***
Девушка просыпается, и просыпается по-настоящему. Она лежит на своей кровати, в своём доме, на кроватной тумбочке её новые очки, а за окном ночь. — Твою мать… — она описала своё состояние двумя словами, сказавшие больше, чем мог бы предоставить хороший развёрнутый ответ. Мэнди ещё минуты две пребывает в трансе, ожидая, когда она может переварить это всё. Вскоре её отпустило, и кукла встаёт с кровати. Надев очки, она замечает на настенных часах время второго часа ночи, понимает, как же рано она встала и как же сложно будет заснуть снова. Мэнди не считает тот глупый кошмар чем-то значимым, она вздыхает и спускается на кухню за стаканом воды, дабы сполоснуть сухое горло. Прибыв на место, наполненный до краёв стакан прохладной воды мигом опустошается в руках хозяйки дома, ей становится чуть легче. Положив стакан на место, Мэнди боковым зрением замечает в окне крошечный силуэт куклы из её линейки, сидящий на берегу моря неподвижно, застыв. И сама Мэнди застывает на месте, узнав по растрёпанным волосам, кто наслаждался ночной компанией с тихими волнами.В свете огня
11 мая 2024 г. в 17:03
Мэнди просыпается от боли в голове и замечает себя лежащей на железном холодном полу, вокруг неё беспросветная мгла. На ощупь она ищет очки, которые умудрилась потерять, и находит их с разбитой оправой. Знакомый вид.
— Где я? — голос расползается эхом по неизвестному помещению, взывая к не лучшим на свете мыслям и предположениям об этом месте. — Что я здесь делаю?
— Что ты здесь делаешь?
Насмешливый тон, который Мэнди едва успела позабыть, но услышала и мысленно вернулась в момент двухлетней давности, запомнившая себя в этот период закрытой ото всех куклой, скрывавшей свой маленький секрет.
— Ты там, где должна быть.
Кукла поднимает голову к неожиданному собеседнику, и та в ужасе застывает при виде голубых огоньков, ярко-ярко сверкающих во тьме.
При ограниченных возможностях видеть в темноте, бывшая ученица Совершенства всë же могла угадать поднятые уголки чужих губ, она это знала по глазам ныне врага, пылающие чёрным торжеством.
Она видела эти огни столько раз, они были причиной её неуверенности и страха за малейшую ошибку, не оставляли во сне и настигали в самых жутких кошмарах. А больше всего она боялась их обладателя.
Она не может произнести его имя, неизвестное накрыло голосовые связки и словно душило каждый раз, когда она хотела произнести затравленное «Л-».
И он видел, что она боялась. И он был рад.
— Я вернул тебя туда, где тебе самое место, Мэнди, — имя девушки пролетает многоголосым эхом по воздуху. Холодный пол заскрежетал, будто тоже имел чувства и задрожал в страхе. — Отныне ты свободна от Совершенства, раз и навсегда.
«Что ты хочешь этим сказать?» — Мэнди не решается спросить вслух. Что-то ей подсказывало, что она совсем не хочет знать, что имеет в виду учитель, и насколько это безопасно. На секунду что-то щëлкнуло в плюшевой голове, от чего от туфель до резинки волос Мэнди покрылась ледяной коркой.
Она же точно знает это место.
Янтарные глаза, копившие маленькие крупицы слëз, смотрят на злодея, не скрывая паники и понимания развития дальнейших событий, которые может воплотить в жизнь одним движением руки бесчувственный муляж, одержимый властью. Смотрящий на куклу, как на экспонат, Лу находит ревущие глаза чем-то забавным, но таким жалким и уродливым.
— Лу, пожалуйста, не делай этого!
Руки, сложенные в замок, мелко дрожат. Всё лицо куклы приобретает красный оттенок от нахлынувших струёй слëз. В позе раскаяния она умоляет Совершенного, чтобы её душу пощадили, не дали лапам смерти. Она этого не заслуживает, явно не заслуживает!
— Лу, прошу, я не заслуживаю такого!
— В Институте Совершенства всегда были, есть и будут свои законы…
Напевает Лу, а на лице царствует сумасшедшая улыбка, которую запомнили все куклы в злосчастный день Куклорубки. Рука потянулась к рычагу, готовому опуститься.
