《 Рано или поздно, дети взрослеют, превосходя родителей. Только так "семья" будет "процветать". Я с нетерпением жду того дня, когда он превзойдёт меня... Интересно, какое значение "семья" примет для него?》
Взгляд лиловых очей неизбежно прикреплён к двум фигурам, столь быстро и изворотливо передвигающихся на поле брани. Звонкий лязг мечей при столкновении заполнял слух парня, заставляя временами морщиться, но никак не сомкнуть веки. Ему требовалось обучиться чему-то подобному... 《 Моё бездушное тело у твоих ног – знак окончания твоего обучения.》 Слова "Отца" навсегда запечатанные в памяти юноши. Произнесены они были со всей настойчивостью, кое не позволяла усомниться в их подлинности хоть на миг. Но сейчас, следя за дружеским поединком двух предвестников, Лини лишний раз убеждался в долготе своего пути. Четвёртая и Одиннадцатый предвестники демонстрировали одни из лучших техник в бою, не используя при этом ни один из своих привычных оружий. Голые мечи – оружие, коим та "открыла" себе путь на эти вершины, и то, чем в сие мгновения пользовались оба. Запомнить что-то из поединка нереально, ибо слишком быстро, чересчур профессионально для его неопытного взгляда, да и не только его. Наряду с иллюзионистом стояли и другие дети Дома Очага. Кто упустит шанс увидеть "Отца" в бою? На самом деле, вполне приличное количество отсутвовало, как ни как, все здесь присутвовать не могли чисто физически. Однако, все кто посчитал нужным поглядеть на такое зрелище, возможности не упустили да временем свободным жадничать не стали. Жалеть явно не придётся, а вот поражены их движениями многие оказались, чего и скрыть не пытались. В очах одного Лини читалось волнение, пока тот напряжённо сжимая руку Линетт, упрямо не сводил с них свой взор. Вскоре последний раз встретилась сталь тех с друг другом, когда "Отец" неожиданно для присутствующих оборвала бой, отступая на шаг назад. Неужели, Лини больше не придётся хвататься за каждое действие предвестников? Можно сбавить обороты своей паранои. Словно сами Архонты сжалились над ним, ощущая всё то гнетущее чувство, которое так давит на все органы изнутри отошло, когда он непроизвольно громко вздохнул. Вердикт негласно уже вынесен, а точнее итог данного спарринга: ни один из них не одержал над другим победу. Но как огласила Слуга заранее, целью сие "мероприятия", было именно продемонстрировать этакие боевые навыки к который должны стремится сами дети впоследствии. Иллюзионист как никто это знал. Также он знал, чего ожидают конкретно от него. Хотя, давления со стороны женщины практически не бывало, но кто отменял потонцианальные раздумия об её ожиданиях? И взгляд Слуги, столь настойчиво с тяжёлым нажимом прошедший по нему, бесспорное тому подтверждение. *** — Считаешь его стоящей заменой? — прервал предвестник тишину пустившию между ними свои корни. Она вздрогнула на месте, не ожидая услышать никаких вопросов от него. Не желала вновь и вновь слышать в ушах этот голос. Пропитанный безумием во время схватки, а прямо здесь и сейчас такой умиротворённый, будто фигура её громкой тишины, неумолимо влияет на него, заставляя находить в этом скрытое удовольствие. Молчание между ними, такое простое и привычное, подобно утешению, найти которое ранее способность имела лишь в объятиях покойной "сестры". Он продолжал смотреть наверх, на небеса укрытые тёмным покрывалом на коем красовались светлые огоньки, чем служили звезды на небосводе. Она же, теперь, глядела лишь на него, на непривычное ни для кого умиротворение на лице. — Положил свой зоркий глаз на одного из моих воспитанников, верно, Чайльд? Руки цвета ночи, окружающих их двоих со всех сторон, легли на изгородь балкона, где они стояли сейчас и на которую опирался сам рыжий локтями. Вопрос его ясен без объяснений: интересуется о Лини. — Дети много чего о нём поведали. Звучит так, словно он – второй "Отец", ещё не достигший великолепия самой Леди Арлекино. — продолжил он, опуская свой взгляд с ночного неба, на иную тьму, стоящую сбоку от него. На тьму с отблеском спасения, необъяснимого, да влекущего. — Он превзойдёт меня. — полушёпот её слился воедино с ветром, коснувшимся бледных уст в мгновение громких и одновременно тише морских глубин слов. Он замер, слыша непоколебимую веру в то, что не могло, а обязано было произойти в будущем да шло к итогу уже, под незаметным, но чутким руководствм "Отца". Эта энергия и её способность чувствовать многихРазочарование в самом себе. Поражение её безразличием и увлечённостью в одно и тоже время.
