Pie in the sky // JENLISA

Джош выполняет свое обещание отвести Дженни за покупками для ребёнка на этих выходных. Дженни удивлена и надеется, что он время от времени начнет прилагать усилия. Но вместо того, чтобы поехать в Мобил или даже в Норт-Хэтч в специализированный детский магазин, он водит ее на распродажи, торгуясь с продавцами за каждый товар. Когда у них есть все необходимое — кроватка, стульчик для кормления, пеленальный столик, ведро для подгузников, коляска — у них все еще остаются сотни долларов. Дженни предлагает пойти в магазин и купить автокресло, так как им придется купить новое, а остальное оставить на подгузники, молочную смесь и на случай, если ей понадобится молокоотсос. Джош просто посмеивается и кладет деньги в карман, а ближе к вечеру возвращается домой с новой видеокамерой и порцией порно. «Ты купил порно на детские деньги?» — спрашивает Дженни. Она чувствует себя опустошенной, но с каждым разочарованием ей становится тяжелее. «До тех пор, пока всё не поправится. Тогда, может быть, мы сможем сделать несколько грязных записей с этим», — говорит он, подмигнув и указывая на видеокамеру. «У тебя есть автокресло?» «Я не знал, какой тип выбрать. Был один, похожий на гоночную машину, но он не подходил… для маленького крошечного ребенка. Мы можем получить его позже». Дженни смотрит на него пустым взглядом. «Мы не сможем привезти его домой из больницы без автокресла». Джош пренебрежительно взмахивает рукой. «Они не узнают». Дженни смотрит на него еще мгновение, задаваясь вопросом, есть ли конец его глупости. Она теперь такая тяжелая, что не думает, что ноги ее выдержат. Она идет в спальню и ложится. Она слишком устала, чтобы даже плакать. Тяжесть ее тела, невидимые цепи, привязывающие ее к Джошу, сломили ее дух. Сейчас четыре часа дня, но она не встает до позднего утра следующего дня. Она пропускает смену в закусочной. Это кажется бессмысленным. Она не принимает душ и не одевается до позднего вечера, и то только потому, что у нее назначена встреча с Лисой. Дженни вяло лежит на боку на смотровом столе. Она намного тяжелее, чем когда-либо чувствовала. Не только в животе. Ее руки, ноги и голова. Но больше всего ее сердце. Она думает, что оно может быть сделано из свинца. Эта тяжесть, которая приходит с полной потерей надежды. Она слышит тихий стук Лисы в дверь, прежде чем она распахивается. Она даже не оглядывается, но чувствует, как внутри нее обрывается последняя нить борьбы. Голос Лисы мягкий и осторожный, когда она говорит. — Как ты себя чувствуешь, Дженни? Дженни тупо смотрит на диаграмму беременности на стене. «Мне очень жаль», — бормочет Лиса в отсутствие ответа Дженни. Рука Лисы деликатно обхватывает Дженни за локоть, поднимая конечность вверх и натягивая манжету для измерения артериального давления на ее бицепс. Она втягивает стетоскоп в уши и начинает накачивать манжету, держа стетоскоп на сгибе локтя Дженни. Дженни чувствует сжатие вокруг своей руки, а также в туловище. Небольшие покалывания начали причинять дискомфорт, и она чувствует, как в животе нарастает напряжение. Когда Лиса сдувает манжету, Дженни выдыхает, как будто это ее последний вздох. Когда она говорит, ее слова невнятны. «Я так ненавижу своего мужа». Руки Лисы на мгновение замирают, затем снимает манжету, громкий скрип липучки эхом раздается по Дженни, когда слеза скатывается по ее щеке на покрытую бумагой подушку под ее головой. Лиса обходит смотровой стол, стоя на коленях перед лицом Дженни. Она вытирает слезу с таким видом, будто сама вот-вот расплачется. Ее большие пальцы снова и снова гладят виски Дженни, вытирая влагу, пока Дженни не кажется, что она может умереть от этой нежности. Прикосновения Лисы мучительно нежны. Она никогда не хотела кого-то так, как хочет Лису. И все же какая-то ненавистная часть ее взлетает вверх, туда, где она лежит, смотрит вниз на сцену и хмурится. Она думает об ужасе, который испытала накануне, когда подумала, что Джош узнал об их романе. Она слышит голос Дары, спрашивающий ее, почему она ведет себя как девчонка, почему она разрушает брак какого-то бедного, нежного доктора, извергая в него всю свою печаль. — Что мы делаем, Лиса?" она спрашивает. Слова