— В Совершенстве живут только Совершенные куклы. А Совершенные принимаются обществом. Их голос учитывается, он важен, он на вес золота.
Мэнди задыхается в собственных слезах, прекрасно понимая, к чему клонит блондин. У этого ублюдка нет сердца, вместо неё ржавый металл, ему никогда не было суждено обрести собственного ребёнка, будучи самовлюблённым психом.
Не похоже ли это на безумие: уничтожение кукол, созданных по твоему образу и подобию, просто потому, что они имеют шанс обрести такое счастье, которое тебя в помине не должно было касаться? Потому что ты чëртов прототип.
Или причина не в этом?
— Но в цехе двенадцатых моделей те, кто отличается от Совершенных, не принадлежат к ним… — образец усмехнулся. — Или предают их…
Он сделал паузу. Думал ли Лу, что на последних словах его бывшая помощница хорошенько пораскинет мозгами и осознает свою главную ошибку — предательство родного цеха?
Лу лишь на миг успел уловить в потускневших глазах нечто похожее на сожаление, но не от неверности вовсе. Она не жалела о выборе, ставший точкой невозврата нормальной жизни, и в целом жизни для неё. В груди больно сжалось.
— Такие куклы, увы… — шепчет совершенно иным голосом, тихим, вдумчивым, о чём-то жалеющим. Ведь он помнил, что никогда не хотел смерти кого-то из своих. — Сгорают в топке.
Механизм заработал, зажглись первые языки пламени.
Машина в лице разъярённого зверя ожидала Мэнди, изо всех сил пытавшуюся убежать от неминуемой участи, хоть и знала, что любые попытки бесполезны, в утиле заработала и дорожка, ведущая каждую дефектную игрушку к верной кончине. Или, как Мэнди, неверных кукол, отвернувшихся от своего лидера.
Вскоре измотанная бегом кукла споткнулась и упала на дорожку, ведущую всё ближе к дьяволу фабрики, за собой нëсший тысячи уничтоженных кукольных душ.
Мэнди паникует, пытается встать, но ничего не получается. Она не может, ноги попросту перестали её слушаться. Тогда она кричит Лу что есть мочи то, что не ожидал ни блондин, ни сама Мэнди:
— Лу! Ты никогда не был и не будешь чей-то куклой! Ты был создан гнить в этом мире, в котором всегда будешь один! И никто в этом не виноват, кроме тебя!
Что она несёт? Почему ей были необходимы именно эти слова? Разве она не могла сказать что-то другое, что-то менее сумасшедшее, как глаза прототипа, смотрящие на неё отныне в бесконечном гневе?
Она не уверена, что это те слова, копившиеся в ней. Она даже не думает, что их произнесла она.
В ушах слышатся чьи-то крики, яростная ругань, которую сложно разобрать, но ни Лу, ни Мэнди не кричали теперь. Или это всего лишь галлюцинации от беспощадной жары огненного языка машины-убийцы, что вот-вот разорвёт её в пух и ткань?
Мэнди чувствует приближающуюся смерть, и она почти что смирилась с тем, что стало ожидаемым в её истории, в которой никогда не хотела принимать «морали» голубоглазого кретина, запомнившийся в её голове как чёрное пятно её жизни.
Напоследок Мэнди смотрит прямо туда, в глаза этого урода, самого настоящего среди всех, кого он называл. В свете дьявольского огня на глазах Мэнди предстала картина жестокого диктатора, выглядящий в годы «своей эпохи»: опрятный, чистый прототип в тщательно выглаженном костюме, поправляет залипленные блестящие волосы и смотрит надменно, властно, в идеальной осанке. Тот Лу, которого она запомнила.
Он ничего не говорит, и ей нечего сказать. Всё давно решено и оба они знают, что больше никогда не увидятся. Мэнди больше не взглянет на учителя со страхом, Лу больше не будет учителем Мэнди. Отныне их судьбы решены и никогда не пересекутся, они понимали, что это так. Или хотели так думать.
Мэнди нечем дышать, она закрывает глаза…