Эскорт

Пролог Отель «Гаттака» не предназначен для левых. Если хочется отдохнуть и тихо провести ночь в конце туристического маршрута по Колумбии или отоспаться, забывшись после реализации бизнес-проектов, вам точно не сюда. Когда солнце спускается за горизонт, здесь зажигают огни, и понеслось… Звезда горит, пялясь на него через открытое окно пентхауса. Почему она одна? Ладно. Спасибо и на этом. Можно задержать на ней взгляд и тихонько умереть на несколько минут, пока жирный дружок Ичиро Мориямы, клявшийся, что не интересуется сексом с парнями, шуршит резинкой где-то на подступах к его заднице. Он сегодня здесь с полуночи. Сначала слушал хвастливые речи, сидя за столом в общем зале, слушал и, улыбаясь, позволял теребить свою руку липким пальцам. Пил воду, только воду, потому что здесь могут и накачать какой-нибудь химией, и проснешься под утро оттраханный и облеванный одновременно. Если, конечно, проснешься… Небо темнеет, когда клиент подводит его к подоконнику. Теперь вокруг только чернеющая пустыня и равнодушная, сместившаяся куда-то влево единоличница звезда. Светит, слепит, но и ведет за собой, словно шепча: «Терпи, Нат. Пять минут. Дольше у него не простоит.» Ясновидящая, блядь. Мужик скулит, возя мокрым от смазки членом по его ягодицам, и в конце концов спускает в презерватив, вцепившись в бедра. Ну вот и погуляли. Нат медленно выпрямляется, оглядывается через плечо так, что клиенту видна его нежная щека и рыжий локон рядом, и мягко интересуется: — Душ? Или продолжим? — Не… Я пойду. Денежки вон на комод положу… Нат поворачивается, застегивает строгие черные брюки, поправляет сорочку и с улыбкой кивает: — Спасибо. Хорошего вечера. Гость, смущаясь, выдает: — Тебе спасибо, погибель моя! Не скажешь боссу? Я вообще-то обещал ему… — Не скажу. В пальцы напоследок снова вцепляется потная ладонь, а потом его изящную руку тянут к заплывшему жиром рту и горячо, со всхлипом, целуют. — Я бы забрал тебя навек! Пошел бы? Ты, как рай! Весь-весь, как сияние… — Не знаю. Ичиро, наверное, будет против. Руку отпускают, и тяжелый вздох мешается с матом: — Ичиро этот — хорек ебучий!.. До свидания, жизнь моя. Дверь за ним закрывается, мягко входя в пазы шелковых стен. Натаниэль забирает несколько тысячных купюр — сегодня неплохой заработок — и неслышно покидает номер. Все. Несколько недель тишины. Ичиро трясется над ним, как над золотым слитком, хоть и не простил… Несколько недель? Не факт. Тревога гложет сердце, вцепляясь острыми коготками. Появились серьезные сомнения. Последнее время босс уж очень резко меняет свои решения. Проклятье. А ведь и правда — уже вторая попытка за месяц затащить его в койку. Ладно. Надо домой. Скоро накроет, и конец расслабленным мыслям и отстраненному анализу собственной проваленной миссии под названием жизнь. Часть 1 Пока на вспыхнут огни Он сам хотел в это пламя, но чьи-то железные клещи не выпускают его горло и плечи. Он бьется с естественным для этого морока воплем: — Мама! Боже! Пустите меня к ней! Но пуля, разъедающая спину под правой лопаткой, множит круги боли, что отнимает последний разум и глушит силу духа. — Тачку в океан, — приказывает безжизненный голос над ухом. Раздается треск, звук неимоверной тяжести, перемещаемой по песку вперемешку с галькой, и двухтонный «Чероки», видавший виды, уходит под черную маслянистую воду залива. — Мама, — шепчет он, захлебываясь слезами, и теряет сознание, обмякнув в мощном обруче рук, не ослабевающих хватку ни на секунду. Проходит, кажется, сотня лет, прежде чем он выныривает