. А с их степенью опьянения это приравнивалось к попытке самоубийства. Так что теперь Сириус был не только пьяным, злым из-за того, что его бросили, обезоруженным и потерявшимся, но еще и обеспокоенным за здоровье своих друзей. Если они выживут, то он точно убьет их. Спустя полчаса поисков по улицам, аллеям, кустам и даже мусоркам Сириус понял одну простую вещь. Его кинули. И если им это удалось, то Джеймс и Питер просто аппарировали домой без него. Если бы это был его пранк, Сириус счел бы его невероятно уморительным. Но он впервые был по ту сторону и ему внезапно не нравилось. Он понятия не имел, что делать в магловском мире, да еще и без магии. — Засранцы, — бормочет он себе под нос, сползая по стене здания на главной улице, где они бросили его около сорока пяти минут назад. У него нет способа вернуться домой самостоятельно и, разумеется, отпраздновав очередной успешный пранк, Джеймс и Питер придут к тому же выводу и спасут его. Они должны. Если они, конечно, не расщепились. Но Сириус не станет думать об этом. Было уже почти десять вечера, но на улице было светло — долгие июльские деньки наконец сыграли Сириусу на руку. Но если он задержится здесь, то точно стемнеет, и кто знает, что творится в магловском мире с наступлением темноты. Сириусу не очень хочется узнавать. И внезапно приближающаяся ночь больше не была его главной заботой. Стало до невозможности тихо. На улицах и так было пусто, но только сейчас Сириус понимает, как же в городе шумно — далекие разговоры, проезжающие машины и автобусы, лающие собаки, поющие птицы. И все внезапно исчезает. Сириус выпрямляется и оглядывается по сторонам, но никого нет. Ни единой души. Он затыкает ухо пальцем и мычит, просто чтобы проверить, вдруг дело в нем. Но нет, он отлично слышит свой голос и ускоренное дыхание. Что, черт возьми, происходит? А потом, так же неожиданно, как тишина опустилась, ее разрывает таким количеством шума, что Сириус морщится и закрывает уши ладонями. Крики, стоны, звуки взрывов и бьющегося стекла. Он делает шаг вперед и смотрит в конец улицы, откуда раздается шум, не в силах решить, что ему делать. Что-то происходит. Что-то плохое. Ему пойти посмотреть? Помочь? Его сомнения усиливаются, когда он видит бегущих в его сторону людей, подальше от эпицентра суматохи. Сначала несколько человек, потом еще, и еще. Десятки людей, бегущих со всех ног. Они все одеты в черное — брюки, кофты, шляпы, даже куртки. Некоторые в шарфах и намотанных на лицо тряпках, видны только глаза. Мерлин, да сейчас же середина июля, а не декабрь! Сириус весь вспотел в белой футболке и легких брюках, почему они все укутаны в черное, как в какую-то разношерстную униформу? Он отходит к стене, боясь, что его задавят, и с отстраненным восхищением наблюдает за разворачивающейся картиной. Взрывы и крики становятся громче, ближе. Ему тоже бежать? От чего они бегут? Сердце Сириуса стучит у него где-то в горле. Если он уйдет сейчас, то Джеймс и Питер никогда его не найдут. Если он останется, то кто знает, что произойдет. У него нет палочки; он не может защищаться. Он не может никому помочь. Сириус видит парня до того, как парень замечает его. Он высокий, минимум на голову выше остальных, и также одет во все черное. Он бежит со всеми, достаточно близко к бордюру, к которому жмется Сириус. Не то чтобы он чем-то выделяется кроме своего роста. Сириус даже лица его не видит, только глаза, выглядывающие из-за черной ткани. Нет какой-то причины, по которой Сириуса тянет к нему, но когда парень проносится мимо, их взгляды ненадолго встречаются. У него глаза ярко-оранжевого цвета, как два мерцающих уголька. Парень пробегает мимо, а потом резко останавливается, чудом уворачиваясь от кого-то, кто чуть не врезался в него, и смотрит прямо на Сириуса. Сириусу кажется, что его пригвождает к стене этим взглядом. Как будто его сканируют с ног до головы. Как будто глаза смотрят сквозь него и прямо в душу. Сириус сглатывает, когда парень подходит ближе, останавливаясь прямо перед ним. — Ты с ума сошел? — торопливо спрашивает он низким и глубоким