такие жалкие и грустные, словно они не хотят быть сказанными, Дженни вытесняет их. «Я замужем. Ты жената. В конечном итоге всем будет больно». «Всем уже больно». «Но твоя жена... Она хороший человек. Она должна быть такой, чтобы ты ее любила». Большие пальцы Лисы останавливаются, и она дрожит, прежде чем отдернуть руки. Ее взгляд падает на пол, она делает несколько судорожных вдохов и на секунду закрывает глаза. Затем она открывает глаза и кладет правую руку на безымянный палец, поднимая и снимая золотое с бриллиантом кольцо. Она ставит его на тележку рядом с зеркалом и мазками. «Я не жената», — говорит она. Ее голос дрожит. Дженни хмурит брови. Лиса носит кольцо. В своем кабинете она хранит фотографию жены. Доктор Янг сказала, что она взяла выходной, чтобы побыть с женой. «Я была», - объясняет Лиса. "Она умерла." Дженни ошеломленно поднимает голову. "Что?" Лиса держит глаза и голос тихий. «Год назад в прошлом месяце». Дженни чувствует, как ее захлестнула волна гнева и предательства. Лиса могла бы избавить ее от стольких страданий и чувства вины, если бы она сказала ей. — Почему ты мне не сказала? «Мне очень жаль», — говорит Лиса с огорченным видом. «Я не могла.». Гнев Дженни начинает кипеть, и она чувствует, как ее тело напрягается. "Почему нет?" «Я никому здесь не говорила». "Почему?" Дженни чувствует, как ее гнев закипает, когда Лиса не отвечает. «Знаешь, сколько ночей я ворочалась, беспокоясь, что разрушу твой брак? Знаешь, как ужасно я себя чувствовала, поступая так с другой женщиной?" «Мне очень жаль», — говорит Лиса с испуганным видом. «Все, что тебе нужно было сделать, это сказать, что ты больше не жената. Вот и всё». Дженни пристально смотрит на Лису, задаваясь вопросом, выплывет ли еще какая-нибудь ложь или секреты, если она будет смотреть достаточно долго. Лиса смотрит на Дженни с умоляющим выражением лица. Но Дженни устала откладывать в сторону свои чувства, чтобы пережить день. Лиса — единственный человек, ради которого ей никогда не приходилось этого делать. «Значит, ты месяцами лгала мне без всякой причины». Лиса сглатывает и не двигается, на глазах у нее наворачиваются слезы. Дженни чувствует на своем языке миллион слов, от которых она не сможет оторваться. Она переживает, что, если не уйдет, то скажет Лисе, чтобы она пошла на хуй, прежде чем та успеет разобраться в своих мыслях. Ее трясет от усилий не говорить. Она чувствует, как ее тело напрягается от напряжения. Дженни надоело. Она знала, что ей следовало покончить с этим несколько недель назад. Или несколько месяцев назад. Или, еще лучше, вообще никогда не затевать этот роман. Может быть, если она уйдет сейчас, она сможет сделать чистый разрыв. Она пытается заставить себя сесть, чтобы выбежать из комнаты. Но ее живот такой большой, что ей трудно просто сесть. Паника отражается на лице Лисы, и она тянется вперед, почти не касаясь. «Позволь мне объяснить», — отчаянно говорит она. Дженни пристально смотрит на нее, когда она сама пытается выпрямиться, но оказывается под неловким углом и колеблется, падая на хрустящую бумагу смотрового стола и издавая разочарованный и злой крик. Она чувствует себя в ловушке собственного глупого тела. Она прижимает руки к глазам и шумно вдыхает через нос, задерживает его на мгновение, прежде чем выдохнуть порывом. Она снова фыркает, выдыхается и ложится на спину. «Почему бы тебе не сказать мне, что твоя жена умерла?» она требует. Губы Лисы дрожат. Когда она говорит, это чуть выше шёпота. «Потому что я не хотела, чтобы это было правдой». Дно выпадает из комнаты, и Дженни смотрит в потолок, позволяя водовороту чувств охватить ее. Она дышит, на несколько мгновений чувствуя, как поднимается живот. Тревога Лисы побуждает ее заполнить тишину. «Наш дом казался пустым. Я пыталась пойти куда-нибудь с друзьями, но без нее было бессмысленно идти домой. Все, что они сделали, это пожалели меня, от чего мне стало еще хуже. Я пришла сюда, чтобы начать все сначала. То, что я никому не рассказывала, давало мне это». Дженни продолжает смотреть в потолок. Она не хочет признаваться, что знает, каково это – отчаянно нуждаться в новом начале. «Но зачем мне врать?» Лиса сглатывает. «Сначала