с глубины обморока и видит себя лежащим в спальне родительского особняка, а в сгибе локтя торчит игла. Вдохи-выдохи мучительны. По спине словно кто-то катает раскаленный прут. Потом боль меркнет перед резким сполохом воспоминания о гибели матери. Ее смерти от руки отца. В свои восемнадцать Натаниэль очень быстро забывает о данном себе же слове не плакать. Суровое лицо матери стоит перед глазами; ее скупые объятия; редкие минуты нежности… Они проиграли. В гонке со смертью следует быть готовым к поражению; ей было это известно, а он верил в чудо. Синие глаза вновь наполняются слезами — словно тает ледник. По гладкой, без единой веснушки, коже текут соленые капли. Он вернулся в ад. Что его ждет там? Сейчас ответа не даст никто. Вихрь из холода и яркого света врывается в комнату. Сушит слезы, но заставляет корчиться от спазма, глодающего позвоночник. Он поворачивает голову. В проеме двери — трое. Один из них — отец, и Натаниэль жалеет, что преследователи промахнулись. Пусть бы уж его тело сгорело в тачке и опустилось на океанское дно вместе с матерью. Его место было рядом с ней. Он обреченно смотрит в стеклянные голубые глаза, оглядывает короткий ежик рыжих волос, крепкие руки, чуть согнутые в локтях, изо всех сил пытаясь сдержать животный крик ужаса. Страх парализующей волной прокатывается вверх от сердца к голове. Испарина покрывает лоб, а пальцы рук и ног, наоборот, леденеют. Он даже не замечает еще двоих посетителей — утонченного вида молодых японцев, один из которых, кажется, Рико Морияма, хотя, откуда ему тут взяться? Отец, Рико…прямо комплект маньяков. Он бы спросил, конечно, какого хера им всем нужно, но перед смертью принято думать о несколько других вещах. В светлом, душноватом коктейле из воздуха, лекарств и терпкого парфюма повисает странный вопрос: — И что это твоей супруге пришло в голову? Очень неподходящее время для побега: парень уже почти доказал свой талант… — Умирать будет медленно… — констатирует до боли знакомый голос, — если бы вы, господин, не остановили меня, его бы здесь уже не было… — Я знаком с твоими методами, Натан, только вот, с чего ты взял, что я позволю тебе ломать мальчишку? Натаниэлю еще трудно даются повороты шеей, но он замечает, кто именно ставит отца на место. Ичиро Морияма — стройный, бесстрастный — смотрит мимо собеседника и не собирается обсуждать свое решение. Натаниэлю кажется, что он видит сон. Отец молчит. Лицо тоже, как каменное. Вообще-то, плохой знак, не сулящий обидчикам надежды на благополучный исход спора. Вот разве что, Морияме он возражать не посмеет: привык служить, как цепной пес. — Значит так, — задумчиво говорит Ичиро, — пусть отходит от шока и приступает к тренировкам. Хоть один волос упадет с головы, я твоими же ножами тебя и настрогаю. Тебе ведь есть чем заняться? Порыв ветра подхватывает последний вопрос, швыряя его в набычившийся лоб отца, а потом вылетает сквозняком, прошив всю комнату. Влажные от пота, рыжие волосы слегка смещаются к вискам. Глаза закрываются, утомленные неприятными образами. То ли сон, то ли полуобморок избавляет Натаниэля от дальнейшего присутствия при этих странных переговорах, и когда он приходит в себя — комната уже опустела. В голове никак не прекращается круговорот мыслей. Отец вновь стал реальным, когда хладнокровно отдал приказ пустить ему пулю в спину; с ним все ясно. Предельно. Демон, продавший сына в рабство, иначе и поступить бы не мог. А Рико? Он же ненастоящий? Натаниэль с тихим стоном попробовал отвернуться от преследовавшего его