голосом. — Беги! Сириус не двигается, он не может говорить, он замер. Сердце в грудной клетке бьется, как маленькая птичка, а в ушах стучит кровь, и он тонет в криках и взрывах, которые с каждой секундой лишь приближаются. Парень взволнованно оглядывается, а потом вновь смотрит на Сириуса. — Чтоб меня, — говорит он. — Я об этом пожалею. Он поспешно стягивает ткань с лица и накидывает ее на рот Сириусу, завязывая на затылке. Потом снимает черную шапку и надевает ее Сириусу на голову. Быстрыми выверенными движениями скидывает с себя куртку и отдает Сириусу. Сириусу кажется, что он ребенок, которого одевает взрослый, но он настолько шокирован, что ничего не может с этим сделать. Он просовывает руки в рукава и позволяет парню застегнуть молнию. — Бежим! — кричит он, хватая Сириуса за руку и таща его за собой. — Сейчас! И Сириус бежит, не чувствуя своих ног. Они несутся с другими людьми вдоль по улице на запредельной скорости. Толпа больше не такая плотная, большинство уже далеко впереди, а звуки криков и бьющегося стекла невероятно близко. Сириус не позволяет себе обернуться, не позволяет себе посмотреть на то, что сзади. На то, от чего они бегут. Что гонится за ними. Все, что он знает, это то, что по телу растекается адреналин и кто-то крепко держит его за руку. Без предупреждения парень ныряет вбок, утягивая Сириуса за собой и впечатывая его в стену. Сириус издает болезненный вдох, чувствуя, как сила удара проносится по всему телу, и поворачивает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как парень оборонительно встает перед ним, как человеческий щит. Он словно в замедленном движении видит красную вспышку Взрывающего заклятия, видит, как она освещает силуэт парня на фоне расползающейся темноты, видит, как оно сталкивается с бордюром, по которому всего секунду назад бежал Сириус. Ногу пронзает ослепляющей болью, и в глазах плывет от яркого света взрыва. Сириус чувствует жар на лице, слышит запах дыма и огня. Парень, закрыв его, стонет, и Сириус внезапно понимает, что они прижаты друг к другу — его спина упирается в грудь Сириуса. Наверное, прошла всего секунда, но Сириусу кажется, что целые часы, и вот парень делает шаг и хватает его за руку. И они снова бегут. Парень уводит их с главной улицы, в какие-то закоулки, меняя направление с каждым поворотом, уходя вглубь узких аллей, минуя задние дворы, пока резко не останавливается перед витриной какого-то магазина. Сириус чуть не врезается в него, успевая остановиться в последний момент, и смотрит, как он достает что-то из кармана и швыряет в стеклянную дверь. Стекло с треском разбивается, и Сириус инстинктивно отшагивает, чтобы его не задело. — Внутрь, — командует парень и заталкивает Сириуса в дверной проем. — Осторожно, не упади на стекло. Сириус вваливается в дверь и пытается перевести дух, перед глазами плывет. Его легкие горят, сердце, кажется, вот-вот лопнет, а нога совсем онемела от боли. Сириус стягивает ткань с лица и хватает ртом воздух. — Сядь, — настойчиво говорит парень и выдвигает из-за кассы стул. — Сядь! Сириус падает на него, все еще не в силах понять, что происходит, и замечает, что тело пробивает неконтролируемой дрожью. Когда он снова может ясно видеть, парень уже стоит перед ним, вцепившись в плечо с болью на лице. Сириусу впервые удается рассмотреть его. У него темные волосы, непонятного оттенка из-за тусклого света уличного фонаря, обрезанные невероятно коротко, под военную стрижку. Черты его лица четкие, угловатые, резкие: прямой нос, квадратная челюсть, острые скулы. Он был бы красивым, если бы не был невероятно, почти до болезненного худым. Сириус шокировано наблюдает за тем, как он внимательно изучает свое, как оказалось, поврежденное плечо. Потом рабочей рукой он хватается за локоть и без колебаний поднимает и дергает его с тошнотворным щелчком. Единственное, что подсказало Сириусу, что это было не так легко, как выглядело, — гримаса на его лице. Он глубоко дышит, медленно двигая плечом и рукой, проверяя их. Довольный результатом, он оглядывается на Сириуса и хмурится. — Блять, — тихо говорит