Three or Four (Or Possibly Five) Easy Steps to Living Harmoniously With Your Roommate

Неудивительно, что аль-Хайтам заболевает почти сразу после того, как Кавех выздоравливает, и они меняются друг с другом ролями. — Суп, — объявляет Кавех, когда приносит поднос с едой, чаем и лекарствами лежащему в кровати аль-Хайтаму. — И нет, не делай такое лицо. Я знаю, что ты не любишь суп, но он полезный, так что — ешь. Он размещает поднос на тумбочке и помогает аль-Хайтаму сесть. — Вот, что получаешь за поцелуи с больным мной. Вини себя. — Ты ответил на поцелуй, — жалуется аль-Хайтам. Как ребенок. Он также хмурится в тарелку, которую Кавех протягивает ему. — Хм. Я бы выпил кофе вместо этого. — Никакого кофе. Суп, лекарства, чай. Аль-Хайтам не перестает дуть губы. Кавех закатывает глаза, наклоняется и целует его в щеку. Аль-Хайтам дуется меньше. Второй поцелуй заставляет его совсем перестать и взамен слегка улыбнуться. Ха. Четвертый шаг всегда работает. — Ешь свой суп и поправляйся. Аль-Хайтам съедает его без дальнейших возражений. Естественно, Кавех пользуется этой возможностью покопаться в его голове. — Знаешь, мне интересно: что ты на самом деле думал, когда я начал делать тебе комплименты? — Я думал, что ты делаешь это из-за своего неуместного чувства вины за то, что я позволил тебе жить со мной, — отвечает аль-Хайтам. — Особенно, когда ты нагло врал мне в лицо в некоторых своих комплиментах. Я даже специально проверял, врал ты или нет. Кавех моргает. — Проверял? Как? — Одежда, — просто отвечает аль-Хайтам. Одежда?.. Что аль-Хайтам имеет в виду… Осознание накрывает Кавеха. — Погоди, ты имеешь в виду все те разы, когда принаряжался? Я не мог понять, почему ты все продолжал надевать более симпатичные вещи, чем обычно, а потом ты перестал! Аль-Хайтам ухмыляется. — Верно. Я надевал свою обычную рубашку и наблюдал за языком твоего тела, когда ты делал ей комплимент. Вечером я одевался в более официальную одежду и снова смотрел за твоей реакцией. Я повторял это до тех пор, пока у меня не накопилось достаточно много информации для того, чтобы четко определить, когда ты врешь. Ты знал, что во время лжи ты склонен опускать взгляд и не смотреть в глаза собеседнику? Полагаю, тебе стоило бы исправить это. — Ты пошел на такие меры только для того, чтобы сделать эти выводы? — осознает он в очередной раз. — Подожди-ка, ты поэтому перестал приносить книгу и наушники за обеденный стол, чтобы сфокусироваться? — Хм. Полагаю, что так. Мне нужно было сосредоточиться и убедиться в том, что ничто меня не отвлекает от моих наблюдений. Я также надеялся, что ты расскажешь о том, что заставило тебя вести себя таким образом, поскольку у тебя действительно есть склонность делиться совершенно случайными вещами. Кавех игнорирует укол и продолжает размышлять над этим ответом. Он думает, что, в каком-то смысле, это скорее… мило. Аль-Хайтам был настолько искренне обеспокоен, что решил провести исследование с той же тщательностью, с какой проводил их в Академии. — Итак, и что же натолкнуло тебя на мысль пригласить Тигнари и Сайно? — Когда ты удвоил усилия. В тот момент я был уже не так уверен, что единственная причина для такого поведения — твое чувство вины, и я не мог предположить других вариантов. Поэтому я обратился за помощью. К сожалению, ни Тигнари, ни Сайно не спешили делиться объяснениями. Они, главным образом, посоветовали мне быть терпеливым с тобой, пока ты «не разберешься со своими чувствами». Тигнари и Сайно и правда отличные друзья! Кавеху нужно будет поблагодарить их как-нибудь за содействие. Аль-Хайтам фыркает. — Хм, судя по твоей ухмылке, Тигнари и Сайно знали о твоем этом плане заставить меня по-настоящему улыбнуться, хотя, скорее всего, они увидели твою симпатию ко мне даже до того, как ты сам до этого дошел. Кавех шлепает его по руке. — Может, прекратишь использовать это «по-настоящему улыбнуться»? Не нужно надо мной теперь вечно насмехаться только из-за того, что я один раз использовал это выражение! Аль-Хайтам подносит ложку ко рту и съедает еще немного супа, на его лице ответная ухмылка. — Хм. Кавех ждет, пока он съест еще, прежде чем продолжает допытываться. — В таком случае, когда ты понял, что нравишься мне? Ухмылка становится больше. — Когда ты купил мне ту книгу. Я обнаружил, что усилия, которые ты прикладывал, слишком велики для кого-то, кто просто страдает от чувства вины, и я понял, что, должно быть, это то, что Тигнари и Сайно имели в виду. Я тебе нравился, но ты пока не догадывался о своих чувствах, так что я решил… развлечься. Кавех стонет. О, он знал, к чему это все идет. — Ты