***
Победа оказаласьнедолгой, потому что на следующий день Кевин вернулся. На этот раз он привёл с собой Натаниэля и его любимого вратаря. Натаниэль присел на край матраса рядом с коленом Жана и с серьёзным видом осмотрел его раны. Кевин отошёл к другому краю кровати, так крепко скрестив руки на груди, что казалось, будто он пытается раздавить себя. Жан знал, как выглядит лицо Кевина, когда ему страшно, во всяком случае, он так думал. Эта мертвенная бледность была чем-то новым, и Жан был уверен, что не хочет знать, что её вызвало. Смотреть на Кевина было всё же легче, чем на Натаниэля, потому что там, где должен был быть номер Натаниэля, виднелись ожоги. После всего, чего стоила Жану эта грёбаная татуировка, он почувствовал, как всё тело онемело, потом похолодело, а желудок скрутило так сильно, что он был уверен, будто его вот-вот разорвёт на куски. Желание прямо тут разодрать Натаниэлю лицо было так велико, что он едва мог дышать. — Привет, Жан, — сказал Натаниэль. — Пошёл на хуй, — ответил Жан голосом, который он едва узнал. — Мне нечего тебе сказать. — Но ты выслушаешь меня, потому что я только что сказал Ичиро, где ты. Он ослышался. Он, должно быть, ослышался. Ни в одной вселенной Ичиро Морияма не снизошел бы до того, чтобы поговорить с кем-нибудь из них. Но Кевин уже опустился на матрас рядом с его бедром, а Натаниэль оглянулся на бесстрастное лицо Эндрю с мрачным, но решительным выражением. Убедившись, что его внимательно слушают, он снова повернулся к Жану. — Мой отец вышел из тюрьмы только для того, чтобы его сразу убили, — сказал Натаниэль. — Я провёл взаперти с ФБР все выходные, пытаясь собрать воедино все его преступления и преступные связи. Ичиро уважает мою семью настолько, что обратился ко мне за ответами. Он сказал, что подсчитывал стоимость нашего существования, поэтому я заплатил ему единственной правдой, стоящей наших жизней. Я сказал ему, что Рико представляет угрозу стабильности его новой империи и что его безрассудное насилие по отношению ко всем в этой комнате оставляет слишком много следов. Спортсмену не следует подвергаться такому давлению, ведь если бы кто-то начал связывать воедино наши трагедии, возникло бы слишком много опасных вопросов. Это подвергает семью Морияма опасности, а Веснински, конечно, не может стать союзником такого человека. Я попросил у Ичиро разрешения вернуться обратно под крыло главной семьи. У Кевина отвисла челюсть, но Натаниэль не ждал комментариев и продолжал говорить. — Я сказал ему, что мы прекрасно понимаем, что являемся инвестицией Мориямы, и что мы довольны своим положением в данной ситуации. Натаниэль улыбнулся настолько холодно, что Жану даже показалось, будто в комнате похолодало на несколько градусов. Прилив адреналина от того, что он пережил, от того, что ему удалось обыграть слишком могущественного человека, ударил прямо в голову. Он ощутил то самое высокомерие, которое заставляло его снова и снова бросать вызов Рико, несмотря на то, что он знал, что это аукнется ему и его команде. — Мы говорили о цифрах: сколько Кевин зарабатывал до и после травмы, какие деньги приносит реклама, сколько в среднем зарабатывают профессиональные спортсмены… — Натаниэль небрежно махнул рукой, обозначая суть сделки. — Поскольку нас контролировал тренер Морияма, изначально деньги шли на поддержку его любимых проектов. Я предложил вместо этого вернуть деньги Ичиро. Это нужно ему, — настаивал Натаниэль, когда увидел, что Кевин выглядит так, словно собирается вскочить с кровати и выбежать из комнаты. — Даже я не до конца понимал возможностей моего отца, но всё, что у него было, рушится прямо сейчас, а ФБР копается в обломках. Даже если Ичиро ради расширения доступа в Европу вступит в союз с моим дядей, он продолжит терять деньги. Деньги, которые мы с радостью вернём ему, если он немного подождёт нас. Короче, он согласился, — добавил Натаниэль. — Восемьдесят процентов наших доходов с того момента, как мы станем профессиональными спортсменами и до того как… выйдем на пенсию? Я не стал спрашивать, — признался он. — Я уже достаточно надоел ему, чтобы намекать на то, что рано или поздно сделке придёт конец. Важно то, что сейчас она касается всех троих. Я сообщил ему, что обсужу это с