он и, к удивлению Сириуса, опускается на колени. — Черт, все плохо. С растущей тревогой Сириус медленно опускает взгляд на свое бедро, которое парень уже осматривает с обеспокоенным выражением. Оттуда, из самой мясистой части, торчит огромный осколок стекла. Тонкая ткань брюк промокла от крови, которая стекает по ноге. Сириус не то чтобы боится крови, даже своей не боится, но у него еще не было таких ран. Он еще никогда не был отрезан от доступа к Исцеляющим чарам и зельям. Он еще никогда не застревал посреди магловского Лондона с незнакомцем, истекая кровью как заколотая свинья в обшарпанном магазине. Он охает и на автомате тянется рукой к осколку, но парень тут же перехватывает его запястье. — Не трогай! — говорит он, смотря Сириусу в глаза и усиливая хватку. — Ты понял меня? Не смей трогать. Сириус кивает, завороженный его горящим взглядом, и опускает руку. Он в жопе. Он убьет Джеймса и Питера. Парень хватается за полы кофты и поспешно стягивает ее с себя, обнажая черную футболку и относительно большую сумку, привязанную к груди. Сириус следит за тем, как он снимает сумку, кладет ее на пол и принимается рыться в ней. Он достает фонарик и включает его, разглядывая рану Сириуса. Сириус машинально опускает взгляд, и ему кажется, что его сейчас стошнит. Выглядит действительно плохо. — Не смотри, — говорит парень. — Поверь мне, не стоит. Сириус с готовностью подчиняется, отрывая взгляд от ноги и вместо этого выбирая смотреть на что-то другое. На лицо парня. Теперь, в свете фонарика, Сириусу лучше видно его черты. Под глазами залегли синяки, а его кожа такая бледная, что почти прозрачная — Сириус видит паутину вен на его висках. Его лицо усеяно старыми шрамами, от носа и к левой щеке тянутся три больших полосы, будто его когтями ударило рассерженное животное. И посреди шрамов Сириус замечает веснушки. У парня веснушки. Сириусу почему-то хочется расплакаться, потому что это не должно быть настолько мило. Не с тем, что происходит вокруг. Парень совершенно не замечает, куда свернули мысли Сириуса, и сейчас занят тем, что снова что-то ищет в сумке. Он достает голубую тряпку и расстилает ее на полу, прежде чем вытащить пластиковую бутылку, белый сверток, маленькую коробку и страшную на вид металлическую штуку, которая похожа на странную пару ножниц, маленький стеклянный бутылек и что-то, что Сириус узнает как «шприцы», которые являются распространенной формой боггарта среди маглорожденных по причине, которая Сириусу не ясна и которую узнавать он не хочет. Быстрым движением парень разрывает брючину Сириуса, чтобы иметь лучший доступ к ране, и Сириус дергается от боли. — Нужны швы. Сириус не знает, что такое швы. Надо что-то шить? Парень говорит о его брюках? — Я не смогу убрать боль полностью, — говорит парень, вставляя шприц в крышку маленького стеклянного бутылька. — Но это уже что-то. Хотя будет пиздецки больно, — предупреждает он. Сириусу хочется сказать, что ему и так больно, но язык, кажется, отказывается двигаться. Так что Сириус просто кивает, чтобы показать, что он понимает. — Подержи. — Парень всовывает в руки Сириусу фонарик и устанавливает его так, чтобы ему было видно, что он делает. Парень снова склоняется над раной и Сириус внимательно разглядывает его лицо в ярком свете фонарика. Он выглядит сфокусированным, но не испуганным. Как кто-то, кто часто сталкивается с подобным. И у него с собой целая аптечка. Он магловский врач? Без предупреждения он втыкает иглу Сириусу в бедро, но ему не больно. Вообще-то из-за боли от самой раны Сириус едва ли чувствует что-то еще. — Так, хорошо, этого должно хватить, — бормочет парень, скорее себе, чем Сириусу, и откладывает шприц на ткань. Затем он берет пластиковую бутылку, открывает ее и выливает немного жидкости на руки, втирая ее. Сириусу в нос ударяет резкий запах алкоголя, и он думает, что больше никогда не будет пить. — Будет больно, — снова предупреждает парень и выплескивает алкоголь на рану. Жжет. Сириус шипит и вздрагивает. — Сука! — Ага, — говорит парень и, что удивительно, улыбается. — Он разговаривает! У него