—
Он бежал по мусору огромного стока канализации, выворачивая руки и ноги на скользких от плесени трубах и заборах с шаткими перекладинами. Ему нельзя было оставаться на заброшенной будке электростанции, но чертова дыра в боку заставляла легкие сжиматься с неистовой скоростью и подавлять каждый позыв на вдох. Если ползти по грязной земле, собирая трупные остатки ртом и задерживая рукой оторванные пояса для мешка с оружием, то пройти между гуляющими прыгунами реально. Но пройти между голодными кусаками, чей ор больше похож на озлобленный рык тысячи брошенных детей — нет. Прыгуны не глупые, в каком-то смысле. Их привлекает шум, шорох и любой шелест. Эти твари больше похожи на огромных крыс, которые живут на свалке, но с мастерским чутьем подбирают лишь свежее и вкусное. Они всегда действуют по одиночке, но каждый раз приходят к меньшим и забирают то, что нашли лишь с чьей-то помощью. Потому ночь и опасна. Пройти незамеченным нельзя. Шань несется по крышам и каркасам домов. Тянется руками за перекладины балконов и стучит берцами по деревянным пластам. Перебирается через эстакаду, задевая машины и унося за собой запах сожженный плоти и расплывающихся внутренностей за грудной клеткой. Харран мертв уже пару месяцев. В трущобах нет электричества и других источников света. Единственным маяком среди тонны заброшенных домов являются высотки, тянущие себя далеко за облака, что смешались с грязным воздухом и впитали в себя всю скорбь оставленных миром. Очередную партию антизина ВГМ сбросили на крышу местной тюрьмы, дорога к которой прерывается разваленным мостом, и которая окружена несколькими защищенными базами, вокруг которых собрались тонны кусак. Ли отправлял на территорию мальцов, но пара из них не возвращалась вовсе или доносила о том, что по периметру ходят здоровяки и жабы. Змей не был безрассудным и глупым: даже он понимал, что на зачистку земли уйдет слишком много людей и патронов. Для поддержания мирной обстановки в Бункере щенкам Ли было выделено по сумке провизии и небольшое количество оружия, но даже этого не хватало для экстренных ситуаций. Бросать все и идти за ящиком препаратов ради женщин и детей — не приоритет Змея. Эта лживая псина подавляла все восстания внутри Бункера лишь с помощью запугивания. Даже самые опытные и приближенные к Ли бойцы не всегда получали на руки партию капсул для поддержания организма, скручивая себя пополам в подсобках и в придорожных станциях рядом с набором ЭП и антизина. Раньше было терпимо — ВГМ раз в пару дней выбрасывали красные ящики с медикаментами и подушкой капсул на дорогу или крыши домов. Было терпимо, когда ВГМ раз в пару дней выбрасывали бокс с провизией на центральные улицы и места скопления кусак. Сейчас — нихуя не терпимо, потому что верхушка пропала на бесчисленные недели и лишь недавно сбросила два несчастных ящика в эпицентр кровавой бойни. Ли не заходил далеко. Он не позволял заходить внутрь тюрьмы, но рассказывал, что вместо огненных спелеотем на потолке висят прыгуны, чья натура умело скрывалась в тени замкнутых стен. Бункер считался одной из самых конфликтных групп выживших в Харране. Шайка Ли меняла оружие на провизию, а провизию — на антизин. Это ебанный круговорот бессмысленного выживания в трущобах, за стенами которых никого больше не ждали. Змею не нравилось нынешнее положение Бункера и он всеми путями заходил к чужим и выбивал за долги ящики ЭП. У кого-то просто не было выбора препираться и уходить из под опеки Ли. Шань пару раз встречался с Алексеем на стационарной вышке, забирая долг за красивую «безопасность» в качестве чертежей и оружия. Мужчина не был гордым, знал свое положение и молчал в меру, но глаза Тамира — на тот момент юного мальца, которого отправили с Рыжим за оружием — показались ему честными и слишком неправильными для этого мира. Старик пожаловался на обстановку в лагере и поведал о печальной судьбе сына. Сказал, что Кристов — его непутевый сын — бросился бежать в Башню. Сказал, что у тех голова на плечах и тонна антизина. Лучше условия и есть работа. Много провизии и припасов для оружейного мастерства. Много еды, много воды. Много в принципе всего. Шань не хотел участвовать в том, что услышал. Не хотел знать то, о чем мог задумать Ли. Не хотел быть в Бункере вообще. А Тамир хотел. Хотел и сделал. Доложил Змею, похвастался новым чертежом и рассказал мальцам о рае внутри ада. Где море рядом с домом, где тишина и покой. Где не отрубают руку за неверное слово