тобой, и сказал, что проблем не возникнет. Ведь их нет, верно? Это не помилование и не настоящая свобода, но это защита, — добавил Натаниэль. — Теперь мы являемся активом главной семьи. Король потерял свою свиту, и он ничего не может сделать, не переча брату. Мы в безопасности — навсегда. Он сказал это так легко, как будто искренне в это верил. Жан закрыл лицо руками и впился ногтями в виски. Это был кошмар. Это должен был быть кошмар. Ни в одной реальности Ичиро Морияма не встретился бы с таким ничтожеством, как Натаниэль Веснински. Или его захлестнуло чувство собственной важности, которое Рико так усердно пытался из него выбить. Это выходило за рамки разумного — думать, что всё это было на самом деле, и что Ичиро действительно намеревался это сделать лишь для того, чтобы украсть игрушки своего брата. Жан отказывался в это верить, потому что, если он хотя бы задумается о том, что это значит… звук закрывающейся двери прозвучал очень убедительно, но тяжесть на душе осталась. Кевин прикоснулся к Жану, взял его за локоть и сказал: — Посмотри на меня. — Нет, — сказал Жан. — Я — Моро. Я — Ворон. Я знаю свое место. Я на это не соглашусь. — Дело уже сделано, — возразил Кевин. — Твоё мнение никто не спрашивает. — Ты сделал это с нами, — обвинил его Жан, когда Кевин, наконец, убрал руки от лица. — Ты должен был выбить из него всю дурь, как только узнал его имя! — Я не смог, — последовал усталый ответ. — Все, кто пытался приручить его, обломались. Жан длинно и тихо выругался по-французски и вырвался из рук Кевина. Если бы он только остался в Эверморе, его бы не втянули в эту авантюру. Он проклял себя ещё в январе, толкнув первую костяшку домино в тот момент, когда ответил Рене. Как так вышло, что хорошенькое личико снова обмануло его? Жану следовало бы выколоть себе глаза, чтобы больше никогда не поддаваться соблазну, но без глаз он не смог бы играть, а если он не может играть… — Рико не посмеет выступить против Ичиро, — тихо и настойчиво сказал ему Кевин. — Хозяин убьет его, если хотя бы заподозрит, что Рико может это сделать. Ни один из них больше никогда не причинит тебе вред, не повредив собственность Ичиро. Ты понимаешь? — Дело в том, что я должен играть, — парировал Жан. — Нигде не указано, в каком состоянии. Если Рико захочет… — Жан поднял руку слишком поздно, он успел произнести эти слова. Он замер, прижав пальцы ко рту, глядя на Кевина и сквозь него, молясь, чтобы Кевин оставил всё как есть. Пристальный взгляд Дэя говорил о том, что ему не так уж и повезло, и Жан со всей силы ударил его кулаком в бок. Раскалённая добела вспышка боли перечеркнула все неосторожные слова, которые он мог бы сказать. Эта боль заставила его задыхаться, даже когда Кевин схватил его за плечи и швырнул в изголовье кровати. — Не надо, — предупредил его Кевин. — Ты не можешь лгать мне, Жан. Даже не пытайся начинать. Он не мог лгать, но всё равно должен был. Это единственный способ остаться в живых. Они оба знали, кто причиняет боль Жану. И Кевин… Он слишком часто был рядом, но прошли годы с тех пор, как Жан в последний раз признавал это. Ему было проще просто склонить голову и принять свою судьбу. То, что происходило с ним месяц за месяцем, год за годом, было просто платой за то, что он Моро. Возлагать вину на кого-то значило взрастить обиду, а обида только бы сломала его. Он не мог уйти, оставалось только пройти через это. — Я — Моро, — сказал он. — Да, — согласился Кевин, — но ты не Ворон. — Моё место в Эверморе, — всё ещё настаивал Жан. — Мне приказали играть профессионально и отказаться от своей зарплаты. Нигде не сказано, что я должен уйти из Эдгара Аллана. Я не буду. Я не буду. — Мы оба знаем, что Рико сделает с тобой, если ты вернёшься, — сказал Кевин. — Он скорее убьёт тебя, чем отдаст Ичиро. Если он не сделает этого сам, то заставит своего брата, когда ты перестанешь играть. Ты знаешь, что это правда, даже если не хочешь этого признавать. — Кевин встряхнул его, но Жан смотрел мимо него и отказывался признавать его слова. Кевин безошибочно опустил свободную руку на повреждённое колено Жана и сильно ущипнул его. Он даже не поморщился, когда Моро набросился на него, и Жан, наконец, угрюмо встретился с ним взглядом. Кевин подождал, пока