решил поиздеваться надо мной, преподнося мне все эти подарки в ответ! Я так и знал! По крайней мере, его инстинкты остры, как бритва, когда дело доходит до выявления аль-Хайтама, ведущего себя особенно подозрительно. Он полагает, что может найти в этом некоторое утешение, даже если… — Не могу поверить, что не догадался обо всех тех случаях, когда ты врал мне насчет приобретения этих украшений, — бормочет он, качая головой. — Недобросовестные торговцы. Пф! Мне стоило бы догадаться! — он гневно смотрит на аль-Хайтама, а тот даже не пытается скрыть свое веселье. — Да, да, смейся. Очень смешно, знаю! — Не могу поверить, что ты верил в это так долго, — отвечает аль-Хайтам, вытирая уголки глаз. — Я думал, что ты уж точно догадаешься, когда я использовал отмазку с этими недобросовестными торговцами четыре раза подряд. — В конце концов, я понял! — защищается Кавех. — Держу пари, только после того, как я сказал, что купил эти украшения, — возражает аль-Хайтам. — Между прочим, я сделал это специально. К тому моменту даже я начал испытывать угрызения совести из-за того, как долго длилась эта ложь… эй! Пациенту вредить нельзя! Кавех не перестает шлепать его по руке — не то, чтобы он бьет сильно (и не то, чтобы он причиняет какой-то реальный вред. Черт бы побрал аль-Хайтама и его телосложение!). — Ты это заслужил! Ты и твое… злорадство! — Ха. Полагаю, хорошо, что тебе так нравится мое лицо, иначе ты бы не простил меня так быстро. Кавех фыркает. — Как самонадеянно! — но и не ошибочно. — Начинаю думать, что твое лицо — единственное хорошее качество, которое у тебя есть. Что ж, по крайней мере, все закончилось хорошо, даже если на то, чтобы прийти к этому, у Кавеха ушло некоторое время и множество неловких ситуаций. Все могло быть хуже: он все еще придерживался бы своего плана запихать голову в песок в надежде, что все решится само собой без его участия. Он полагает, что за это стоит благодарить аль-Хайтама. Хорошо, что его терпение наконец-то иссякло, и он решил пойти напролом. Он наблюдает, как аль-Хайтам заканчивает с супом, а затем наклоняется и оставляет нежный поцелуй на этом (прекрасном, божественном) лице, которое ему так нравится, и мягко бормочет «молодец», хваля за то, что смог доесть то, что ненавидит. Ах, да. Все было к лучшему, учитывая, какой прекрасный взгляд он получает. Он не думает, что когда-нибудь устанет видеть эту ласковую улыбку, расцветающую на обычно равнодушном лице его парня. *** Отношения с аль-Хайтамом не особо меняют их обычный ежедневный распорядок. Кавех все еще настаивает на том, чтобы выполнять всю работу по дому самостоятельно (в особенности потому, что теперь аль-Хайтам отказывается брать с него арендную плату), а аль-Хайтам продолжает тратиться на продукты и билеты на представления, которые Кавех хочет посмотреть, и Кавех также продолжает дарить ему подарки (даже если аль-Хайтам ворчит на него, чтобы он не перетруждался, но Кавех его игнорирует, потому что на очереди — подушка для шеи). Вечера они проводят в гостиной, читая и рисуя. Единственное отличие — новообретенные жесты привязанности и близости, встречающиеся в течение всего дня. Утром Кавех приветствует аль-Хайтама поцелуем, говорящим «с добрым утром», он сопровождается следующим поцелуем перед уходом на работу. Вечером, когда они возвращаются домой — еще несколько поцелуев, а потом еще несколько после ужина, когда они обнимаются в гостиной. Каждый такой поцелуй дарит Кавеху желанную улыбку, и поэтому он безжалостен и жаден. Все соответствует его следующему шагу: Шаг четвертый (версия вторая): Завести Аль-Хайтама Бесчисленными и Энергичными Поцелуями. И он работает превосходно. Он работает так хорошо, что аль-Хайтам каждый день пребывает в заметно приподнятом настроении. Фактически, это настолько очевидно, что Тигнари и Сайно сразу же говорят об этом Кавеху, когда они однажды заходят в гости, пока аль-Хайтам на работе. — Поздравляю с тем, что наконец-то смогли прояснить отношения, — говорит Тигнари со своего обычного места на диване. — Я рад, что ты, в конце концов, решил признаться аль-Хайтаму. Полагаю, разговор действительно помог? Кавех улыбается и трет заднюю часть шеи. — Э-э, да, разговор. Безусловно, именно я инициировал этот диалог с аль-Хайтамом вместо того, чтобы спрятаться под одеялом! Разговор действительно состоялся и прошел очень хорошо! Десять из десяти, всем рекомендую. Тигнари одаривает его долгим молчаливым взглядом прежде, чем покачать головой. — А знаешь, ничего не хочу знать. Вы двое счастливы, так что вы в любом случае пришли к этому вне зависимости от того, какие