Дева из братства

Всё как в тумане. Крик Фродо, Визг назгулов. Потом мужские руки. Она лежит на траве. Ада очнулась тогда же, когда нашли Фродо. - Ты как? - Спросил Арагорн. - Бошка болит... А в остальном нормально... - Ты храбро сражалась. - Да что там. Этот всадник откинул меня как пушинку... Как Фродо? Его всё-таки ранили? - К сожалению - Надо было всё-таки найти другое место. - Сейчас уже ничего не изменшь. Леди, отдыхай. Мне нужно отлучиться.    Фродо очнулся, сжимая Кольцо в руке отчаянной, мертвой хваткой. Он лежал у костра, пламеневшего ярко и высоко; он увидел над собой склоненные встревоженные лица Сэма, Пина и Мерри. Недалеко лежала Ада.    – Что случилось? Где король-мертвец? – выговорил он непослушным языком.    Ему не ответили: у всех троих от радости перехватило дыхание, да и вопрос был непонятный. Потом уж Сэм рассказал, как откуда ни возьмись надвинулись страшные тени, и Фродо вдруг исчез, а его, Сэма, сшибло с ног. Он слышал голос хозяина – то ли из дальней-предальней дали, то ли вообще из-под земли, и голос этот выкрикивал что-то совсем непонятное. Искали, шарили, нечаянно наткнулись – лежит ничком, весь окоченел, меч под ним. Бродяжник велел им уложить его у огня и чтоб костер был как следует, а сам исчез, давно уж.    Сэм, видно, снова стал сомневаться насчет Бродяжника и, когда тот угрюмой тенью появился рядом, заслонил Фродо, выдернув меч из ножен, но Бродяжник, как бы не видя обнаженного клинка, опустился на колени возле раненого.    – Нет, Сэм, я не из Черных Всадников, – мягко сказал он, – и не из их подручных. Я хотел узнать, где они затаились – и отчего. Им бы заново напасть, а они отступили. Непонятно мне это. Однако поблизости даже духу их нет.    Услышав пересказ бессвязных речей Фродо, он очень обеспокоился, покачал головой и тяжело вздохнул. И велел Мерри с Пином беспрерывно кипятить воду и все время промывать рану.    – Огонь чтоб так и пылал, и держите его в тепле! – распорядился он, отошел от костра и подозвал Сэма. – Теперь, кажется, кое-что ясно, – сказал он вполголоса. – Враги напали вроде бы впятером: не все, должно быть, собрались, и отпора не ожидали. Отошли они, боюсь, недалеко и назавтра к ночи снова явятся. Им некуда спешить – по их расчетам, дело почти что сделано. Кольцо далеко не уйдет. Да, Сэм, они так понимают, что хозяин твой случайно задержался на пороге смерти, и дальше – больше им подвластен. Похоже на то – а впрочем, еще посмотрим!    Сэм беспомощно расплакался.    – Это ты брось, – сказал ему Бродяжник. – И уж изволь положиться на меня. Ваш Фродо куда покрепче оказался, чем я думал; правда, Гэндальф на то и намекал. Его чудом не убили, и теперь ему главное дело – держаться, а он продержится – вот этого-то они и не понимают. А я постараюсь его немного подлечить. Грейте его и стерегите, если что – кричите во всю мочь и палите все вокруг; я ненадолго.    С этими словами он снова исчез во тьме. После всего решили идти дальше. Прибавили шагу, торопились изо всех сил, и через милю-другую вдалеке под крутою горой показался Последний мост. Того и гляди из-под горы возникнут Черные… – да нет, ничего такого не видать. Бродяжник велел им спрятаться в кустах, а сам пошел вперед – и вскоре вернулся.    – Врагов у моста нет и не было, – сказал он. – Хотел бы я знать, куда они подевались. Зато вот что я нашел – а это уж совсем непонятно. – Он вытянул руку с бледно-зеленым камнем на ладони. – Лежал на мосту в грязи посреди дороги. Это эльфийский берилл. Положили на виду – а может, и обронили, – но все-таки обнадеживает. Так что через мост рискнем, а там… там посмотрим, но дорогой не пойдем, пока не будет указанья пояснее.    