парень обратит на него внимание, прежде чем сказать: — Ты — Моро. Ты принадлежишь семье Морияма. Но не тем, что раньше, больше не тем. — Прекрати, — предупредил его Жан. — Просто заткнись. Кевин проигнорировал это. — У тебя новый Хозяин, и он приказал тебе играть для него. Если ты вернёшься в Эдгар Аллан, то ослушаешься его приказа. Ты не имеешь права отказываться ни от чего, о чём просит тебя твой Хозяин. Поверь в эту истину, даже если не веришь ни во что другое. Это единственное, что поможет тебе выжить. Кевин подождал, не начнет ли тот спорить, прежде чем добавить: — Ты проведёшь эту весну, выздоравливая, а затем мы найдём тебе новую команду, за которую ты будешь играть. Ты больше никогда не будешь Вороном. «Я — Ворон. Если я не Ворон, то кто же я?» — в груди у Жана разрывалось сердце. В какой-то момент в комнате пропал весь воздух. Он вцепился в свою рубашку, удивляясь, как что-то настолько свободное могло его душить. Кевин обхватил его лицо обеими руками, заставляя Жана посмотреть на него, когда тот попытался отвернуться. — Дыши, — сказал Кевин, находясь за тысячу миль от него. Жан Моро, я — Жан Моро, я — Жан Моро, я… — Меня сейчас вырвет. Кевину пришлось отпустить его, чтобы перегнуться через край кровати, но он успел поднять мусорную корзину и сунуть её в покрытые синяками руки Жана, когда тот проиграл своему желудку. Жана стошнило так сильно, что он почувствовал, как ослеп. Кевин ничего не сказал ни о запахе, ни о звуках, лишь забрал корзину обратно, перед этим дождавшись, пока Жан закончит сплевывать в неё остатки кислятины. Похитители Жана следили за тем, чтобы на прикроватной тумбочке всегда была вода, поэтому Кевин передал её. Моро отхлебнул, поморщившись от того, что от этого вкус стал только хуже. Жан знал кое-что о том, на что способна главная семья, но Ичиро всегда был призраком. Молодому человеку было суждено унаследовать кровавую империю, которая охватывала восточную половину Соединенных Штатов и имела полдюжины связей с Европой. Насколько можно было судить, ему было наплевать на экси. Теоретически он был более страшным Хозяином, чем другие, но, возможно, он будет доволен, сидя на своем троне и собирая дань на расстоянии. Возможно, Жан больше никогда не увидит Морияму воочию. «Моро», — подумал Жан, безусловное напоминание о том, что за последние пять лет он слишком часто терял самообладание. — «Я — Моро. Я принадлежу семье Морияма. Я потерплю.» Но это и являлось камнем преткновения, не так ли? Его семья была в долгу перед Кенго. Хозяин вмешался и оплатил долг, когда увидел талант Жана на корте, но Жан стал для него лишь собственностью. Семья Моро по-прежнему подчинялась главной семье. Жан, как и Натаниэль, просто возвращался на своё прежнее место в иерархии Мориямы. — Ты же не думаешь, что я поставлю свою жизнь на кон? — спросил Жан. — Ты сам во всём виноват, — ответил Кевин. — Твой отказ когда-либо называть Рико своим хозяином означает, что ты даже не можешь прибегнуть к своей мантре, чтобы спастись. — Я тебя просто ненавижу, — ответил Жан. Кевин пожал плечами, не тронутый такой откровенной ложью. — Я не верю в это. Рано или поздно упадёт другой ботинок. Неважно, сколько времени это займет. Как только появится способ, который не оставит следов, со мной будет покончено. — Возможно, — сказал Кевин. — Но у тебя нет другого выбора, кроме как довести это дело до конца. — У тебя есть выбор, — настаивал Жан. — Убей меня и просто дай мне, наконец, освободиться. Выражение лица Кевина стало угрожающим. — Ты дал мне обещание. — Пошёл на хуй! У тебя нет права заставлять меня это делать. — Но я заставлю. — Кевин пристально посмотрел на него, и Жан возненавидел себя за то, что первым отвёл взгляд. Кевину, по крайней мере, хватило такта не вмешиваться, и вместо этого он придвинулся к краю кровати. — Мне нужно возвращаться в кампус. Если я опоздаю на следующее занятие, они пожалуются тренеру. Он оставил Жана наедине с его тревожными мыслями. Послеобеденные часы тянулись невыносимо медленно. Жан не был уверен, кто сказал Эбби или Ваймаку о том, что сделал Натаниэль, но он мог сказать, что они знали об этом, когда в тот день вечером с пришли к нему и развели бурную деятельность. Ваймак даже принес ему ноутбук и