Драбблы по Списку Ланъя(рейтинг)

В спальне пахнет холодом и свежестью. Окна распахнуты в северную ночь, с крыши звонко капает вода, в которую превратился тающий снег. Ланьцзинь мимолетно думает о том, что нужно не забыть завтра послать слуг за талой водой, собирающейся в чашу под ветвями вишни. И потом, убрав оттуда опавшие лепестки, сделать чай для мужа. Или, может быть, отдать талую воду Цинь Баньжо? Она тоже хорошо знает привычки и пристрастия ее мужа. Тем более, они завтра опять проведут все утро за бумагами, не стоит отвлекать… Делить одного мужчину с другими женщинами — это привычно, это традиция, кроме жены, есть и наложницы, так было и так будет. Только вот разделять удовольствие на ложе втроем — этого нет ни в каких традициях. Если бы ее муж стал императором, то и эта стороны жизни была бы опутана сетью правил, но он — мятежник, предатель, беглый принц — там, у них на родине. А здесь никому нет дела до того, с кем он делит свою постель. Ланьцзинь целует супруга в плечо, гладит рукой по его груди и чуть вздрагивает, когда ее пальцев касаются пальцы другой женщины. Ланьцзинь уверена, что тогда, все то время, что Цинь Баньжо была стратегом ее мужа, у них не было разделенного ложа. О, если бы было, Ланьцзинь относилась бы к этому спокойнее. Но недоступная умная женщина, которая всегда рядом и которая этим никогда не дает забыть о себе... Ланьцзинь ревновала — почти до ненависти, потому что любила мужа. Теперь же — ревности нет. Они равнозначны для него — стратег, ставшая возлюбленной, и жена, родившая сына и последовавшая за ним. Они равнозначны для его сердца, и потому для ревности нет причины. И пусть супруг с Цинь Баньжо по-прежнему строят планы на возвращение и мятеж или на военную помощь с севера, это не имеет значения до тех пор, пока в глазах ее мужа — тепло и нежность. А поцелуи не вежливы и холодны, а обжигают. Ланьцзинь отрывается от губ мужа и целует его в щеку, потом в висок, замечая краем глаза, как он целуется с Цинь Баньжо, но до тех пор, пока он обнимает обеих, она спокойна. — Сестра… — шепот Цинь Баньжо тих, и Ланьцзинь поворачивает голову. Пальцы стратега ее мужа скользят по ее щеке, прохладные и пахнущие тушью. — Да, сестра? — Вы очень красивы, сестра. И я надеюсь, наш господин об этом не забывает. — О чем это вы? — голос у мужа спокойный, но в нем слышен интерес. Они не в первый раз проводят время втроем, но сейчас, кажется, должно случиться что-то новое. Глаза у Цинь Баньжо темные, как всегда ярко подкрашенные, что подчеркивает ее бледную кожу и лисий взгляд. — Сестра… — шепчет она тихо, и Ланьцзинь вспоминает то, почему она перестала ревновать на самом деле. Ту ночь, когда ее супруг уехал, и в доме было пусто и холодно. И они сидели и пили вино, а потом… Губы у Ланьцзинь пересыхают, и она их облизывает. Цинь Баньжо тянется к ней и целует, прижимаясь грудью и обнимая свободной рукой. Заостренные от прохлады или же от желания соски касаются кожи Ланьцзинь, а язык Цинь Баньжо скользит в ее рту медленно, напоминая те же движения, которыми сестра ласкала ее в ту ночь. Ланьцзинь поворачивает голову и отвечает. Руки вокруг ее тела — мужская и женская — сжимаются крепче. Когда они разрывают поцелуй, Цинь Баньжо шепчет: — Вы хотите посмотреть, мой господин? — Да. — Голос мужа тихий и низкий, наполненный желанием. — Хочу, но, Ланьцзинь, вы?.. Она смотрит на мужа и улыбается, нежно и со всей любовью, что чувствует к нему. — Тогда смотрите, мой господин. — Она обращается к нему так же, как Цинь Баньжо, и чувствует, как его руки расслабляются. В ту ночь они делали это после кувшина вина, в темноте, сейчас же — свеча, трепещущая на ветру, не скрывает ни одного движения, ни одного поцелуя. Руки у Цинь Баньжо сильные, и гладит и трогает она как мужчина, словно имеет право на эти прикосновения и на ее тело. Ланьцзинь гладит в ответ, перебирает пальцами шелк волос, осторожно и едва касаясь, обрисовывает чужую грудь, гладит нежную кожу. А потом раздвигает колени, раскрываясь для прикосновения чужих пальцев и языка. Ей хочется ответить так, как она отвечала тогда, в ту ночь, тоже ласкать в ответ губами, пусть и неумело. Потому что от каждой ласки ей становится горячее. Тепло разливается внутри от каждого движения, ноющее желание заполняет тело. Ей хочется свести колени и потереть их друг о друга, ей хочется чего-то еще, она облизывает губы, ловит взгляд мужа и застывает. Его глаза непривычно темны и серьезны, нет легкой улыбки, нет вежливости и уважения. Только желание, ничем не прикрытое и оттого еще больше привлекающее. От мысли, какой сейчас ее видит муж — раскрытой, отдающейся, обнаженной, Ланьцзинь краснеет. Волна тепла прокатывается по телу, скручиваясь внизу живота. Но пальцы и губы Цинь Баньжо — умелы, она уже знает, как и на что Ланьцзинь будет реагировать сильнее. И потому мягко царапает ногтями ее бедро, добавляя к удовольствию немного боли. Ланьцзинь все же пытается свести колени, стискивая ногами Цинь Баньжо. Ногти вцепляются в кожу еще сильнее, язык нажимает чуть резче, и наслаждение скручивает тело, заставляя мягко стонать. Ланьцзинь прикрывает глаза, а когда открывает их, то видит Цинь Баньжо над собой. Ее волосы закрывают их обеих, и Ланьцзинь поднимает руки и обнимает за шею. И целует нежно и осторожно, выражая благодарность. Потом чувствует толчок, грудь Цинь Баньжо вновь прижимается к ее груди, а потом она отстраняется. Ланьцзинь медленно садится, все еще полная до краев наслаждением, и смотрит на свечу. Совсем рядом муж берет Цинь Баньжо так, как ей больше всего нравится, так, как она вынуждает его делать это каждый раз, — грубо, быстро, резко. Так, что ей наверняка почти больно — почти, потому что муж ее любит, он действительно любит — обеих. И Ланьцзинь знает это так же хорошо, как то, что ей достается одна сторона его любви, тогда как Цинь Баньжо — другая. Она поворачивает голову и, вздрогнув, встречает их взгляды — затуманенный женский и полный желанием мужской. И думает о том, что теперь, кажется, ей достанется и вторая сторона. А значит, нужно, чтобы супруг часть той бесконечной нежности, что достается ей, обратил и на своего стратега. Две чаши с талой водой должны пребывать в равновесии.