Возрождение с силами Эмии (18+)

Прошло два года с тех пор, как «Белл» закончил восстанавливать воспоминания о своей прошлой жизни. Осознав возможные последствия, которые могут возникнуть в результате его непреднамеренного перевоплощения, он не мог не поддаться своим старым привычкам, чтобы справиться с ужасными вещами, невольным виновником которых он, возможно, стал. Правда, у него не было определенных доказательств, что его предположения верны, но пока не была доказана их ложность, он не мог отрицать их существование. И одной возможности, что это может быть правдой, было достаточно, чтобы «Белл» полностью сломался морально. В его холостяцкой жизни самой сильной привязанностью «Белла» были истории, которые он читал всю свою предыдущую жизнь. Истории стали его страстью, его единственной одержимостью. Он смог вынести боль пренебрежения и одиночества, которые пережил в детстве, потому что у него были эти истории. Уделяя минимум времени быту и поддержанию существования, он посвящал каждую минуту поглощению и погружению во множество историй, которые смог найти. Кроме того, история и мир Данмачи занимали особое место в сердце «Белла». Они стали его вратами во все вымышленные миры, о которых он прочитал позже. Он любил и обожал каждый их аспект. Даже когда там попадались неудачные места, по мнению Белла, все было совершенно. Но однажды возникла мысль, что он, возможно, убил главного героя своей самой любимой истории и, вероятно, одним своим присутствием безвозвратно испортил свой любимый мир. Удивительно, что он не сошел с ума прямо тогда и там. Но он сумел избежать такого исхода, чтобы не нанести еще больший ущерб миру, в котором жил. Он даже не был уверен, что делать, когда придет время Зевсу «уйти из жизни», когда «Беллу» нужно будет отправиться в Орарио, чтобы начать сюжетные события. Чувство вины заморозило его, он пока не решался встретиться с ситуацией лицом к лицу и бежал от реальности. «Белл» так и не изменился. Именно этот человек под именем «Белл» течение двух лет рос под присмотром Зевса в глухой горной деревне. * * * * * * «Белл... Что с ним могло случиться?» — размышлял Зевс, солнечным летним днем работая в поле. С соломенной шляпой на голове, в рабочей одежде, он мотыжил землю, подготавливая ее к новым посевам. Поскольку он занимался этим делом уже третий год, работа была привычной, так что он размышлял о посторонних вещах, в то время как его руки машинально делали свое дело. Он думал о своем любимом внуке, точнее, о его странных привычках. Когда Зевс узнал, что Белл смог довольно быстро научиться говорить, читать и писать, он был вне себя от радости, ведь его внук вполне мог оказаться гением. Кроме того Белл отличался примерным поведением и не причинял особого беспокойства соседям. Для многих он был идеальным совершенным ребенком. Хотя жители деревни очень хвалили его внука, Зевс не мог не беспокоиться о его поведении. «Не хочу сказать, что вежливый и добрый ребенок — это плохо. Но Белл какой-то... отстраненный». Зевс всегда старался вызвать у внука улыбку своими шутками и разговорами, точно так же, как делал это со своей предыдущей семьей. Хотя его слова доходили до внука, он всегда казался замкнутым, что бы ни делал. «Я мог бы списать это на то, что дети плохо реагируют на мою божественную чувствительность. Это было бы больно, но я бы смог это вынести, если бы у него был хоть кто-то, с кем он близок...» Но у Белла никого не было. Он держался на расстоянии от всех в деревне, не только от деда. Когда дети звали его поиграть, он просто уходил в библиотеку и делал вид, что их не существует. Когда Идия пришла в гости со своей дочерью, он поздоровался с ними и даже не сразу спрятался, но старался говорить как можно меньше. «Я совершенно не понимаю, что заставило бедного мальчика отвернуться ото всех, особенно в столь юном возрасте. Я не могу позволить, чтобы это продолжалось. Это сильно повлияет на развитие мальчика. Но у меня нет ничего, что могло бы сломать его скорлупу...» Зевс вздыхал, что не может обеспечить внуку все необходимое для благополучной жизни в кругу друзей и семьи. «Возможно, он не был бы таким, если бы ты была здесь, Метерия... Даже отец Белла, вероятно, справился бы с этой задаче лучше меня...» Хотя ему удалось найти цель, чтобы продолжить жить после падения его семьи и семьи Геры, он все еще был подвержен приступам депрессии и неуверенности в себе. Но вскоре он вырвался из этого состояния, оправдывая слова, сказанные Метерией перед самой смертью. «Нет смысла утопать в жалости к себе. Твоему внуку нужна помощь, а ты все еще здоров душой и телом. Ищи другие пути. Депрессия может и подождать». Укрепившись в решимости, Зевс с улыбкой на лице продолжил усердно обрабатывать поле, придумывая новые шутки, которые мог бы использовать, чтобы растопить лед в отношениях со своим драгоценным внуком. * * * * * * В темном уголке дома, стоящего неподалеку от деревенских полей, лежал мальчик с серебристыми волосами и светло-голубыми глазами. Он смотрел в окно, размышляя о том, что происходило в его жизни до сих пор, и каждый раз, когда он это делал, чувство вины наваливалось тяжелым грузом. «Черт возьми. Почему Зевс так чертовски настойчив...» «Белл» все последние два года изо всех сил старался дистанцироваться от жителей деревни. Он преуспел в этом, если не считать трех человек. Его воспитательницу Идию, ее дочь Медею и... «его» дедушку Зевса. Он мог как-то общаться с Идией и Медеей, благо они приходили к ним домой крайне редко, но Зевс упорно добивался более теплых отношений. Он всегда возвращался домой, придумав новый предлог, чтобы завязать разговор, и сочинив гору свежих шуток специально для того, чтобы заставить мальчика смеяться. «И ему это почти удается». Годы любви и заботы в сочетании с юмором заставили бы даже самого осторожного человека ослабить бдительность. С «Беллом» все было точно так же. Брошенный родителями и отвергнутый обществом в прошлой жизни, он не мог не проникнуться теплотой родственной любви Зевса. Однако полностью принять ее каждый раз мешал один простой факт. «Все это предназначено для настоящего Белла, а не для меня». Ничто из того, что он испытывал, не должно было принадлежать ему. Это было то, что он эгоистично отнял у ничего не подозревающего малыша. Чувство вины, накопившееся из-за этой мысли, — вот что позволило ему оставаться непреклонным все это время. Хотя он чувствовал себя еще хуже, приписывая свой успех потенциальному убийству главного героя этого мира.