обычный телефон, который тот впервые видел. Моро переводил взгляд с одного на другого, пока Ваймак ставил их на матрас в пределах досягаемости. — Я поговорил с Андричем, который поговорил с твоими преподавателями, — сказал Ваймак. — Они подготовят тебя к заочному окончанию семестра. Тебе придётся самостоятельно установить все необходимые программы: я едва могу проверить свою электронную почту, не взорвав компьютер. Это временная мера, которая тебе не вернули твой ноутбук, — сказал он, ткнув пальцем в телефон. — Я полагаю, что ты должен быть на связи со своими преподаватели, но тебе не нужен лёгкий доступ к ублюдкам, от которых ты ушёл. Когда пыль уляжется, и ты немного придёшь в себя, мы вернёмся к этому вопросу. Жан постучал по телефону, чтобы включить его. В списке было сохранено только пять номеров, но Жан не знал ни одного из них. — Би Добсон, — прочитал он вслух. — Университетский психолог, отвечающий за то, чтобы мои дети были в рабочем состоянии, — сказал Ваймак. — Не удивлен, что Лисам нужен мозгоправ, — подметил Моро. — Не отказывайся, пока не попробуешь, — ответил Ваймак. — Ужин немного запаздывает, но Эбби должна принести его примерно через пятнадцать минут. Нужно что-нибудь ещё? «Повод верить, что сделка Натаниэля не приведёт к неприятным последствиям и не уничтожит их всех.» — Мог бы сказать Жан, но он предпочёл более простое: «Нет». Ваймак кивнул и ушёл, а Жан столкнул с кровати компьютер и телефон. Возвращение к занятиям принесли в его жизнь столь необходимую стабильность, хотя это и напомнило Жану о том, чего ему так не хватало. Вороны всегда ходили на занятия с другими Воронами. Он учился в одном классе с Грейсоном и Жасмин, в другом — с Луи, Кэмероном и Майклом, а в этих двух — с Зейном и Коллин. Он знал, что они всё ещё ходят на одни и те же занятия, но он был так далёк от них, что это сбивало с толку. Он скачал планы уроков и сканы своих учебников по электронной почте и почувствовал себя одиноким. Парень задавался вопросом, что делал Рико в его отсутствие. Жан был вынужден сидеть на уроках после побега Кевина, но кто занял его место? Скорее всего, Уэйн Бергер, поскольку Уэйн был теперь напарником Рико по корту. Жану следовало бы написать Рико, но Жан был в ужасе от этой мысли. Конечно, Рико уже слышал новости. Если он всё равно прикажет Моро вернуться домой, что он должен будет сказать? Даже после вмешательства Ичиро Жан не имеет права отказать Рико. Жан больше никогда не хотел разговаривать с Зейном, но ему больше не к кому было обратиться. Он дождался начала одного из их общих занятий, прежде чем отправить ему пустое электронное письмо, но ответ, который он получил через несколько минут, вызвал у него тошноту: «Блядь, Джонни, куда ты делся? Хозяин отпиздил Короля и пригрозил вывести его из основного состава. Все шарахаются от собственных теней». Жану понадобилось много времени, чтобы придумать ответ, и, в конце концов, он ограничился словами: «Ушёл, приказ Хозяина». Это было не совсем так. Технически это не было ложью, просто тщательно подобранная версия правды. Об остальном он ничего не мог сказать. Хозяин ни в коем случае не прогнал бы Рико с корта, не так ли? Рико стоил Хозяину двух его самых дорогих игроков, но Рико был Королем. Возможно, это была просто угроза, чтобы сдерживать его. В лучшем случае это была временная мера, чтобы заставить его заткнуться. Если бы Хозяин действительно пошёл на это, они все были бы покойниками. Рико бы ни за что не воспринял подобное оскорбление спокойно. Зейн не ответил, и Жан удалил своё электронное письмо и снова поискал несуществующую вторую кровать. В пятницу вечером и Ваймака и Эбби не было дома из-за матча-реванша Лис против Бингемтонских Красных панд. Моро наконец-то встретил Добсон, которая стала его няней, чтобы он не оставался дома один. Жан сразу же возненавидел её, даже если она зашла в комнату только для того, чтобы представиться. Что-то в ней было такое, от чего у Жана пробегал мороз по коже. Он велел ей не возвращаться, и она послушно держалась на расстоянии весь остаток вечера. Парню оставалось прочитать не менее шестидесяти страниц, но он вытащил пульт от телевизора из ящика прикроватной тумбочки. В телевизоре Эбби было около дюжины спортивных