и не крутят возле калитки, приставляя дуло к виску. Где нет кусак. Где нет прыгунов. Где нет Змея. И Шань несется. Срывает покрышки и разрывает вены. Перепрыгивает дома, вырывает двери и уходит дальше, дальше и дальше от такой же тюрьмы, где прыгуны, как сталактиты, где решетки вместо окон и где такие же ходоки, как и там, в доме убитых не горем, а счастьем и наслаждением смерти. Там, где мальцов отправляют в тюрьму, где долгом является жизнь. Там — где жизни этой нет. Оттуда, где жизнь обменивается на железо для ружья, на прицелы и ебучие уколы в самое пекло организма. У Рыжего просто нет выбора. Вставать против Ли — самая тупая идея. Встреча с прыгунами пройдет лучше, чем с озлобленными на весь мир бойцами. У него просто нет выбора. Нет возможности покинуть клетку, закрытую тонкими проводами-венами, что тянутся красными нитями к глотке. Нет сил, чтобы убегать не только от ходоков и бегунов, но и от него. Но только Шань не осмеливается верить, что выбор есть всегда.—
Сумерки наступают слишком быстро. Слишком для Харрана. Слишком для нынешнего положения Мо. Рыжий перебрался через туннель, на ходу собирая валяющийся мусор из покрышек и жестяных банок, которые использовал в качестве шумовых гранат. Этого хватит на долю секунд, но не с головой. Днем в туннелях и темных местах кусак можно было увидеть скрученных пополам. Не все отсыпались в светлое время, но около дюжины так или иначе пропадали с дорог. Днем в принципе можно было гулять по улицам, но в последнее время из-за жары везде стоял гниющий смрад. Кусаки не были придирчивы к еде: для них было нормой сожрать своего брата под колесами автобуса. Тем не менее, эти братья, кажется, не обижались. Вставали с оторванными руками и шли за живой душой вместе с остальными, менее активно передвигая оставшимися конечностями, которые ползли вслед за тушей. За туннелем — то, куда другие ночью не сунутся. Очередные улицы, утром по которым пройти с колонкой на всю громкость не страшно. Но сейчас, когда количество кусак увеличилось вдвое, оказаться даже рядом опасно. Дома в трущобах маленькие. Два или три этажа, максимум — высотки-великаны, разбросанные по периметру и оставленные в разрушенном состоянии вместе с желтыми кранами. Но крыши этих домов — полнейшая чепуха и позор строителей. Металлические пласты висят с разных сторон, закрывая собой или пол, или соседний дом. По таким бегать одно удовольствие, но только если не знаешь, что снизу уже готовится к прыжку ходок. Сейчас Шаню нужно бежать. Просто бежать и надеятся на безопасную зону в конце улицы. Ультрафиолеты помогут не провалиться в дыру между крышей и забором, но то, в каком состоянии он туда доберется — не самая важная часть. Важно как он туда доберется. Рыжий скатывается с трубы тоннеля и перепрыгивает через забор, проходится по заметившим его кусакам и бросается бежать по улице, часто залезая на крыши коробок. В таком обилии криков услышать прыгуна нереально. Единственное, что сможет помочь в поиске этих тварей — это адское жжение в груди, лава в венах и быстрый стук по пластам крыш. Шань не часто встречался с прыгунами, но каждый раз видел их лишь за решетками Бункера. Эти ходоки слишком боятся ультрафиолетовых фонарей, поэтому не подходят к базам слишком близко. Кричат издалека, рвут руки и с огромной скоростью залезают на крыши соседних зданий. Чаще всего — быстро уходят от фонарей и ловят недавно зараженных. Крыши домов пролетают с невообразимой скоростью. Кусаки не успевают сворачивать голову в сторону неизвестного шума, расталкивая друг друга, но все равно быстро теряют интерес. Фонари уже недалеко отражаются в окнах, и в ушах гудит от быстрого бега и нехватки дыхания. Впереди на земле сидит ходок, закидывает ноги в разные положения, крутится возле трупа и часто опускается на землю. Принюхивается. Блять. В один момент Шань слетает с перекладины, успевая поймать себя на каркасе соседнего дома. В ушах звенит теперь не только от бега, но и от сильного удара, вперемешку с громким гулом кусак. И прыгуна. Ловит себя по инерции, забирается выше и просто бросается бежать, закрывая глаза и всего себя изнутри, когда мерзкий хрип отдается где-то в грудине. Пласты скачут, словно батут, ломаются под весом твари и падают на трупные головы заинтересованных ходячих. Сосуды лопаются, мерзко наполняются вновь и везде такой шум, что дышать становится больно, бежать становится невыносимо, держать себя на деревянных балках невозможно и Шань падает.