равнодушного лица. И от воспоминаний… *** Мать выволокла его из раздевалки после разгромного матча юных «Воронят». Если бы не она, что ж, Натаниэль так и сдох бы в луже собственной крови. Рико знал цену боли: ноль долларов, ноль центов. Это был его первый раз. Без подготовки, без гелей с анестетиками и прочей «романтики». И лучше бы уж и без сознания, но не все так просто в этой жизни. — Ты не готов, — объявил Рико, одним мощным ударом отправляя его на встречу со смертью. — Прими наказание и в следующий раз следи за собой. В свои шестнадцать Натаниэль уже считался сильным игроком. Его скорость и азарт, в которые он входил немедленно, разгоняясь от свиста клюшек и рева трибун, обещали карьеру. Рико не слушал дифирамбы. Он свято чтил свое негласное положение доверенного лица Натана Веснински, и значило это только одно: убивай, насилуй, уничтожай — можно! Он приземляется на холодный линолеум. Перед глазами пляшет узор из ромбов и чья-то забытая перчатка. Скула разрывается от боли, но не о ней сейчас речь. В одну секунду Рико стаскивает с него шорты вместе с трусами и защитой. Валится сверху, зажимая ему рот грязной ладонью. Между ягодиц трется отвратно-горячий ствол. «Он не посмеет!» — детский лепет забытым обертоном бежит по извилинам и нервам. Все тело сопротивляется, но тут приходит подмога… Рико. — Держите его! — приказывает Морияма, и еще один удар в затылок бросает Ната в крепкие тиски… Чьи-то…он не видит… Кольцо мышц взрывается омерзительнейшим жжением, когда палец Рико бесцеремонно проникает в него. Еще… Кто сказал, что это может нравиться?! Бож-же! Рико ахает и врывается в него чуть не на всю длину. Замирает, словно прислушивается к ощущениям, и начинает двигаться, все наращивая темп. Нат теряет сознание, наверное, раза четыре за время этого дьявольского акта безумного террора. Пол под ним становится мокрым и явно не от удовольствия. Его слабая догадка, зачем-то посетившая одурманенный болью мозг, подтверждается тошнотворным запахом крови. Рико дергается в экстазе, но его криков Нат уже не слышит. Воспаленное сознание отключается и пребывает в таком состоянии, пока холодные руки не приподнимают его голову, а голос откуда-то издалека не начинает звать его по имени: — Натаниэль! Сынок! Господи, можно что-нибудь сделать?! Семейного врача она звать побоялась. Пригласила кого-то другого. Кажется, из прежней жизни, когда еще звалась Мэри Хэтфорд. Несколько дней он находился между жизнью и смертью. Еще месяц приходил в себя на небольшой территории матери, отвоевавшей себе две комнаты в правом крыле огромного особняка Веснински. А потом они сбежали. Ночью. Крадучись, как воры или убийцы. Два года жизни в бегах Натаниэль вычеркнул из памяти. Это были какие-то обрывочные кадры, плохо отретушированные, но уже поданные к просмотру. Холод… Что еще было? Вечные окрики матери:» Закрой свою рыжую гриву! Надень очки! Покрась волосы — я достала тоник!»… Это были тесные комнатушки мотелей, голодные ночи, вой ветра за тонкими стенами. Последнее время ему стало казаться, что это — не он. Кто-то влез ему в голову и копошится там неуклюжими пальцами. Нужен ли был этот демарш? Что они получили? Из плюсов: нет боли, его никто не хлещет ремнем, не тушит о спину окурки и не пытается трахнуть… И мама рядом… Вот только такая она ему незнакома. Женщина с пистолетом под подушкой, дерганная, с синяками вокруг некогда блестящих глаз. Наверное, убийство отца было бы предпочтительней этих гонок со смертью. Лучше бесконечных перелетов, новых имен и трудных для