каналов, и три из них, как правило, транслировали игры студенческих команд. Методом проб и ошибок Жан отыскал матч с Лисами и откинулся на спинку кровати, чтобы посмотреть шоу перед матчем. Жан уже смотрел интервью Натаниэля в среду, поэтому знал, что сегодня вечером этого маленького ублюдка не будет на корте. Он всё ещё высматривал его там, где Лисы за линией бегали по кругу на разминке. На переднем плане ведущие говорили со скоростью мили в минуту, тратя слишком много времени на разговоры о личной жизни Натаниэля и совсем немного на игру, которая должна была начаться через несколько минут. Жан понимал, что они вряд ли могли знать о сделке, которую Натаниэль заключил с Ичиро, но с колотящимся сердцем прислушивался к каждому слову. Когда прозвучал предупредительный сигнал, означающий последние пять минут перед первой подачей, Жан чуть не выпрыгнул вон из кожи. Он не ожидал, что матч будет удачным. Он видел несколько игр Лис в предыдущие годы, когда Хозяин хотел, чтобы его Вороны изучили каждую из команд в их новом округе. Он играл с ними прошлой осенью и убедился в их никчемность лично. Красные панды, с которыми Лисы встречались сегодня вечером, были не самыми лучшими, но у них были свои фишки и мощный состав, который их поддерживал. Лисы развалятся ещё до того, как начнётся перерыв. Так он думал, но разношерстная команда стояла на своём. Снова и снова Красные панды нарушали правила. Иногда судьи пропускали это, в других случаях команда забирала свои штрафные карточки и отмахивались от этого, как от чего-то незначительного. Лисы выдерживали удары, на каждом шагу давали отпор насилию и сосредоточились на том, чтобы просто играть как можно лучше. Защита разваливалась чаще, чем следовало, как из-за усталости, так и из-за разницы в навыках, но любимый монстр Кевина у них за спиной компенсировал их слабину. Жан вспомнил, как Кевин впервые представил Рико досье на Эндрю Миньярда. Моро до сих пор не знал, как он наткнулся на него, но Кевин выглядел почти хищным, когда излагал свои мысли по поводу этого парня. — Он должен быть с нами, — повторял он снова и снова, пока Рико не согласился отвезти его на юг для встречи. В тот же вечер они вернулись с Кевином в крайне плохом настроении. Рико часто насмехался над ним из-за его неудачного выбора, но Кевин следил за Лисами с чёрной злобой состоящей на две трети из негодования. Жан не понимал этого до октября. Эндрю не смог помешать Воронам забивать голы в его ворота, но было что сказать о человеке, который довел себя до изнеможения, пытаясь удержать их. Пройдёт ещё несколько лет, прежде чем Эндрю по-настоящему оправдает одержимость Кевина, но, наблюдая за ним сегодня вечером, Жан почувствовал облегчение. Свита Короля остро нуждалась во вратаре. Однако будь он проклят, если порадует Кевина своим одобрением. Кевин был невыносим в хорошие дни и ещё невыносимее, когда оказывался прав. Жан чуть не выключил игру на перерыве, потому что был только один способ закончить этот матч. Команда состояла из девяти человек, которые могли выставить только восьмерых и Рене была вынуждена покинуть свое обычное место, чтобы играть с защитниками. Второй тайм стал для них медленной смертью, и улучшения не предвиделось. В конце концов, он решил посмотреть матч хотя бы для того, чтобы оценить Рене как коллегу-защитника. Двадцать минут спустя Лисы всё ещё каким-то образом удерживали свои позиции. За оставшиеся пятнадцать минут Кевин забил гол и вывел Лис вперед со счетом шесть0пять. Десять минут спустя он забил ещё раз, создав разрыв в два очка. — Этого не может быть, — сказал Жан, но рядом не было никого, чтобы ответить ему. Лисы никак не могли выиграть этот матч, но они это сделали, выбив Бингемтон из Чемпионата и настроив себя на встречу с «Большой тройкой» через две недели. Жан наблюдал, как они вытаскивали друг друга с корта, чтобы отпраздновать победу на боковой линии. Комментаторы снова оживлённо болтали за кадром, комментируя ход игры и неожиданный успех Лис, но Жан пропустил это мимо ушей. Лисы потерпят поражение в полуфинале, но они заслужили право встретиться с Университетом Южной Калифорнии и Эвермором. Жан выключил телевизор, затем снова включил. Сцена, разворачивающаяся перед его глазами, осталась