— Не льсти мне. — фраза, слетевшая с языка, вместе с очевидной целью задать иной настрой их беседе, менее мрачный. Попытка потерпела неудачу. Осознала она это, когда взгляд его едва заметно смягчился, но мрак упорно не желал покидать лико парня. Смотрел он, уже не прямо в её глаза, а будто сквозь неё, лишь после, решив более не мучить её таким образом – отвёл его в сторону. Едва заметная улыбка тронула его губы, пока взгляд ухватился, по всей видимости, за что-то, способное вызвать таковую реакцию. Арлекино повернула голову в направлении его взгляда, пытаясь понять, за чем он наблюдает. И находит. Фигура маленькой девочки, гуляющей по ночному Кур-Де-Фонтейну, без всякого страха в своих действиях. Не узнать её, Арлекино не могла. Элёр. Та самая любительница экспериментов, пытающаяся познать глубины алхимии, и стоит отметить, весьма удачно. Но вопрос стоял в другом: что она забыла на улице ночью? — Она напоминает мне Тоню. — наконец, озвучил причину, почему же улыбка – внешнее выражение теплоты, коснулось уст Чайльда. — И чем же? — не отводя взора с ребёнка, поинтересовалась женщина. — Тоня увлекается алхимией, постоянно читает книги, предпринимает попытки произвести всякие эксперименты... Элёр остановилась за одним из алхимических столов. Девочка встала на цыпочки, а руками едва касалось края стола. Стой кто-то напротив – видел бы одну лишь макушку, любопытные очи цвета черники. — ..родители часто препятствуют её тяге, она, правда, любит побунтовать по этому поводу с ними. — с теплотой в голосе, которая проносилась изнутри, прямиком из истерзанной души парня, повествовал он, вместе с ней смотря за маленькой фигурой. — Сколько прожитых лет? — непринуждённо спрашивает Слуга. — В скором времени достигнет тринадцати. — Для её возраста – чудесно, коль она уже отстаивает свои желания. — вспоминая собственных воспитанников, кивнула Арлекино, говоря, впрочем-то, самую очевидную, однако, истину. Аякс промолчал, не продолжая диалог, а лишь молча вместе с коллегой, наблюдал за девочкой, державшей направление вглубь самого основного парка, и вероятно, скоро не будет видна их взору. Теплота разливалась по области грудной клетки, когда перед глазами то и дело всплывал образ родных. Будь здесь они с ним, то с радостью бы провели вместе время, которого у них так мало. А Тоня, так уж и быть, поимела бы прямую возможность собрать самых разных ингредиентов, привезти которые, она упоминала в своих письмах брату. Но эти мысли уходили, параллельно с тем, как девичья фигура покинула их взор, скрываясь где-то в далеке. — Ты не последуешь за ней? — Они знают все меры безопасности, не могут не знать. Однако, они всего лишь дети... — слова, так не схожие с привычными, кое обычно озвучивает "Отец" — Дети, способные идти на поводу у чувств, у своего безграничного любопытства и вновь, повторять одну и ту же ошибку, когда в первый раз почувствовали сладость безнаказанности. Элёр, является тому наглядным примером. — Значит, это не первая её вылозка? — Не первая. — согласно кивнула она, громко и устало вздыхая, не скрывая своё лёгкое раздражение, посещающее её крайне редко. — Я предупреждала, говорила ей воздержаться, усмирить свое любопытво... Облака, скрывавшие за своим туманом сегодняшнее полнолуние, соизволили в конечном счёте, не преграждать лунному свету, освещать улицы Кур-Де-Фонтейна. Этот свет, напоминал Чайльду о белоснежном покрывале, коим укрыт каждый уголок его излюбленной родины. Он разглядывал очередную красоту природы, подаренную людскому роду, обозначающему для каждого нечто свое, сокровенное, как у него. Этот приток воспоминаний о родимом крае, вновь прервал стук каблуков особы, в последнее время зачастившая отвлекать парня в моменты, когда тот вновь чуть с головой не ныряет в былые воспоминания, во времена, кое не вернуть более обратно в тёплые руки его. Исподволь, не торопясь он переместил площадь своего обзора в сторону дамы. Чайльд застал её направляющуюся обратно внутрь особняка, пока свет спутника их вселенной, удостоил одну из сильнейших в мире этом своим сопровождением. Арлекино, словно сливалась со светом луны, одновременно да ярко выделяясь. Его тоскливые, монотонные и такие привычные ощущения, разбавились совершенно иными, новыми красками, таковыми, ранее неизведанными... Он застыл, молча наблюдая за нею, ожидая, что вскоре не увидит, ибо скроется та за дверьми. Так случиться и должно, но оповестить Арлекино его, посчитала нужным, даже не беря на учёт очевидность своих слов. — Мне стоит исполнить свои обязанности. В конце концов, детям гулять одним опасно и при свете солнца... — ..