красивая улыбка — словно все лицо загорается, и так он выглядит гораздо моложе, не таким серьезным. Сириус качает головой, чтобы прогнать эти мысли. — Да, — выдавливает он. — Хорошо, здорово, — важно говорит парень. — Вот, что я сейчас сделаю. Я уберу осколок, очищу рану и зашью ее. Понятно? — Да, — отвечает Сириус и думает, что магия гораздо лучше магловской медицины. Все это можно было бы сделать за две секунды, если бы при нем была палочка. Но ее нет. Ебучие Джеймс и Питер. Парень кивает и без колебаний хватается за осколок. Сириус рассчитывал, что будет больнее, но, может, дело в том, что сработала та штука, которая должна была обезболить бедро. Сириус смотрит, как он берет причудливые ножницы, и, как было велено, не опускает взгляд, когда парень принимается очищать рану. Но судя по звукам клацающего стекла, осколков гораздо больше, чем один большой. — Вот и все, — уверенно заключает он и выливает еще немного алкоголя. Сириус стонет и на секунду прикрывает глаза, желая, чтобы это оказалось простым страшным сном. — Я знаю, знаю, — сочувствующе говорит парень. — Больно, знаю. Дыши. Да, вдох через нос, выдох через рот. Вот так. Сириус слушает его голос, стараясь успокоить колотящееся сердце и унять боль. — Будет неприятно, — снова говорит парень, и Сириус видит, как он достает иглу с черной нитью и прижимает ее к странным ножницам. — Не забывай дышать. Сириус пытается, правда пытается, но теперь он понимает, что парень имел в виду, когда сказал «швы», и его затапливает самым настоящим ужасом. Маглы действительно зашивают себя? Это же варварство. Это же пытка! Он чувствует, как все плывет и как темнеет в глазах. — Эй, эй! — Парень хлопает его по плечу, и Сириус открывает глаза. — Не падай в обморок. Хорошо? Оставайся со мной. Сириус с огромным усилием устремляет взгляд на лицо парня. Тот все еще смотрит на рану, ярко-оранжевые радужки почти съедают зрачки в свете фонарика. Он принимается за работу, и Сириус стонет, не видя ничего от боли и слез. — Говори со мной, — спокойно просит парень. — Как тебя зовут? — Сириус, — выдавливает он сквозь сжатые зубы. — Привет, Сириус, — ровно говорит парень. — Я Ремус. У тебя красивое имя. — Взаимно, — машинально отвечает Сириус, цепляясь за каждое его слово так, будто оно не дает ему сойти с ума. Парень — Ремус — снова улыбается. — Спасибо. Я считаю, что имена важны. Они рассказывают историю. Сириусу это знакомо. Чистокровные тщательно подходят к выбору имени ребенка, и его семья не исключение из правила. Если подумать, то Ремус — довольно необычное имя для магла. Больше похоже на имя из чистокровного рода. Может, кому-то нравится римская мифология так же, как Блэкам нравятся созвездия. — Сириус, — говорит Ремус, когда он не отвечает, — разговаривай. Что ты ел сегодня на завтрак? Несмотря на невероятную боль, Сириус не может удержаться от удивленного смешка. — А что? Ремус снова улыбается, его взгляд все еще сосредоточен, а руки усердно работают. — Я очень голоден, — признается он. — Не ел нормально дня два. Расскажи мне. Сириус пытается сосредоточиться, чтобы вспомнить, что он ел сегодня. Утро кажется невероятно далеким, будто оно было в другой жизни, а не пару часов назад. — Тосты, — выдыхает он. — Яйца. Бекон. Ремус ободряюще кивает. — Я люблю бекон, — мягко говорит он, и Сириус точно знает, что он веселит его. Как расстроенного ребенка. Но он не может найти в себе сил, чтобы воспротивиться. — Ты отлично справляешься, Сириус. Ты молодец. По какой-то причине это успокаивает Сириуса больше, чем все предыдущие слова. Это заземляет его. Эта маленькая незначительная похвала. Заставляет захотеть стараться. — Почему ты не ешь? — спрашивает Сириус, частично из-за того, что он хочет, чтобы Ремус сказал что-нибудь еще, и частично из-за того, что ему правда интересно. Ремус хмыкает. Это теплый низкий звук, который, кажется, вырывается прямо из его груди. Укутывает Сириуса как уютное одеяло. — Нет ни времени, ни возможности, — говорит он, и это не ответ на вопрос Сириуса, но у него нет сил спросить еще раз. Он перестал чувствовать в ноге