прежней. Он снова выключил его, сосчитал до двадцати и включил, чтобы увидеть, как кто-то сунул микрофон в лицо Кевина. — …за то, чтобы снова играть в УЮК, — сказал Кевин. — Я не разговаривал с Джереми или тренером Реманном с тех пор, как перешёл. Их команда всегда великолепна. В этом году их сезон был почти безупречным. Мы многому можем у них поучиться. — Да блядь, — сказал Жан, несмотря на смех спортивного комментатора. — Я по-прежнему остаюсь их самым большим поклонником, — сказал Кевин. — Ты так же скоро встретишься с Эдгар Алланом в самом крупном матче-реванше года. Что ты думаешь об этом? — Я больше не хочу говорить о Воронах, — отрезал Кевин. — С тех пор как умерла моя мать, всегда были только Вороны. Я не Ворон. Больше нет, и никогда им не буду. Честно говоря, я вообще не должен был им становиться. Мне следовало пойти к тренеру Ваймаку в тот же день, когда я узнал, что он мой отец, и попросить, чтобы он взял меня на первый курс в Пальметто. — Ты бы скорее умер, чем попал бы в эту команду, — сказал Жан в телевизор. Никто из них, конечно, его не слышал. Женщина выглядела так, словно чем-то подавилась. — В тот же день… ты сказал, что тренер Ваймак — твой отец? — Да, это так. Я узнал об этом, когда учился в старшей школе, но я не сказал ему об этом, потому что думал, что хочу остаться в Эдгар Аллане. Тогда я думал, что единственный способ стать чемпионом — это стать Вороном. Я купился на их ложь о том, что они сделают меня лучшим игроком на корте. Я не должен был в это верить. Я носил этот номер достаточно долго, чтобы понимать, что это было не то, чего они хотели для меня. Все знают, что Вороны стремятся быть лучшими, — сказал Кевин. — Лучшая пара, лучший состав, лучшая команда. Они вдалбливают это в тебя день за днём, заставляя поверить в это, заставляя тебя забыть, что, в конце концов, «лучший» означает «единственный». Жан был за сотни миль от Эвермора, но слушая, как Кевин без страха произносит эти смелые слова, он прислонился к изголовью кровати и стал всматриваться в тени в поисках Воронов. Когда они узнают, что Кевин обосрал их в прямом эфире, как будто ему на всё наплевать, они… Жан закрыл уши, словно мог заглушить свои собственные мысли. Он подумал о Натаниэле, Кевине и Ичиро. Прошло четыре дня с тех пор, как Натаниэль зашёл сказать, что теперь они собственность Ичиро, а Зейн по-прежнему был единственным Вороном, с которым он разговаривал. Парень ожидал неприятных сообщений или расспросов от остальных, как только они поймут, что у него есть доступ к его студенческому аккаунту, но, похоже, Зейн им ничего не сказал. Моро опустил руки как раз вовремя, чтобы услышать, как Кевин говорит: — …никогда не катался на лыжах? Но я бы хотел когда-нибудь попробовать. Мужество Жана покинуло его. Он выключил телевизор и швырнул пульт в другой конец комнаты, где не смог бы до него дотянуться. Прошло больше часа, прежде чем Ваймак и Эбби вернулись домой. Они вместе пришли навестить его. Эбби взглянула ему в лицо и спросила: — О, так ты видел. Ты голоден? — прежде чем отправиться на стадион она оставила ему фрукты и ужин, который не нужно было разогревать, поэтому Жан только покачал головой. Эбби молча приняла это и принесла ему пузырёк с таблетками. Ваймак прошёл за ней через комнату и поднял руки. В одной у него был пустой стакан, в другой — бутылка скотча. — Только не с лекарствами, — отчитала его Эбби. — Может быть, прямо сейчас это бы больше помогло, — ответил Ваймак, не извиняясь. — Воронам запрещено пить, — сказал Жан. — Это не имеет значения, учитывая нынешнюю компанию, но поступай, как знаешь. Просто решил предложить, прежде чем выпить всё до конца. — Он подождал, пока Жан снова покачает головой, принял отказ лёгким кивком и налил себе выпить. Лёгкость, с которой он осушил бокал, была отвратительной, но не такой пугающей, как-то, как он тут же наполнил его снова. Жан изучал выражение его лица, пытаясь разглядеть за напряжёнными чертами лица признаки шока. — Наконец-то он рассказал вам, — догадался Моро. — Вы знали об этом до сегодняшнего вечера… — Он признался пару недель назад, — сказал Ваймак. — Говорят, это ты показал Нилу, где было спрятано письмо. В декабре он привёз его с собой. — Он хотел знать, почему