изучения языков. В Великобритании им ненадолго улыбнулась удача. В предместье Лондона жил дядя Стюарт Хэтфорд. Нат знал, что он убийца, наркодилер и вообще бандит, но его мораль уже покрылась пеплом. Хоть кто-то наслаждался теплым домом, варил охрененный кофе и даже держал собаку. Как по-английски! Три недели покоя, а потом среди ночи их разбудил лай и вопль полицейских сирен. Стюарт вновь покинул свой уютный особнячок, успев предварительно сплавить подальше ни в чем не повинных, вечно бегущих родственников. — Мам, дядя Стюарт всегда сидит в тюрьме? — его измученный голос до сих пор иногда звучит в голове. Мать тогда даже не почувствовала легкой издевки и ответила со вздохом: — Горбатого могила исправит. И вот снова в путь. Туманные долины сменяются бескрайними лавандовыми полями французского Прованса, а затем — жаркой, каменистой Сардинией, где своя «домашняя» мафия принимает беглецов и дает им кров до следующего забега. Длительного перелета через океан. Назад в Америку. — Нет! — мотает головой уже восемнадцатилетний Натаниэль, только-только освоившийся в местной команде по экси. — Оставь меня с ними, мам! Я совершенно свободно говорю и по-итальянски, и по-французски! — Они найдут тебя и убьют! Я не переживу. Побережье в Калифорнии возразило бы ей, предостерегло бы, но синие, как глаза ее сына, океанские волны — молчат, не умеют кричать громко и не в силах отговорить обезумевшую женщину. А теперь он один. Жгучая боль от выстрела, сместив его мятежный разум в сторону покорности, держит тело в постели. Много дней и ночей под открытым окном. Воздух родного побережья вторгается в легкие, вновь неся с собой надежду. На что? Идиот… Знает ли кто-нибудь ответ? — Нат, ты меня слушаешь? — негромкий голос отвлек его от путаницы мыслей. Он перевел взгляд на возникшего у кровати Ичиро и медленно проговорил: — Слышу, но пока не возьму в толк, чего вы хотите от меня. Учиться? Играть в экси? Мне иногда кажется, что я перерос эти забавы лет сто назад… Натаниэль вздохнул. Его даже не встревожил факт полного провала в собственный мир. Когда дверь открылась, и глава клана — могущественного и славящегося своей жестокой беспринципностью — вошел к нему, он просто посмотрел мимо. Чувство страха исчезло. Потребность в защите показалась смехотворной. Просить Ичиро: «Спасите меня от отца!» было бы высшей формой невежества, если не сказать, идиотизма. Но Морияма удивил: — Нат, я знаю, ты нахлебался дерьма. И, возможно, если бы мои люди не выехали следом за твоим отцом, ты бы сейчас здесь не отлеживался. Натан — зверь. Я это уже уяснил. Оправдывать его назначение на должность «топора семьи» я не собираюсь. Он ей вполне соответствует, по моим представлениям. Но ты — вне зоны его контроля. Я так решил. Это тебя устраивает? Ответь, прежде чем мы продолжим знакомство. — Вне зоны контроля, — повторил Натаниэль и с сомнением оглядел привлекательное смуглое лицо с мерцающими, как ночная мгла глазами. — Да. Он больше не тронет тебя, — Ичиро вдруг легонько опустился рядом с ним на постель и взял его руку теплыми ухоженными пальцами. — Могу поклясться. — Почему? — Нат чуть сощурился. — Зачем вам ссориться со своим доверенным карателем? Продолжая держать его руку, Ичиро осторожно провел указательным пальцем по нежному запястью, двигаясь к локтю. Нат вскинул на него глаза, наполненные одним сплошным недоумением. Чудеса продолжались. Черноволосая голова вдруг склонилась, и к нежной коже, изрезанной сеткой вен и ожогов, прижались горячие губы. — Он каратель, мясник и чудовище — это так, — шепнул распаляющийся Морияма, — но я не верю ему, Нат! — Что вы делаете? — охрипнув и перепугавшись этой нежности, куда больше, чем угроз или криков, Натаниэль сжал руку. Ичиро молча оглядел его лицо, и за непроницаемой маской неслышны были его мысли: " Как же ты красив! Не миловиден, симпатичен или приятен… Красив. Без сомнений и глупых ссылок на индивидуальное восприятие. Никакое определение не годится больше, чтобы описать твою кремовую кожу, синие глаза, локоны, свитые из пламени. Нет. Это не увлечение. Я безумен. Я всегда знал, что в этом мире стоит своих денег, а что — подделка. Цена красоты обычно невелика. Индустрия ушла вперед на сотни лет, заставив сомневаться в истинности человеческой прелести… Теперь достаточно лишь некоторой суммы на искусственную прокачку. Я оставил такие мысли, после того, как увидел тебя. Хочу восхищаться тобой. Чудом. Смыслом. Великой мощью твоего странного сплава из генов простого брутального американца и британской аристократки. Я увидел тебя случайно. Тот день состоял из осколков. Мой первый «Мясник» обнаружился мертвым в подвале собственного дома, и я вынужден был искать замену. Натан Веснински оказался семейным человеком. Обычно я против таких уз: они вяжут человека по рукам и ногам, но здесь сделал исключение. Жена его была великолепна: умна и скрытна, а ты… Юный мальчик с рыжими волосами и глазами, как небо над моей Родиной. Ты был непокорен, смел, талантлив. Пока ты рос, я волей-неволей замечал тебя, наблюдал за тобой. Не понимаю, что тянуло меня в ваш дом, но последние лет пять я постоянно находил поводы пообщаться с твоим отцом на его территории. Хотя и стоило это мне пристального внимания окружающих и лишнего напряга для службы безопасности. Я родом из страны, где преклоняются перед истинной красотой. Я не забыл еще сладкого аромата цветущей сакуры, серебряных водоемов, коротких стихов, бьющих своей точностью прямо в сердце. И великолепие смерти ясно мне: оно со мной всегда, как постоянная единица в математике. Смерть — мой Путь… Ты однажды взглянул мне в лицо. За дерзость отец ударил тебя. Острые грани камня в его перстне разбили твои губы, и потекла кровь. Будто растаял рубин… Несколько ночей я словно наяву видел эти твои нежные пухлые губы, растерянное выражение лица и ненависть в синих глазах. Первые ростки силы, интеллекта и ярости. Твоя гибкая фигура и огонь страсти мерещились мне на каждом шагу. Убийца из преступного клана, его глава и постоянный лидер втрескался в несовершеннолетнего мальчишку… Я должен был бы убить тебя, Натаниэль, вырезать, как хирург истребляет больную ткань! А я каждую ночь умирал в мучениях, представляя вкус твоих губ. Мое влияние росло. Я больше не мог позволить себе ездить в ваш дом — дом моего подчиненного — это вызвало бы зависть к нему и недоверие. Я старался быть тем, кем меня видели все эти персоны от политики и теневого бизнеса: жестоким, холодным, карающим, но и умеющим жить на широкую ногу. Я вовсе не желал прославиться, как похотливый козел, теребящий свой член, вожделея рыженького сына Мясника. Я знал о Натане все, кроме двух вещей: его садистские наклонности распространяются и на тебя; и его жадность размыла все границы приличий и благодарности. Первое я пресек. Дорогой ценой, в которую тебе обошлась смерть матери. Со вторым буду планомерно разбираться. Мое чудо. Мой плен. Моя тайна. Я хочу каждое мгновение иметь возможность видеть тебя, дотрагиваться. Да, я безумен. Похуй. Безумен — и пусть. Зато я знаю, что твоя необыкновенная