я думала, что просто делаю что-то безрассудное, потому что не могу справиться с её потерей. Прошло всего несколько месяцев, а мы просто занимались сексом. Это не должно было ничего значить." Дженни начинает сворачиваться в клубок, не в силах вынести мысли о том, что ее использует еще один человек, чтобы облегчить боль, которую она не причиняла. Мысль о том, что сострадание и забота Лисы о ней являются формой самоуничтожения или, что еще хуже, вопиющего использования, невыносима. «Но… Дженни». Лиса тянется к руке Дженни, чтобы успокоить ее. Дженни вытаскивает его. «Я поняла, что не заполняю пустоту. И уж точно не использовала тебя». Она делает паузу, ожидая, что Дженни посмотрит на нее, но Дженни отказывается. «Ты гораздо больше, чем простая связь." Дженни не отрывает взгляда от потолка. Насколько мягко Лиса когда-либо говорила что-либо, она говорит: «Ты значишь для меня. Ты и твое счастье. Даже если я никогда больше тебя не увижу. Я только-", ее горло забивается слезами, которые она сдерживает, и ее голос переходит в шепот. "Я просто хочу, чтобы ты была счастлива." Дженни прикладывает руку ко лбу и дышит так медленно, как только может, учитывая скорость ее тела. Она ожидала, что у Лисы есть несколько секретов, но не это. Она злится, но не так злится, как минуту назад. Она чувствует, что пытается сдержать свой гнев, пока он утихает. Гнев прост; то, что она чувствует сейчас, сбивает с толку. «Можно мне минутку?» она спрашивает. Лиса испуганно моргает несколько раз. «Конечно», — говорит она. Она встает, сдерживая умоляющее выражение. «Не торопись. Я буду в своем кабинете». Тихий уход Лисы частично снимает напряжение Дженни. Она лежит на спине и дышит, дышит и дышит. Это почти похоже на то родовое дыхание, которое она видела по телевизору. Дженни хочет верить Лисе. Если она не сможет поверить Лисе, у нее ничего нет. Она думает о каждом раннем утре и конце дня, которые они провели вместе, о том, как она могла бы получать от них немного больше удовольствия, зная, что Лиса никому не изменяет. И она думает обо всех случаях, когда Лиса могла бы сказать ей, могла бы облегчить часть ее бремени, но предпочитала не делать этого. Она чувствует, как ее гнев начинает возвращаться. Кажется, что вся боль обрушилась на Дженни. Она задается вопросом, что в ней такого плохого или неправильного, что она притягивает страдания всех остальных. Она представляет, что бы сказала ей сделать мать, что бы она подумала, если бы могла увидеть жизнь Дженни сейчас. Несчастная жена, ужасная мать, изменница, которая не может справиться с последствиями своих решений. Боже, Дженни скучает по матери больше, чем когда-либо. Она чувствует, как тяжесть этого одиночества давит ей на грудь, как будто мать оставила в ней вакуум, который никогда не будет заполнен. Она думает, что, возможно, ее мать ничего бы не сказала, если бы увидела ее сейчас. Она просто тянула ее на кухню и начинала доставать ингредиенты. Она ставила коробку какао рядом с сахарницей. «Ты должна сочетать горькое со сладким, дорогая». Дженни слышит голос матери так, будто она находится в комнате. Это утешает и опустошает одновременно. Дженни знает, что приняла слишком много горечи в надежде когда-нибудь получить что-нибудь сладкое. Возможно, пришло время ей перестать это делать. Она чувствует, как ее вес тянет ее глубже на тонкую подушку смотрового стола. Она не может примирить ложь Лисы с ложью знакомой женщины; мягкая, нежная, дрожащая женщина, чьи поцелуи и слова поддерживали ее, чтобы она могла вынести бремя своей жизни. Ложь не сочетается с Лисой, как ингредиенты, которые никогда не должны сочетаться друг с другом. Кроме- Иногда маловероятные вещи сочетаются. Например, бальзамический уксус и клубника. Уксус придает клубнике более сложный вкус. Дженни думает о лжи, которую ей сказали. Джошу, Даре, Джису и Рози, ей самой. И если она честна – боже, как ей неприятно это признавать – ее самая большая ложь за последнее время была по отношению к Лисе. Ложь, которая началась, когда они впервые встретились и Лиса спросила, чувствует ли она себя в безопасности дома. Дженни подтверждала эту ложь каждый раз, когда скрывала поведение Джоша. Она оправдывает