Кевин сбежал, а я нет, — сказал Жан, запивая таблетки водой. Он должен был оставить их там, но Жан снова и снова вертел свой стакан в пальцах. — Отец Рико отказался от него, как только он родился, не заинтересованный во втором сыне. Мой, не колеблясь, продал бы меня, если бы это означало, что ему спишут все долги. Несмотря на это, Кевин ни на секунду не сомневался, что вы примете его. Он был не настолько глуп, чтобы сказать об этом там, где Рико мог его услышать, но он сказал это мне. Я посмеялся над ним. Я никогда не считал его таким мечтателем. Эбби с нежностью посмотрела на Ваймака, но он уставился в дальнюю стену и только спросил: — Нужно ещё что-нибудь сегодня вечером? Жан указал на свой таймер на прикроватной тумбочке, и они оставили его наедине с его же мыслями.***
Жан не очень удивился, когда Кевин зашёл утром, но он никак не ожидал увидеть девушку, что пришла с ним. Моро не видел Теодору Мулдани с первого курса, поскольку она была на пятом, когда он, наконец, попал к Воронам. Они познакомились за пару лет до этого, ведь его рано взяли в Эвермор, но он не думал, что увидит её снова, пока после окончания школы его не взяли в профессиональную команду и они не столкнулись на корте. — Тея, — удивлённо произнёс он. — Почему ты здесь? — Она видела моё интервью после игры, — сказал Кевин, отступая назад, чтобы Тея могла поговорить с Жаном наедине. Он поднял левую руку и сказал: — Она пришла за ответами. Тея предостерегающе направила палец в сторону Кевина. — Подожди снаружи. Я не верю, что ты не начнёшь подсказывать ему, что говорить. Кевин нахмурился, глядя на неё, но Тея пристально смотрела на Дэя, пока тот не издал огорчённый вздох и не ушёл. Несколько мгновений после того, как за ним закрылась дверь, Тея подождала, словно думала, что он вернётся, а затем скрестила руки на груди и уставилась на Жана тяжёлым взглядом. — Доброе утро, Париж. Было бы глупо надеяться, что она переросла это прозвище. Жан сердито посмотрела на неё. — В сотый раз повторяю, Марсель… — Ты ужасно выглядишь, — сказала Тея, аккуратно проигнорировав поправку, как делала это всегда. — Кев сказал, что ты отстранён на несколько месяцев. Что с тобой случилось? — Просто драка, — ответил Жан. — Защита болталась. — Вчера я бы в это поверила, — сказала Тея. — Но он клянется, что это что-то другое. Попробуй ещё раз, не лги мне в лицо. «Не лги», — сказала она, как будто это вообще было возможно. Вороны привыкли к жёсткой дисциплине тренеров и без колебаний устраивали друг другу жестокую травлю, когда кто-то из них слишком сильно выходил за рамки дозволенного, но Рико был мрачным хаосом в том, что касалось команды. Они знали, что у него жестокое сердце, и не раз видели, как это вырывалось наружу, но Жан и Кевин из кожи вон лезли, чтобы скрыть истинные масштабы его садизма от товарищей по команде. Конечно, это делалось не ради Рико: Вороны могли и бы отправиться за тираном прямиком в ад, если бы их об этом попросили. Рико был Королем, тем бьющимся сердцем, вокруг которого возвели замок Эвермор. Возможно, это была гордость или безрассудное чувство самосохранения. Кевин не хотел, чтобы Вороны видели, как он подчиняется кому-то, а Жан и так был достаточно презираем. Он не мог сказать им, что «Я — Моро, и это то, чего я заслуживаю», когда они даже не знали, кем на самом деле были семьи Моро и Морияма. — Ты не должна была приходить сюда, — сказал Жан. Было бы пустой тратой времени пытаться отослать её. Тея села на кровать и указала на свое лицо. — Посмотри на меня прямо сейчас. — Как бы он ни старался, он не мог игнорировать этот тон. Парень провёл два года, наблюдая за её игрой в Воронах, очарованный тем, как тщательно она выстроила защиту. На первом курсе он ночь за ночью боролся за то, чтобы побыть с ней наедине, ускользая из когтей Рико, пока того отвлекал Кевин, чтобы спросить у неё совета и получить подсказку. «Её маленький парижский утёнок», — шутила она, игнорируя все жалобные просьбы выучить правильный город. У него никогда не было надёжной защиты от Теи, и Кевин это знал. Жан убьёт бы его за то, что он привез её сюда. Сейчас он беспомощно смотрел на неё. — Не спрашивай меня. — Я и не спрашиваю, — сказала она. — Расскажи мне, что произошло. — С