Solar time

***

Небо такое темное, Кэйа пожирает глазами черную бездну, пока ему на щеку холодным уколом не падает первая снежинка, следом еще одна. Они тут же тают, скользят вниз каплями по коже, теряясь в иссиня-черных прядях на висках. Мир кажется черно-белым, либо это для Кэйи он окончательно провалился в сепию. Он отчаянно впивается пальцами в мерзлую землю, скребет, слепо шарит руками вокруг себя, разгребая снег в стороны и обдирая кожу на ладонях. Грязь забивается в мелкие царапины. Хочется найти меч, притянуть к себе родную, будто ставшую продолжением кисти, рукоять, в последний раз изучить пальцами рельеф гарды, огладить каждую знакомую засечку на холодном металле. Кэйа с досадой выдыхает, облачко пара на миг повисает в воздухе, затем снова оседает вниз, ложится на кожу едва теплым влажным дыханием. Ничего. Только холод, кусающий за пальцы. Он сковывает. Его морозные поцелуи горят на теле, лишая Кэйю возможности подняться. В какой-то момент кровь, толчками покидающая тело вместе с каждым ударом сердца, перестает казаться горячей. Он ломко улыбается, тонкий лед под подошвами ботинок. Надо же, все-таки страшно… Все-таки не хочется… так. Кэйа снова поднимает взгляд вверх, чувствуя как влага в уголках глаз кристаллизуется, оборачиваясь хрупким ледяным крошевом и оседая на темных ресницах. Он хотел бы увидеть звезды, но небо бесконечно черное, и только снег сыплет, падает на разметавшиеся по земле кобальтовые пряди, ложится тонким покрывалом на грудь. Кэйа не может вспомнить, кто из двух отцов однажды сказал ему это: «‎снежинки - это маленькие звезды»‎. Наверняка это был Крепус, пытался объяснить маленькому Кэйе, впервые увидевшему снег, что это не падающий с неба пепел. Пытался добавить магии. И правда, с чего бы его родному отцу говорить что-то подобное. Кэйа прикрывает веки, болезненная улыбка перерастает в оскал. Даже если это небо фальшивка, даже если они не настоящие... он хотел бы увидеть звезды напоследок — яркие крылья их созвездий. Он замерзает, замерзает, замерзает. Чувство сродни обретению Глаза Бога. Вот только тогда это был миг - момент, в который его обожгло холодом пронзительно и больно, теперь же он будто растянут во времени. Ледяной ад медленно и неумолимо пробирающийся в тело. Он не чувствует колючего мороза больше. Перед глазами все озаряется алым, он может различить яркое марево даже под закрытыми веками. Отрешенная мысль появляется и тонет в мутном подсознании, как давно забытое чувство — совсем как тогда, в ту ночь. Кэйа будто снова лежит на земле сломанной израненной куклой, пока огненный феникс несется ввысь. И голос Дилюка, отчаянно зовущий его, сквозь ворох воспоминаний, он будто бы тоже слышит.