Медлить не стали ни минуты и благополучно миновали мост. Кругом стояла тишь, только река клокотала под тремя огромными арками. Прошли с милю; Бродяжник свернул налево в узкую лощину и зашагал еле заметной тропой по редколесью у подножия угрюмых холмов. Хоббиты пробирались между сумрачными деревьями и радовались, что тоскливая низина и страшный Тракт остались позади, но и здесь места были дикие, глухие, зловещие. По сторонам все выше громоздились горы. На выступах и вершинах виднелись остатки древних стен, развалины башен – они точно таили в себе какую-то неясную угрозу. Хоббиты вконец выбились из сил. Шаг за шагом пробирались они по нехоженой низине, загроможденной рухнувшими деревьями и обломками скал. Низом они шли не только из-за Фродо, которому невмоготу было вскарабкаться на кручу: зачем карабкаться-то? Все равно там не пройдешь. А на второй день засмурело. Ровный западный ветер нагнал с моря беспросветную хмарь, и на темные вершины гор заморосил обмочной дождь. К вечеру на них нитки сухой не осталось, и ночлег был безрадостный, даже огня не развели. Наутро горы показались еще выше. и круче, а долина уводила на север, куда вовсе не надо. Бродяжник, видно, тоже встревожился: уже десять дней, как с Заверти, и припасов всего ничего. А дождик сеял и сеял. Забрезжило ясное, прозрачное утро; воздух посвежел, и промытые дождем бледные небеса источали неяркий свет. Путники приободрились: вот бы еще солнышко пригрело, а то руки-ноги совсем окоченели. Как только рассвело, Бродяжник, прихватив с собой Мерри, отправился обозревать окрестности на восточный пик. Когда они вернулись с просветлевшими лицами, солнце уже сияло вовсю. Шли они почти что правильно, и теперь нужно было спуститься крутым откосом и оставить горы по левую руку. Бродяжник опять углядел вдали серый отблеск Бруинена, а путь к переправе хоть пока и не виден, но пролегает неподалеку от реки, вдоль ее ближнего берега.    – Надо нам снова выбираться на Тракт, – сказал он. – По горам не пройдем. Будь что будет, а торного пути нам никак не миновать.    Наспех позавтракали и сразу тронулись в путь. Медленно спускались по южному склону: но он оказался вовсе не так уж и крут, не то что вчерашний подъем, и вскоре Фродо снова усадили на пони. Бывший одер Бита Осинника на диво сноровисто выбирал путь и даже почти не встряхивал седока, точно заботился о нем. Путники мало-помалу повеселели. Даже Фродо под лучами утреннего солнца словно бы полегчало, но в глазах у него то и дело мутилось, и он поспешно протирал их обеими руками. – Тролли, ну тролли же! – вопил Пин. – Там, внизу, прогалина, и мы увидели их из-за деревьев. Огромные-то какие!    – Пойдем поглядим, – сказал Бродяжник, подобрав суковатую дубину. Фродо промолчал. Сэм таращил глаза.    Солнце поднялось высоко и пронизывало почти безлистные ветви, ярко озаряя прогалину. Они подобрались к ней и застыли затаив дыхание. Вот они, тролли: три громадных чудовища. Один склонился, а два других смотрели на него. Бродяжник пошел к ним как ни в чем не бывало.    – Ну, ты, каменная дохлятина! – сказал он и обломал свою дубинку о задницу склонившегося тролля. И хоть бы что. Хоббиты так и ахнули, а потом даже    Фродо расхохотался.    – Ну и ну! – воскликнул он. – Хороши, нечего сказать: забываем собственную семейную историю! Это же те самые трое, которых подловил Гэндальф, когда они спорили, как вкуснее изготовить тринадцать гномов и одного хоббита!    – Вот уж не думал, что мы в тех местах! – удивился Пин. Он прекрасно знал семейную историю: сколько раз ему рассказывали ее что Бильбо, что Фродо; но, по правде-то говоря, он ей ни на грош не верил. Да и теперь тоже он очень подозрительно глядел на каменных троллей, ожидая, что они вот-вот оживут. – Может, кто-нибудь надумает спеть, пока солнце светит, – предложил Мерри, когда ложки отстучали. – А то ведь мы давно уж ничего этакого не слыхивали, а? - Может я спою парочку песен моего мира? - Предложила Ада. - А давай! Интересно послушать - Так, чтобы спеть... Могу что-нибудь от Грин Апельсин. Ну или Пирокинезис. О! Давайте "Легенду о богине гроз"? Зуб даю, вы б дали диву Легенда не проста, а La Commedia Divina И тут ещё поди вопрос Как влюбилась безответно в Океан Богиня Гроз? И память как стена, не забыть, как не отмыть пятна вина История одна, что достойна была всецело кина Она себе возжелала в руки сердце Океана Окинава дрогнет, грозовые облака её Тянутся по морю, как резина, и пока не лёг Ну а в аду огонь, и разверзнутся небеса Грянет гром, и воспылают небесные телеса Так скажем прямо, Богиня Гроз явилась и потребовала сердце Океана Но сердце Океана у другой Отвергнутая морем — её горе, её слёзы, её боль, её воля и любовь И всяко нам известно, как безумие свойственно всем богам Прикоснувшимся к любви, но это ли их есть вина? Любовь божественному противоестественна А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? И любовь всему божественному противоестественна А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? И любовь всему божественному противоестественна Её тайна запечатана в конвертик Она тронулась умом в разы похлеще Бога Смерти Как обиду бы унять? И её громогласный крик Был таков, что та едва не потопила материк И размышляя в одночасье Коль не светит Океан, тогда хотя бы его часть Она решила получить любой ценой Отделила от себя обиду, ненависть и боль И смешав с его морскою пеной, чтобы все они Вместе превратились в каплю проклятого семени И срываясь в пляс, она В омерзительном грехе Оплодотворит себя сама Но всему предшествует печаль и Тьмы партеногенез в её божественном начале Ледяная колыбель — это кров Для рождённого из проклятой утробы Без души Дитя Ветров (Без души Дитя Ветров) И подле колыбели Возвела Богиня ледяную цитадель Какая боль, её родитель, как ни хотела Не смогла свою химеру полюбить И заперла во льдах А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? И любовь всему божественному противоестественна А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? И любовь всему божественному противоестественна А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? Любовь всему божественному противоестественна А ты по-настоящему сама Любила ли как боги, не сходящие с ума? Но в этом ли их есть вина? Любовь всему божественному противоестественна - Интересно - Давайте я спою песнью о своей родной стране. От Хельвиген, обожаю эту группу. Песня называется "Слава Роду" Да широка река моя Там дым твоего костра, да я С дальнего бережка Там найду тебя, проведу тебя я Ты только дай, ты мне дай Ты подай мне руку Не напугай, не ругай, Не наведай скуку Мы за одно, мы одни, Мы другими стали Наши с тобой времена настали Я воскликну Слава роду Слава русскому народу За руки возьмёмся братцы Заплетемся хороводом Воскликнем Слава роду Слава русскому народу Ритмам музыки отдаться Под простором небосвода Снегами декабрьских зим, Первым лучем марта Холодно невыносимо, А на душе жарко Свежей берестой Сладкой смородиной Проводи меня домой Милая Родина Ты только дай, ты мне дай Ты подай мне руку Не напугай, не ругай, Не наведай скуку Мы за одно, мы одни, Мы другими стали Наши с тобой времена настали Я воскликну Слава роду Слава русскому народу За руки возьмёмся братцы Заплетемся хороводом Воскликнем Слава роду Слава русскому народу Ритмам музыки отдаться Под простором небосвода - У тебя наверное красивая родина - Да, очень