свою ложь, говоря, что делает то, что должна делать, чтобы не пострадать, чтобы сохранить тот небольшой контроль над своей жизнью. В конце концов, она такая же лгунья, как и Лиса. Возможно, она не имеет права злиться. Но ей приходится лгать, чтобы выжить. И тут она понимает: Лиса тоже лгала, чтобы выжить. Притвориться, что ее жена все еще жива, было для Лимы единственным способом не быть раздавленной своим горем. Возможно, она не боялась физического вреда, но чувствовала боль. Дженни слишком хорошо знает эту боль. Горе – это рана, от которой немногие люди, кажется, оправляются. Она знает, каково это потерять самого важного человека в мире, как это может затуманить рассудок и скрыть человека от самого себя. По крайней мере, она может позволить Лисн пережить ее горе. Дженни не знает, что делать. Она злится, обижена и чувствует себя виноватой за то, что не призналась в своей лжи. Но она также чувствует облегчение. Может быть, даже – где-то в смеси всего внутри себя – она чувствует щепотку надежды. Достаточно, чтобы добавить закваски к весу всего остального. Может быть, когда-нибудь, если у нее когда-нибудь появится возможность оставить Джоша и если по какой-то причине она все еще будет нравиться Лисе, у них появится шанс быть счастливыми. Действительно, по-настоящему счастливой. Счастливой после нескольких часов на заднем сиденье машины Лисы или в холле ее офиса. Прощение кажется самым быстрым путем к такому далекому счастью. Но Дженни всегда слишком быстро или слишком медленно прощает. С Джошем слишком быстро. С остальным миром слишком медленно. Ей нужно знать, что горе Лисы не исказило ее так, как горе исказило Джоша. Ей нужна вся история. Она оглядывает комнату и задается вопросом, сколько времени прошло и собирается ли Лиса вернуться. Вместо того, чтобы ждать, она зовет. «Доктор Манобан!» Она сразу слышит шаги, и Лиса робко открывает дверь. Она выглядит обнадеживающей, но Дженни видит ее глаза, красные. Лиса все время плакала. Сегодня это едва ли не более поразительно, чем что-либо еще. Дженни не привыкла видеть такое глубокое раскаяние со стороны человека, обидевшего ее. Лиса стоит в дверях, глядя на Дженни, как напуганный ребенок. «Давай садись», — говорит Дженни. В ее голосе нет гнева, но и теплоты в ее голосе тоже нет. Лиса закрывает дверь и садится на табурет. Пока она сидит, он звенит на колесах. Дженни поворачивается на бок, глядя на Лису так спокойно, как только может. «Как она умерла?» Лиса сглатывает, выглядя облегченной, но все еще напуганной. "Рак яичников." Дженни чувствует, как в ее груди начинает расти сострадание. Она немного смягчается. "Это ужасно..."- Лиса кивает, ее лицо выдает, насколько это было ужасно. «Мы нашли это, потому что хотели зачать ребенка…» Ее голос дрожит, и ее трясет. Дженни грустит по Лисе и ее жене. Она не может себе представить, чтобы надежда умерла быстрее, чем надежда человека, который узнает такую ужасную вещь вместо того, чтобы создать семью. Она поправляется на свою сторону. Лиса сглатывает. «Это было похоже на самую жестокую шутку в мире, и я должна была это сказать…» Дженни не привыкла видеть эту неопределенную версию Лисы. Она спешит ее успокоить. «Но ты не былп ее врачом. Я уверена, ты сделала все, что могла». Лиса пожимает плечами и выглядит удрученной. «Я столько раз хотелп тебе сказать. Тем более, что знала, что ты чувствуешь себя виноватой. Но я не могла…» Лиса снова останавливается, и Дженни ждет. — Что не могла? Лиса вздыхает. «Я не могла вынести мысли о том, что мое горе станет еще одной вещью, за которую ты пытаешься взять на себя ответственность». Дженни чувствует неожиданный укол жалости там, где она ожидала почувствовать гнев или замешательство. Лиса настолько окутана собственной печалью, что не видит, что она для нее не бремя. В ней вся та легкость, которая есть у Дженни. И все же Дженни осторожна. — Есть ли что-нибудь еще, чего я о тебе не знаю? - Дженни спрашивает. «Что-нибудь большое?» Лиза уверенно качает головой. Дженни чувствует, как ее гнев угасает. «Я знаю, что значит потерять кого-то, понимаешь». «Я знаю», — говорит Лиса, зажимая руки между коленями и глядя вниз. «Я все время говорила себе, что