что-то конкретное; теперь это просто волны боли, бьющие по мозгу размеренным тошнотворным ритмом. — Сириус, — снова говорит Ремус, и Мерлин милостивый, как же Сириусу нравится звук собственного имени, произнесенного Ремусом. — Я почти закончил. Держись. Ты сможешь. И он не врет, потому что вскоре он наклоняется, и со странным чувством Сириус осознает, что Ремус перекусывает нить зубами. Потом выливает еще немного алкоголя на рану, но уже почти не больно. Или Сириус просто привык. — Ты отлично справился, — вновь хвалит его Ремус и разматывает длинную повязку, чтобы обернуть ей бедро Сириуса. — Чудесно. Посмотри, готово. Сириус сглатывает и опускает взгляд на бедро. Под белой повязкой ему ничего не видно, только жалкое кровавое месиво, которое когда-то было брючиной. С губ срывается вздох облегчения, и Сириус обмякает на стуле, чувствуя себя совершенно измотанным. Ремус возится, вытирает кровь, руки, приборы. Сириус опускает руку с фонариком на здоровую ногу, и Ремус забирает фонарик из его ослабевших пальцев. — Сириус, не спи. На его лице оказывается рука, влажная и пахнущая алкоголем, и Сириус открывает глаза, с трудом фокусируя взгляд. Светит ярко, будто Ремус направил фонарик ему в лицо, и Сириус моргает и щурится. Осторожные пальцы проходятся по щеке, под носом, по подбородку, и Сириус догадывается, что выглядит он, должно быть, ужасно — в слезах, в крови, в холодном поту — но не может найти в себе сил исправить ситуацию. Когда Ремус заканчивает приводить его в порядок, он осматривает его голову, проводя пальцами по волосам — наверное, ищет царапины. Сириус вздрагивает, когда он задевает место, которым Сириус ударился о стену. — Сириус, где-нибудь еще болит? — спокойно спрашивает Ремус. — В груди? Дышать не больно? Сириус качает головой, слишком уставший, чтобы говорить. — Не спи, — снова повторяет Ремус и треплет его по плечу. — Нам надо убираться отсюда. Здесь воняет твоей кровью. Нас так быстро найдут. Сириус выпрямляется и потирает глаза, отчаянно пытаясь собраться. В груди снова начинает расползаться паника. Кто найдет? Чего они хотят? Как они могут унюхать кровь? Взрыв. Это был не магловский взрыв, это было проклятье. Напавшие, должно быть, волшебники. Внезапно Сириус вспоминает все разговоры о Темном Лорде. Это его рук дело? Он охотится за маглами? И кто те люди, которые бежали? Они не выглядели нормальными, все одинаково одетые в черное — они были вместе. И Ремус один из них. Кто он, черт возьми, такой? Пока разум Сириуса пытается разом обработать огромное количество вопросов, Ремус успевает надеть кофту и собрать сумку. Сириус с любопытством следит за ним. Он не думает, что Ремус опасен. Мерлин, он только что спас его от последователей Воландеморта, а потом подлатал его. Сириус был незнакомцем на улице, а Ремус остановился, одел его, чтобы он не сильно выделялся из толпы, закрыл собой от взрыва. Он мог просто оставить его там, как все остальные, и убраться оттуда, даже не поранившись. У Ремуса, кажется, травм кроме плеча больше нет, хотя он буквально встал между Сириусом и проклятьем. Как это возможно? — Latrans, — произносит Ремус в пластиковую штуковину на кассе. Должно быть, одно из тех устройств для связи по типу магловского камина. Сириус внимательно следит за ним, с готовностью вслушиваясь во все, что он скажет. — Да. Транспортное средство. — Он подходит к двери и выглядывает на улицу, за ним тянется длинный провод. — Пункт четырнадцать. Десять минут. Это не дает Сириусу ответов, на которые он рассчитывал. Латранс? Это латынь? Кодовое слово? Что такое транспортное средство? Пункт четырнадцать? Сириус чувствует, как его голова идет кругом от кровопотери и непонимания. Но у него нет времени, чтобы все обдумать, потому что Ремус уже стоит возле него, поднимает на ноги. Сириус стонет, когда ногу пронзает новой порцией боли, потому что он пытается наступить на нее, и в итоге ему приходится опереться на Ремуса. Тот закидывает его руку себе на плечо, практически неся его. — Нам надо идти, — поспешно говорит Ремус и начинает двигаться в сторону выхода. — Ты