красота сияет нетронутая. Я придам ей лоска, вознесу тебя к славе на любом поприще, что ты пожелаешь. Натаниэль. Ты сам не осознаешь, какая власть дана тебе, и какие желания ты будишь в людях. Посмотри на меня. Смотри, Натаниэль. Не отводи глаз. Еще хотя бы минуту!..» Ичиро медленно выпрямился. Выпустил его руку и посмотрел в глаза долгим взглядом. — Мне не следовало заставлять тебя нервничать. Это было опрометчиво. Я хочу, чтобы ты не отказывался от своего будущего, только потому, что прошлое столкнуло тебя с пути твоего истинного предназначения. Чтобы понять, кто ты, тебе следует обрести опыт. Свой собственный, а для этого нужны знания, люди и развитие. Я здесь, чтобы помочь. Натаниэль, замерев, смотрел в его лицо. Он ожидал чего угодно от этого элегантного человека, слывущего монстром, только не слов понимания и поддержки. Ситуация требовала ответа, и он тихо произнес: — Мне трудно решить так сразу, — все еще потрясенный, он опустил взгляд на свою руку, зацелованную неожиданным покровителем. Кожа слегка горела там, где по ранам прошлись губы, и лучше всяких слов предостерегала его обдумать сказанное и не спешить с выводами. Ичиро смотрел на него безо всяких эмоций, но это — на первый невнимательный взгляд. Натаниэль, даже сраженный этим вдохновляющим предложением, отчетливо угадал во всем облике Мориямы одержимость, если не сказать — безумие. «Влюблен?» — спросил себя Нат. «Если да, то это еще больший замес, чем простые угрозы пыток и смерти.» Как быть? Согласиться? И что потом? Сделаться его любовником. Парнем, втянувшимся в целый микс событий: тут и спорт, тут и секс… Непередаваемые ощущения. Он не в состоянии сейчас здраво смотреть на вещи. Любой его ответ может привести к непредсказуемому результату. — Я зайду попозже, — тихо проговорил Ичиро, устав наблюдать за его мучениями. — Я не требую немедленного ответа. — Ладно, — Натаниэль откинулся на подушку и вздохнул. — Тебе что-нибудь нужно? — в черных глазах явственно мелькнула нежность, снова напугав Ната, чуть не до обморока. — Не знаю, — шепнул он, совершенно обессилев, — вроде все есть. Спасибо. Морияма поднялся, кивнул и пошел к выходу. — Ты можешь рассчитывать на меня. Тебе стоит только попросить. Взгляды их скрестились: темный, мерцающий, дающий какую-то невиданную клятву, и полный сомнений, утративший веру, забывший нормальное человеческое отношение. Оставшись один, Натаниэль тихо застонал сквозь стиснутые зубы. Проваливаясь в зыбучий песок сладких обещаний Ичиро, он ни на секунду не выпустил из ума существование Натана. Отец жив-здоров, по-прежнему несет свою службу и все так же наполнен ненавистью и жаждой крови. Малейшая лазейка в броне, и его плоть будет изрублена в куски, Упакована и вывезена за пределы штата. И никакой обезумевший от страсти «господин» не поможет. Эксклюзивное зло чернеет и растет, распухая под покровом обещаний и клятв верности. Его ничто не собьет с пути. И стоит Натаниэлю произнести «нет», как Ичиро Морияма, сулящий ему рай на Земле, в миг обернется беспристрастным судьей, карающим за неповиновение. Он открыл глаза, прислушиваясь к стуку своего сердца. Беги, Натаниэль! Пока есть хоть капля решимости. Поднимайся и беги! Но вдруг холодный рассудочный голос вторгся в этот хаос: — Сделай, как тебя просят. Напитайся силой и энергией, восстань, преобразись. Осознай свою красоту. Используй ее. Как и разум, как и талант игрока. Обойди их всех, а потом — бей. Бей, Натаниэль, пока не вспыхнут огни, а на табло не появятся цифры, означающие твою победу.