рукой Кевина? — У тебя двадцать одно хорошее рёбрышко, — сказала Тея. — Пока что. С вероятностью в пятьдесят процентов она блефовала, но Жан наклонился к ней и сказал: — Тогда сделай это. Это не займёт много времени, мы все знаем, что у меня хрупкие кости. Его слова прозвучали язвительно, но не смог сдержаться. Это было одновременно и обвинением, и насмешкой. В течение многих лет Вороны говорили о нём, зная, что за этим кроется нечто большее, но предпочитая держаться подальше. Его пристрастие появляться на корте со швами было трудно игнорировать. Вороны четыре раза находили его у подножия лестницы стадиона. За три коротких года он шесть раз выходил на корт со сломанными пальцами. Было безопаснее сказать, что он до смешного хрупкий, чем привлекать нежелательное внимание сверху своим любопытством. — Король — мудак и задира, но он никогда бы не зашёл так далеко, — сказала Тея. — Не со своей свитой. Не во время чемпионатов. Жан яростно ответил на автомате: — Не он делал это со мной. Тея рассматривала его несколько мгновений, прежде чем догадалась: — Значит, Хозяин? Господи, Жан. Скажи мне, что ты не взялся за свои старые трюки? Ей не нужно было произносить это вслух, её усталый тон всё сказал за неё. Воспоминания заставили его сердце треснуть, как разбитое стекло. Вороны знали, что на первом курсе он переспал почти со всеми защитниками; это было открытым секретом, который отказывался умирать, даже не смотря на то, что большинство из тех, кто был вовлечён в это, окончили школу Эдгара Аллана. Поскольку никто из пятерых не стал бы предавать Рико, говоря, что он их на это подговорил, они отшутились, посчитав это платой за номер на лице Жана. Терпеть эти насмешки и презрение было ужасно несправедливо, но это было лучше, чем говорить правду. Даже Кевин не знал всей истории целиком, только ту грубую полуправду, которую Рико скормил ему. Жан до сих пор помнил их имена и номера. Двое из них попытались проявить к нему немного терпения, видя, что у него дрожат руки, и списывая это на нервы. Трое других не стали тратить время на притворство. Вороны были злобными, зависимыми друг от друга существами, которые проводили вместе в Гнезде почти всё своё время. Было неизбежно, что они трахались почти так же часто, как и ссорились. Жан вызвал ажиотаж только из-за своего возраста и быстрой смены партнёров. Четыре раза Жан умолял Рико не отправлять его в их комнаты. Четыре раза он молил о прощении и милосердии, зная, что Рико не способен ни на то, ни на другое. В пятый раз он заткнулся и пошёл, куда ему было сказано, и Рико вознаградил его за безжизненную покорность, перейдя к новым пыткам на следующей неделе. Хозяин не был столь снисходителен. Как только он обнаружил, что его дорогостоящее вложение заработало репутацию шлюхи, он избил Жана до полусмерти. — Я совершил несколько ошибок, — тихо сказал Жан, чувствуя себя настолько далёким от своего тела, что даже не чувствовал простыни под руками. — Это была не одна из них. Это было просто… — он с трудом подбирал слова; когда Тея так пристально смотрела на него, становилось трудно дышать. Жану нужно было убрать её из своего пространства, из этой комнаты, из своей жизни, пока он не восстановит свои стены. Он ухватился за единственное, что могло отвлечь её от него, и сказал: — Рука Кевина не была несчастным случаем. Когда он расскажет тебе, что произошло, поверь ему. Ты не захочешь, но должна. Но не спрашивай меня — ни об этом, ни о чём-либо другом… — Париж, — грустно сказала она. — Уходи, Тея. — Марсель. — Слишком запоздалое предложение мира. — Уходи и не возвращайся, — сказал Жан. — Пожалуйста. Тея поколебалась ещё мгновение, затем встала и потрепала его по волосам. Если она и хотела что-то сказать на прощание, то передумала и оставила его наедине с его печальными мыслями, даже не оглянувшись. Жан уже лежал, когда она направилась к двери. Как только она ушла, он натянул одеяло на голову и заставил своё непослушное тело дать ему поспать. Он всё ещё не спал, когда несколько часов спустя Эбби заглянула проведать его. И он не отпускал её, пока она не дала ему чего-то такого, что сразило его наповал. Во сне его ждали кошмары, как и всегда, но, по крайней мере, Жан мог проснуться и сбежать от них.