сможешь. Держись. Они выходят на улицу, и Ремус идет с ним, хромая, вниз по очередной аллее. Сириуса снова тошнит, и он стискивает зубы, стараясь держать себя в руках. Ремус остается в тени, избегая ярких пятен света от уличных фонарей. Он кажется очень обеспокоенным и цыкает каждый раз, когда Сириус пытается сказать хоть что-нибудь. У них уходит целая вечность на то, чтобы выйти на обычную на вид улицу. По обе стороны стоят аккуратные домики с ухоженными дворами, а вдоль бордюров на одинаковом расстоянии посажены деревья. К счастью, на пути им не попадаются люди, и Сириус облегченно вздыхает, когда они останавливаются и у него появляется возможность перенести вес с раненой ноги. Но у Сириуса, опять же, не так много времени, чтобы прийти себя, потому что меньше чем через минуту из-за угла выворачивают две машины и останавливаются прямо перед ними. Оба водителя выходят и, даже не взглянув на них, быстро направляются к машине, припаркованной у дома на краю улицы. Сириус удивленно наблюдает за тем, как они скручивают номера с припаркованной машины, потом с еще одной, соседней, и цепляют их на машины, на которых они приехали. И только после этого они подходят к Ремусу. — Команду зачистки на Мейпл-стрит, — обрывисто говорит Ремус. Мужчины выглядят так же, как люди в толпе — одеты в черное, лица закрыты. Один из них больше, крупнее, а второй маленький и худой, как Ремус. Тот, что поменьше, пренебрежительно фыркает. — Да я отсюда чую. — Голос совсем не мужской, а высокий и мелодичный. Значит, девчонка. Чует что? Ремус сказал, что пахнет его кровью. Как они слышат ее запах с такого расстояния? — Да, — спокойно соглашается Ремус. — Кто это? — спрашивает здоровяк, кивая в сторону Сириуса, который все еще висит на Ремусе. Его тон грубоватый и подозрительный. — Один из нас, — отвечает Ремус. — Нюх потерял? Сириус с непониманием следит за их диалогом, ему кажется, он упускает какую-то важную деталь и из-за этого не понимает, что происходит. — Не задавай тупых вопросов, — раздраженно говорит девчонка и ударяет здоровяка по руке. — Вам надо идти; след слишком сильный. Ремус кивает и тащит Сириуса ко второй машине, открывая пассажирскую дверь и помогая ему забраться внутрь. Сириус не может сдержать всхлипа, когда ему приходится согнуть ногу, чтобы уместиться на маленьком сиденье. — Я знаю, знаю, — бормочет Ремус, помогая ему устроиться. Машина впереди них заводится и уезжает, а Сириус прикрывает глаза — он слишком устал и его мутит — и едва ли замечает, как закрывается дверь и Ремус секундой спустя садится за руль. С толчком, от которого Сириусу приходится схватиться за дверь, они отъезжают. Он никогда не был в машине, только видел ее снаружи, но это похоже на повозки, которые довозят учеников со станции Хогсмида до Хогвартса, только быстрее и вид получше. — Сириус, не спи, — снова говорит Ремус. Сириусу вообще-то спать не хочется, он снова бодр, разговор Ремуса и той девчонки окончательно приводит его в чувства. Кто-то ищет их. Кто-то слышит их запах. Они оставляют след. — Я не сплю, — говорит Сириус, оглядываясь на него. Ремус выглядит спокойным и собранным, только морщинка между бровей указывает на то, что что-то не так. Он не смотрит на Сириуса, лишь перед собой, иногда — на маленькое зеркало над лобовым стеклом, чтобы посмотреть, что происходит сзади. Он боится, что за ними кто-то едет. — Хорошо. Говори со мной, — просит он. — Сколько тебе? Четырнадцать? Пятнадцать? Что? Сириус выгибает бровь и фыркает. Он молод, но не ребенок. Он даже не думает, что выглядит сильно младше своего возраста. — Мне восемнадцать. Ремус улыбается, а потом громко смеется, будто Сириус выдал здоровскую шутку. — Да, рассказывай, — шутливо говорит он. — Можешь не врать, не надо притворяться, что ты старше меня. — Я не вру, — спорит Сириус и хмурится. Ремус качает головой, все еще улыбаясь. — Дурачок. Я же слышу тебя, — ласково говорит он. — Ты пахнешь как волчонок. Волчонок. Сириус прикрывает глаза и вздыхает. Потому что внезапно кусочки пазла складываются воедино. Ремус оборотень. Как и остальные.