не говоря уже про ночное время, верно. — кивнул он, отворачиваясь от неё, не говоря далее ни слова. Только слышал, как её, на удивление, не такая уж и отвратная компания покинула его. *** Облока, очевидно, не желали уступать бразды правления светиле ночи. Иначе, как объяснить нескончаемые попытки оставить всех недремлющих жителей Фонтейна без света, способного осветить путь во тьме для блуждающих путников. Однако для Элёр, несущественные перемены не могли стать проблемой, важно одно – ловко словить верный момент. Это растение способно материализоваться под светом Царицы ночи, только в определённые, чётко вычисленные девочкой даты. Но вот, отсутствие удачи, позволяло познать себя во всей красе: словить момент никак не удавалось. Вопреки всем её познаниям, сорвать цветок подобный птице фениксу.. вышло, да не у неё. Спотыкаясь, Элёр вся впопыхах, почти добежала до заветного ингредиента, когда чернущие как и стебель самого цветка изящные, утончённые пальцы, взялись за тонкий стебель цветка, срывая его. Девочка застыла на месте, будто приросла подошвами к коре земной, а взгляд её был ошеломлённый. В один миг, осознание врезалось в детское сознание, а взгляд черничных очей постепенно поднимался выше, видя пред собой "Отца". — Оглянись назад. Внезапный страх охватил её вместе с ознобом, кое прошёлся по детскому телу, заставляя продрогнуть. Голос "Отца", как и всегда, был спокойным, будто умиротворение не способно отойти от этого человека хотя бы на жалкий, ничтожный шаг. В нем не читалось гнева, злости, одна лишь забота, скрытая за флёром всей сыровости натуры Леди Арлекино. Но какую бы заботу по отношению к своим "детям", предвестница не проявляла, слова её, выражение... Это был приказ. Приказ. Ослушаться дитя не смела, и так уже, поймана с поличным. Посему, Элёр усмирив желание выпустить отчаянный вскрик, всё же заставила себя двинуться с места, разворачиваясь на все сто восемьдесят градусов. Заметно вздрогнув, вновь замерла на месте, видя позади себя свежий, всё ещё истекающий красным молоком труп. Это был.. один из агентов фатуи, они-то девочке знакомы без всяких сомнений. Тёплая ладонь легла на плечо воспитанницы, посылая стаю мурашек бежать прочь вниз по телу, а голос совсем рядом, позади неё, только способствует этому все больше. — Люди Доктора, никогда в жизни не упустят шанс встать на ступеньку выше в его глазах, наивно веря, что выйдет... Арлекино опускается позади той на одно колено, из-за спины представляя взору Элёр тот самый, заветный цветок. Маленькое тельце же, больше не содрогается в страхе, понимая, от какой учести только что спасена была. А по области груди расползалось одно спокойствие, ведь она, сейчас в безопасности, несомненно. — "Отец", простите меня. — с нескрываемым облегчением вперемешку с уколом вины, молвит она, опустив свою головушку вниз. — Повторюсь, усмири своё любопытво до верной меры, какой именно – для тебя не секрет. — произносит в ответ женщина, убирая ладонь с хрупкого плеча. После, тепло тела предвестницы позади Элёр, становится таким далёким, как небывалым, когда Арлекино встаёт на ноги, рассматривая в руках растение, будто очарованная красотой редкого цветка. Со стороны смотрелось так, словно он столь заветный скорее для самой Слуги, сколь не был для отчаянно склонившей голову девице. Яркие, алые лепестки, гармонично сливающиеся с белоснежными разводами на них. Великолепно. Ранее, она могла лишь внимать слухом о неотразимой красоте окое такого схожего с нею порождения её высочества матушки природы. Слыхать, но никак не рассматривать меж собственных пальцев, с коими сливался сам стебель редкости, прибывшей сюда из Натлана. Правда, как? Вопрос открыт для будущего познавания. "Раньше его использовали, причём, вполне активно... Этакий, признак бессмертия, получше всякой божественной мудрости." Использовалось, но следует ли возвращаться в те времена? Или как любила говорить сама Слуга: "Прошлое на то и прошлое, да дабы получить из него изумительные продолжение, не стоит осквернять ход повествования повторением." Но истина ли это да по сей день?