ты поймешь». Дженни наклоняется вперед и забрасывает несколько выбившихся прядей волос за ухо Лисы. «Тебе не придется терпеть это в одиночку», — говорит она. «Ты помогла мне больше, чем ты когда-либо могла себе представить. Мне жаль, что я такая эгоистичная», — всхлипывает Лиса. «Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня». Дженни касается щеки Лисы, видя блеск слез на ее ресницах. "Я надеюсь на это тоже." Дженни смотрит на умоляющее и серьезное лицо Лисы. Она никогда не находила там ничего, кроме правды. Посмотрев на нее какое-то время, она ясно видит Лису. В то время как горе Джоша превратило его в ожесточенную тень самого себя, горе Лисы только сделало ее мягче. Впервые Дженни понимает то, что она узнала в Лисе, когда они впервые встретились: они обе скорбят, обе невероятно одиноки, обе жаждут надежды. У них одна и та же рана. Вместо счастья у них есть несколько украденных мгновений на задних сиденьях и в стенах офиса, несколько добрых слов, прошептанных в темноте. Этого не достаточно. У нее наконец-то появилась причина обнимать и смягчать Лису. Она хочет отстранить ее от всех своих проблем так же, как хочет отстранить себя от своих собственных. "Иди сюда." Она тянет Лису вниз и сближает их губы. Лиса целует ее в ответ, ошеломленная и благодарная. Дженни целует ее глубже, пытаясь выразить в поцелуе свое сочувствие. Лиса должна иметь возможность это попробовать. «Пожалуйста, не жалей меня», — умоляет Лиса, прижимая их лбы друг к другу, дыхание касается влаги на губах Дженни. «Я не смогу этого вынести». Дженни снова целует ее, надеясь, что ее губы не ощущаются как жалость. Ей жаль Лису, но, помимо этого, она чувствует... Конечно. Она должна это сказать. «Что, если вместо этого я просто буду любить тебя больше?» Лиса дрожит, ошеломленная признанием. «Это было бы… Это было бы хорошо». Дженни снова целует ее. «Тогда вот что я сделаю». Лиса позволяет втянуть себя дальше, руки скользят по волосам, приглаживают их, языки скользят вместе. Это - трепетный, нежный поцелуй. Лиса отстраняется ровно настолько, чтобы сказать, дрожа и неуверенно, почти всхлипывая: «Я тоже тебя люблю, Дженни». Слезы текут по ее лицу, попадая на щеки Дженни. Каждое из них священно, и для Дженни большая честь получить их. «Я бы хотел, чтобы мы могли сбежать». "Куда?" Дженни цепляется за готовность Лисы развлечься мечтами. Это самое близкое, на что она может надеяться. Она думает обо всех местах, куда хотела бы пойти с Лисой. Единственное место, о котором она может подумать, — это нормальная кровать. Даже не для того, чтобы заняться сексом. Просто обнимать друг друга и спать, пока боль не прекратится. "Я просто хочу спать." Лиса выпрямляется, вытирает лицо, делает несколько утомленных и решительных выражений, восстанавливая самообладание. «Встретимся на улице через десять минут. Мы можем пойти ко мне домой». Она встаёт, сжимая руку Дженни. «А может быть, мы сбежим». Она выдает первую улыбку, которую Дженни увидела на ее лице в тот день, когда выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Дженни находит в себе силы и энергию, чтобы сесть, свесив ноги со стола, и задается вопросом, приснилось ли ей все это. Но на подносе рядом с ней лежит кольцо Лисы. Она оставила его там намеренно. Лиса хочет уйти от своей печали. Что-то заставило ее почувствовать, что она готова снять кольцо. Если бы Дженни не была такой тяжелой, она могла бы подумать, что причина в ней самой. Она чувствует, как ее сердце колотится от волнения по поводу предложения Лисы. Даже если они проведут вместе только день, даже если они пойдут к Лисе только поспать, это будет отсрочкой от вращающегося пирога из жизни Дженни. Она поднимает свое беременное тело со стола для осмотра, опухшие ступни касаются прохладных половиц. Она чувствует щелчок и поток крови по бедрам. Под ней образуется лужа прозрачной слизи, и она стоит в ней, ошеломленная на мгновение. Ее сердце бьется быстрее, и ее глаза расширяются.. Это происходит. Сейчас. «Лиса!» Лиса бросается обратно в комнату, ее глаза широко раскрыты и в ярости от тона голоса Дженни. "Что?" Дженни смотрит на нее такими же широко раскрытыми глазами. «У меня только что отошли воды».