методы использовали. — Хотя я бы не удивился, если бы все это вышло неловким, — с довольством отмечает Сайно. — Ты склонен идти по пути наибольшего сопротивления по каким-то причинам. Кавеху даже нечего возразить. — Теперь, когда ты добился своего, что дальше? — спрашивает Тигнари. — О, я еще не закончил со своим планом, не совсем, — отвечает Кавех. — Я все еще пытаюсь выяснить, какими способами можно заставить его улыбнуться, кроме поцелуев, — поцелуи действительно работают отлично, но должно быть что-то помимо этого. — Может, мне стоит подарить ему что-то другое, что-то более масштабное. Хочу посмотреть, каким счастливым могу его сделать. К его удивлению, вместо ответа Сайно и Тигнари просто обмениваются понимающими взглядами. — Путь наибольшего сопротивления, — загадочно изрекает Сайно. Тигнари кивает. — В конце концов, до него дойдет. — Подождите, дойдет что? — Кавех смотрит на Сайно и Тигнари и на то, как они вежливо кашляют в кулаки. — У вас есть идеи? Если да — скажите! Тигнари вздыхает. — О, ну а то. Бог знает, сколько у тебя времени уйдет, чтобы догадаться самому, — он не обращает внимания на возражения Кавеха и продолжает. — Полагаю, отношения все еще очень новы для вас, и вы не особо много попробовали? Думаю, тебе стоит рассмотреть возможность небольшого… углубления близости с аль-Хайтамом. Кавех моргает. — Углубления? В каком смысле? Выражение лица Тигнари становится болезненным. — Ох. Сайно откашливается. — Позволь? Он поднимает руку и и складывает указательный и большой пальцы в круг. Другой рукой он вытягивает указательный палец. Затем медленно приближает указательный палец к кругу. Он отводит палец назад, затем снова вперед, повторяя этот жест несколько раз. К сожалению, к унижению Кавеха, у него занимает несколько повторений, чтобы понять. Ох. Ох. Кавех чувствует, как лицо начинает гореть. — Я… подожди, думаешь… думаешь, это сработает? Аль-Хайтам не… он не выглядит, как кто-то, кому это было бы интересным. Он всегда такой чопорный и правильный, и… сосредоточенный на этих своих книгах. Сайно пожимает плечами. — Может, он и не заинтересован в этом с другими людьми, но что-то мне подсказывает, что если дело касается тебя — велика вероятность, что ему будет интересно. — За спрос денег не берут, — добавляет Тигнари. — В конце концов, хорошая коммуникация — один из китов, на которых стоят надежные отношения, Кави, — он подчеркивает это своим осуждающим взглядом. Унижение возращается. — Ладно, ладно, я поговорю с ним! Аргх, хватит уже меня отчитывать! *** Благодаря какому-то чуду, Кавеху действительно удается неловко спросить аль-Хайтама об этом в тот же день. — Ну, э-э, может, тебе… было бы интересно заня… ай! Он не заканчивает вопрос; аль-Хайтам отложил книгу в сторону, встал и сгреб его в охапку за какие-то три секунды. — Аль-Хайтам?! Куда мы… подожди, прямо сейчас?! — Хм. Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, — отвечает секретарь, пока идет по коридору, а затем, под смущенное нытье Кавеха, пинает дверь в свою комнату. — Сумасшедший, ты же сломаешь дверь! — Все в порядке, — отвечает аль-Хайтам. В его голосе оттенок низкого стона. — Ее можно починить. Что это за стремительная решительность? — причитает Кавех мысленно. А что же с цветами и свечами, и романтикой? Он не получает ни романтики, ни серенад с цветами и свечами. Что он в итоге получает — так это ночь самых интенсивных упражнений в его жизни, чудовищно ноющие мышцы на следующее утро, а также осознание, что Тигнари и Сайно на самом деле очень, очень правы. Он просыпается на следующий день с лицом, прижатым к очень впечатляющей груди, и глубокой болью в мышцах, о существовании которых он даже не подозревал. Он смотрит вверх. Нет никаких сомнений в этой довольной, счастливой улыбке аль-Хайтама, даже с учетом того, что он еще глубоко спит. (И черт бы его побрал, как он смеет выглядеть таким расслабленным после того, какой ущерб он нанес Кавеху?) Также, видимо, Кавех обнаружил, возможно, самую эффективную и действенную из всех частей своего плана «Заставить аль-Хайтама улыбнуться», которая настолько сокрушительна, что эффект от нее остается на протяжении нескольких часов: Шаг пятый: заняться ХХХ и ХХХ, с огромным множеством ХХХ и ХХХ с аль-Хайтамом. Кавех вздыхает и ложится обратно, но перед этим оставляет поцелуй на теплой коже своего любовника (!!!). На самом деле, ничего другого ему и не остается. Похоже, Кавеху просто придется подготовиться к предстоящим ежевечерним упражнениям. …После того, как он попросит у Тигнари добротный мешок обезболивающих, конечно. Он же не законченный мазохист.